Кольцо на правой, гладкая прическа, темный костюм, белая кофта,
папироса "беломор" - "что вам, товарищ?.
Кольцо на правой, русая гладкая головка, зеленый шерстяной костюм,
скромные коричневые туфли и прекрасный взгляд милых серых глаз - твоя
жена, болван.
Дай ручку, внучек!
Дай ручку, внучек! Юзик, юзик, дедушка не может быстро, дедушка
устал. У дедушки ноги старенькие. Давай посидим. Ты же хороший мальчик.
Сядь, юзенька, сядь, дорогой. Я сказал сядь! Я стенке сказал или кому я
сказал?! Дедуля что сказал?.. Что надо дедуле сказать?.. А, бандит, чтоб
ты был здоров, арестант. Если бы у меня было такое детство! Ну-ну.
Наша мама всегда стирала, а мы всегда ходили грязные... И какой
гвалт... Пятеро хотят писать, один хочет селедку. Какие книжки, какие
тетрадки?.. Я еще получил очень удачное образование, я чинил примуса. Ты
слышишь, юзик, головки, пистоны, насосы, я знаю, главное - это керосин,
чтоб он горел... Моя вся жена пропахла керосином. Нас нельзя было позвать
в гости: Они от нас имели аромат... Собаки падали в обморок. Ты не знаешь,
что такое примус. Вся одесса качала по утрам и вечерам, и ревела, и
взрывалась.
Я тоже был отчаянным, я имел троих, и они выросли. Старший стал
военным, утонул в керченском проливе в первые дни войны. Младший окончил
политехнический, уехал в новосибирск, твоя тетя закончила консерваторию,
сидит в москве... Все раз'ехались, все ищут счастья. Только мы остались на
месте... Ты знаешь, юзик, я так смотрю и думаю, что я такого сделал
особенного?.. Так я тебе скажу, что. Ничего... Все вложил в детей. Стакан
молока - дети. Кусочек яблока - дети. Ложка сахара - дети. Твой папа был
слабый мальчик, ему нужны были витамины. А твоей тете нужен был приличный
инструмент - она в консерватории. Так всю жизнь. Вы маленькие мы
переживаем, что вы болеете, вы старше мы переживаем, что вы плохо кушаете.
Потом вы устраиваете нам попадание в институт - мы ночи не спим. Потом вы
женитесь - с нами такое творится, моим врагам!
Что надо сказать дяде? Ну!.. Здра... Ну!.. Здра... Ох, я ему напомню,
так он всю жизнь будет помнить. Ну!.. Здра... Такой буц здоровый, 4 года
скоро.
Отдай девочке мячик. Отдай, солнышко. Ухаживай за ними. Все равно они
отдают нам больше, если они хорошие. Все равно они отдают нам все, если
они золотые. Твоя бабушка была и ударник, и застрельщик, и я знаю кто?.. А
дети на ней, весь дом на ней. Я ей говорю, соня, перестань... Перестань.
Дети все устроены, мы на пенсии. Перестань, соня, поспи до восьми. Поедем
к детям. Дети за нами будут ухаживать.
И мы сели на колеса и поехали в новосибирск, где твой папа кандидат,
а мама аспирант. Все математики, все в очках, а кто будет варить обед... И
я вижу, моя соня стирает, а я выкручиваю. Она моет полы, я стою в
очередях.
Кое-как поставили этих кандидатов на ноги. Поехали к дочке. Уже
москва, уже скрипачка, уже все удобства. И что я вижу?.. Соня стирает, я
выкручиваю. Соня варит, я стою в очередях.
Поставили на ноги скрипачей, сняли у них с шеи детей, вернулись
домой. Дома отдохнем. Летом у моря. Мы на пенсии. Дети с'едутся, будут
ухаживать. Дети сьехались... Что я вижу, юзик?.. Соня стирает, я
выкручиваю. Соня варит, я тяну с базара кошелки - лошади оборачиваются.
Дети должны отдохнуть. У детей один только месяц. Так мы не пойдем на
море. Я не помню, когда я был на пляже. Лет 10 назад. Случайно. Не важно.
Мы отпляжили свое.
Что нам надо, юзик?.. Чтобы у детей наших было немножко больше
счастья, чем у нас. Чтоб ты уже попал в институт и удачно женился: Есть
такие жены - моим врагам, ты знаешь. И чтоб у тебя были хорошие дети, и
чтоб они попали в институт, и удачно женились, и чтобы у них были свои
дети, тоже хорошие и тоже способные. А мы будем ездить и не будем говорить
о болячках. Потому что у кого их нет, и еще не хватает об этом говорить.
И будем смотреть на наших внуков, и радоваться, и потихоньку уходит
ь... А все это называется просто - хорошая старость.
Правда, юзик?.. Ты же все понимаешь. Ну, давай ручку дедушке,
золотко. Мы уже идем. Бабушка нас ждет. Дай ручку. Чтоб ты не знал, что я
видел... Чтоб ты был здоров! Юзик, дедушка не может быстро, не забывай.
Я прошу мои белые ночи.
Я прошу мои белые...
Я прошу мои черные ночи...
Я хочу жить всюду.
Мне нужно мое черное море, мои льдины, мой север и мой город москва,
мои люди, мои клубы, красота моих башен, моих башен двенадцатиэтажных,
моих многих людей, моих толп. И бриллианты проспекта калинина, и перламутр
влажного невского, и горячий изумруд дерибасовской. Я пропаду без этого. Я
хочу, чтобы люди мои жили и жили, чтоб души их были так же полны, как
головы, интересной работой, и жизнью нашей, и музыкой, и зеленью, и
морской водой, и дождями весенними, и трепетом к женщине, и любовью к
детям ее.
Я хочу ходить по родине. Я хочу, чтобы меня все знали. И
разговаривать долго и доверчиво. И не марать глаз неискренностью, рук не
портить дрожью.
Я хочу ходить по родине, знать все языки ее, чтоб любить всех ее
женщин, стоящих и сидящих у русских печей, у котлов и мангалов...
Я зароюсь в песок южной кушки немножко. Я прогреюсь. Я накалюсь. И,
раскаленный, бегом побегу на север. И - в снег под архангельском. Ночью в
тайге. И пусть плавится подо мной, растекается весной мой снег. И когда я
совсем замерзну и когда я окоченею, я бегом побегу на восток в долину
туманов, в долину горячего пара, ключей горячих, пахучих и упаду. И,
окоченевший, на ключах полежу, и согреюсь, и посмотрю нерест лосося, и
кеты, и крабов поем любимых, и рыбы много увижу, которая течет ртутью; мои
ребята в зюйдвестках ловят, вылавливают, рубят ее ножами... И, наевшись
рыбы и отогревшись, бегом побегу через всю родину на запад. Через урал, по
соляным местам. По волге. Задержусь в челнах на стройке, где интереснее
всего.
Я стар. Я толст. Я гипотоник и ипохондрик, но, если б мне пришлось
однажды, ушел бы я в армию или в челны. Там или там мне интереснее всего.
Или лететь в три "маха", или в лодке на севере подо льдом, или в челнах
под молодым начальством. Не знаю, как вы, а я для него все сделаю. В
челнах есть такие.
Боюсь, когда будет готово и с лязгом пойдет конвейер, станет обычно,
станет однообразно, станет то, что было. И начальники будут старыми, а я
говорил, что люблю молодым подчиняться.
Челны, челны и - на запад. Мой запад. Доступный мне запад. Запад
моего паспорта. Который дает мне право на неограниченное передвижение в
среде, ограниченной моими пограничниками. Получилось чуть-чуть ехидно, это
уж мой несносный характер. Люблю приправить патетику специями.
Итак, мой запад. Это прибалтика. Географически и человечески. Ближе к
европе. Кафе у них. Сливки сбитые. Буквы латинские, что поражает и
утихомиривает. И совершенно неясный и непонятный эстонский язык. И
красивые мужчины, похожие на мужчин, выведенных искусственно. С крупными
руками, что так нравится женщинам и нравится нам, мужчинам помельче.
Там уж я раскушу варьете. Почти ночное. Со столиками и программой.
Там уж я посижу, как иностранец с переводчиком, в темноте, в полупустом
баре. Это тоже запад - полупустой бар. И ночью пойду глядеть
средневековье. Ригу и таллин. И католиков, и их высокие-высокие соборы со
скамьями и органом, где музыка льется на спину и хочется верить, что не
умрешь, что царство небесное не отменили, а что-то будет. Потому что
нельзя же так просто - упал и перестал. И все остается людям, и что-то
остается детям. Это понятно. А хочется для себя. Хочется произрасти в
чем-то или перейти во что-то и посмотреть, что будет. Об этом тоже можно
думать среди чистых деревьев, и домиков, и молока, и пахучего масла.
А когда мне наскучит тишина и вежливость, я рухну в москву. Я ринусь
в толпу еще тихий и вежливый. И здесь мне покажут. Меня здесь заставят
быстро двигаться и брать не торгуясь и не торгуясь отдавать. Потому что
столько желающих, что желаний значительно меньше. И от грохота машин не
услышишь пианино в доме напротив и дом не увидишь от дыма, когда они
дружным газом уходят под зеленый, и постовые зеленеют в газу на подьеме.
Машины и люди. Тысячи и миллионы. Чем можем, отравляем среду
обитания. Выхлопом и перегаром. Недоверием и дымом электростанций. А жить
хочется здесь, где людей много. В этой давке и для сердца найдешь и для
беседы. Студента-математика-международника-астрофизика с толстым
портфелем. Или художника с бородой и загадочным взглядом. Без денег, но с
принципами. Или без принципов, но с продуктами.
В этой толпе можно найти трех женщин: Умную, добрую и красивую. И
полюбить всех трех сразу. И получить взаимность. После того, как вы
отчаялись найти их трех в одной.
В этой толпе можно встретить прелестную собачку, пуделя карликового с
бантом, черненького, в галифе и носочках. Здесь можно встретить злую
старуху с каменным локтем и ненавистью к миниюбкам и аппетитным коленкам в
метро напротив. Боже, от этих коленок в метро напротив у меня ломит
пальцы, и я буду думать об этом отдельно, это я вам обешаю. Вообще, я хочу
жить, пока я мужчина. Такая у меня задача. А когда этого не будет, я мирно
перейду в царство небесное, не уходя с ваших улиц. Я буду тихим, райским
старичком с румянцем, с подскрипывающим голоском, и звать меня будут
владимир михайлович, и я буду давать девочкам книжки и картинки и целовать
их глазами, светящимися от оригинальных воспоминаний.
Нет, нет. В толпе надо быть мужчиной, по крайней мере внутренне.
И ревновать.
И вообще.
В этой толпе можно найти много инженеров, которые быстро будут идти с
работы или на работу, смотря куда им интереснее или куда им больше
хочется. В любом случае у них в глазах оживление преследуемого.
В этой толпе самая читающая в мире в метро публика.
Есть несколько причин:
А) действительно интересно, что там пишут;
б) долго ехать, устаешь глазеть на чье-то лицо;
в) те же коленки, то есть прячешь нахальный взгляд в конспект;
г) не уступать место и заслонять его газетой;
д) все-таки нет своего автомобиля и вместо руля держишь журнал того
же названия.
Из этих причин и может сложиться благородный образ пассажира с книгой
в переполненном вагоне, где глаза и буквы прыгают в разные стороны.
В этой толпе можно встретить будущих больных гриппом, ныне просто
бациллоносителей. С мокрыми носами и сухим лбом.
А также врачей с портфелями, в халатах под пальто, с бюллетенями в
папках, где трафаретом выдавлено: "Катар верхних дыхательных путей".
В этой толпе можно встретить человека из автомобиля. Его легко
заметить: Он пробирается поперек, он широк в заду и вышел на одну минутку
купить чего-то - и опять в машину, чтобы гордо ехать параллельно нам. У
нас уже такого вида не будет. Даже если мы в такси. Слишком узки в заду и
сидим так, как будто оно вот-вот из-под нас выедет и оставит нас на
мостовой с чемоданами.
В этой давке вам попадутся двое. Которых я не хочу назвать
влюбленными, потому что не знаю, как они сейчас. Настоящие влюбленные, как
все дикое, разбегаются под напором цивилизации и всеобщего среднего
образования. Любовь уходит из центра на окраины. В заповедник. Глаза
мужчин утомлены встречами. Браки называются союзами. Семьи очагами. И
чтобы не влюбляться, некоторые просто договариваются под девизом: "Тебе
пора и мне пора". А влюбленные, как лани, зашедшие в город, в песнях
встречаются чаще, чем в жизни.
В этой толпе можно встретить совершенно лысых. Абсолютно. Но надо,
чтобы стало жарко, тогда они снимут шапки и вытрут головы. Тогда все
увидят и скажут им: "Ну и что? Почему вы стесняетесь? Вы же лысые".
А если у человека нет чувства юмора? Это не так видно, но очень
чувствуется. И он трудно дышит и много работает, и очень принципиальный в
толпе, и строгий, и кричит на нас. А нам хоть бы что, мы-то с юмором и
едем по своим делам и тонко понимаем, где он принципиальный, а где просто
хорошо работает...
А вот в толпе встретились молодые, серые, в серых глазах, серых
костюмах, с серыми галстуками и чемоданчиками "дипломат", где записные
книжки с телефонами и днями ангела и маленькие карты-десятиверстки с
маршрутами вверх или за рубеж. Они почему-то так любят свою страну, что
больше всего почитают заграничные командировки, и работу в посольствах, и
выезды, и банкеты. Они так любят свою страну, что за командировку в женеву
с профессором или мюзик-холлом жизнь отдадут, маму разоблачат, дядю
волосатого оближут. И все в них есть. И любовь к любому и ненависть к нему
же. И это в умном человеке с хорошей фигурой. И пройдем быстрее.
Господи. Коленки... Ах, да. Мы условились о них поговорить отдельно,
немножко выпив и откинувшись в кресле. И не на табуретке, потому что не
откинешься, а упадешь...
А есть, наоборот, инвалиды, стесняющиеся своего вида. Своих голубых
точек, или протезов, или глаза стеклянного. Они, которые потеряли это в
огне, потеряли потому, что не боялись, теперь стесняются, а мы бегаем и
стесняемся их поддержать. Это в нас что-то сидит. Это наш недостаток. Мы
потому и бегаем, что они хромают.
А есть дети, которые сами не передвигаются. Их несут. А они поют
смешными голосами и приветствуют нас и наше движение. А сейчас их несут на
руках в башлыках, в валенках, и они тоже издают свой пар, но маленькой
струйкой. Они маленькие и лицом еще не владеют и поэтому очень
естественные, на что жалуются киношники. Говорят: "От ребенка не знаешь,
чего ждать. От взрослого, говорят, знаешь". И со взрослыми киношникам
спокойно, то есть никак, то есть все за него надо придумать киношникам. И
реакцию его надо придумать. И любой взрослый с ходу сыграет, и даже
бесплатно. Потому что в них актерство всегда сидит. А что он думает,
никогда не узнаешь. До того не узнаешь, что кажется, может, и не думает
вообще. Я это про некоторых говорю. Потому что эти некоторые часто
встречаются и достигают таких крупных размеров...
В этой толпе еще много людей. И хороших. И так себе. И все себе. И
все другим. Потому что они разные. Простые и загадочные. Работают,
руководят, пилят и строгают, пишут и вычисляют, чтобы вагоны шли вовремя,
чтобы продукты в машине ехали, и пиво откуда-то и даже водка ее тоже
кто-то делает, и хлеб, хлеб каждый день, и вода, и время мирное, и животик
сытый, и в головах проблемы и вопросы, которые возникают на сытый желудок.
А мы создаем давку от своего количества и получаем синяки от кошелок
своих и чужих. На бедрах своих и чужих. Вашей жены и не вашей. Особенно в
час пик. Когда полуголые курицы расплющиваются, помидоры истекают кровью,
рукописи пропитываются повидлом. И держаться надо крепче, чтобы выйти там,
где вам нужно, а не там, где все выходят.
А жить хочется здесь, на людях. На многих людях. Жить и умереть в
огромной, огромной с севера на юг, с запада на восток, стране, где шумят
поезда, ревут самолеты. И люди ездят и встречаются, чтобы разойтись или
остаться вместе навсегда.
Ставь птицу.
За столом - кладовщик. Перед ним - механик с мешком.
Механик. Здравствуйте.
Кладовщик. Здравствуйте.
М. У нас к вам сводная заявка.
К. Сводная заявка?
М. Я думаю, прямо по списку и пойдем.
К. Прямо по списку и пойдем.
М. Втулка каноническая.
К. Нету.
М. Канонической втулки нету?!
К. Откуда, что вы? Не помню, когда и была.
М. Каноническая втулка? Я же из далека ехал...
К. Так, из далека. Я сам не местный.
М. А ребята брали.
К. Какие ребята, кто их видел?
Механик вынимает из мешка стаканы, бутыль, наливает. Оба молча
выпивают.
М. Втулка каноническая.
К. Ставь птичку.
М. Что ставить?
К. Птичку ставь. Найдем.
М. Подшипник упорный дт-54.
К. Нету.
М. Так ребята брали.
К. Какие ребята?!
Механик снова вынимает стаканы, бутыль, наливает. Оба пьют.
М. (Прячет стаканы и бутыль.) Подшипник упорный дт-54.
К. Ставь птицу. Найдем.
М. Диски сцепления газ-51.
К. Еще раз произнеси, недопонял я.
М. Диски сцепления. Для сцепления между собой. Педаль специальная.
К. Нету.
М. Так... Ребята...
К. Нету!
М. (Достает стаканы, бутыль, наливает) ой!
К. А-а!
М. Ой!
К. А-а!.. Буряковый... Сами гоните... Хорошо. А то на соседнем заводе
спирт для меня из тормозной жидкости выделяют. У них там лаборатория - культурно, но у меня судороги по ночам и крушения поездов каждую ночь.
М. Диски сцепления?
К. Бери сколько увезешь.
М. Псису?
К. Рисуй.
М. Уплотнения фетровывыстыеся восьмой номер.
К. Недопонял.
М. Фетровыстывыеся уплотнения восьмой номер.
К. Ах, фетровывыя?
М. Да, фетровывыстывыяся, но восьмой номер.
К. Все равно нет.
Механик наливает кладовщику. Себе!
М. Я не могу. Меня послали, я должен продержаться.
К. Один не буду.
М. Не могу - еще список большой.
К. Езжай назад.
М. Назад дороги нет! (Наливает себе.)
Выпивают.
Уплотнения фетровывые.
К. Где-то была парочка.
М. Псису?
К. Рисуй.
М. Пятеренки... Шестеренки... Вологодские.
К. Как ты сказал?
М. Сейчас. (Срочно уходит. Возвращается. Не попадает на стул).
К. Целься, целься.
М. Пятеренки... Шестеренки. Четвереньки вологодские.
К. А-а-а, вологодские. Нету.
М. Псису? (Наливает кладовщику).
К. Себе.
М. Не могу.
К. Езжай назад.
М. Назад дороги нет!
Пьют.
Пятеренки, шестеренки?
К. Пошукаем.
М. Псису?
К. Рисуй.
М. Пошукаем псису? (Неожиданно) здравствуй, аист, здравствуй, псис
а... Та-ак и должно бы-ыла-а слу-шисса-а. Спасибо, псиса, спасибо, аист...
К. Давай сначала до конца списка дойдем.
М. Дойдем, дойдем. Я уже почти дошел... Трисалата...
К. Чего - чего?
М. Трисаторные штуки, четыре псисы и бризоль... Экскаваторные шланги,
четыре штуки, и брызент...
К. Брезента нет. Пожарные разобрали.
М. Может водочки?
К. Нету брезента.
М. А коньячку?
К. Нету брезента.
М. Сосисочный фарш.
К. Нету брезента.
М. Банкет для семьи с экскурсией...
К. Нету брезента, и не наливай.
М. Верю тебе, гриша, если нет, ты не пьешь, потому что ты честный
человек.
Обнимемся, братья!
Уж сколько говорили, сколько писали об этом, что страдает у нас
обслуживание друг другом. Что хромает у нас хорошее отношение человека к
человеку.
Товарищи! Братья! Сотрудники! Соученики!
Я обращаюся к вам, дети мои!
Автоинспекторы и владельцы!
Официанты и голодные!
Кассиры и безденежные!
Вахтеры и те, кто пред'являет в развернутом виде! Перестаньте
враждовать, дети мои! Прекратим междоусобицы и распри! Протянем друг другу
руки!
Сегодня ты ко мне пришел, завтра я к тебе. Сегодня ты мне даешь щи,
завтра я вырываю тебе зуб. Зачем нам калечить друг друга, братья?!
Воспитатели, которые ненавидят детей, сложите оружие и выходите на площадь
строиться - страна задыхается без дресировщиков. Администраторы, не
переваривающие живых людей, тайге нужны лесники, от вас до ближайшего
жилья будет пятьсот километров непроходимых болот.
Кассир, дитятко мое, выглянь в амбразуру, я сегодня в новом галстуке.
Ай-яй-яй... Официанточка, сестричка, девушка! Чего ж ты на меня из
кухни со штыком наперевес?.. Кто ж тебя раз'ярил с утра, страстная ты моя,
что тебе самое лучшее сделать, какой самый дорогой подарок поднести? Уйти
к чертовой матери? Ухожу, родная, ухожу! Не нарушу ничем, не потревожу.
Пойду в магазин...
Здравствуй друг мой и брат, продавец. За что ты меня не любишь?
Посмотри на меня, я же точно такой, как и ты. Пальтишко, шапочка,
ботиночки, шнурочки. Куда ж я пойду? Только к тебе. Нас много?.. Верно. А
я в чем виноват? Ты же тоже размножаешься.
Любимый брат! Обними меня через прилавок. Всплакни и обслужи. Куда ж
деваться нам обоим? И пишут об этом и говорят, а пока мы сами не
договоримся, никто нам не поможет. Нарежь, птичка моя и взвесь.
А потом закроешь магазинчик и все расскажешь: И что яблочки не твои,
и колбаса не твоя, и выручка не твоя. А я тебе скажу, что и завод не мой,
и станок не мой, и ты не мой, и я не свой. Все наше, все родимое, все
свое. Чего ж мы друг на друга кидаться будем? Уж обслужи, кудрявый! А я
тебе гаечку подберу, в холодильничек твой вставим, и застучит он, запоет,
как канареечка, и ты будешь доволен и я. И хорошо нам всем станет, и
сойдет на нас великая благодать!
Обнимемся, братья!
Облегчим душу!
Нашим женщинам.
Женщины, подруги, дамы и девушки! В чем радость и прелесть встреч с
вами? Почему вы созданы такими? Нежная кожа, эти глаза, эти зубы и волосы,
которые пахнут дождем. Этот носик и суждения по различным вопросам.
Товарищи женщины, дамы и девушки! Назад! Вы уже доказали, вы можете
лечить, чинить потолки, собирать аппараты, прокладывать кабель. Хватит!
Назад! Обратно! В поликлиниках женщины, в гостиницах женщины, в цехах
женщины. Где же прячутся эти бездельники? Она ведет хозяйство, она
прописывает мужа и сидит в техническом совете. Она и взрослеет раньше и
живет дольше. У нас в новых районах одни старушки, где же старики?.. А вот
бездельничать не надо, будем долго жить. Пьем, курим, играем в домино,
об'едаемся, валяемся на диванах, а потом к ним же в претензии - мало
живем. Морщины в тридцать, мешки у глаз в тридцать пять, животы в сорок.
Кто нами может быть доволен? Только добровольцы. Лев пробегает в день по
пустыне сотни километров. А волк? Все носятся по пустыне, ищут еду. Поел
лежи. А у нас поел - лежи, не успел - лежи... У льва есть мешки под
глазами? Имей он брюхо, от него бы сбежала самая унылая, самая дряхлая
лань.
Они, конечно, зарабатывают больше нас, наши женщины, с этим мы уже
смирились. Они выглядят лучше, с этим мы тоже смирились. Они одеваются
красивее. Сейчас мы пытаемся что-то предпринять - надо, кружевные
воротнички, броши на шее... Но куда?! С лысиной на голове и брошью на шее
далеко не уйдешь. А какие у нас походки от долгого лежания на диванах и
сидения в кресах на работе?! Вы видели эти зады, черпающие землю?.. А зубы
от курения, потребления соленого, сладкого, горького и противного. А
глаза, в которых отражается только потолок.
Наши милые дамы, наше чудо, наше украшение. Вставать рано, собирать
детей и этого типа на работу. Самой на бегу проглотить маленький кусочек,
успеть причесаться, кое-что набросать на лицо. Прийти на работу и
выглядеть. И в обед занять очередь в четырех местах и все успеть. И
прибежать домой, накормить детей и этого типа. И бежать, и вытирать, и
шить, и починять. А утром будильник только для тебя. Для тебя будильник,
как для тебя огонь плиты, для тебя толпа и давка, для тебя слова, шипящие
сзади. А ты поправишь прядку и бегом. И любят тебя как раз не за это: К
этому привыкли. Любят за другое - за кожу твою, ресницы твои, за губы, и
слабость, и нежность твою. И тебе еще надо умудриться, пробегая в день
пятьдесят километров, остаться слабой. И ты умудряешься: Пойди пойми, что
главное. И я тебя люблю за все. Только прошу, остановись на бегу - на
работе, дома, встань спокойно, посмотри в зеркало, поправь что-то в лице.
Чуть сделай губы, чуть глаза, реснички вперед и наверх, покачайся на
красивых ногах и опять... А мы ждем тебя. Ждем всюду. С букетом и без. Со
словами и молча. На углу и дома. Приходи! И в дождь и в снег... И не все
ли равно!..
Короткие рассказы.
Бабочка вылетела из кармана, летучая мышь из рукава - давно не одевал
этот костюм.
Шли две женщины навстречу. Одна озабоченная, другая озадаченная.
- Чем вы озабочены? - Спросили люди озабоченную женщину.
- Я на рынок.
- А чем вы озадачены? - Спросили озадаченную женщину.
- А я с рынка.
Тот помер, не найдя смысла в жизни. А тот помер, найдя смысл в жизни.
А тот помер, не ища смысла в жизни. А этот вообще еще живет. Надо бы с ним
поговорить.
Ну приспособился народ! Ну публика вертится! Едят то, чего нет в
меню. Носят то, чего нет в магазинах. Угощают тем, чего не достать.
Говорят то, о чем не слышали. Читают то, чего еще не писали. Получают 120
- тратят 250. Граждане воруют - страна богатеет. В драке не выручат - в
войне победят.
Что ты мне все молодежь, молодежь! Да если мы захотим то молодежи
вообще не будет.
Пассажиров с билетами на львов, рейс 7704 просят вообще уйти из
аэропорта!
Давайте об'единим наши праздники.
И что смешно - министр мясной и молочной промышленности есть и очень
хорошо выглядит. И что главное - мясная и молочная промышленность есть, мы
ее видим и запах ее чувствуем. Это свои, и, что самое главное, - продукции
выпускается в 5 раз больше, чем в 40-м году. И что очень главное
действительно расширен ассортимент, и, в общем, в очень удобной упаковке.
Все это действительно существует, что бы там ни говорили. Просто чтобы это
увидеть, нужно попасть к ним внутрь. Они внутри, видимо, все это
производят и, видимо, там же все это и потребляют. У них об'ем продукции
возрастает, значит, и возрастает потребление ими же. И нам всем, стоящим
тут же, у забора, остается поздравить их во главе с министром, пожелать
дальнейших успехов им и их семьям, и спросить: Не нужны ли им артисты,
буквально 6 человек, для праздников. У них сегодня внутри музыка, из-за
забора слышны речи, видны флаги - там их день. И мы, конечно, из последних
сил можем окружить себя забором и праздновать свой день: Приятного
аппетита. Но давайте об'единим наши праздники, и вы не будете выглядеть
так одиноко, пробираясь с работы домой и прижимая к груди сумочку с
образцами возросшей продукции и расширенного ассортимента.
Как делается телевидение.
Это говорю я, глава семьи, жена. Я жена, глава семьи. Мы с мужем
прожили долгую красивую жизнь и продолжаем жить долго и красиво. Наша
семья - гордость всего района, хотя очень много трудностей выпадало и
выпадает на нашу долю, особенно на долю моего мужа. Он уже не может сидеть
- только стоит. Я уже не могу стоять - я только лежу. Хотя вам кажется,
что мы стоим рядом, но это комбинированная сьемка. Меня снимали лежа, над
головой смонтировали облака. Получилось вертикально, хотя если
присмотреться, сумка заваливается за спину и волосы стоят дыбом. Несмотря
на то, что муж немного старше, нас сделали одного возраста: Меня снимали
замедленно, а его убыстренно. Мы все сейчас постарели - с'емка была 4 года
назад. Я уже и вид потеряла и мнение изменила. Тогда говорила: Пьем кофе,
едим шоколад. Сейчас говорю, что кофе вреден. Голос мой недавно
записывали, а голос мужа 10 лет назад, еще до того, как мы развелись.
Публику, которая повалила к нам в гости, снимали на хоккее, поэтому все в
зимнем, а мы в летнем. Хохот записывали в зоопарке. Тот толстый, что очень
аплодирует, когда я говорю о воспитании, находится в цирке. Сына нам
подмонтировали из другой семьи, наш меньше похож на отца, чем этот. Там,
где я в начале шучу, а потом хохот - голос не мой, где сначала хохот, а
потом я шучу там мой. Хотя руки на коленях не мои - руки мужские, а колени
женские тоже не мои - их взяли из передачи "здоровье". Мой младший, где вы
его видите, играл на дудочке, а потом вздрогнул и как-то старше стал - это
потому, что его доснимали через 8 лет. В конце передачи и лицо не мое.
Актрису такую нашли, под душанбе. Ну и, конечно, квартира не совсем моя.
Дверь моя, а остальное дорисовано. Бюджет наш, хотя расходы не наши. И
магазин не наш. Его специально выезжали снимать, визу оформляли. Редактор
сказал, что даже в нарисованном неважный ассортимент и много народу.
Ресторан. Где мы с мужем празднуем серебрянную свадьбу, снимали в японии,
поэтому лица за столиками раскосые, а нас снимали здесь и наложили на
японцев методом наложения. А трамваи - наши, но в депо, и получаются
пустые, а чтобы было движение - вручную катят пейзаж. Восторженные лица и
крики "браво", когда мы говорим о своей работе на фабрике, находятся на
концерте рихтера. И он играет не специально для нас, а специально для них.
И последнее: Отзывы из разных городов на передачу о нас пишем мы сами, так
что не беспокойтесь, ваше мнение нам известно.
О дефиците.
Я люблю заснуть и проснуться среди запасов. Весь в продуктах.
Хоть какое-то спокойствие на какое-то время. А кто знал, что уксус
будет, а исчезнет горчица? Ну кто? Есть у нас в доме хиромантка: Она все о
любви талдычит, а когда просишь раскинуть насчет продуктов неверные
сведения дает. Мы в одном месте ажиотаж взвинтили: Касторки набрали и
валидола. А он есть и есть. А наоборот, исчезли от головной боли тройчатка
и пятирчатка, и вот эти противники детей. Только я набрал слабительного,
исчезла туалетная бумага. Ну, без нее можно обойтись я как запорного
принял - в прекрасном настроении нахожусь. Только салфеткою рот оботрешь и
все. Правда и салфетки... Ну скажи, ну кто от салфеток этого ожидал, да?
Стали культурно так рты обтирать, носы промакивать и втянулись. А я так
скажу: Все начали рты обтирать, а на всех рассчитано не было, только на
тонкий слой интеллигенции. Или пятирчатка - у всех сразу как скрутила
голова: Видимо все об одном и том подумали.
Но тяжелое это дело - в жизни не догадаешься - что завтра пропадет.
Вот ты знал, что в аптеке этих не станет, ну этически не буду повторять,
против неожиданных братьев и сестер к существующим? А ручки шариковые они
есть.
Как тот фельетонист дурной заладил с 30-го года: "Ваты нет, ваты нет,
ваты нет" от жизни отстал. Если б догадывались, что завтра пропадет - все
сегодня бы бросились и сегодня бы пропало. А так никто не ожидает, все
спокойно прохаживаются, и вдруг кто-то первый вскочил, выскочил, все
забегали, родных задергали, а его ни в москве, ни в новокузнецке - ибо
здесь очень важна одновременность, чтобы не создавать очередей.
Я удивляюсь людям - ходят, щупают кастрюли, не берут. Утюги стоят
бери, один есть - второй бери, второй есть третий бери. У меня в доме все
по 2, по 4, по 6, по 8. Дверь нельзя открыть - кастрюли на голову падают,
мука сыпется, и постное масло отовсюду вытекает. Зато месяц могу автономно
просидеть, как в подводной лодке - месяц сижу. Все знаю: Изучение
покупательского спроса идет... Да как можно изучить спрос, если спрос сам
мечется как угорелый - изучает сбыт. Потому что сбыт о завтрашнем дне не
думает, а спрос аж бледный стоит.
За все - спасибо.
Слава богу, поспал, заснул - спасибо, проснулся - благодарю. Слава
богу, одетый. На ногах, спасибо, штаны. На голове, большое спасибо, шляпа,
на шее, слава богу, кашне. За все - спасибо. Эти облезлые роптуны только
портят. Сидишь, слушаешь, дрожишь: Как он не боится? Что же, все боятся, а
он один не боится? Боится, наверное, еще больше, но не может. В душе у
него свиристит и произрастает. Раз лучше, чем было - молча не замечает:
Чтоб не сглазить. Тьфу-тьфу-тьфу.
И что толку вперед смотреть, когда весь отпыт сзади? Я же все помню:
Сначала соли не было, потом мыла не было, потом дяди не было, потом тети
не было. Сейчас они все есть. Так что мне и детям моим на веки-веков
аминь. Спасибо.
И никакой инициативы: Глаза в землю и вдоль стены. Лицом вжик, в
кровать - шасть, следом - швырк: И сидишь в пледу.
И ни какой выдумки: Ты придумай, ты же и будешь делать, и тебя же
накажут, что плохо сделал.
Спасибо за то, что живу, что существую. Ура, что проснулся, виват,
что поел. Никаких разносолов, салатов - не хочу привыкать. За кефир
отдельное спасибо всем. При встрече с корреспондентами - предельный
оптимизм: Как только лицо выдерживает. Никто меня не спрашивал, я три раза
прорывался к микрофону, кричал: "Спасибо, молодцы."
За 105 в месяц - спасибо, за 110 большое спасибо, за 115 балуете, за
120 об'ясните, за что. С детства мечтал зубы вставить. Вставил. Шпашибо.
Ошушештвляютшя мечты.
Ну, если человек проворовался - посадили. Правильно. Оправдали?
Правильно. Обругают - верно. Толкнут - правильно. Пошлют - спасибо. Жена
уходит - хорошо. Жена вернется - хорошо. Одному хорошо и с семьей хорошо.
Много есть хорошо и немного есть хорошо. Пить хорошо и не пить хорошо. Все
кругом хорошо.
Я о своих раздумьях во все газеты пишу. Ну какому нормальному
человеку придет в голову сесть и написать, что ему хорошо. Нормальному не
придет, а умному придет, потому что адрес и фамилия. И все знают, что ему
хорошо. Официально хорошо.
А что вы критикуете? Кто рассказывает, кто смеется? Кто плохо
приказал? Кто плохо сделал? Сами же все. Что же мы про себя так остроумно
замечаем, а потом так тонко хохочем, потому что кажется, что не про себя.
А про кого?
Автобиография.
Я, мальцева лариса николаевна, русская, родилась в 1946 году, в
городе луга ленинградской области 18 января в семье труженика-дорожника
мальцева николая ивановича, русского, и матери моей - мальцевой марии
федоровны, русской, где они и познакомились.
В 1953 году я поступила в среднюю школу N%5, которую закончила в 1964
году, проучившись 6 классов.
Потом, вопреки просьбе родителей, выехала в ленинград, где с помощью
подруги без прописки устроилась в мнр 49 мпс дпр укх, где и прописалась в
49 комнате на 2 койке.
В 1964 году поступила в профучилище N%3 по специальности
официантки-разносчицы в передвижных вагонах-ресторанах, движущихся в
разных направлениях, где познакомилась с литяковым григорием гаврилычем,
русским. Мы сближались 2 месяца и сблизились в марте 64 года 8 числа, в
международный женский день. Я ему сказала: "Гриша". А он мне налил стакан
и сказал. "Бьемся, что не выпьешь". Я сказала: "А вот и выпью". Он сказал:
"Бьемся, что закусишь". Я сказала: "Бьемся, что нет". И выпила, и выиграла
бутылку "столичной". Он сказал: "Бьемся, что больше не выпьешь". Я
сказала: "Бьемся, что выпью". И выпила, и выиграла бутылку крепленого
портвейна "мерседес" N%333. С тех пор ничего не помню. В ответ на мое
предложение пожениться литяков ответил: "Чего это вдруг?" - И мы
расстались со мной в августе 1964 года после матча "зенит" - "цска" под
дождем на стадионе.
В январе 1965 года к нам пришел новый преподаватель курст кондрат
гаврилыч по подаче жидких первых в поездах дальнего следования. Мы с ним
сблизились на празднике в момент торжественного вечера в училище. В ответ
на мое предложение жениться он показал фотографии двух детей с ихней
женой, после чего мы расстались по его просьбе.
В мае 1965 года я закончила профучилище N%3, работая
официантом-передатчицей в мнр 49 мпс дпр укх, выгоняя 120-130 рублей в
месяц. В июле 1965 года к нам пришел новый украинец гаврилюк константин
викторович, 40-го года рождения, прораб. Мы с ним сблизились во время
загородной прогулки 16 августа 65 года в 23 часа пополудни. В ответ на мое
предложение пожениться гаврилюк ответил: "Подожди, вот встану на ноги",
после чего мы расстались. Встретились на следующий день, 17 августа 1965
года в мнр. Я сказала, что ради него могу перейти в другое унр, но он
сказал, что сам ради меня уйдет к чертовой матери, что он и сделал на
третий день. После я искала его, но не имея данных местопребывания, он
пропал. 12 Ноября 65 года я его забыла.
На танцах сблизилась с карташовым олегом константиновичем, который
оказался меерсоном давидом борисовичем, 36 года рождения, русский,
экономист. В ответ на мое предложение пожениться он ответил, что
подождите, я тут сейчас, я сейчас тут. Все мои поиски увенчалмсь неудачей,
ввиду отсутствия адреса и места работы. После этой встречи меня назначили
накладчицей вторых, и я забыла меерсона давида борисовича.
16 Января 1968 года я снова пошла на танцы. На танцах ко мне
приблизился матрос и передал привет от круглова степана ивановича. Я
сказала, что не знаю такого, и мы сблизились 17 января 1968 года. Матрос
оказался моряк, барбариди глеб антонович, 44 года рождения, уроженец
города очакова одесской области, папа грек, мама колхозница. В ответ на
мое предложение пожениться барбарида ответил, что у него увольнительная
только до 12. После чего он ушел на кубу, куда я писала до востребования,
а оттуда - в канаду, куда я писала без такого же успеха.
В июле 68 года я забыла барбариди. Меня назначили бригадиром бригады,
чем я и работаю с тех пор и до этих. Потому что не сближайся - ничего не
будет, а сближайся - будет то же самое.
Карта мира.
Говорят, что карта мира не имеет белых пятен, что открыты острова, и
плывут материки, очертания известны, течения интересны, и журнал "вокруг
света" печатает карты и рассказы.
Вы расскажите мне про париж. Вы говорите, там розовый воздух? Вы
говорите, там бульвар инвалидов и повсюду маленькие бистро? Вы говорите,
там художники рисуют на улицах, и приезжие чувствуют себя как дома? Как
интересно. А вот и документальный фильм. Да, да, мы как-будто там
побывали. Полтора часа среди парижан, и даже получили подробные ответы не
на свои вопросы. Сомоотверженный труд кинооператоров, десятки
кинооператоров шатаются по парижу и служат нам, миллионам.
А вчера, в воскресенье, в 20 часов, мы об'ездили с корреспондентом
заповедник. Мы притаились с оператором за деревом, мы из вездехода
наблюдали за львами. Как интересно! Журналист, очень аккредитованный,
говорит: "Львы, - говорит, - не боятся машин. Там обезьяны совершают
набеги. Собираются, - говорит, - вместе, - говорит, - и нет, - говорит, - спасения, - говорит, от них. Как интересно."
Фиджи, таити, лос-пальмас - такие названия... И острова, говорят,
очень давно открыты, говорят, кем-то. А сейчас живут на доходы от
туристов. Каких-то. А выставка цветов на гаити... Гаити открыт давно и
работает круглые сутки.
А багамские острова... Как, вы не бывали на багамах? Ну, грубо
говоря, не бывал. Вот европейские столицы похожи: Если вы были в париже,
то уже можно, говорят, не ездить в вену или стокгольм. Разве вы этого не
знали? Ну как же не знал, как же не знал, ну, конечно, не знал. Вы же
знаете, все время на работе. Глянешь иногда в окно, выедешь куда-нибудь на
троллейбусе и, вобщем, всегда обратно. Так сказать, умом постигаешь,
воображением. Дома все себе можно представить. Я почти все себе
напредставлял. До того воображение развито: Мурашки появляются, если
рейкьявик. Если африка потею. Однажды до утра раскачивался на пальме,
проснулся - мозоли от пальмы: Я ее обхватывал ногами и стремительно вниз.
Видимо, меня что-то испугало там, в ветвях. Ночью вскочил мокрый от
ниагары брызгает жутко. Я понял, что новая зеландия похожа на кавказ, под
сухуми. Австрия - тот же алтай, нью-йорк напоминает ялту, чем-то. Я завтра
досмотрю, чем. Часа в 2 ночи появляется сидней и раздражает меня, он
раздражает.
А если мне хочется с ними поговорить, то я их вижу здесь, они все
здесь бывают. Финнов вообще уже от наших не отличишь, ихние хельсинки тот
же гомель. Я так думаю. Попробуйте меня разубедить. А нехватку воображения
можно пополнить в самом популярном клубе: Клубе
кино-теле-домо-горе-путешественников. Когда своими глазами видишь тех, кто
побывал в дании. Но, говорят, самое интересное впереди, говорят ведь, что,
значит, нас ждет самое интересное: Пароходом. Экран, значит, на экране
вода, океан. Земли ни черта не видать. Если океан спокоен никто ничего,
плывем по квартирам - тишина, и вдруг налетает ветер, из телевизора, как
даст прямо в лицо, с брызгами. Ну там инструкция есть: Ведро воды сзади
заливаешь с утра. На ведро воды - пачку соли за 7 копеек и ветродуй, для
морского колорита. Это если диктор предупреждает, что поплывем, потому что
если поскачем, допустим, на лошадях через лес, а аппарат сработает на
брызги, то впечатление не то: На лошадях с веслами - как дурак. Значит вот
так: Ветер двинул, брызги, лежишь мокрый - ну полное ощущение. И тут
начинается: Горизонт идет вверх, горизонт вниз, горизонт вверх, горизонт
вниз - прямо разрывает: Это от телевизора рычаги к кроватям. Операторы на
студии управляют всеми кроватями, пока людей просто выворачивать не
начинает. Ну по сто квартир в доме, и все плывут в австралию. Если очень
плохо - сошел с кровати и все, но впечатление потерял. А тут крики чаек из
кухни, что-то кусает из динамика. Некоторые, самые крепкие, звонят на
студию и слышат крик капитана: "Спасайся, мина по борту." Ну лежишь на
койке весь в слезах. Потом выгружаемся, конечно, в разных квартирах. Кто в
каком состоянии, и только члены клуба кинопутешественников: Парень сказал,
что с этим очень строго будет, потому что очень удобная поездка: Как на
кладбище - все едут туда оглянулся, и ты дома, жена, дети, итальянские
впечатления.
А сейчас цветная стереофония пошла... Мы в стамбуле с корреспондентом
устриц жевали: Он по ихнюю сторону экрана, мы по нашу. То есть он жует - стереофония, звук, цвет, писк, хруст, единственно вкуса нет. Но уже думают
над этим.
Фразы, миниатюры.
Вы пробовали когда-нибудь зашвырнуть комара? Далеко-далеко? Он не
летит. То есть он летит, но сам по себе и плюет на вас. Поэтому надо быть
очень легким и независимым.
А я говорю: Если раздуть свои радости до размеров неприятностей, то
можно и от них получать наслаждение.
Что нужно человеку для счастья? Очень хотеть пить - и получить воду.
Очень хотеть есть - и получить еду. Увидеть туалет - и добежать до него.
Но нужно очень хотеть, когда не очень хочется - и не очень получается.
Когда от меня ушла жена, я испытал такое эмоциональное потрясение,
ну, как вам понятно об'яснить... Вот пьешь одну рюмку, вторую, третью, а в
четвертой вода.
"Как проехать к центру?" - "Очень просто", и ушел.
Чем больше женщину мы меньше, тем меньше больше она нам.
Как шутят в одессе.
Группа людей со скорбными лицами и музыкальными инструментами,
впереди бригадир-дирижер. Звонок. Выходит жилец. Бригадир вежливо
приподнимает шляпу.
Б. - Ай-ай-ай. Мне уже говорили. Какое горе!
Ж. - Какое горе?
Б. - У вас похороны.
Ж. - Похороны?
Б. - Ришельевская 6, квартира 7?
Ж. - Да.
Б. - Ну?
Ж. - Что?
Б. - Будем хоронить?
Ж. - Кого?
Б. - Что значит кого? Кто должен лучше знать: Я или ты? Ну, не валяй
дурака, выноси.
Ж. - Кого?
Б. - У меня люди. Оркестр. 15 Человек живых людей. Что у них детей
нет? Маня, прошу.
(Толстая маня, в носках и мужских ботинках, ударила в тарелки и
посмотрела на часы.)
Ж. - Минуточку. Кто вас сюда прислал?
Б. - Откуда я знаю? Может быть, и ты. Что я всех должен помнить?
(Из коллектива вылетает раз'яренный тромбон:)
- Миша, здесь будет что-нибудь? Или мы разнесем эту халабуду
вдребезги-пополам. Я инвалид, вы же знаете.
Б. - Жора, не изводите себя. У людей большое горе - они хотят
поторговаться. Назовите свою цену. Поговорим как культурные люди. Вы еще
не слышали наше звучание.
Ж. - Я себе представляю.
Б. - Секундочку. Вы услышите наше звучание - вы снимете с себя
последнюю рубаху. Эти люди чувствуют чужое горе как свое собственное.
Ж. - Я себе представляю.
Б. - Станьте там и слушайте сюда. Тетя маня, прошу сигнал на
построение. (Толстая маня ударила в тарелки и посмотрела на часы. Бригадир
прошелся кавалерийским шагом.)
- Константин, застегнитесь. Спрячьте свою нахальную татуировку с
этими безграмотными выражениями. Если вы ее не выведете - я вас отстраню
от работы. - Петр григорьевич, вы таки студент консерватории, возможно, вы
культурнее нас - вы знаете ноты, но эта ковбойка вас унижает. У нас, слава
богу, есть работа. Уличное движение растет. Мы только в июле проводили 15
человек, не считая три свадьбы. - Теперь вы, маня. Что вы там варите себе
на обед, меня не интересует, но от вас каждый день пахнет жареной рыбой.
Переходите на овощи или мы распрощаемся.
- Прошу печальный сигнал.
(Оркестр играет фантазию, в которой с трудом угадывается похоронный
марш. Жилец аплодирует.)
Ж. - Большое спасибо. Достаточно. Но все это напрасно. Наверно,
кто-то пошутил.
Б. - Может быть, но нас это не касается. Я 15 человек снял с работы,
я не даю юноше закончить консерваторию. Мадам бородко бросила хозяйство на
малолетнего бандита, чтоб он был здоров. Так вы хотите, чтоб я понимал
шутки? Расчитайтесь, потом посмеемся.
(Из группы музыкантов вылетает раз'яренный тромбон:)
- Миша, что вы с ним цацкаетесь? Дадим по голове и отыграем свое,
гори оно огнем.
Б. - Жора, не изводите себя, вы же еще не отсидели за то дело. Что вы
опять нервничаете?
Ж. - Почем стоит похоронить?
Б. - С почестями?
Ж. - Да
б. - Не торопясь?
Ж. - Да
б. - По пятерке на лицо.