Впрочем, кто его знает, где заканчиваются бандиты и где начинается мафия. И есть ли вообще эта граница...
      "Тамбовские" всегда считались одной из самых жестоких группировок. Этому способствовал имидж ее лидеров, например, г-н Ледовских в свое время отличился тем, что бил собственную жену головой о трамвайные рельсы. Именно "тамбовцам" приписывались погромы черных на различных вещевых рынках Петербурга летом 1993 г. Никто из них, однако, так и не был привлечен к уголовной ответственности. 1993 год стал годом настоящего отстрела бандитов. Их убивали десятками - и в Москве, и в Петербурге.
      Не только самой жестокой, но и самой жадной. Петербурге. Некоторые информированные источники считают, что ликвидации крупнейших бандитских и воровских авторитетов России - это не столько результат внутренних разборок, сколько следствие стратегического решения, принятого настоящей мафией. В данном случае под мафией понимаются мощнейшие теневые и экономические структуры, оставшиеся еще с номенклатурных времен. Тогда эти структуры контролировали промышленность и имели настоящие деньги на государственном уровне.
      Август 1994 г. МЕНТОВСКИЙ СИНДРОМ
      Они встречались часто - вор в законе и бывший мент, бывший офицер уголовного розыска. Свои встречи они не афишировали, потому что вору было западло говорить о делах пусть и с бывшим, но ментом. А мент привык конспирировать почти все свои встречи. Свою бывшую работу он вспоминал часто, и ему казалось, что все это было сном... Уже почти полтора года он руководил преступной бандитской группировкой, в которую в основном входили бывшие сотрудники правоохранительных органов.
      Слово "мент" в современном разговорном русском языке утратило свой уничижительный оценок и стало синонимом американского жаргонизма "коп" (полицейский). Многие оперативники сами себя называют ментами, причем с гордостью: "Мы - настоящие менты".
      Они устраивали друг друга, делились полезной информацией и даже вместе разрабатывали операции.
      Их разговор был недолгим. Под конец вор посмотрел на мента и серьезно сказал:
      - А ведь вообще-то ты - мент, тебя бы, по понятиям, поиметь надо было.
      Мент облокотился на багажник своего "мерседеса", закурил сигарету и ответил: - А ты попробуй!
      Они посмотрели друг другу в глаза и после короткой паузы расхохотались...
      Что такое ментовский синдром, нам объяснил один старый опер. Может быть, и сам термин придумал он же. "Ментовский синдром имеет две фазы. На первой сотрудник милиции начинает в каждом человеке видеть преступника и злодея. Первая фаза может пройти быстро и безболезненно. При второй меняются понятия. Бандиты и воры становятся понятнее, ближе и роднее, чем обычный законопослушный человек. На второй фазе мент начинает чувствовать себя своим в мире сыщиков и воров. А там, где чувствуешь себя своим, всегда легко сменить роль. Или взять себе еще одну роль "в нагрузку"...
      Переболеть второй фазой очень тяжело. Лекарство, в принципе, одно - надо менять работу... Вот только на какую? Тот, кто всю жизнь играл в "полицейских и воров", умеет либо догонять, либо убегать..."
      Часть материалов для этой главы собиралась вместе с Михаилом Ивановым, ныне главным редактором газеты "Петербург-Экспресс". ЗА ЧТО ВОЮЕМ?
      Самое поразительное, что правоохранительная система все еще действует. Тюрьмы переполнены, колонии не пустуют. При этом многие милиционеры попросту не понимают, из-за чего они горбатятся. Зарплата - традиционно низкая, льготы на поверку - минимальные, работы - больше, чем предусмотрено любыми разумными нормативами. Один прославленный сыщик, имя которого хорошо известно в преступных кругах, летом 1992 г. с горечью подводил итоги своей службы:
      - У меня иногда такое впечатление, что мы попросту не нужны государству. Мы обращаемся со своими проблемами во все мыслимые и немыслимые инстанции, выступаем в прессе - никакого толку. Иногда приходит мысль: а не напрасно ли я угробил жизнь на это?
      Объяснение тут одно: призвание. Известный факт: выходя на пенсию, многие опера вскоре заканчивают свое земное существование. Организм привык работать в предельном режиме, сердце не выдерживает безделья... Можно, конечно, как и прежде, положиться на энтузиастов, но это то же самое, что вообще закрыть глаза на проблемы.
      * * *
      Настоящий оперативник находчив и хитер, вынослив и живуч, как кошка. Он знает, как угодить привередливому следователю и прокуратуре; как ублажить своего начальника и обвести вокруг пальца чужого. На оперативника жалуются все кому не лень. Терпилы, преступники, прокуроры... Он всегда между двух огней и привык к самым невозможным и фантастическим требованиям. В недалеком прошлом, например, от него требовали, чтобы уровень преступности на его микроучастке строго соответствовал научным, политически грамотным показателям. Чтобы раскрываемость была не ниже, чем в прошлом году. Существовал также закон "Об укрывательстве преступлений" - этот закон предусматривал суровое наказание всякому оперу, осмелившемуся сокрыть преступление (не зарегистрировать уголовное дело). Одним словом - клещи! С одной стороны, дай статистику хорошую, с другой - не смей преступления укрывать! Слабые не выдерживали, но сильные закалялись. Проработавшие благополучно не один год превращались в таких бойцов, которых не удивишь никаким приказом. Надо поймать снежного человека? Будет - со всеми официальными показаниями, опознаниями, признаниями, очными ставками и прочим. Чтобы опер не терял спортивно-боевую форму, начальство выдумывало ему все новые и новые поручения и задания. Например, опер должен был раскрыть определенное количество преступлений при помощи обратившихся в честную веру преступников, то есть попросту говоря - агентов. Поскольку честных преступников хронически не хватало, оперативник находил норой простой выход: он сочинял их. Так в делах появлялись, скажем, некие Федя или Кеша, которые благополучно кочевали из одной отчетности в другую, выполняя благородную задачу в деле улучшения показателей. Кто-то слишком лихо закрывал дела, не успев вникнуть в их суть. А кто-то слишком рьяно за них брался, выколачивая сведения из упрямых урок недозволенными методами. Сажая на скамью подсудимых других, опер знал, что "никто не вечен под луной" и что все, грешные, под Богом ходят.
      Злополучный кошелек, который Жеглов положил в карман вора, увы, - атрибут розыскного искусства и по сей день. Кого винить в этом? Наивно заблуждаются те, кто считает, будто между сыщиками и преступниками - стена. Нет, всего лишь черта, условленная законом. Она может стать стеной для одних, ее может не заметить в пылу работы другой; третий переступает ее намеренно, хотя и не без сомнений. Интересный факт: в застойные годы в тюрьму чаще садились офицеры. Теперь львиную долю осужденных составляют сержанты и рядовые. Факт безотрадный, ибо свидетельствует он скорее о падших нравах сержантского состава, чем о высоком моральном духе офицерства. Переступить роковую черту можно действительно незаметно. Во времена застоя, например, районное начальство почти обязывало сотрудников ОБХСС заботиться о том, чтобы дефициты из подведомственных им магазинов уходили не только "налево", но и "направо", то есть к заслуженным работникам милиции.
      Криминал? Вроде бы еще нет. Директор магазина рад услужить родной власти, купля-продажа производится по закону: по номиналу и с чеками. Отовариваются достойные люди, которые в знак благодарности просто исключают данный магазин из сферы своих профессиональных интересов. Но тот же злополучный опер мог незаметно переступить черту: склонить своего агента к активной деятельности, не понимая, что агент сам уже давно использует своего патрона в корыстных целях.
      До поры до времени вое эти противоречия, проблемы, неразбериху в той или иной мере сглаживала и облагораживала Большая Идея. Когда Хрущев клялся на съезде, что через двадцать лет он пожмет руку последнему преступнику, - это впечатляло. Это заставляло позабыть на время и о нищенской зарплате, и о глупости инструкций. Правоохранительная машина работала исправно. Нравственные приоритеты были достаточно ясно обозначены. Преступник, попавшийся, скажем, на валютных операциях, мог нахамить сыщику, предложить ему взятку, но он никогда бы не позволил себе заявить вслух, на допросе, что сыщик выполняет глупую, никому не нужную, да к тому же и малооплачиваемую работу...
      Нынче же взятки воспринимаются как откупное: берите, но только не мешайте делать деньги. Из перепродажи, из фальсифицированного спиртового продукта, из меди, оружия, наркотиков... Закон? Ему не подчиняются даже президенты. Власть? Это еще нужно посмотреть, какая из них победит. Собственность? Была ваша, - завтра станет нашей, а послезавтра хоть потоп. Бывшие деревенские парни, прошедшие армию и сменившие армейские погоны на милицейские, теряются в этом мутном водовороте в считанные месяцы: сегодня ты гоняешься за мафией, а завтра она вполне официально нанимает тебя в качестве охранника - тут у кого угодно "крыша поедет". Да что там говорить про рядовых, если и среди офицеров бродят настроения, которые можно выразить фразой: "За что воюем?"
      Один опер, подводя итоги своему печальному прогнозу относительно будущности Российского государства, выразился так:
      - Вопрос упирается в собственность. Пока не определятся собственники, мы, строго говоря, не нужны ни мафии, ни властям. Идет грабеж и дележ ничейного. Лишь тогда понадобится закон, когда, насосавшись, собственники скажут: хватит! А теперь мы будем играть по правилам! РОКИРОВКИ В РАЗНЫЕ СТОРОНЫ
      Мальчик был самым обыкновенным ребенком, может быть, лишь чуть более тихим и задумчивым, чем обычно бывают тинэйджеры. По вечерам любил сидеть в своей комнатке у окна и смотреть на улицу, слушая плейер. Однажды мальчик обратил внимание на то, что к магазину, который был как раз напротив окон его комнатки, часто подъезжают одни и те же машины - по вечерам, после закрытая... Из машин что-то выгружали и быстро заносили в магазин. Мальчик пригляделся повнимательнев и понял, что это "что-то" было не чем иным, как оружием. Он записал номер машины, понаблюдал за магазином еще пару дней, фиксируя номера подъезжавших автомобилей.
      Он был умным, начитанным ребенком и понимал, что тайно перевозить оружие могут, скорее всего, бандиты... А потом мальчик пошел в свое отделение милиции и рассказал все, что видел, офицеру - одному из руководителей отделения.
      Мальчик сделал все правильно. Он не мог знать, что этот офицер давно уже был на долях с теми самыми бандитами, которые выгружали оружие...
      Через пару дней мальчик пропал. Поиски были результативными - в пригородном лесочке через некоторое время изуродованный труп ребенка был все-таки найден... (Любопытный нюанс - в ходе расследования убийства мальчика около шести человек брали на себя совершение преступления и даже показывали в ходе следственных экспериментов, как именно убивали. Во всех этих случаях розыскники сумели доказать самооговор.)
      Настоящего убийцу - непосредственного исполнителя - нашли, хотя поиск был чрезвычайно трудным. Однако медицинская экспертиза признала убийцу больным человеком, в силу этого он не подлежал уголовной ответственности, а показания, данные им, не имели юридической силы... Поэтому и офицер, сгубивший мальчика, продолжал работать в милиции. Он уволился из органов совсем недавно. Те офицеры-розыскники, кто знал, на чьей совести маленький труп, ничего сделать не смогли. Знать - это еще совсем не значит доказать...
      Эту грустную историю мы услышали от оперативников в одном из кабинетов известного всем дома на Литейном, где мы попытались поговорить о таком явлении, как внутренняя милицейская коррупция и преступность. Увы, страшная история убийства ребенка не слишком удивила нас. В ответ мы предложили собеседникам историю, которую узнали, расследуя дело одного крупного питерского бизнесмена, обратившегося к нам за помощью...
      Он представился жертвой рэкета и коррумпированных правоохранительных органов одновременно. Попросил провести объективное расследование. Мы согласились. Мы смогли провести расследование до конца и, как нам кажется, теперь знаем правду. Но результаты этого расследования реализации не подлежали - установив фактуру, мы не смогли собрать доказательства. Многочисленные свидетели согласились говорить только в приватном порядке - для удовлетворения нашего любопытства, сразу же предупредив нас, что в "случае чего" - они откажутся от своих слов. Мы не возьмем на себя ответственность осуждать этих людей. Слишком уж крутые завязки были в этом деле - и мэрия, и милиция, и КГБ, и прокуратура... Да и сама жертва где-то в середине расследования предстала в совершенно ином свете - пострадав от одних бандитов, этот бизнесмен нанимал других, чтобы отплатить обидчикам... Коротко же суть дела такова.
      Это было сугубо частное расследование, которое я с коллегами проводил в свободное время.
      Некая крупная петербургская фирма заключает контракт с серьезной московской фирмой. Из Петербурга в Москву переводятся большие деньги. Москвичи срывают контракт и не отдают деньги. Питерский бизнесмен едет в столицу и безуспешно обивает пороги всех правоохранительных организаций, каких только можно. Ему везде советуют обратиться в арбитраж, где все вместе - жертвы и кидалы - умрут в бумажной могиле. Вернувшись в Петербург, бизнесмен с отчаяния бросается за помощью к "чеченам". "Чечены" оказываются более приветливыми. Они выделяют двух способных решить вопросы представителей, с которыми бизнесмен вновь едет в Москву. Если кто-то решил, что "чечены" в Москве стали стрелять и похищать обидчиков, то этот кто-то жестоко ошибается. Горцы повели горемыку в одно чрезвычайно солидное милицейское заведение, где проблема решилась со сказочной быстротой. Большой милицейский чин (отдельного кабинета и приемной с секретаршей удостаиваются лишь высшие милицейские чины) предложил бизнесмену написать заявление на обидчиков, и через пару (!) дней деньги со счетов московской фирмы пошли в Петербург. За вычетом нескольких миллионов, которые милицейский чин порекомендовал потерпевшему перевести в хорошую фирму, находящуюся в хорошем городе Грозном.
      Видимо, потеря этих миллионов разбудила жабу, дремавшую до поры на груди у нашего бизнесмена. Жаба стала его душить.
      Он захотел получить от коварных москвичей и штрафные санкции. Бизнесмен вспомнил об одном своем старом знакомом - старшем офицере бывшего Комитета государственной безопасности из Петербургского управления. Этот офицер вник в проблему и порекомендовал бизнесмену группу коротко остриженных юристов, которые хоть и не имели юридического образования, но были в состоянии решить любую проблему за деньги - за долю малую. Себе офицер скромно назначил гонорар в пять миллионов рублей (дело происходило в 1992 г.) за общее руководство. (Кстати говоря, когда в ходе беседы с нами юристы узнали, сколько хотел получить комитетчик, возмутились они страшно. "Вот скотина! Послал нас под чеченские пули, даже не предупредив, ни прикрытия не дал, ни подстраховки... И за все труды свои страшные - всего пять лимонов", - так говорил старший юрист, непосредственно контактировавший с офицером. Возмущение свое тогдашнее он сейчас подтвердить уже не сможет, ибо вскоре после того как мы прекратили работу по этому делу, он покинул наш суетный мир.)
      А получилось вот что. В Москве питерские юристы столкнулись с "чеченами", которые уже рассматривали фирму должников как исключительно свою суверенную кормушку. На разборки обе банды приехали в Петербург, где выяснились дополнительные спорные моменты - тесен мир. Оказывается, эти самые "чечены" доили еще одну фирму - созданную, кстати, под эгидой мэрии Петербурга (брали натурой, гуманитарной помощью, прямо со склада). А команда "юристов" вписалась и в эту разборку. Волны разборок между двумя бандами нещадно колотили бизнесмена. Фирма его тихо разваливалась. Прослышав о нем, как о терпиле безответном, его стали похищать и совершенно посторонние бандиты, требуя выкуп. (Самое любопытное заключается в том, что этот бизнесмен, стравивший между собой несколько группировок, поссорившийся с милицией, прокуратурой и ФСК, остался жив и даже до сих пор занимается бизнесом.)
      Подсуетился и некий работник одной районной прокуратуры, который через свою жену, работавшую в дочерней фирме у того же бизнесмена, под шумок оттяпал у нашего героя автомашину (плюнув на отсутствие техпаспорта, кстати, так и ездил на ней без документов). Когда мы спросили бизнесмена, зачем он, по уши запутавшись в своих отношениях с бандитами, обратился за помощью к нам, он, грустно вздохнув, ответил:
      - Сам не знаю. В милицию я идти со своей правдой-маткой не мог - в криминал вляпался. Но как-то насолить всем этим продажным конторам очень хотелось. Мне почему-то казалось, что вы не будете так дотошно изучать детали... Ну а сейчас я и сам против публикации всей этой истории. Ничего я вам не говорил, ребята...
      * * *
      Вот две невыдуманные истории, в центре которых - коррумпированные (или сросшиеся) работники правоохранительных органов. И в обеих историях добро не торжествует в финале. Злодеи не посажены в темницу, а просто поменяли место работы. (Герой второй истории уволился из УМБР. Или его уволили. По некоторым сведениям, честные коллеги бывшего офицера все-таки "помогли" ему уйти, не сумев, правда, поймать за руку. В таких ситуациях официальным органам сказать нечего: не пойман - не вор.)
      Мы прекрасно понимаем, какую деликатную и щекотливую тему поднимаем. Но замалчивать ее дольше нельзя.
      Когда оперативники, рассказавшие нам историю про убитого мальчика, узнали, что мы хотим изложить эту трагедию на страницах прессы, они долго нас отговаривали:
      - Об этом писать нельзя. Во-первых, у нас нет доказательств. Во-вторых, люди будут бояться в милицию идти - заявлений от потерпевших не дождешься. И так-то не очень идут, боятся. Ну и, в-третьих, ребята, публикацией такой можно обидеть большое количество нормальных, честных ментов, которые вам и нам в глаза плюнут и правы будут...
      - Но ведь это все было на самом деле? - Было. Но это, наверное, не для печати. Эх, Россия! Страна азиатская! Неужели вечен этот наш удел - доверительные разговоры только на ушко друг другу...
      Мы предлагаем откровенный разговор. Поговорим о том, о чем и так уже говорят давно. В Петербурге действуют целые банды, состоящие из бывших, а иногда и действующих сотрудников милиции. Только официально в Петербурге в 1992 г. было привлечено к уголовной ответственности более 130 работников правоохранительных органов. В Нью-Йорке, 1де преступность намного выше, чем у нас, эта цифра стала бы сенсацией. Мы воспринимаем ее спокойно.
      - С моей точки зрения, организованный характер наша преступность приобрела благодаря бывшим сотрудникам правоохранительных органов, - сказал в недавней беседе с нами один весьма крупный чин из параллельного ГУВД учреждения. - Блатные никогда бы не смогли создать такие замечательно организованные структуры, какие мы сейчас наблюдаем в бандитском мире - со своей агентурой, разведкой, контрразведкой и аналитическими подразделениями. Нынешняя борьба с преступностью - это "выкашивание пехоты"... Знаете, как на фронте: рота вся полегла, но на смену ей придут другие роты, потому что целы генералы, которые могут отдать соответствующие приказы и распоряжения...
      - Неужели ментовская преступность - результат демократизации общества? - спросили мы одного из экспертов в ГУВД. Он подумал, вздохнул и ответил: - Те, кто сейчас садится в камеры, родились задолго до перестройки. Те, кто не садится и не сядет никогда, - тоже. В июле 1992 года была обворована квартира бывшего заместителя начальника нашего ГУВД - генерала в отставке. Когда я прочитал ориентировку на похищенное, мне стало дурно. Поинтересуйтесь, ребята, этим делом, прикиньте, на какую зарплату можно купить все то, что вынесли из квартиры генерала... Сейчас, конечно, больше беспредела, больше озлобленности в людях, а менты - такие же люди, как и все... Больше путаницы и неразберихи, больше возможностей... Но, между прочим, менты садились всегда. И ментовские камеры в "Крестах", и зону ментовскую не год назад придумали... В МЕНТОВСКОЙ КАМЕРЕ
      В 1992 г. в Санкт-Петербурге к уголовной ответственности было привлечено 137 сотрудников милиции, 77 из них - за грабежи, разбойные нападения и кражи. В мае 1993 г. в "Крестах" содержалось 69 арестантов - сотрудники милиции, в основном сержантский состав. Это значит, что около десяти камер в СИЗО на Арсенальной набережной полностью укомплектованы теми, кто по долгу своей службы должен был сажать в это заведение других.
      Наш интерес удовлетворен не был. Сама ориентировка странным образом "пропала" из компьютерных файлов. А те, на ком висит официально этот глухарь, устало посоветовали нам оставить генерала в покое и не искать неприятностей для себя и для других.
      ...Эта стандартная крестовская камера площадью в восемь квадратных метров, тем не менее, не совсем обычна. С известной далей условности и иронии ее можно назвать элитарной. Здесь сидят всего шесть арестантов, а не десять или тринадцать, как в других: двое из них иностранцы, остальные четверо - бывшие сотрудники милиции. Узнав, что к ним пожаловали корреспонденты, арестанты гостеприимно уступают места на койках. В камере душно; на стене висит приемник. Меланхолично-грустная музыка создает ощущение фальшивого уюта. На обшарпанных стенах - вырезки из дешевых журналов. Койки заправлены шерстяными одеялами; на тумбочке - книги, старые газеты... Арестанты - молодые мужчины - одеты по-домашнему: рейтузы, футболки, войлочные тапочки. Вопреки нашим опасениям, на разговор идут охотно и почти дружелюбно. Некоторые сидят здесь уже более полугода. За что? Не без юмора кто-то отвечает: - Мы коррумпированные элементы! Бывший старший оперуполномоченный из области, сержант охраны, еще один опер из района. Четвертый - интеллигентного вида мужчина, по возрасту самый старший - поясняет, что служил в МВД по канцелярской части. Всех их единит одно: они горячо уверяют нас, что страдают невинно. Сержант охраны, арестованный по делу Малышева в числе многих прочих, считает себя незаслуженно обиженным вдвойне. Во-первых, потому, что связал свою судьбу с милицией. И во-вторых, потому, что его посадили, в то время как настоящие жулики гуляют на свободе.
      - Вот вы пишете: Малышев, Малышев, а он не такая уж крупная фигура. Крупные воры заседают в правительстве. - А за что конкретно вы сидите? - За то, что охранял частную контору. Они там что-то натворили, а крайним оказался я.
      - Меня попросили передать какие-то деньги, - вступает в разговор районный опер. - Я передавал. Меня арестовали: взятка! Откуда я мог знать?
      - Я понятия не имею, за что сижу; обвиняют по 146-й. Сижу уже несколько месяцев. На допросы не вызывают. Предъявили обвинение, а доказательств никаких. Разве это дело?
      "Интеллигент", слушающий товарищей с понимающей улыбкой, веско добавляет:
      - Понимаете, у меня семья: жена, дети. Я не убийца, не насильник. Сижу здесь уже несколько месяцев. За это время никаких следственных действий в отношении меня не проводилось. Спрашивается, зачем это нужно, кому? Даром едим хлеб. Хотя бы работу какую-нибудь предоставляли: тапочки шить, например. Коробочки клеить... Хотели потолок побелить, предлагали - нельзя, и все тут.
      - У них тактика известная: парься, пока не расколешься. Расскажешь, что требуется, - изменят меру пресечения до суда. Нет - будешь гнить здесь год и больше. Вот и выбирай.
      Тема "незаконного" содержания под стражей настолько близка и актуальна для арестантов, что в разговор вступают даже иностранцы.
      - У нас такого нет, - решительно заявляет смуглый, усатый пакистанец, арестованный за нанесение тяжких телесных повреждений, - Сажают убийцу, насильника. Остальные ждут решения суда. Только суд может решить: заключать человека Под стражу или нет. В вашей стране царит... - пакистанец делает паузу и с удовольствием выговаривает выученные, вероятно, в "Крестах" слова: - Правовой беспредел!
      Ясно одно: в предъявленных обвинениях ни зарубежные гости, ни наши блюстители порядка сознаваться не намерены даже в сугубо частной беседе. Хотя на первый взгляд все они относятся к своим бедам чересчур спокойно и рассудительно - такое впечатление, что все они чувствуют себя проигравшими в той игре, правила которой они знали заранее.
      ОРБ - РУОП здесь поминают с легким матерком. Оно и понятно: коллеги позаботились в свое время, чтобы некоторые из арестантов очутились здесь. Нам показалось, что, если бы это сделала прокуратура, арестантам было бы чуточку легче.
      - Вы тоже хороши, - угрюмо бросает оперативник из района. - Напишете что-нибудь про когонибудь, а нас потом вызывают на ковер: так мол и так, у нас тут творится такой беспредел, что в газетах уже пишут - прямо по именам называют главарей. Надо их, значит, упаковать. Вперед, за дело! Опер всегда крайний, всегда виноват.
      Интересно, что, несмотря на стопроцентную "невиновность", все четверо свято убеждены: на одну честную милицейскую зарплату содержать семью по нынешним временам невозможно. Охранник вновь поминает систему и начальство недобрым словом.
      - Ты сидишь сутками, как проклятый, не знаешь, уйдешь домой живым или нет с этого поста, а львиную долю процентов с оплаты получает РУВД. Разве это справедливо? Приходится крутиться.
      Выясняется, что у одного - трое детей, у другого - двое... Практически оставлены без средств к существованию. Винить в этом можно кого и что угодно: ОРБ, прокуратуру, начальство, систему... Наконец, самих себя. Беседа заканчивается на характерной ноте.
      - Вот погодите, - уверенно говорит охранник - будет очередной переворот, и вы сядете сюда, к нам. Что ж, от сумы да от тюрьмы, как говорится... ЧАС ОБОРОТНЯ
      Мы живем в такой стране, где, кажется, никого и ничем уже удивить нельзя. Устали люди удивляться и возмущаться. Скандалы происходят каждую неделю на самых высоких уровнях. Реакция общества на новые разоблачения и срывание масок сейчас напоминает реакцию на удары долго избиваемого человека - отупев от боли, он уже даже не вскрикивает и не пытается защищаться.
      В 1993-м в Петербурге к уголовной ответственности было привлечено около 150 сотрудников правоохранительных органов. В любой нормальной стране это вызвало бы бурю. У нас все тихо.
      Разные высокие начальники из правоохранительной системы открыто начинают муссировать вопрос о том, что мафия может на определенном этапе стать союзницей милиции в борьбе, например, с уличной преступностью.
      Вновь обсуждается всерьез тезис о том, что, ввиду малоэффективности прямой борьбы с организованной преступностью, нужно "управлять" ею изнутри, регулировать направления ее деятельности и стравливать группировки между собой.
      После убийства одного из крупнейших московских авторитетов Отари Квантришвили в апреле 1994 г. один из хорошо информированных столичных источников осторожно намекнул нам:
      - Не удивлюсь, если Отари убрали люди при погонах. Удивлюсь, если выяснится, что это не так...
      Голословные обвинения? Возможно. Но вот слова другого источника, питерского бандита, ездившего летом 1994 г. в Москву на какие-то разборки. За чашкой кофе в "Астории" он сказал:
      - В Москве уже совсем все головой поехали. Там на разборки генерал-майоры стали ездить - прямо в форме. Решают вопросы. Ты веришь, нет - я в первый раз себя почувствовал таким маленьким и глупым...
      Лихое наступило времечко - время оборотней. Причем оборотней двойных и тройных - давно ли на каждом бандитском сходняке орали, что плохой бандит, мол, все лучше, чем хороший мент? Тем более что хороший мент - это мертвый мент... А теперь уже никого из верхушки бандитской братвы Питера не удивляет то, что, оказывается, братишек из конкурирующей или оборзевшей дружественной группировки можно тихо и чисто сдать этим самым ментам - неважно каким, плохим или хорошим. А потом поцокать на сходняке сочувственно и горестно, повздыхать, поохать: "Эх, каких ребят не уберегли. Как же их так - с поличным-то. Да еще и с оружием..."
      А кое-кто и вообще сам в тюрьму садится - пересидеть смутное время кровавого кошмара: вы, мол, там на воле воюйте, убивайте друг друга, а мы тут, за решеточкой, за дверями железными - тихо и богобоязненно. Тем более, что из тюрьмы все вопросы решаются ничуть не менее оперативно, чем на воле.
      Может быть, кто-то возразит, скажет, что нынешние бандиты просто вынуждены выкидывать такие финты, поскольку окружены со всех сторон врагами, а между своими они - честные... Кто-то скажет, что и те, кто ушел с высоких милицейских должностей в некие коммерческие структуры, - тоже совершили честный поступок и строят теперь новую Россию - капиталистическую, причем такими же чистыми руками, как до этого социалистическую. Может быть. Всякое бывало в России, и никто уже ничему не удивляется.
      Но вот вам, уважаемые читатели, еще одна история-загадка, разгадки на которую нет. Пока. А может быть, и никогда не будет. Да и не столь она важна - разгадка, потому что давным-давно восточные мудрецы тонко подметили, что вопрос иногда бывает гораздо важнее ответа.
      Жил да был в Питере (да и сейчас живет, правда, в "Крестах") Нягин Сергей Николаевич и занимал он некий пост в известном всем "синдикате" господина Малышева. В свое время господин Нягин делал дела еще с господином Владимировым, памятным широкой публике по печально известному делу фирмы "Планета".
      Узнал однажды Сергей Николаевич, что в поселке Горелово, где он, кстати, был прописан, осетины открыли кафе. Рассердился Сергей Николаевич на них за то, что не платят они долю малую. И пришел он к осетинам и разговаривал с ними, и сказал: "Господь велел делиться". Не сказать, чтобы осетины сильно обрадовались визиту господина Нягина, но не признать его правоту они не могли - действительно, говорил Спаситель такие мудрые слова.
      И стали осетины платить господину Нягину дань. Собирать ее было удобно, потому что дом Сергея Николаевича стоял как раз рядом с кафе.
      Просто сказка сказывается, да не просто "дела делаются" - перестали платить осетины. Не поверили в защиту нягинскую. И стали на них с удивительной периодичностью - через трое суток - наезжать какие-то молодцы, бить хозяев и выносить из кафе все, что понравится. А нравилась молодцам в основном выпивка. "Ну, ясное дело, - скажет читатель. - Бойцы нягинские уму-разуму их учили". Скажет такое читатель и ошибется, потому что были это никакие не нягинские бойцы, а милиционеры из Пушкинского учебного центра, и периодичность их появления - через трое суток - объяснялась графиком дежурств и учебы. Уставшие от ментов и бандитов, осетины опять-таки пошли в Управление по борьбе с организованной преступностью и просили избавить от супостатов. Добры молодцы из РУОПа замыслили колоссальную операцию по поимке коллег - с наружным наблюдением, с подставными и понятыми, с видеокамерой в нягинском, кстати, подъезде. Стали ждать злодеев. Точно по графику злодеи появились. "Сгорели менты", - скажет проницательный читатель, но опять ошибется. На этот раз вместо милиционеров заявились как раз нягинские, которые, как бы специально позируя перед видеокамерой, стали учинять в кафе погром и выносить оттуда ящики со спиртным, с шоколадом, а один тащил даже кассовый аппарат - ему сказали "взять кассу", ну, он и понял это буквально... Не знал парень, что касса - может означать выручку.
      И вот что интересно: то, что на осетинское кафе с упорством параноиков через три дня на четвертый по вечерам наезжают пушкинские милиционеры, знала в Горелове каждая собака. Это кафе - единственное заведение в селении, где подавали спиртное, - так сказать, центр жизни. Опять же все видели - то хозяева нормальными ходили, а то вдруг - с поломанными челюстями. Титаническая операция РУОПа по поимке "оборотней" секретной, честно говоря, не была - и не потому, что не хотели, а потому, что скрыть подготовку к захвату в Горелове просто невозможно - что скроешь в деревне? Тем более видеокамеру в нягинском подъезде.
      Как же так получилось, что вместо милиционеров в кафе появились бандиты? По старому принципу - одним деньги получать, другим "расходным материалом" быть? И почему в скором времени один из хозяев-осетинов пропал без вести, а другой был "успешно" закидан гранатами и расстрелян?..
      Ждите ответа. Или не ждите, потому что ждать всегда трудно. И страшно. Особенно в такой час, который пробил сегодня над Россией. В час оборотня... СВЕТ В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ
      Говорить о причинах, побуждающих нарушать закон тех, кто призван его охранять, можно до бесконечности. Пожалуй, совсем не последним будет и то обстоятельство, что сам закон плох и несовершенен. Возникающее неверие в собственные законы порождает правовой нигилизм и желание переступить через то, что мешает работать,
      Но что нужно делать, чтобы уберечь от ментовского синдрома тех, кто отдает себя делу борьбы с преступностью?
      По мнению одного нашего эксперта, за честность нужно платить. Честность дорого стоит. Ведь высокая зарплата - это не только устроенный быт, что само по себе чрезвычайно важно. Высокая, достойная зарплата - это еще и показатель того, насколько ценен и дорог государству конкретный работник.
      А все остальное... Трудно придумать что-то новое.
      Полицейская коррупция существует везде, и многие страны имеют прекрасный опыт решения этой проблемы. Помните замечательный фильм "Откройте, полиция!", где Филипп Нуаре играл старого продажного французского полицейского? Или другой фильм "Основной инстинкт", из которого мы с удивлением узнаем, что, оказывается, в каждом полицейском участке США, в каждом отделе, работают полицейские-психологи. Служба эта чрезвычайно нужная и важная. Ведь люди не железные, и у тех, кто работает со страшными нагрузками, может попросту "поехать крыша". Психологи могут стать наблюдателями, теми, кто способен увидеть признаки синдрома, провести профилактическую работу, спасти работника от него самого...
      А во что верить сейчас? Просто в людей. В тех, кто честно работает, несмотря ни на что, из самых своих последних физических и душевных сил.
      Когда мы спросили одного известного опера, в чем он видит смысл своей работы, зная все то, что он знает, он улыбнулся и ответил:
      - Это философский вопрос. Все равно что спросить - в чем смысл жизни. А смысл ее - в борьбе Добра и Зла. Борьба эта идет везде, в том числе и в душе каждого человека. Я верю в Добро. Зло не может вечно побеждать - жизнь остановится. У нас в стране накоплено много Зла. Его очень трудно победить. Трудно, но можно. Нужно только не сдаваться. Тогда мы все и увидим свет в конце тоннеля...
      Сентябрь 1993 - июль 1994 г. БАНДИТ, КОТОРЫЙ ХОТЕЛ ВОЙТИ В ИСТОРИЮ (Портрет Карабаса)
      Антон владел небольшим хутором в нескольких часах езды на автомобиле от Петербурга. Когда он впервые показал его нам, то в шутку назвал свое поместье замком маркиза Карабаса из известной сказки о Коте-в-сапогах. И так же, как в сказке, этот хутор был фикцией, но в значительно более серьезном смысле.
      Ферма Карабаса (бандиты с удовольствием сами ухватились за новое название) была важным объектом в той деятельности, которой занимался Антон. Она была тайником для заложников, воспитательным заведением для бандитов и базой для отмывания денег и торговли продуктами питания.
      История моего знакомства с главным героем этой главы изложена во второй части "Бандитского Петербурга", в главе "Ферма Карабаса". Летом 1993 г. мы вместе со шведским журналистом Малькольмом Дикселиусом приступили к съемкам документального фильма "Русская мафия". В ходе этих съемок бандит, которого во второй части "Бандитского Петербурга" я называл Карабасом, а в этой - Антоном, много раз беседовал с нами, разрешив снимать свою группировку изнутри. На основе впечатлений от этих встреч и составлен предлагаемый вам, уважаемые читатели, портрет.
      Антон любил жить в деревне. У него был еще один хутор с семнадцатью чистокровными лошадьми, которых он демонстрировал нам с нескрываемой гордостью. Одевался Антон респектабельно - он давно отказался от кожаных курток и предпочитал надевать за городом охотничий сюртук и кепи, словно английский помещик. Почти с такой же гордостью он показывал нам и то, что находилось за конюшней, - тюрьму на две камеры для похищенных и заложников.
      - Такое должно быть у каждой банды, - говорил Антон. - Таких тюрем, наверняка, более сорока в Петербурге. Нравственные принципы нас не удерживают. Если кто-то обманул бизнесмена, которого мы защищаем, то мы похищаем обидчика и держим его в камере, пока он не заплатит, или берем кого-нибудь из его семьи, или уничтожаем его имущество.
      Антон был бандитом, которому хотелось войти в историю. И вовсе не тем, что он претендовал на звание самого крутого бандитского лидера в Петербурге. Он даже не был подлинным лидером в своей группировке, а лишь временно "исполнял обязанности", пока настоящий босс сидел в тюрьме за вымогательство. Да и группировка его не относилась ни к самым крупным, ни к самым богатым в Петербурге. (Раньше эта группировка входила в империю Малышева, а потом объявила себя независимой. Антон всеми силами старался удерживать ее от столкновения с другими бандитами.)
      Чего на самом деле хотелось Антону, так это объяснить, что он действует исключительно логично в той среде, где обитает, и что организованная преступность в переходный период от социализма к капитализму в России стала "сложным и интересным социально-экономическим явлением... исторически закономерным результатом..."
      Антон полагал, что толкование закономерностей этого периода не должно монопольно принадлежать милиции и криминалистам.
      - Сегодняшние читатели и будущие историки должны знать, как рассуждает бандит, - заявлял он прямо, без всякой ложной скромности.
      Антону хотелось, чтобы окружающие воспринимали его как делового человека, хотя и пользующегося примитивными и незаконными методами, но, однако, выполняющего некую необходимую функцию в рыночной экономике. Он даже не стеснялся продавать свои взгляды за деньги. За участие в фильме "Русская мафия", который снимался осенью 1993 г., он брал по несколько сотен долларов за каждый отснятый эпизод. В то время ему было около тридцати, у него было круглое, чуть ребячливое лицо, уже заметное брюшко, испытующий взгляд и короткие, по бандитской моде, волосы (став начальником, он начал их отращивать до более цивильной длины). Он производил впечатление дергающегося, несколько напряженного человека, хотя говорил всегда спокойно и вдумчиво. На вопросы о своем прошлом и о карьере в бандитском мире Антон отвечал уклончиво. Говорил, что его родители были инженерами, а сам он работал на заводе и был обычным русским пареньком. Но когда мы узнали его поближе, наше впечатление о нем стало более сложным. Его речь была грамотнее, чем у обычного рабочего. Он любил пофилософствовать на темы, связанные с развитием общества и власти, экономики и бизнеса. С другой стороны, разговаривая с подчиненными и по телефону, он бывал краток почти по-военному и производил впечатление человека, привыкшего принимать решения.
      Рядовые бандиты считали, что он очень капризен. Антон действительно взрывался из-за мелочей и ругал своих людей даже в нашем присутствии. Он чрезвычайно заботился о своем имидже, а тщеславие было весьма заметной чертой его характера. Этим, наверное, и объяснялось то, что он согласился встречаться с журналистами. Вместе с тем, в нем ясно ощущалась потребность интеллектуального общения, которого ему явно не хватало в бандитской среде. Антон был лишен образованной интеллектуальности, необходимой в салонах русской интеллигенции, скорее он производил впечатление остроумного и лукавого самородка.
      В бандитском мире главная мера успеха - деньги. Способности Антона находить новые методы заработка обеспечили ему в свое время успех в группировке, которая стала ему родной.
      - Сначала речь шла о том, чтобы находить фирмы, которым нужны крыши. Чем крупнее фирма, тем больше оборот и выше твой престиж в банде. А потом я додумался до некоторых идей, которые быстро себя оправдали. Каких? Это коммерческая тайна.
      К осени 1993 г. группировка Антона обеспечивала крышу приблизительно шестидесяти фирмам. Этого хватало, чтобы содержать банду примерно в сто человек. Команда занималась и собственной полулегальной деятельностью: открывали свои киоски, торговали сельскохозяйственной продукцией, а также курировали проституцию и подпольно производили водку. На самом деле это была вовсе не водка, а разбавленный технический спирт, разлитый в водочные бутылки. Производство было весьма примитивным: разлив производился вручную на квартирах у людей, не входивших в группировку, а просто нуждающихся в приработке. Таких квартир у Антона было несколько десятков. Сам он отвечал за перевозку и продажу "водки", которая контрабандным путем вывозилась в Эстонию.
      Антон очень хотел превратить свою банду в фирму с международными контактами и связями. В 1993 г. под его крышей были совместные предприятия с Нидерландами, Австрией, Швецией и Финляндией. Однако с иностранными бизнесменами Антон не встречался, потому что все переговоры с организованной преступностью в совместном предприятии всегда поручали русским партнерам.
      Помимо водки в Эстонию, Антон также экспортировал проституток в Финляндию и Германию. - Проституция - это отрасль, которая дает нам какие-то деньги. Это не такие уж большие деньги, но мы содержим на них часть своих людей. У нас есть заказчики на Западе, которые имеют львиную долю заработка, а мы лишь отвечаем за то, чтобы девушки были доставлены по назначению. Потом они возвращаются и благодарят нас.
      У группировки Антона было три так называемых отстойника в центре Петербурга. По сути дела, это были обычные публичные дома, в которых девицы работали по ночам. Проститутки, работавшие на группировку Антона, получали четвертую часть того, что платил клиент, приблизительно столько же шло сутенеру. Остальное уходило в общак.
      Вся деятельность группировки, естественно, предполагала насилие. Антон этого не отрицал, но все время пытался объяснить его как неизбежное зло:
      - Я лично против физического насилия. Всегда найдутся другие методы. Есть люди, которым нравится делать другим плохо. Мы же поступаем так только в случае крайней необходимости.
      Однако эти заявления противоречили его поведению. Во время съемок на ферме Карабаса мы видели, как Антон спокойно наблюдал за одним из своих подчиненных, когда тот избивал наемного работника-старика ногами. Старик был алкоголиком, он украл и продал овцу, а деньги пропил. Возможно, тогда мы увидели Антона-моралиста. Он неоднократно декларировал свое презрение к алкоголикам и наркоманам. В группировке алкоголь и наркотики были категорически запрещены. Пойманные на нарушении этого запрета молодые бандиты могли быть выгнаны из группировки.
      Более страшными преступлениями внутри банды считались кража у братков или из общака и предательство.
      - За такие проступки, - говорил Антон, - может быть очень строгое наказание. - И даже смертная казнь? - Да, естественно, и смерть, - ответил он, не моргнув.
      В принципе Антон ничего не имел против стычек с другими группировками, но не любил их, потому что они всегда стоили больших денег.
      - Если нас вынуждают к боевым действиям, то мы прибегаем и к ним, но такое бывает достаточно редко и только в крайних случаях. Это экономически невыгодно, потому что мы перестаем зарабатывать деньги и все уходит на войну.
      Антон подразделял преступность в Петербурге на три категории: бытовые уголовники, нормальные бандиты и беспредел. С бандитами из других группировок в 90 процентах случаев удавалось разбираться мирным путем. Однако, если какая-либо из сторон нарушала бандитские понятия, то могли быть и человеческие жертвы.
      - И тогда побеждает сильнейший, а у нас решает босс - по понятиям нам жить или нет.
      Антон скептически относился к общим бандитским сходнякам в Петербурге. К столу в гостинице "Пулковская", где проходили встречи лидеров группировок, он отправлялся лишь "в силу необходим мости".
      - Мы - самостоятельная организация. Мы не считаем, что необходим специальный бандитский суд. Жить нужно по здравому смыслу. Мы пытаемся разрешить все конфликты мирно, но своих денег не отдадим никому.
      Забавно, но Антон неоднократно сетовал на недействующую правовую систему:
      - Закон должен быть жестким и распространяться на всех без исключения. Каждый человек решает сам, как относиться к закону. И в случае его нарушения должен быть готов к наказанию. - А ты готов?
      - Готов, но пусть меня сначала поймают. Антон уже сидел в тюрьме, он провел четыре месяца в предварительном заключении. Потом уголовное дело прекратили за недостаточностью улик.
      Антон считал, что действующую правоохранительную систему обмануть очень легко. То, что его боссы попали в тюрьму, он объяснял тем, что некий бизнесмен "заплатил ментам за их посадку".
      - Милиция вообще подкуплена на корню. Честных очень мало. - А бывшие КГБ?
      - Эти знают еще меньше, чем милиция. Мы их всерьез не воспринимаем, хотя у них больше технических средств, чем у милиции.
      Антон долго объяснял нам, что организованная преступность и правоохранительные органы играют в своеобразную игру, где главный судья - сила и деньги.
      - В суде побеждает не справедливость, а тот, кому удается убедить судей в своей правоте. А средства убеждения бывают разные.
      Антон защищал право бандитов на существование в том обществе, которое возникло в России после распада Советской империи.
      - Ничего такого никогда не было бы, если бы раньше, при так называемом социализме, мы все на самом деле были равны. Но лозунг - "каждому по потребностям" - был невыполним. Единственное, чего хочу я, - это надежности и благосостояния. Я не хочу, чтобы мои дети жили в беспредельной стране. Я и сам не люблю нарушать закон. Но сегодня в России надо выбирать: если ты пытаешься заработать какие-то деньги, то должен уметь либо сам защитить себя, либо просить защиты у кого-то другого. Если ты убежден, что защищен, - твое счастье, если нет, - тогда жизнь дана тебе взаймы. И тогда каждый новый день для тебя может стать последним...
      * * *
      Карабас разорвал все контакты с нами так же неожиданно, как в свое время пошел на них. Впрочем, по сведениям из других источников, я слышал, что дела у него идут в гору и он продолжает процветать. Последний раз я видел его случайно летом 1994 г. Мы столкнулись в одной петербургской тюрьме, куда он, видимо, пришел на свидание с кем-то из своих коллег. Он еще больше располнел и был похож в своем дорогом костюме скорее на преуспевающего бизнесмена, чем на бандита. Мы встретились глазами, но здороваться не стали, а лишь обменялись кивками, как люди, которые очень смутно помнят друг друга... ЖИВОЙ ТОВАР
      Если проституция - самая древняя профессия на Земле, то получается, что женское тело - самый древний товар?
      Интересно, кому первому пришла в голову мысль, что женское естество можно продавать - Продавцу или Покупателю в той самой первой сделке на заре времен? Этого мы никогда не узнаем. Но как бы там ни было - а как-нибудь да было, - проституция возникла вместе с первобытнообщинным строем, окрепла в древних рабовладельческих государствах, выжила в жестокое время тоталитарного феодализма, расцвела после первых буржуазных революций и отправилась широким шагом гулять по всем странам, строям и эпохам.

К титульной странице
Вперед
Назад