Средневековый мир беден, убог и скуден, а нравы жестоки. Большинство населения балансирует на грани выживания, жизнь - страшно хрупка. Материальная необеспеченность вызывает у человека чувство неуверенности и тревоги. Никто и ничто не может гарантировать благополучие завтрашнего дня: стихийные бедствия, неурожаи, войны и болезни непредсказуемы.
Так называемый биологический "старый порядок"53 означал равенство шансов жизни и смерти, их взаимное уравнивание. Можно отметить высокую рождаемость и высокую смертность (коэффициенты рождаемости и смертности на уровне 40%). Незначительный естественный прирост сменяется его убылью вследствие голода, болезней и войн, так называемой триады бедствий (триады смерти). Численность населения к концу Средневековья чуть превышает показатели эпохи расцвета античного мира и потому с демографической точки зрения Средние века - простое наверстывание. Таков лапидарный вывод из сухих цифр. Но за ними - череда бедствий, преследующих человека, триада смерти, неотвратимо раскрывающая свои объятия.
Голод - одна из страшных реалий повседневной жизни того времени. К жестоким голодовкам в масштабах стран следует добавить сотни локальных и недороды каждые 3-5 лет. При низком техническом уровне любые климатические аномалии приводили к неурожаю,
53 Ф. Бродель пишет его с заглавной буквы - Старый порядок. См.: Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. Т. 1. М., 1986.
а значит, нехватке и вздорожанию продуктов, нужде и лишениям для бедняков. Немалую роль играли и несовершенные способы хранения продуктов, их порча и уничтожение животными и насекомыми: тучи саранчи на полях (которая распространилась, например, в 873 г. от Германии до Испании) и полчища крыс в амбарах. Легенда о гамельнском крысолове-флейтисте54 родилась под влиянием мечты о магическом средстве борьбы с грызунами.
Вследствие отсталости техники и бессилия государственной власти недороды были просто катастрофой. В средневековом мире не существовало характерных для римской античности систем заготовки и распределения продуктов, ни сети дорог и единой связи, ни, наконец, централизации административной власти, позволявшей быстро оказать помощь нуждавшемуся региону. Города только начинают создавать запасы продуктов, строить склады, зерновые конторы, закупать за границей и распределять продовольствие. Помогают борьбе с голодом монастыри и знатные светские сеньоры. Одна из хроник сохранила описание того, как граф Карл Добрый (Фландрия) организовывал помощь населению во время голода 1125 г.
Социальная дискриминация бедствий была естественной для средневекового общества. Будучи карой за первородный грех, который можно искупить только тяжким трудом, голод являлся наказанием для "трудящихся". Его жертвами становились в первую очередь низшие слои городского населения, бедняки. Хуже всего приходилось деревне. Крестьяне в случае неурожая уходили в города просить милостыню, чтобы спастись от голода. Сотни текстов разных хроник описывают бесконечное траурное шествие голодных лет. Люди, мучимые голодом, ели глину, корни и кору деревьев, кошек и собак, подбирали падаль, были случаи каннибализма, для чего похищали детей и путников.
Постоянная угроза голода, его непредсказуемость действовали на психику человека, порождая навязчивые мысли о еде. Мечты многих поколений людей нашли свое воплощение в народном фольклоре и агиографии в виде мифов о волшебной стране Кокань, изобилующей едой, и многочисленных чудесах, творимых святыми. Большинство из них построено по одной схеме: появляется пища, божественные силы с помощью святых спасают отчаявшихся людей. Как правило, в них фигурирует хлеб - в память о чуде, совершенном Иисусом Христом, и потому, что этот продукт питания являлся основным. В поэзии труверов и миннезингеров появились кулинарные темы, возник особый жанр песен о еде55.
54 Под предлогом избавления города от крыс он заманил и увел за собой всех детей.
Голоду противостоит "продовольственная" роскошь, изобилие еды. Средневековое гурманство - характерная черта феодального класса. Чревоугодие находит выражение в грубых формах чрезвычайной прожорливости, обжорства, хвастовства едой. В средневековом "Романе о Лисе" пружина действия - зов пустых желудков Лиса и его товарищей. Но как только они стали баронами, то закатили пир, на котором вволю наелись жареного мяса.
Регулярное недоедание, голодание, употребление недоброкачественной пищи подтачивали здоровье человека, снижали сопротивляемость организма. С фатальной неотвратимостью за голодом шли болезни и эпидемии, как говорили в те времена - мор. Их распространению способствовали скученность людей и грязь в городах, отсутствие медицинской помощи. Средневековая медицина тесно связана с христианским учением, которое постулировало, что болезнь человека является либо наказанием за грехи, либо испытанием его христианской добродетели. Убеждение в этом порождает характерную для того времени веру в целительную силу святых и их реликвий, в том числе мощей. Многие из святых считались "патронами" тех или иных болезней, как, например, св. Антоний: его мощи излечивали от лихорадки.
Жалко состояние медицины. Универсальными средствами - кровопусканием и очисткой желудка - лечатся все мыслимые болезни. Практическая медицина была отдана на откуп цирюльникам, знахарям и колдунам. Банщики-цирюльники специализировались в области хирургии, вправляя вывихи, леча переломы, пуская кровь и ампутируя конечности. "Добрые женщины" - ведьмы - были известны также и как опытные повивальные бабки. Знахари и колдуны, продолжая традиции народного целительства, совмещали его с магией. Именно они, владея "тайным" знанием о растительном мире, использовали его в своем врачевании. Па-рацельс, великий врач эпохи Возрождения, подчеркивал, что "если он научился у кого-нибудь медицине, то только у ведьм, пастухов и палачей". Очевидно, прав Ж. Мишле, утверждая, что врачевание происходило только в одном месте - в церкви, у чаши со святой водой56.
Средневековый человек страдал от множества болезней. Самой страшной являлась чума. "Многоголовая гидра", "черная смерть", от которой не было спасения, - бич средневекового мира. Особенно раз-
55 На немецком языке название еще более определенно и грубо - песнь о жратве.
56 Мишле Ж. Ведьма. Женщина. М., 1997.
рушительные последствия вызывала ее новая легочная форма, приведшая в 1348 г. к страшной пандемии в Европе. Смертность среди заболевших достигала 90%. Чума унесла, по разным оценкам, от трети до половины населения пораженных территорий. Она шла с Востока: обрушившись на Неаполь, Марсель и Флоренцию, болезнь докатилась до самых северных районов. Она распространялась волнами, отступала и возвращалась (примерно через 10-20 лет), свирепствуя с прежней силой. Во время эпидемий города и деревни запирались на засовы, у ворот жгли костры с ароматическими травами, на дорогах выставлялись заставы, стража и оцепления, жизнь как будто замирала. Кроме чумы, были оспа и холера, дифтерит и скарлатина, грипп, известный в Европе, по-видимому, с 12 в. Многие заболевания медики сегодня не в состоянии идентифицировать с современными или делают это с трудом: неизвестно, что представляли собой алая лихорадка, дендо, колючка и т.п. Употребление вредных продуктов (спорыньи и других злаков) вызывало эпидемии лихорадки, именуемой "огненной чумой", "священным огнем". Одна из распространенных в наше время эпидемических болезней - туберкулез - был в этот период "незаметен" среди множества других инфекций (он достигнет пика в 19 в.).
Обильную жатву собирали также кожные болезни. Прежде всего это проказа: ее страшный триумфальный "расцвет" пришелся на 12-13 вв. (Число лепрозориев в одной только Франции в 1227 г. достигало двух тысяч. Чтобы отделить больных людей от здоровых, лепрозории строили за городской чертой, у дорог, где легче собирать милостыню, а в город прокаженные могли входить только сопровождаемые шумом трещоток.) Затем - гангрены, язвы, чесотка, золотуха. Согласно традиции, божественная природа власти английских и французских королей наделяла их способностью излечивать больных золотухой наложением рук. Огромное количество людей имело какие-либо уродства; горбуны, хромые, слепцы с бельмами выставляли их напоказ, когда просили милостыню. Детские болезни, приводившие к высокой смертности, не обходили самые богатые и знатные семьи, вплоть до королевских.
С помощью молитв и процедуры изгнания бесов лечили психические расстройства. Над людьми довлела боязнь греха, смерти, посмертного суда, вечного проклятия. "Средневековье было по преимуществу временем великих страхов и великих покаяний - коллективных, публичных и физических" (пишет Ж. Ле Гофф): появляются шествия флагеллантов, покаянные процессии, панические настроения охватывают массы людей, им являются "видения", слышатся "голоса". Однако период Развитого (Высокого) Средневековья еще не стал временем массовых религиозных безумств, как это произойдет позднее.
Традиционализм
В традиционных культурах, к которым принадлежало и средневековое общество, жизнью управляет обычай, традиция. Они передаются из поколения в поколение, зафиксированные в письменных памятниках, но еще более в устной форме. Авторитет того времени - древность, прошлое. Для разрешения споров обращались к Отцам церкви, Священному Писанию, древним свиткам и свидетельствам. Важная роль принадлежала старожилам, народной мудрости, воплощенной в фольклоре, обычаям. Даже для правящей элиты статус того или иного рода, помимо славы и знатности, определялся древностью происхождения. Нововведения воспринимались с трудом, общество испытывало к ним отвращение. В ментальной установке преобладал стереотип неизменности и постоянства. Дух перемен, новое мировосприятие, разрушающее средневековый универсум, вносят города и развивающиеся в них товарно-денежные отношения, но сама городская культура зачастую склонна была облекаться в оболочку традиционализма, создавая видимость неизменности, стабильности, древности тех или иных институтов и установлений, как, например, латинский язык, на котором она говорила.
Одна из основных характеристик средневекового общества - коллективизм. Оно не признает индивидуальности. Средневековый человек не нуждается в личной свободе. Сам термин употреблялся во множественном числе - свободы, т.е. привилегии, признанный статус. Люди того времени обязательно принадлежали к какой-либо группе, их объединяли общественные отношения: семейные, вассальные, общинные, цеховые и т.п. Идея сообщества постоянно витала в умах. Создавались всевозможные союзы, называвшиеся университетами, корпорациями, коллегиями, компаньонажами, братствами, и т.п. - например, группа людей, отправлявшихся в паломничество, или сообщество проживающих совместно соседей. Коллектив направляет индивида, предписывая ему необходимый образ действий и мыслей. Доблесть и добродетель видятся не в выявлении личных свойств и особенностей, но в соответствии образцам и требованиям группы. "Что касается всех, должно быть одобрено всеми" - гласит средневековая максима. Единомыслие и согласованность возводятся, таким образом, в ранг идеала, а многообразие отождествляется со злом. Вообще, одним из символов греховности земной жизни являлась Вавилонская башня, разделившая и разобщившая людское сообщество на разноязыкие племена. И потому отверженным становится чужестранец: одиночка подозрителен и гоним. От него исходит зло в той же степени, в какой добро от соседей. Неслучайно в это время изгнание использовалось в качестве наказания. Оторванный от привычной среды, многочисленных уз солидарности, опутывавших его, изгнанник превращался в изгоя.
Искусство и литература не создают портретов - сама идея об этом на протяжении многих веков чужда средневековому духу. Человек лишен личных качеств, он предстает перед нами как тип: так, крестьянин безобразен и звероподобен, а благородные сеньоры имеют золотистые или русые кудрявые волосы, голубые глаза (очевидно, этот канон сложился под влиянием норманнских завоеваний). Пожалуй, только искусство готики вновь обращается к земным реалиям: людям, цветам, растениям.
Самые страшные пороки того времени - предательство, гордыня, зависть. Предатель - это вассал, изменивший клятве, он отождествлялся с Иудой, предавшим своего учителя. Но предательство не являлось только сеньориальным грехом, а распространялось и на другие слои общества. Клятва, приносимая бюргерами, устанавливала между ними отношения верности, а причинивший вред общине клятвопреступник изгонялся из нее. Истинно феодальным грехом считалась гордыня; заботясь о славе и престиже, рыцари без устали соперничали на поле боя и турнирах, творили кровную месть. Гордыня была и "матерью всех пороков", воспринимаемая как раздутый индивидуализм, стремление возвысится над окружением. Каждый приставлен к определенному месту и делу, принадлежит к своему сословию и должен довольствоваться тем, что имеет. Поэтому завидовать положению, состоянию, богатству другого - величайший грех, посягательство на божественные установления. Конечно, этот порок присущ в первую очередь крестьянам и бедноте. Бунтуя и поднимая восстания, они стремятся встать вровень с господами. Обвинение в зависти неизменно выносится всем вождям народных восстаний, будь то братья Артевельде или Этьен Марсель.
Если гордыня клеймилась как "мать всех пороков", то противоположные свойства - униженность и смирение - были уважаемы эпохой. Выдающиеся интеллектуалы охотно прибегали к так называемой "формуле смирения", сетуя на свое "невежество", в частности, говоря о своей "неотесанной", "мужицкой" латыни, сознательно отказываясь от того запаса античной культуры, которым они обладали. И это неслучайно. Варваризация культурного наследия неизбежна в первую очередь ради его сохранения. Опроститься, чтобы быть услышанным и понятым. Цезарий Арелятский смиренно просит, "чтобы слух ученых людей снес без жалоб деревенские выражения, к коим я прибегнул, дабы вся паства Господа могла бы воспринять на простом и заземленном языке духовную пищу". Ученые люди снисходили до "простецов", выполняя свой долг просвещать невежественных, но повторяли при этом, что учениками Иисуса были рыбари и пахари, мнили себя духовными наследниками апостолов. Воистину "унижение паче гордости".
Ментальность
Для средневекового мышления характерен не только примитивный реализм, но и метафоризм, символизм и аллегоричность. Видимый мир профанен, задача мысли - проникнуть в скрытое, священное пространство. Символизм мышления был универсален: это относится как к литературе, искусству и религии, так и повседневной жизни. Будучи более примитивным, чем казуальный, символический тип мышления создал необычайно богатую систему, где любой предмет и его свойства могли иметь более высокий смысл, проецировать земной мир на небесный, устанавливать их взаимосвязи. Символизм может наделять обыденные вещи высоким этическим или эстетическим смыслом, при котором, например, алые и белые розы, цветущие в окружении шипов, уподобляются девам и мученикам, сияющим красотой в окружении преследователей (Й. Хейзинга).
Символика этого времени оперирует не идеями, а образами, прибегает к персонализации. Месяцы обозначают апостолов, времена года - евангелистов, а год - самого Христа. Добродетели и события превращаются в аллегорические персонажи: в северогерманских городах в церкви на хорах подвешивали куклу, называвшуюся Постом. По окончании поста веревку перерезали прямо во время мессы, и кукла падала. Символика начинается на уровне слов: для неразвитого ума именование вещи означало ее объяснение. Более того, язык служил магическим ключом к овладению реальностью. Назвать вещь или явление означало подчинить их себе. Так, поставленный диагноз уже нес в себе исцеление. Это была метафизическая процедура "покорения" враждебного мира. Он же, в свою очередь, хранил мириады символов. В этой магической игре участвовали самые разные элементы, минералы, растения, животные. Так, яблоко символизировало зло, козел - сластолюбие, а единорог - чистоту и силу. Среди камней особенно выделялись драгоценные, среди растений - упомянутые в Библии. Составляются бестиарии, флорарии, лапидарии - особые виды средневековой литературы: списки, суммы, каталоги.
Большую тягу средневековый ум испытывал к числам, в которых склонны были видеть "не меру счета, а проявление царящей в мире божественной гармонии, магическое средство"57. Их магия была огромна, а смысл многозначен. Число три - Святая Троица, символ духовного, а четыре - материального мира: четверка означает четырех евангелистов, четыре стороны света, четыре конца креста, четыре реки в раю, четыре ветра, четыре стихии. Она воплощает целостность мира - по этой причине монастырская галерея имеет форму квадрата. Скрытым значением исполнены как сами числа, так и их соотношения: 7 &;gt; 6 означает отдых после трудов, а 8 &;gt; 7 - вечность после земной жизни. Магическая символика воплощалась в архитектуре храмов: круг и крест являлись образами совершенства, несли в себе вселенную (базилики), а восьмиугольник олицетворял вечность (капелла в Аахене, Сан-Витале в Равенне). Нумерология была широко распространена в романскую эпоху. Главными авторитетами в этой сфере считались монахи цистерцианцы и викторианцы.
Средневековый человек особенно ценил яркий цвет, свет и блеск. Свет давал ему ощущение безопасности и уверенности, тьма таила угрозу. В 12 в. средневековое общество открыло для себя новую ценность в духовном и материальном мире, восприняв и осмыслив свою естественную потребность в свете как в высшей сакральности. Готика распахнула храмы навстречу потокам ликующего света, навстречу небесам. "Бог - это свет", - неустанно повторяли теологи. Все, что связано со светом, привлекает внимание, вызывает доверие, ассоциируется с красотой. Наука 13 в. ставила оптику на первое место среди прочих (в конце этого века были изобретены очки). Эта "средневековая метафизика света" - одна из характерных примет времени.
Люди испытывают пиетет к краскам и ярким цветам, блеску золота и серебра, драгоценных камней. В драгоценностях более всего ценится сам материал, но отнюдь не труд художника. Труд в то время бесценен (к сожалению, в прямом, а не в переносном смысле): вещи из драгоценных металлов могут быть расплавлены, перелиты без долгих размышлений.
Средневековый мир жаждет чуда, ищет его - и находит. Оно определяет святость (необходимое доказательство, но отнюдь не достаточное - враг человечества также может творить чудеса). Чудо может произойти в жизни любого человека и служит одним из главных способов доказательства истины. На этом построен средневековый Божий суд с его принципом "Бог на стороне правого" - ордалии. Испы-
57 Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.
тания, в ходе которых устанавливалась судебная истина, широко использовали в качестве процессуальной формы. Они включали в себя судебные поединки, жребий, присягу, испытания водой и огнем. И здесь уже спасения не было, невиновному воистину оставалось надеяться только на чудо58.
Жестуальность
Раннесредневековая варваризация положила конец одной из самых характерных традиций античности - ораторскому искусству. В суровом Средневековье красоты слога остаются непонятыми и невостребованными. Говорить негде и не перед кем59. Все решает не слово, а действие. Средневековая культура - это публичное действо, это жест. На нем основан ритуал, он значим не менее, чем письменный документ последующих эпох. Клятвы и договоры, оммаж, посвящение, инвеститура сопровождаются символическими жестами. Жест обозначает позицию рыцаря, будь то брошенная в знак вызова перчатка, поднятое или опущенное забрало шлема. Он - центр религиозных ритуалов: крестное знамение, благословение с возложением рук, воскурение. (В молитве руки сложены, воздеты, скрещены.) Даже песни о героических деяниях называются шансон-де-жест или просто жесты.
В жестуальности Средневековья главная роль принадлежит телу. В отношении к миру человек исходит из своего естества: для измерения использует длину стопы, локтя, пяди, считает на пальцах, меряет расстояние дневным путем (поле - дневной обработкой). Восприятие тела двойственно. Оно манило и отвращало. Христианство дискредитировало плоть, требуя ее беспрестанного смирения. Нагота стала греховной и запретной, она ассоциировалась с бесстыдством пьяного Ноя, с первородным грехом Адама и Евы60. Гигиена и уход за собой представлялись далеко не невинной роскошью. В монастырских уставах регламентировалось число разрешенных приемов ванн и туалетных процедур. Например, монахи Клюни принимали ванну два раза в год: перед Рождеством
58 Так, в испытаниях водой связанного человека погружали в воду. Если он был невиновен, то вода принимала его (он тонул), если виновен - всплывал. В испытании огнем кожа должна была оставаться "невредимой" - решающее слово говорили судьи.
59 Исключение из этого правила - проповедь. Но она, как мы упоминали, опростилась, чтобы быть понятной необразованным людям. (Это касается и правящей элиты.)
60 Франциск Ассизский сделал из наготы, как и из бедности, особую ценность: он проповедовал нагим.
и перед Пасхой, а по субботам мыли ноги. Крещение - вот "мытье", которое отмывает верующего христианина. (У отшельников грязь олицетворяла собой добродетель.) Но одновременно тело служило и объектом почитания. Тела умерших правителей подвергались особой обработке: их бальзамировали; а если перевозили на дальние расстояния, то вынимали внутренности - именно так поступил Карл Великий с телами погибших баронов: "в парчовый плащ сердца их завернули и положили в белый саркофаг, омыв вином и перечным настоем"61. Тело святого могли расчленить и похоронить в разных местах. А в будущем религия обещала христианам воскресение плоти.
Среди разных слоев: рыцарей, горожан, простолюдинов распространен был в то время культ физической красоты. Телесная красота требовалась даже от святых, поднимая их авторитет. Так, в Южной Италии Фому Аквинского звали "сицилийский бык", и народ сбегался поглядеть на его величественную фигуру, почитая его за нее более, чем за святость. В это восхищение телесным естеством нищенствующие ордены внесли новую ноту: святость отныне не зависит от эстетического впечатления - сам Св. Франциск (Ассизский) был тщедушен и мал ростом.