Любящий тебя сын Поль".
Жанна опустилась на стул и едва собралась с силами, чтобы позвать Розали. Когда служанка явилась, они вместе перечли письмо, потом долго сидели в молчании друг против друга.
Наконец заговорила Розали:
- Надо мне съездить за маленькой. Не бросать же нам ее.
- Поезжай, голубушка, - отвечала Жанна.
Они помолчали еще, потом служанка заговорила опять:
- Надевайте шляпу, мадам Жанна, и едемте в Годервиль к нотариусу. Раз
та собралась помирать, надо, чтобы господин Поль женился на ней ради девочки.
И Жанна, не возразив ни слова, надела шляпу. Глубокая, затаенная радость затопила ей сердце, радость предательская, которую ей во что бы то
ни стало хотелось скрыть, та подлая радость, которой со стыдом упиваешься в тайниках души; любовница сына была при смерти.
Нотариус дал служанке подробные наставления, которые она просила повторить несколько раз; затвердив все, чтобы не ошибиться, она объявила:
- Будьте благонадежны, теперь я все улажу.
В тот же вечер она выехала в Париж.
Жанна провела два дня в таком смятении, что не могла обдумать ничего.
На третье утро она получила от Розали краткое извещение о приезде с вечерним поездом. И больше ни слова.
Часов около трех она попросила соседа заложить двуколку и поехала на
станцию, в Безвиль, встречать Розали.
Она стояла на платформе, устремив взгляд на двойную линию рельсов,
которые убегали вдаль и сближались где-то там, на краю горизонта. Время
от времени она смотрела на часы. "Еще десять минут. - Еще пять минут. - Еще две минуты. - Вот сейчас". Вдали на колее не было видно ничего. Но
вдруг она заметила белое пятнышко-дымок, потом под ним черную точку, которая росла, росла, приближаясь на всех парах. Наконец тяжелая машина
замедлила ход и, пыхтя, проползла мимо Жанны, которая жадно вглядывалась
в окна; многие дверцы отворились; на платформу стали выходить люди-крестьяне в блузах, фермерши с корзинами, мелкие буржуа в мягких шляпах. Наконец она увидела Розали и у нее на руках какой-то белый сверток.
Она хотела пойти, навстречу, но побоялась упасть, до того у нее ослабели ноги. Служанка заметила ее, подошла к ней с обычным своим спокойным
видом и сказала:
- Здравствуйте, мадам Жанна, вот я и вернулась, хоть и не легко мне
пришлось.
- Ну как? - пролепетала Жанна.
- Да так, она нынче ночью скончалась. Они женаты, вот девочка.
И она протянула ребенка, которого не было видно в ворохе пеленок.
Жанна машинально взяла его, они вышли со станции и сели в тележку.
- Господин Поль приедет после похорон. Должно быть, завтра, в это же
время, - сообщила Розали.
Жанна пролепетала только одно слово:
- Поль.
Солнце клонилось к горизонту, заливая светом зеленеющие нивы с золотыми пятнами цветущего рапса и кровавыми брызгами мака. Беспредельный
покой сходил на умиротворенную землю, где наливались соки.
Двуколка катила быстро, крестьянин прищелкивал языком, подгоняя лошадь.
Жанна смотрела куда-то вдаль на небо, которое, точно ракетой, прорезал стремительный и прихотливый полет ласточек. И вдруг мягкое тепло,
тепло жизни прошло сквозь ее платье, достигло ног, разлилось по всему
телу, - это было тепло маленького существа, спавшего у нее на коленях.
И безмерное волнение охватило ее. Быстрым жестом открыла она личико
ребенка, которого не видела еще: дочь своего сына. И когда голубые глаза
малютки раскрылись от внезапного света, когда она зачмокала ротиком,
Жанна подняла ее и осыпала неистовыми бессчетными поцелуями...
Но Розали с довольным видом ворчливо остановила ее:
- Постойте, постойте, мадам Жанна, а то она у вас раскричится...
И добавила, отвечая, должно быть, на собственную свою мысль:
- Вот видите, какова она жизнь: не так хороша, да и не так уж плоха,
как думается.