Кроме того, следует сказать, что львы, барсы, гепарды, грифоны, сирины, единороги – все эти образы были особенно характерны для средневекового искусства именно Владимирско-Суздальской и ее приемницы Московской Руси. Прежде всего они встречаются в каменной резьбе церквей Юрьева-Польского, Боголюбова, Владимира, построенных русскими мастерами в XI-XIII вв.[46], на печных изразцах конца XVI-XVII вв. московского производства[47]. Их изображения встречались также на печатях, скреплявших грамоты, на сасанидских, итальянских тканях, привозимых на Русь, в рукописях книг, в декоре различных художественных изделий эпохи древней и средневековой Руси. При этом облик животных, абрис деревьев в вышивке и на других предметах декоративно-прикладного искусства совпадает вплоть до мелочей. Особенно это ярко проявляется при сопоставлении вышитых узоров с узорами резьбы на каменных плитах соборов Владимиро-Суздальской Руси и на предметах более позднего времени – красных и муравленых изразцах московского производства. Принято считать, что геральдические мотивы были более характерны для средневекового искусства Центральной Руси и несколько менее распространены в искусстве Новгорода[48].
Геометрический орнамент вышивки Подвинья, по мнению изучавшей его И.П. Работновой, относится к типу орнамента, характерного для славянского населения Севера[49]. Он имеет много общего с орнаментом русской вышивки Верхней Волги[50].
Третий ареал – Тотемский – это земли по р. Кокшеньга, ее притоку Уфтюгу в пределах северно-восточной части Тотемского у. Вологодской губ. Сюда можно, вероятно, включить и территорию по р. Вель. Тотемский ареал вышивки характеризуется явным преобладанием среди декоративных швов счетного креста, незначительным использованием росписи и тамбура по цельной ткани, почти полным отсутствием строчевых швов.
Изобразительный орнамент представлен в основном архаическими мотивами. Их набор (дерево, антропоморфное изображение, птица, реже конь) соответствует набору мотивов вышивки Белозерья. Приемы, использованные для создания этих образов, аналогичны приемам белозерской вышивки. Однако некоторые мотивы стилистически близки мотивам сольвычегодской вышивки (женская фигура второго типа). Кроме того, есть мотивы, построение которых имеет ярко выраженные местные черты (тонкое деревце с рядами поднятых вверх веточек, украшенных мелкими кружочками, петельками). Местные черты можно проследить и в композиции вышивки: крупная фигура птицы в окружении мелких антропоморфных, орнитоморфных и растительных мотивов. Геральдические образы встречаются реже, чем в вышивке Верхнего Подвинья, их набор более ограничен (только лев-барс и двуглавый орел с поднятыми вверх крыльями), отмечаются также некоторые стилистические особенности в передаче этих образов.
Геометрический орнамент, имея элементы, общие с орнаментом Верхнего Подвинья (активное использование ромба в бордюрах), обладая чертами, роднящими его с орнаментом Белозерья (плотность в заполнении орнаментальной плоскости, мотив квадрата), в то же время отличается некоторыми оригинальными чертами. К ним можно отнести асимметричность узора, мелкий частый ритм, разработку диагональных линий гребенками, крючьями.
Анализ тотемской вышивки дает возможность говорить о ее некоторой «пограничности». Она является тем буфером, который отделяет вышивку восточной части Вологодского края – вышивки Верхнего Подвинья от вышивки ее западной части – Белозерья. Все этнографы, изучавшие тотемскую вышивку, признают эту ее пограничность и наличие оригинальных черт и говорят о необходимости проведения специального ее исследования[51]. Некоторые ученые полагают, что оригинальность вышивки – результат соединения в единое целое культурных традиций населения, заселявшего эту территорию с юго-запада (новгородский колонизационный поток) и с юго-востока (верхневолжский поток)[52]. Такой вариант вполне возможен, считают они, так как именно эта территория была местом, где встретились две колонизационные волны. Некоторые объясняют ее своеобразие соединением славянских культурных традиций с традициями финно-угорского мира. Причем одни считают, что это традиции аборигенного населения[53], другие связывают их с финно-угорским населением Верхней Волги, заселявшим район Кокшеньги вместе с русскими переселенцами[54]. Вероятно, можно говорить о том, что здесь слились воедино традиции славяно-русского мира, аборигенного населения и финно-угорских пришельцев с Верхней Волги.
Подводя итоги, можно сказать, что материалы вышивки подтверждают мнение этнографов о том, что Вологодский край, заселенный русскими, – область неоднозначная в этнокультурном отношении. Анализ искусства вышивки свидетельствует, что в культуре русских восточной части этой земли – Верхнего Подвинья оставил глубокий след верхневолжский колонизационный поток, шедший с юго-восточного направления и состоявший не только из славян, но и представителей финно-угорского мира. В вышивке этой части Вологодчины заметны также элементы культуры местного населения – пермских финнов.
Вышивка говорит и о том, что в сложении культуры русских западной части Вологодского края большую роль сыграло культурное наследие западных финнов: вепсов, карел, води и ижор. Вопрос о том, были ли это элементы культуры местного вепского населения или принесенные финно-уграми, включенными в колонизационный поток из Новгородской земли, пока остается открытым. Кроме того, материалы вышивки дают возможность говорить и о наличии в ней русских культурных традиций, связывающих эту территорию с культурой новгородцев и ростово-суздальцев, а также с культурной традицией русских переселенцев более позднего времени.
1 Стасов В.В. Русский народный орнамент. Шитье. Кружево. СПб., 1872. С. XX; Шаховская С.Н. Узоры старинного шитья в России. М., 1885. С. 1-5; Городцов В.А. Дакосарматские религиозные элементы в русском народном творчестве // Тр. ГИМ. 1926. Вып.1; Калиткин Н. Орнамент шитья костромского полушубка. Кострома, 1926. С. 1-7; Маслова Г.С. Орнамент русской народной вышивки как историко-этнографический источник. М., 1978. С.185-189.
2 Бломквист Е.Э. Полотенце в русском быту. Л., 1925; Шангина И.И. Образы русской вышивки на обрядовых полотенцах XIX-XX вв. (К вопросу о семантике древних мотивов сюжетной вышивки). Автореф. дис. ... канд. искусств. М., 1975.
3 Ефимова Л.В., Белогорская P.M. Русская вышивка и кружево. Собрание ГИМ. М., 1985.
4 Богуславская И.Я. Русская народная вышивка. Альбом. М., 1972.
5 Моисеенко Е.Ю. Русская вышивка XVII-начала XX в. Из собрания ГЭ. Л., 1978.
6 Изобразительные мотивы в русской народной вышивке. Музей народного искусства. Альбом – каталог. М., 1990.
7 Маслова Г.С. Указ.соч. Карта на с. 180-181.
8 Словарь терминов // Изобразительные мотивы в русской народной вышивке... С. 313.
9 Стасов В.В. Указ. соч. С. 6, X; Маслова Г.С. Указ. соч. С. 41,42; Работнова И.П., Вишневская ИМ., Кожевникова Л .А. (далее – Работнова И.П. и др.) Народное искусство Архангельской области //Тр. НИИХП. 1962. Вып. I. С. 17; Богуславская И.Я. О двух произведениях средневекового народного шитья // Русское народное искусство Севера. Л., 1968. С. 94; Работнова И.П. Вышивка // Русское декоративное искусство. Т. 3. М., 1965. С. 308; Художественное шитье древней Руси из собрания Загорского музея. М., 1983. С. 266-275.
10 Маслова Г.С. Указ. соч. С. 53; Работнова И.П. Указ. соч. С. 315; Фалеева В.А. Вышивка // Русское декоративное искусство. Т. 2. М., 1963. С. 628; Дмитриева СИ. Фольклор и народное искусство русских Европейского Севера. М, 1988. С. 165.
11 Богуславская И.Я. О двух произведениях... С. 91-106; Она же. Фрагменты древнего народного шитья из Белозерья // Сообщения ГРМ. 1961. Вып. VII; Ефимова Л.В. Ткани из раскопок курганов на реке Рожае // Проблемы изучения народного искусства. Краткие тезисы докладов. Л., 1972. С. 64; Монгайт АЛ. Старая Рязань // МИА. 1955. № 49. С. 172.
12 Калинина Е.В. Техника древнерусского шитья и некоторые способы выполнения художественных задач // Русское искусство XVII века. Л., 1929; Левинсон-Нечаева ММ. Одежда и ткани XVI-XVII вв. // Государственная Оружейная палата Московского Кремля. М., 1954; Свирин А.Н. Древнерусское шитье. М., 1963; Шабелъская Н.П. Материалы и технические приемы в древнерусском шитье // Вопр. реставрации. 1926. Вып. 1.
13 Работнова И.П. и др. Указ. соч. С. 18.
14 Работнова И.П. Указ. соч. С. 312.
15 Беренс К.Г. Вышивальный промысел в России // Кустарная промышленность России. Женские промыслы. СПб., 1913. С.414.
16 Маслова Г.С. Указ. соч. С. 57.
17 Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981. С. 476-478.
18 Маслова Г.С. Указ. соч. С. 88. Рис. 38а.
19 Динцесс Л.А. Мотив Московского герба в народном искусстве // Сообщения ГРМ. 1947. Вып. 2. С. 30-33.
20 Маслова Г.С. Указ. соч. С. 82, рис. 34.
21 Вагнер Г.К. Скульптура Владимиро-Суздальской Руси. Г. Юрьев-Польской. М., 1964. Рис. 46.
22 Николаева Т.В. Собрание древнерусского искусства в Загорском музее. Л., 1958. С. 137. Рис. 67; Художественное шитье Древней Руси в собрании Загорского музея... С. 267. №89; С. 269. №91.
23 Воронин Н.Н. Владимир. Боголюбове Суздаль. Юрьев-Польской. М., 1965. Рис. 59. С. 137.
24 Вагнер Г.К. Указ. соч. С. 141. Рис. 49.
25 Маслова Г.С. Ареально-типологические особенности орнамента населения северо-запада РСФСР // Проблемы типологии в этнографии. М., 1979. С. 246.
26 Там же. С. 248.
27 Эта территория входила в состав Суздальского княжества, а затем в Ростовское и Белозерское княжества. См.: Кучкин В.А. Формирование государственной территории северовосточной Руси в X-XIV вв. М., 1984. С. 99, рис. 2; С. 102, рис. 3; С. 123, рис. 4.
28 Маслова Г.С. Орнамент русской народной вышивки.... С. 179, 185.
29 Пименов ВВ. Вепсы. М.; Л., 1965.
30 Витое М.В. Этнические компоненты русского населения Севера (в связи с историей колонизации XII-XVII вв.). М., 1964. С. 7.
31 Герберштейн С. Записки о московитских делах // Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев. Л., 1986. С. 108.
32 Маслова Г.С. Ареально-типологические особенности орнамента... С. 249.
33 Рябинин Е.А. Зооморфные украшения Древней Руси // Археология СССР. Свод археологических источников. Л., 1981. Вып. Е1-60. С. 47-53.
34 Маслова Г.С. Орнамент русской народной вышивки... Карты на с. 180-181.
35 Работнова И.П. Композиция северных русских вышивок // Тр. НИХП. 1973. Вып. 7. С. 25.
36 Каменцева Е.И., Устюгов Н.В. Русская сфрагистика и геральдика. М., 1974. С. 122-134.
37 Бочаров Г.Н. Торевтика Великого Новгорода // Древнерусское искусство. Художественная культура Новгорода. М., 1968. С. 270; Маслих С.А. Русское изразцовое искусство XV-XIX вв. М, 1983. Рис. 7, 9, 15, 16, 25, 33; ЛелековЛ.А. Истоки архитектурного декора заволжских монастырей // Древнерусское искусство. М, 1989. С. 322, 325; Розенфельд РЛ. Московское керамическое производство XII-XVII вв. // Археология СССР. Свод археологических источников. М., 1968. Вып. Е1-39. Табл. 22. № 5.
38 Маслова Г.С. Об особенностях народного костюма населения Верхнедвинского бассейна в XIX-начале XX вв. // Фольклор и этнография Русского Севера Л., 1973. С. 83.
39 Там же.
40 Маслова Г.С. Ареальнотипологические особенности орнамента... С. 246; ее же. Орнамент русской народной вышивки... С. 180.
41 Маслова Г.С. Ареально-типологические особенности орнамента... С. 250.
42 Там же. С. 248; Она же. Орнамент русской народной вышивки... С. 179, 181.
43 Маслова Г.С. Ареально-типологические особенности орнамента... С. 250.
44 Маслова Г.С. Народный орнамент верхневолжских карел // ТИЭ. М., 1951. Т. XI. Табл. XV. Рис. 1. Табл. XVI. Рис. 1; Табл. XVII. Рис. 1, 2; Табл. XXII. Рис. 1; Табл. XXVII. Рис. 1а, б, 2,3, 10, Па, 16.
45 Маслова Г.С. Основные черты орнамента ярославской и костромской вышивки. Предварительные итоги исследования // Сообщения ГРМ. 1976. Вып. XI. С. 154.
46 Вагнер Г.К. Указ. соч.; Алпатов М.В. Русское искусство с древнейших времен до начала XVII в. // Всеобщая история искусств. Т.З. М., 1955. С. 65-91.
47 Розенфельд РЛ. Указ. соч. Табл. 20. Рис. 8; Табл. 22. Рис. 1; Табл. 24. Рис. 2, 6.
48 Выголов В.П. Монументально-декоративная керамика Новгорода конца XVII в. Древнерусское искусство. Художественная культура Новгорода. М., 1968. С. 238.
49 Работнова И.П. Композиция северных русских вышивок.... С. 24 – 25.
50 Шангина ИМ. Геометрический орнамент вышивки на полотенцах XIX в. русского крестьянского населения Верхней Волги // Сообщения ГРМ. Вып. XI. 1976. С. 162.
51 Маслова Г.С. Об особенностях народного костюма населения Верхнедвинского бассейна... С. 81. Примеч. 23.
52 Маслова Г.С. Орнамент русской народной вышивки... С. 180.
53 Работнова И.П. Финно-угорские элементы в орнаменте... С. 84 – 86; ее же. Композиция русских северных вышивок... С. 2.
54 Бернштам Т.А. Локальные группы Двинско-Важского ареала: Духовные факторы в этно- и социокультурных процессах // Русский Север. К проблеме локальных групп. СПб., 1995. С. 230.
Вологодские прялки
[В тексте использованы материалы С.Д. Оленева. Карта составлена И.М. Денисовой и С.Д. Оленевым. Компьютерная обработка иллюстративного материала А.Г. Прозоровской и И.М. Денисовой.]
Русские северные прялки – одно из уникальных явлений народной художественной культуры. Ни в одном из предметов народного быта при их сравнительном изучении не проявляются столь явно и наглядно локальные различия, создающие необыкновенно яркую и разнообразную «прялочную палитру» Русского Севера. В настоящее время исследователями выделяется более 30 своеобразных типов прялок с большим количеством переходных форм и видов. Однако эта работа пока что далека от завершения, так как формы прялок и их декор порой значительно отличались даже в соседних деревнях.
Именно в силу яркой выраженности в прялках локальных различий и традиционности их форм они могут представлять ценный материал для изучения этнических процессов, этнокультурной истории Русского Севера. Примером исследования с этой точки зрения русской народной вышивки является известная работа Г.С. Масловой [1]. Основным этапом такой работы должно быть картографирование видов прялок и детальный сравнительный анализ их характерных особенностей. Вологодская обл. представляет собой в этом отношении одну из наиболее интересных территорий, так как именно здесь проходит водораздел бассейнов северных и южных рек, здесь с давних времен неоднократно встречались и перемешивались миграционные потоки выходцев из Новгородской земли и «низовцев» – переселенцев из Владимиро-Суздальской Руси, накладываясь на древний финно-угорский пласт населения и в значительной мере ассимилируя его, результатом чего, вероятно, и явилось имеющееся многообразие видов прялок. Из всех областей России Вологодская, пожалуй, – наиболее разнообразная в рассматриваемом аспекте.
С точки зрения отражения в данном виде народного творчества этно-культурных процессов необходимо учитывать, что для одной же местности форма прялок обладает большей устойчивостью, традиционностью, чем их декор, изменение которого достаточно легко прослеживается в отдельных местностях даже на протяжении XIX в. В большинстве районов рассматриваемого региона именно в этот период произошел переход от резьбы к росписи на прялках: сначала стали подкрашивать, а в ряде местностей и ярко раскрашивать геометрическую резьбу, потом роспись начала имитировать резные раскрашенные мотивы, в то же время живописные элементы порой дополняли раскраску, а во второй половине XIX в. роспись во многих местностях уже полностью вытеснила и резьбу, и раскраску[2]. Этот процесс, естественно, шел не везде одинаково – местами чисто резные прялки дожили до 30-х годов XX в., бытуя порой рядом с расписными, а в некоторых районах, например на Северной Двине, где были сильны традиции иконописи и книжной миниатюры, возникшие на основе подобных традиций центры прялочной росписи сложились не позднее второй половины XVIII в. (Пермогорье, Борок)[3]. Где-то пользовались только изделиями работы мастеров-профессионалов, но во многих местностях ярко выраженное своеобразие декора прялок отсутствует, их могли и не декорировать вовсе, либо не очень умело на разный манер раскрашивать изготовители-мужчины, являвшиеся часто ближайшими родственниками их будущих владелиц. Однако в форме прялок мастера всегда придерживались локальных традиций, и, судя по всему, процесс их формообразования к концу XVIII в. был в основном давно уже завершен, хотя ныне его приходится реконструировать на основе последующего очень непродолжительного временного среза – конца XVIII-начала XX в., от которого до нас дошли эти предметы. В силу всех этих факторов именно форма прялок представляет первостепенный интерес для этнографического исследования.
Однако для решения этнологических проблем прялки привлекались до сих пор в незначительной мере, так как изучением их занимались преимущественно музейные сотрудники и искусствоведы, акцентировавшие внимание в первую очередь на их художественных достоинствах. Детального соотнесения прялочных форм и декора с этнической и культурной историей как всего Русского Севера, так и его отдельных территорией, в научной литературе мы почти не находим (выделяется в этом отношении, пожалуй, район Северной Двины в силу указанных выше причин[4]).
Данная работа пока также не ставит перед собой такой глобальной задачи, цель ее – обобщить имеющиеся на настоящий момент сведения по прялкам одного крупного региона – Вологодской обл., представить краткое описание главных их видов и провести картографирование форм – акцент делается на анализе именно локальных форм стояка прялок и поиск взаимовлияний этих форм в рассматриваемом регионе с целью проследить вероятную эволюционную линию типов и видов и их взаимовлияния. Особое внимание уделяется и вопросу классификации типов прялок с точки зрения их формообразования, так как этот аспект еще недостаточно разработан в специальной литературе. Рассмотрение «искусства прялок» в таком ракурсе может способствовать решению некоторых этнокультурных проблем и дальнейшему исследованию вопросов этнической истории региона. Данное исследование проводилось прежде всего на основе собрания прялок Вологодского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника (до 1989 г. – ВОКМ) с привлечением собраний многих местных музеев, а также петербургского РЭМ, что позволило восполнить значительное количество «белых пятен» на прялочной карте Вологодской обл.; этому способствовали и специальные экспедиционные выезды И.М. Денисовой от Института этнологии и антропологии РАН последних лет.
Коллекционирование прялок в основном началось в последние десятилетия XIX в., когда в среде русской интеллигенции значительно возрос интерес к национальному своеобразию быта русского крестьянства, во многом уже уходившему в прошлое. Именно в это время первые прялки попадают в музеи разных городов и в частные собрания. Однако наиболее старые образцы прялок редко оказывались старше конца XVIII в. из-за плохой сохранности этого бытового предмета, что значительно затрудняет научное изучение его эволюционных форм и как предмета быта, и как вида народного искусства. Отрицательную роль с этой точки зрения сыграли и скупщики предметов народного творчества, перепродававшие их и часто умышленно умалчивавшие о месте их приобретения. Это явилось причиной того печального факта, что многие первые поступления в музейные коллекции не имеют аннотаций о месте и времени их происхождения, мастерах, владельцах и т.п. Да и последующие музейные экспедиции далеко не всегда детально фиксировали такие сведения. Все это создает значительные трудности, а порой и порождает ошибки при картографировании прялок. Белые пятна в этой области до сих пор еще довольно многочисленны, а специальная литература отражает лишь небольшую часть накопленного музеями богатства.
Первая значительная публикация русских прялок и попытка их классификации была представлена А.А. Бобринским в его знаменитом альбоме по резным и расписным изделиям из дерева[5]. Эта классификация могла быть в то время лишь очень приблизительной и неполной, хотя до сих пор она является отправной точкой в классификационном подходе к этому предмету народного быта и представляет во многом бесценный научный материал. А.А. Бобринский выделил восемь типов прялок – шесть по географическому принципу (очень неравноценных), один по характеру декора прорезные прялки – впоследствии О.В. Кругловой этот тип был определен как грязовецкие), и еще в один тип он объединил прялки, которые считал возникшими под влиянием городского и помещичьего быта[6] (в него вошли и те, что впоследствии были названы теремковыми). При этом сам автор подчеркивал, что «эти географические наименования нисколько не исключают возможности распространения данного типа и в других смежных местностях, а также не обусловливают отсутствие в данном околотке других типов»[7].
В первые десятилетия после революции эта проблематика частично затрагивалась в работах B.C. Воронова, А.И. Некрасова, Г.М. Малицкого, А.В. Бакушинского, Н.Н. Соболева, Н.Р. Левинсона, Н.А. Маясовой и некоторых других исследователей[8]. B.C. Воронов уточнил классификацию А.А. Бобринского, добавив к шести выделенным им по географическому принципу типам прялок седьмой – ярославско-костромские, который впоследствии получил более точное определение как ярославские теремковые[9]. Двинский тип Бобринского он переименовал в архангелъско-вологодский. Эта классификация также охватывала материал не полностью.
Классификация Бобринского-Воронова являлась основополагающей вплоть до 1950-х годов, когда развернулась собирательская деятельность многих музеев страны и в первую очередь Исторического, Русского, Загорского историко-художественного. В конце 1950-1960-х годах были опубликованы первые научные результаты этой деятельности в статьях, каталогах выставок, тезисах докладов (С.К. Жегаловой, Л.Э. Калмыковой, М.Н. Каменской, О.В. Кругловой, Н.В. Мальцева, И.А. Пятницкой, Н.В. Тарановской, В.А. Фадеевой и др.)[10] – Уточнялись границы уже известных типов, выделялись новые, до сих пор неизвестные, все более раскрывалось художественное богатство этого вида народного искусства. В 1970 г. был издан первый крупный альбом, и впервые перед глазами всех интересующихся народным творчеством предстали русские прялки в красочном многообразии их форм и декора[11]. Во вступительной статье Н.В. Мальцев и Н.В. Тарановская учли многие открытия последних десятилетий в этой области и описали наиболее характерные виды прялок.
В те же годы О.В. Кругловой был составлен подробный каталог «Русские прялки» (из собрания Загорского музея), где приводились описания 33 видов прялок Русского Севера и Верхнего Поволжья[12]. Этот каталог и вышедшая вскоре книга-альбом того же автора «Русская народная резьба и роспись по дереву» (первое издание в 1974 г.) с подробной аннотацией большинства основных локальных прялочных видов до сих пор являются классическим руководством для каждого, кто берется за изучение прялок. Исследования О.В. Кругловой[13] были результатом колоссальной собирательской и научной деятельности этого автора – истинного энтузиаста своего дела, посвятившего ему целиком всю свою не очень долгую жизнь.
Хотя сама О.В. Круглова отнюдь не считала свою работу в области классификации прялок до конца завершенной, в последующие десятилетия эта проблематика не рассматривалась столь широко, а лишь уточнялась и дополнялась региональными исследованиями, также в основном музейных сотрудников. Из этих публикаций для разработки вопросов классификации представляют интерес небольшие статьи: Л.Э. Калмыковой 1976 г. по тверским прялкам и В.А. Притчиной 1995 г. по прялкам Тотемского р-на (на основе собрания Тотемского краеведческого музея)[14] – оба региона очень пестры в рассматриваемом аспекте. Л.Э. Калмыкова разбивает тверские прялки на несколько групп по местностям и по форме, выявляя наиболее архаичные виды. В.А. Притчина в дополнение к уже известным тотем-ским видам описывает и картографирует еще несколько своеобразных. Значительную ценность представляет также работа сотрудницы Костромского историко-архитектурного музея Л.Ю. Слепыниной по описанию и классификации прялок Костромской обл. на основе собрания этого музея[15]. Без учета прялочных форм Костромской обл. невозможно говорить о развитии видов прялок во многих районах и соседней Вологодской обл. Несколько особняком стоит (с точки зрения классификации) статья Т. А. Бернштам по прялкам[16]. Хотя формальная типология видов прялок не является целью ее работы, однако в разделе «конструкция-форма» автор по внешним признакам стояка подразделяет формы прялок на четыре группы: древесные, древесно-цветочные, женские, архитектурные[17]. Здесь необходимо лишний раз подчеркнуть (чтобы не создавать путаницы в последующих исследованиях), что это разделение проводится только по визуально-образному принципу с акцентом на символической стороне данного предмета и не отражает реальных исходных прялочных форм (кроме, пожалуй, древесной). Оно, к тому же, очень условно, так как в семиотическом аспекте выделенные номинации очень близки[18].
Вообще, следует отметить, что в научной литературе проблеме содержательной образности прялок уделялось, пожалуй, значительно большее место, чем многим другим, связанным с ними, проблемам19. Несомненно, этот очень интересный вопрос не менее важен, так как приоткрывает перед нами мировоззренческую картину наших далеких предков, уводя в мир мифологических представлений. Но степень гипотетичности в этой проблематике, пожалуй, еще выше, чем в вопросах классификации, при поисках эволюционных путей в образовании прялочных форм и их взаимовлияний.
В настоящее время можно констатировать, что совместными усилиями исследователей «прялочная картина» Русского Севера в общих чертах отражена в научной литературе довольно полно, если иметь в виду художественные прялки, хотя и среди них остаются отдельные слабо освещенные виды (например, в Сямженском, Харовском, Усть-Кубенском и Сокольском районах, о чем будет сказано ниже). Однако явно недостаточное внимание уделялось прялкам тех местностей, где они не представляли особой художественной ценности для музеев, хотя форма их может быть очень показательна для изучения этнических процессов.
Существующая на сегодняшний день классификация прялок отталкивается прежде всего от своеобразия декора в выделении их видов или типов, названия которых производятся от места бытования прялок, изредка – с добавлением характерных черт их декора (напр., теремковые, золоченки). То есть в основу классификации положен географический принцип с ориентацией на вид декора, а также с учетом формы стояка и типа соединения его с донцем. Этот комплексный подход необходим для подробного картографирования прялок и ведения музейной работы – разработка вопросов типологии и классификации во многом зависит от тех целей, которые ставит перед собой исследователь20. Однако ориентация сразу на нескольких признаков может привести к значительным затруднениям и путанице. Так, если декор прялок в большинстве случаев обладает узколокальным своеобразием, то для формы эта классификация слишком дробна, так как она обычно имеет значительно более широкий ареал, много модификаций и переходных вариантов. Привязывание же формы к определенному локальному «типу», выделенному по отмеченному выше комплексному принципу, приводит порой на практике к перенесению названия этого «типа» по подобию только общей формы на прялки, бытовавшие от него за много сотен километров, особенно если последние еще слабо освещены в научной литературе (к примеру, так произошло с понятием тотемский тип – см. ниже). Сходство в общих чертах прялочных форм, особенно переходных типов, может объясняться не только восхождением их к единому прототипу (т.е. генетическим родством), но и самостоятельным возникновением в результате идентичных эволюционных процессов формообразования (однако если сходство просматривается и в характерных деталях формы, которые устойчиво сохраняются на протяжении значительных расстояний, то здесь уже с большим основанием можно говорить о генетическом родстве).
 |
| 1. Типы прялок (I – IV) Рис. И. М. Денисовой |
Вместе с тем, в выделении отдельных типов именно форма играла главную роль (например, столбчатых, а в понятии теремковые слились и форма, и декор). При ориентации существующей классификации на локальность нет единообразия и в принципах выделения локусов, они порой несопоставимы (те же столбчатые довольно широко распространены по сравнению с другими «типами» – это как раз результат выделения типа по форме). Стремление придерживаться в первую очередь географического принципа приводит порой к тому, что в одну группу могут попасть прялки, очень различные по форме и декору, а кроме того, отдельные близкие формы могут оказаться в разных группах21. Все это говорит о том, что существующую на данный момент классификацию русских северных прялок в строгом смысле таковой считать нельзя, так как при классификационном подходе к предмету прежде всего должен быть определен единый главный принцип (признак), который желательно учитывать и в названии выделяемых типов и видов.
О.В. Круглова, решая сложную задачу по обобщению и научному представлению в основных чертах того колоссального материала, который был уже накоплен в то время, видимо, не считала публикуемые ею описания прялок в своей главной работе – альбоме-исследования – законченной классификацией: выделяя во вступительной статье 15 основных их групп (иллюстрации V-XIX), включающих часто по несколько разновидностей (до четырех), она избегает такого определения, как «тип», а при описаниях-комментариях опубликованных изделий придерживается главным образом типологии А.А. Бобринского. В другой работе[22] исследовательница ближе подходит именно к типологии, причем уже больше отталкиваясь от формы стояка, хотя ориентация в первую очередь на географический принцип не позволяет выдержать ее в строгости. К тому же здесь упор делается на выделение двух крупных регионов по конструкции прялок – принципу соединения стояка с донцем: целиковые, или копылъные прялки (стояк которых сделан из ствола дерева, а донце – из отходящего от него корня) и составные. Первые, по ее мнению, более архаичны, северного происхождения, а происхождение вторых она связывает с бассейном Волги и со средневолжской формой прялки в виде гребня с донцем. Хотя это разграничение для Русского Севера в общих чертах и верно, но его все же нельзя считать абсолютным; что же касается точки зрения о происхождении составных прялок, то она очень спорна.
Вопрос об эволюции прялочных форм и исходных региональных их видов -один из наиболее сложных, так как на основе археологических находок решить его в полной мере невозможно из-за фрагментарности данных. Так, наиболее древняя находка части прялки на территории Восточной Европы была сделана как раз на севере Вологодской обл. – на р. Модлона, она датируется началом II тыс. до н.э., и в литературе по прялкам встречается мнение, что это наиболее древняя представительница копыльных прялок[23], хотя описавший ее археолог А.Я. Брюсов говорит только о донце[24]. Прялки Древнего Новгорода, опубликованные Б.А. Колчиным, также преимущественно составные (хотя конструкцию их не всегда возможно точно определить)[25]. По этнографическим материалам, простейшие прялки-копылы встречаются у разных народов, в том числе у более южных, например у башкир и татар, а также у белорусов. Кроме того, копыльная форма распространена не на всем Севере – составные прялки были известны и в районе Вельска, и у русских поморов, и у северных финнов, а в конце XIX-начале XX в. традиционные копылы нередко заменялись составными для удобства, и способ крепления стояка с донцем мог уже варьировать порой даже в одной деревне. Хотя копыльная прялочная форма и создает впечатление архаики, однако было бы опрометчиво считать ее древнейшей, так как иные известные примитивные формы – палкообразные и вилкообразные, вставлявшиеся в отверстие скамьи (отсюда впоследствии – донце со стояком, гребнем), несомненно, также в достаточной мере архаичны и к тому же удобны при прядении на ходу. Палкообразные были известны на Киевщине, в Подолии, Карпатах, Молдавии, Румынии, Болгарии, Югославии, а также у удмуртов, мордвы, башкир; вилкообразные – в областях Рязанской, Калужской, Орловской, Курской, Воронежской[26]; вилкообразный стояк был найден к тому же в Новгороде в слое XIII в., в Старой Ладоге и в Гродно в слоях XI-XIII вв.[27] Из вилкообразной формы легко представить развитие рогатой небольшой лопаски, суженной книзу, на высокой тонкой ножке (ярославско-вологодские согожанки, некоторые новгородские, костромские и тверские прялки). Тип прялок, который исследователи также считают одним из самых архаичных – он происходит от широкой доски-стояка – представлен, к примеру, в Тверской обл. тоже составными прялками[28]. Вообще составные прялки бытовали очень широко: с лопатообразным стояком они были известны в Московской, Тульской, Рязанской областях, в Среднем Поволжье, Карелии, на Черниговщине, Могилевщине, Витебщине; с гребнеобразным встречались у южновели-корусов (Тульская, Рязанская, Воронежская области), белорусов (Витебская, Гомельская области), украинцев, мордвы, литовцев, финнов и других народов, а на западе России – в Ленинградской и Тверской областях[29].
Поэтому вызывает некоторое недоумение точка зрения О.В. Кругловой о формировании составного типа прялок, имея в виду в первую очередь столбчатые, с маленькой лопаской, под влиянием именно поволжского гребня с донцем, совсем на них не похожего («это традиции типично волжского искусства»), и о распространении этого типа с востока на запад, в то время как она сама отмечает, что в новгородских раскопках «не было найдено ни одной корневой прялки», и подчеркивает, что и ныне в новгородских землях это основной конструктивный тип; однако эти факты не меняют ее мнения о восточном происхождении составных прялок: «И в настоящее время в западной части Вологодской области эта волжская конструкция является ведущей»[30]. Но ведущей эту конструкцию можно считать и в еще более западных и юго-западных регионах, в частности у ближайших соседей-славян белорусов, для которых наиболее характерной прялочной формой в конце XIX-начале XX в. являлась именно составная, близкая к лопатообразной, хотя изредка встречалась и копыльная[31].
Таким образом, широта распространения как различных видов составных прялок (в том числе у разных групп славян), так и копыльных вряд ли позволяет рассматривать признак соединения стояка с донцем как классификационный и этноопределяющий, разве что в очень узколокальных сопоставлениях (немаловажное значение для выбора конструкции имело, видимо, и наличие леса как материала). О единой эволюционной линии прялочных форм говорить пока также не представляется возможным, хотя несколько наиболее архаичных форм уже выделено. Вероятно, сходные простейшие формы прялок в виде палки или ветки с намотанной куделью, столбика с донцем-корнем, а также двух соединенных досок могли возникать параллельно и независимо друг от друга. Локальные взаимовлияния возможно проследить только по формам уже достаточно сложившихся типов и видов прялок.
Для разработки морфологической классификации прялок необходимо несколько абстрагироваться от узкой локальности и, руководствуясь «аналитическим видом абстракции»[32], выделить в богатом многообразии форм основные типы по чисто формальным признакам, чтобы впоследствии вернуться к карте и проследить их географическое распространение, что может помочь в выявлении этноисторических, миграционных процессов. Собственно говоря, эта работа в общих чертах проделана О.В. Кругловой и ее коллегами, и обобщающая типология по формам проходит как бы параллельно с описанием локальных разновидностей прялок.
Суммируя основной материал по прялкам Вологодской области, можно предварительно выделить четыре основных крупных типа по признаку формы стояка: I -доскообразные, II – лопатообразные, III – с небольшой, преимущественно квадратной лопаской, IV – столбчатые.
Не претендуя на абсолютную полноту, эта типология может послужить в дальнейшем основой при разработке более детальной и углубленной классификации прялок по форме. Границы различий между этими типами, конечно, очень подвижны, имеется множество переходных форм. Строго говоря, II и III типы, вероятно, сами являются переходными между I и IV, но сложившимися уже в достаточно отдаленные времена. Например, переход из доскообразной формы в лопатообразную в тверских и псковских прялках довольно наглядно представлен в работах Л.Э. Калмыковой и О.В. Кругловой: для удобства посередине доски начинают делать выемки, которые могут затем принимать самые разнообразные формы, образуя фигурную, все увеличивающую ножку[33] (отсюда цветочные формы прялок у Т.А. Берн-штам – см. выше).
В географическом отношении в общих чертах намечается следующее распределение этих четырех типов: наиболее широко на Русском Севере представлен II тип -лопатообразный: он занимает большую часть Вологодской и Архангельской областей, частично встречается в Костромской, Новгородской, Ленинградской, Псковской, Тверской областях. Доскообразный стояк (I тип), который О.В. Кругло-ва и Л.Э. Калмыкова считают одним из самых архаичных, является характерной чертой прялок вепского, лопарского и карельского населения[34]; модификация этой формы (в том числе к ним можно отнести и веслообразные стояки часто встречаются узколокально, порой близко соседствуя с другими формами и нередко образуя с ними причудливые переходные варианты. Этот тип представлен преимущественно в Архангельской, Тверской, Псковской, частично – в Вологодской, Ленинградской и Новгородской областях, а также в Карелии. К нему можно отнести значительную часть олонецких прялок, выделенных Н.В. Мальцевым и Н.В. Тарановской[35] (по форме в олонецкие вошли прялки и II типа, и переходные формы между I и II типами). Среди олонецких своеобразную группу составляют каргополъские прялки (впервые выделены как особый вид по экспедиционным данным конца 1940-1950-х годов С.К. Жегаловой[36]), которые можно считать переходным звеном между I и II типами. На примере некоторых каргопольских видов – прялок Лядин и Кенозера – также наглядно можно проследить формирование из доскообразного стояка лопатообразного, но уже путем облегчения его снизу и образования ножки, постепенно удлиняющейся[37]. По-видимому, в результате давнего слияния доскообразной формы со столбчатой (IV тип) возникли очень своеобразные виды прялок на юге Вологодской, севере Ярославской и Костромской областей – грязовецкие, ярославские теремковые, буйские и судиславские (их небольшая, близкая к столбчатым лопаска венчает доскообразную ножку; подробнее о них будет сказано ниже). Столбчатая форма стояка (IV тип) в различных модификациях распространена очень широко – в Новгородской, Ярославской, на юге Вологодской, частично в Тверской и Костромской областях. По конструкции столбчатые прялки, как верно отмечает О.В. Круглова, в основном составные, возможно, они сформировались когда-то из примитивных вилкообразных и палкообразных (см. выше).
Очень много своеобразных модификаций представляют формы прялок с небольшой лопаскои – III типа, который явно сформировался когда-то как переходный между II и IV типами и встречается, как правило, на стыке этих форм – больше всего в Вологодской и Костромской областях, частично – в Ленинградской, Новгородской, Тверской и др. Множество переходных форм прялок свидетельствует, что в процессе их формообразования значительную роль играли и поиски функционального и производственного удобства, и наложение друг на друга разных традиций, и уже чисто эстетический подход наряду с подспудно сохранявшимся местами семантическим. Все эти моменты необходимо учитывать при изучении прялок.
Переходя к обзору вологодских прялок, мы будем ориентироваться на эти четыре основные типа форм, прослеживая их географическое распространение, модификации и взаимовлияния. Что касается декора прялок, то к нему пока что вполне применима уже утвердившаяся классификация, хотя и она требует уточнений и дополнений. Однако вопросов декора мы коснемся очень кратко, с несколько большим акцентом лишь на тех своеобразных видах прялок, которые пока не были отражены в специальной литературе. При рассмотрении материала мы будем двигаться как бы по кругу с северо-запада Вологодской обл. на восток, обращаясь вначале к северным прялкам с крупной прямоугольной лопаскои в районах с не очень большой степенью модификации их форм, затем от восточных районов к центральным и южным, характеризующимся значительно большей изменчивостью прялочных форм, и далее к западным, также довольно пестрым в этом отношении, где, однако, выявляется одна интересная тенденция, которая фактически приводит нас к выделению своеобразного типа прялок, очень широко распространенного в своих модификациях, и еще шире – в рудиментарных отголосках своих основных черт, что указывает на какую-то давнюю устойчивую этническую традицию (по данному вопросу недавно опубликована специальная работа[38], поэтому здесь мы его изложим более сокращенно).
Северные районы. Север Вологодской обл. значительно более единообразен в отношении прялочных форм по сравнению с другими ее территориями. Здесь бытуют преимущественно копыльные прялки с крупной прямоугольной лопаскои, размеры которой несколько варьируют и по вертикали, и по горизонтали. Они представлены двумя основными типами: большинство, по нашей классификации, относится ко II типу, вообще этот тип наиболее распространен на Вологодчине, именно потому А.А. Бобринский назвал прялки с лопатообразной лопастью вологодским типом[39]. Однако О.В. Круглова предложила отказаться от этого понятия: «Теперь можно утверждать, что вологодской прялки как единого типа не существует. На территории Вологодской области бытует много разновидностей прялок...»[40] В меньшей степени на севере этой области представлен I тип.
Ко II типу относятся прялки таких северных районов, как Вожегодский, Верховажский, Тарногский, Нюксенский (они считались по прежней классификации типично вологодскими). К западу от оз. Воже – в северной части Кирилловского, в Вашкинском и большей части Вытегорского районов – наблюдается интересная картина перехода прялок I типа – олонецких (с длинной прямоугольной лопаской на низкой ножке) – во II тип путем укорачивания лопаски и удлинения ножки, в результате чего несколько облегчается весь силуэт, хотя декор остается в основном олонецкого вида. Каргопольские прялки (переходных форм между I и II типами) с крупной раскрашенной резьбой или цветочной росписью встречаются на севере Кирилловского р-на (ВОКМ № 19637 и 29963/41); среди них выделяются своеобразием прялки Чарозера. При движении на юг проявляется тенденция к некоторому укорачиванию лопаски, и в результате прялка приобретает классический «вологодский» облик, т.е. II типа.
Олонецкие прялки (I типа) бытовали, по-видимому, и по всей северной части Вытегорского р-на, в том числе по восточному берегу Онежского озера. В центре района наблюдается их взаимодействие с каргопольскими. Образец каргопольской прялки из Вытегорского р-на (оз. Ковжское, д. Берег) с живописной росписью на красном фоне представлен в альбоме О.В. Кругловой[41].
К юго-востоку от Вытегры лопасть прялок укорачивается, и в районе Анненского Моста встречаются прялки типично олонецкого декора, но более облегченного силуэта[42], что позволяет отнести их ко II типу. В Вашкинском р-не эта тенденция продолжается, и две прялки в собрании Вологодского музея из Островского сельсовета (ВОКМ № 27893/16 и 27893/11), лопаски которых лишь чуть длиннее ножек, можно считать уже подлинными образцами II типа, хотя их резной декор с раскраской во многом сохраняет традиции олонецких прялок. О предположительном происхождении формы олонецких прялок и ее эволюции мы будем говорить ниже в связи с венскими прялками, бытующими на западе и северо-западе Вологодской обл.
Из лопатообразных прялок северных районов необходимо более подробно остановиться на наиболее своеобразных из них – тарногских, верховажских, а также вожегодских, о которых почти нет сведений в научной литературе.
Вожегодский район. Типично «вологодского» облика по внешнему контуру (т.е. II типа), прялки Вожегодского р-на завершаются вверху лопасти обычно двумя пологими выемками, образующими не ярко выраженную «трехрогость», и перекликающимися с двумя подобными выемками внизу лопасти. Эту как бы сглаживающуюся «трехрогость» можно сопоставить в какой-то мере с более выраженным трехчастным завершением лопастей прялок соседнего, более южного Харовского р-на (см. ниже). Иногда здесь встречаются прялки и с прямым завершением лопасти вверху, дополненным мелкими трапециевидными городками – широко распространенный элемент декора среди архангельских и вологодских прялок.
Ряд местностей на севере района специально был обследован в рассматриваемом аспекте экспедицией ИЭА в 1992 г.[43] Здесь в конце XIX-начале XX в. в каждом кусте поселений работали один-три местных мастера, к которым женщины приносили красить прялки (вырезались они чаще всего кем-либо из мужчин в семье); те же мастера расписывали в домах заборки, филенки шкафов и буфетов. Наиболее интересной в этом отношении оказалась местность Тавеньга, почти на границе с Архангельской обл. Здесь с конца XIX в. по 30-е годы XX в. работал народный живописец Афиноген Петрович Свистулин (по прозвищу Фин)[44]. Основной мотив его росписи на лопасках, окрашенных чаще всего в оранжево-коричневый цвет, – традиционное дерево-цветок, стебель этого «древа» всегда волнистый и заканчивается внизу характерным крутым завитком, а под ним внизу лопасти нередко изображена крупная полурозетка с растительным мотивом внутри ее. Привлекает внимание одна детская прялочка работы А.П. Свистулина (владелец – СИ. Пронина из д. Поздеевская). Мастер отступил от выработанного им канона и изобразил большую белую птицу на вершине деревца, а сзади внизу лопаски – целую лесную сценку с забавным добродушным волком.
В Тавеньге помнили и о других мастерах росписи. Так, в д. Заозерье жил когда-то Акиндин Петрович Сидоров. Он красил прялки большими кругами с мелкими цветочками в них. А в д. Пески работал Ардалион Иванович Кожин (примерные годы жизни 1880-е-1929), больше известный как иконописец.
В местности Тигино[45] примерно в то же время занимался росписью Анатолий Васильевич Соколов[46]. Прялки его работы также всегда легко узнаваемы – это довольно изящная роспись живописной манеры, но стремящаяся к графичности. Фон чаще всего голубой, на нем аккуратно выписано дерево-цветок, порой в вазоне, но этот центральный мотив значительно варьирует на разных прялках.
В Огибаловском сельсовете помнили о мастере росписи Григории Белякове из д. Чужга[47]. Прялки его работы имеют живописную роспись крупными мазками, основной мотив которой – букет цветов, порой из роз, иногда в обрамлении тонкой фигурной рамочки, дополненный условными пятилепестковыми цветками.
В южных и восточных местностях Вожегодского р-на бытовали также прялки II типа, но данные местности нуждаются в дополнительном исследовании.
Верховажский район. Прялки этого района, являясь корневыми и относясь в общих чертах ко II типу, все же очень разнятся как по общему силуэту, так и по характеру декора. Значительным своеобразием отличаются прялки, бытовавшие по р. Терменьга (правый приток Ваги). Они имеют несколько облегченный силуэт, лопасть их чуть длиннее ножки и завершается вверху двумя крупными кругами в обрамлении трех маленьких круглых городков. На кругах нередко можно видеть резные вихревые розетки, хотя основной тип декора этих прялок – живописная роспись[48]. Форма прялок Терменьги, на наш взгляд, продолжает и развивает в какой-то степени форму харовских прялок (см. ниже).
При движении на восток и юго-восток Верховажского р-на форма прялок значительно видоизменяется – эти части Верховажья наряду с Тарногским и Нюксенским районами считаются центром бытования классических видов вологодских прялок с прямоугольной лопастью значительных размеров и довольно крупной трехгранно-выемчатой резьбой[49]. Однако в восточной части района встречаются прялки и с раскраской поверх резьбы, дополненной росписью, и только расписные.
По полевым материалам ИЭА[50] на северо-востоке района, в Нижнеколеньгском сельсовете, декор прялок преимущественно расписной – здесь выявлен мастер росписи Григорий Авдеев (по прозвищу Авдиюшко), живший в д. Удальцовская[51]. Прялки его работы легко узнаваемы: основной мотив – стилизованное дерево во всю лопасть с четырьмя кружками-цветами по вертикали и отходящими от них во все стороны густыми волнообразными листьями – стиль письма как бы немного размытый, создающий впечатление дрожания, эфемерности изображения.
Несколько юго-западнее, в группе деревень под объединенным названием «Север» (примерно среднее течение р. Кулой) декор прялок отличался большим разнообразием – от строгих резных до пестро раскрашенных или расписанных не очень умелой рукой. Здесь помнили о местном мастере-резчике прялок Иване Александровиче Астафьеве[52], украшавшем прялки довольно изящной трехгранно-выемчатой резьбой.
Еще далее к югу, вверх по течению р. Кулой, на землях Сибирского сельсовета, граничащего с Тарногским р-ном, намечается преобладание прялок с трехгранновыемчатой резьбой, хотя встречаются и расписные, не отличающиеся единообразием (расписывали нередко и сами хозяева). Резные же прялки в этой местности, бытующие до настоящего времени, похожи друг на друга, как близнецы – они были изготовлены преимущественно в конце XIX-начале XX в. местным мастером-резчиком Василием Макаровским (по прозвищу Васька Волк)[53] из д. Елисеевская. Прялка его работы опубликована в статье О .В. Кротовой[54]. Такие прялки здесь называли «басоньи» (по нашим материалам), а в соседнем Тарногском р-не – «башеными», (от «баско» – красиво)[55].
Именно из этих мест происходит одна уникальная прялка Вологодского музея (инв. № 13751, поступила в 1966 г. из д. Сафроновская Сибирского сельсовета). Она украшена ныне очень потертой контурной резьбой, по которой предположительно датируется XVIII в. На лопасти в обрамлении четырех птиц вырезан круг, состоящий из двух вписанных друг в друга окружностей, пространство между которыми разделено на 12 секторов с буквами старославянского алфавита. Вряд ли можно сомневаться, что это изображение календаря, так как почти все первые буквы в каждом из секторов соответствуют начальным буквам названий месяцев, а одной или двумя следующими буквами мастер стремился передать количество дней в данном месяце, что, впрочем, не обошлось без ошибок (расшифровка выполнена С.Д. Оленевым при консультации с Н.Н. Малининой и Н.И. Фельдшиным). Две верхние птицы вписаны в лучистые круги и повернуты друг к другу, две нижние очень условны, развернуты в противоположные стороны, а между ними треугольная фигура с крестиком на вершине – мотив, очень распространенный в соседнем Тарногском р-не. Тарногский район. Прялки именно этого района, по единодушному мнению всех исследователей, являются классическими представительницами вологодского типа, выделенного А.А. Бобринским (т.е. II тип). Им в научной литературе посвящено больше всего описаний, выявлен ряд мастеров[56]. Тарногские прялки, по преимуществу чисто резные, довольно единообразны в стилевом отношении по всему району, и в то же время это стилевое единообразие проявляется в большом разнообразии сочетания определенных мотивов декора – две одинаковые прялки здесь найти трудно. В южных местностях района, на наш взгляд, несколько в большей степени выражена тенденция к раскраске резьбы. Встречаются и расписные, а на северо-востоке района (деревни Шевелевская, Огудаловская) лопаска порой украшалась зеркальцами.
Тарногские копыльные пресницы, или преслицы (местное название) отличает прежде всего крупная прямоугольная лопасть, иногда чуть расширенная книзу, причем увеличение размеров лопасти идет не столько в длину (по высоте лопасть не намного превосходит ножку – размеры последней варьируют от трети до четырех пятых от высоты лопаски), сколько в ширину. Имеется интересное свидетельство очень пожилой жительницы (правда, из другого района) о функциональной значимости широких лопасок: как известно, на вечорках парни подсаживались к прядущим девушкам, беседовали с ними, а порой и целовались; по ее словам, широкая лопасть прялки служила в какой-то степени укрытием для любезничающей парочки от любопытных глаз[57].
Резные баские, или башеные прялки, как их здесь называли, представляли собой часто очень нарядные узорчатые панно из орнаментальных кругов, треугольников, розеток и их сегментов, рядов мелких выемчатых треугольников и ломаных линий. Этот резной орнамент, по-видимому, нес в себе когда-то глубокий смысл – не случайно низ лопаски обычно украшен горизонтальными орнаментальными рядами, которые в народе назывались позем[58], т.е. передавали идею земли. Над поземом мы часто встречаем в тарногских прялках крупную возвышающуюся треугольную фигуру (а порой и три подобных фигуры) с сетчатым заполнением и маркированной вершиной – мотивами круга, креста, деревца и т.п. (ВОКМ № 27082/98, 27891/37, 27891/38, 5599 мастера Ивана Мамонтова и другие). В данных изображениях еще первые исследователи прялок предполагали образ храма, его шатровых главок[59], истоки же этих выразительных мотивов восходят, на наш взгляд, к изображениям культовых строений еще дохристианского периода, так как в богатом традициями Тарногском р-не долго сохранялись священные рощи – кусты с почитаемыми деревьями, а порой и шалашеобразной культовой постройкой вокруг такого дерева[60]. Подобная крупная, треугольных очертаний фигура явилась, по-видимому, одним из основных источников богатого многообразия тарногского резного декора, где она может умножаться, дробиться, дополняться другими мотивами и т.п. Она встречается и в декоре прялок из других районов (см. ниже), а также на вальках, рубелях и иных деревянных изделиях.
В ходе экспедиции 1984 г.[61] были получены дополнительные к уже опубликованным сведения о тарногских мастерах-прялочниках (в Илезском сельсовете). Попов Осип Григорьевич (родился примерно в 1870-е годы) жил на хуторе рядом с д. Верховская, делал и расписывал предметы домашнего обихода из дерева и вывозил их на лодках на продажу в округу. Сергеев Петр Константинович из д. Огудаловская (1902 г.р.) еще в 1930-е годы делал прялки «с вырезами» и зеркальцами, сам и резал, и красил. Неподалеку от Илезского Погоста в начале XX в. делали прялки Бакшеев Григорий Александрович и Дружининский Протасий Семенович (из д. Окуловская), а в районе Шевелевки сохранились смутные воспоминания о мастере росписи Василии Семеновиче Шевелеве.
Нюксенский район. Прялки этого района очень близки к тарногским по форме, и нюксенская прялка также считалась классическим образцом «вологодского типа». Основное отличие прялок, бытовавших в районе Нюксеницы, заключается в наличии на лопаске нескольких горизонтальных рядов круглых сквозных отверстий с вставленными в них на проволоке бусинами, цветными камешками, деревянными шариками – при прядении они слегка позванивали; такие прялки называли пряслицы с ожерельями, они вошли в моду во второй половине XIX в.[62]; без бусинок прялка считалась даже негодной для работы.
Известны и прялки с иным резным декором[63] – он состоит из узорных ромбов и маленьких кружков-розеток, напоминая узор из крупных листьев, ковром покрывших всю поверхность лопаски. В начале XX в. при отходе от традиционных форм декора в Нюксенском р-не возникло одно своеобразное явление: мастерица из с. Бобровское (на Сухоне) А.И. Селянина создала на лопасках прялок ряд красочных портретов, видимо, односельчан, выполненных в стиле живописного примитива[64] (ВОКМ № 16035, 16042, 16043, 16049; три из них датированы 1922, 1925 и 1926 гг.).
Несмотря на отдельные подобные новаторства, следует отметить, что в отношении сохранности древних мотивов декора северные районы Вологодской обл. стоят, пожалуй, на первом месте – особенно это относится к Тарногскому, восточной половине Верховажского и части Нюксенского районов. История заселения их очень сложна, они испытали на себе несколько волн миграций как из новгородских земель, так и из ростовских[65]. Население значительной части этого региона составляет своеобразная локальная группа «кокшары», впитавшая в себя оба эти влияния, но при этом сохранившая и нечто от древнего местного финно-угорского населения и в облике, и в обычаях; отголоски чудского происхождения отмечаются и в культуре соседнего населения по р. Кулой[66]. Возможно, благодаря именно этому субстратному культурному слою в декоре местных прялок столь распространена треугольная фигура, о которой говорилось выше, так как подобный мотив очень характерен и для мордовского народного искусства, особенно для резного декора на свадебных сундуках-колодах парях[67] (хотя этот мотив имеется и у славянских народов, не смешанных с угро-финнами). В настоящее время определенно разграничить в народной культуре местного населения черты финно-угорские и русские невозможно, тем более что дохристианская культура этих народов имеет много общего (несмотря на то, что славяне пришли на эти территории уже будучи официально христианами). Влияние субстратного пласта сказалось здесь в первую очередь, вероятно, в общей тенденции к сохранению старины (которая проявляется, в частности, в предпочтении резного декора на прялках расписному) – эта общая мировоззренческая установка могла способствовать также и закреплению тут древних традиций пришлого населения, новгородцев и ростовцев.
В целом форма северных вологодских прялок достаточно стабильна, чувствуется, что она складывалась на протяжении столетий, модификации ее незначительны (за исключением, пожалуй, верховажских прялок в районе р. Терменьга). По-видимому, она является результатом достаточно давних и плавно протекавших этноасси-миляционных процессов на Русском Севере, приведших к «сплаву» черт в культурном облике народов, его населявших.
Восточные районы. В трех крайних восточных районах Вологодской обл., – в соседнем с Нюксенским Великоустюжском, а также Кичменгско-Городецком и Никольском – силуэт прялок, представляющих варианты II типа, несколько облегчается по сравнению с северными: ножка имеет тенденцию к удлинению, а прямоугольная лопаска – к укорочению и суживанию, в результате ножка у прялок этой части Вологодчины нередко превосходит по высоте лопаску. Очевидно здесь, особенно в Великоустюжском р-не, сказалось влияние формы прялок с небольшой квадратной лопастью, распространенных значительно юго-западнее, в Тотемском р-не (о них см. ниже), вдоль по течению р. Сухона, которая являлась оживленным трактом.
Результатом именно этого влияния, скорее всего, можно объяснить и форму ви-легодских прялок (в селениях по р. Виледь) с почти квадратной, средних размеров лопаской на высокой тонкой ножке, с декором по-преимуществу из резных розеток с раскраской[68]. Они перекликаются по форме с тотемскими, хотя лопасть их массивнее; бытовали же они далеко к северо-востоку от тотемских (р. Виледь – приток Вычегды, впадающей в Северную Двину – ныне это Вилегодский р-н Архангельской обл., в прошлом – Сольвычегодский у. Вологодской губ.). Этот вид прялок, распространенных довольно локально в окружении II типа, появился, возможно, в результате миграции из районов, расположенных значительно юго-западнее, какой-то локальной группы населения, которая переместилась вниз по течению Сухоны и Северной Двины, а затем поднялась по Вычегде и Виледи. Процесс слияния форм уже наметился – лопасть порой значительно удлиняется, и отдельные разновидности вилегодских прялок очень близки формам, распространенным далее вниз по течению Северной Двины и характерным для прялок, славящихся своей графической росписью – пермогорских, борокских, нижнетоемских, пучугских[69].
 |
|
|
2. Прялки конца XIX – начала XX в. Из северо-западных р-ов: слева – олонецкого типа, в центре и справа – вепсского типа (ВОКМ № 17816, 26374/1, 17876) |
|
 |
 |
|
3. Лопасть прялки из с. Сафроновской Верховажского р-на (ВОКМ № 13751, конец XVIII в.) |
4. Прялка начала XX. Из Кирилловского р-на Николоторжского сельсовета (МФД-1350/8) |
Возвращаясь к восточно-вологодским прялкам, можно констатировать, что по мере удаления к югу от Сухоны в их формах вновь нарастает тенденция к массивности прямоугольной лопасти, хотя ножка остается довольно высокой и тонкой. Во всех этих районах бытовали прялки как с трехгранно-выемчатой резьбой, так и с раскраской и росписью. В некоторых местностях Никольского р-на лопасть прялок украшалась одним-двумя рядами сквозной узорной резьбы[70]. В других местностях, к примеру ближе к Никольску, встречаются прялки со значительно облегченной лопастью (ВОКМ № 13555); эта тенденция сохраняется и в форме прялок при движении к северу (основное сообщение здесь проходило по р. Юг). Так, форма прялок из Кичменгско-Городецкого р-на, имеющихся в Вологодском музее (ВОКМ № 19131, 34078/143), изменяется с юга на север в сторону «облегчения»; их прямоугольные лопасти, украшенные резьбой с раскраской и росписью, имеют тенденцию к сужению, ножки же значительно превосходят лопасти по высоте. Силуэт великоустюж-ских прялок также в основном облегченный, лопасть короче ножки и составляет примерно 3/4 ее длины (ВОКМ № 28367/26), хотя встречались в этом р-не и прялки с довольно массивной лопастью, как, например, из собрания ГРМ[71].
Завершение верха прялочных лопасок восточных районов варьирует между городками средних размеров и двумя неглубокими вырезами. Однако на юго-западе Никольского р-на намечается тенденция к углублению этих двух верхних вырезов лопаски (ВОКМ № 13555/1 из д. Демино Верхне-Кемского сельсовета). Эта тенденция, на наш взгляд, не случайна, так как она развивается при движении на запад в соседнем Бабушкинском р-не на прялках из Кулибаровского сельсовета по р. Вотче (ВОКМ № 30030/2) с сильно углубленными вырезами вверху и внизу лопаски, что образует вверху три удлиненных городка-рожка, а внизу – две такие же серьги; сама лопасть облегченного силуэта, суженная по бокам, по высоте почти равная ножке, хотя на севере Бабушкинского р-на, ближе к Нюксенскому, продолжает бытовать прялка типично «вологодская» – с крупной прямоугольной ло-паской на невысокой ножке, с мелкими городками по верху (ВОКМ № 30139/3 из д. Терехово). При сравнительном сопоставлении форма бабушкинской прялки с глубокими вырезами неожиданно оказывается очень близка отдельным разновидностям прялок Харовского р-на (ср. ВОКМ № 30030/2 и 23057), хотя эти районы разделяют более 200 км. Но говорить о взаимовлиянии здесь вряд ли есть основания – обе эти прялки скорее всего являются лишь сходным звеном в эволюционном ряду прялочного формообразования в результате слияния двух разных форм стояков – с крупной удлиненной прямоугольной лопастью-лопатой и с небольшой квадратной лопаской с фигурными завершениями (о них см. ниже) на высокой тонкой ножке. Значительную вариативность форм, возникших в результате этого процесса, мы встречаем среди прялок Тотемского р-на, примыкающего с запада к Б абушкинскому.
Центральные районы. По материалам прялок можно выделить некий центральный регион Вологодской обл., охватывающий районы Тотемский, Сямженский, Ха-ровский, Усть-Кубенский, Сокольский, Междуреченский, Вологодский, где достаточно наглядно прослеживается слияние двух означенных выше типов прялок, создавая большое разнообразие локальных видов. Особенно выделяется в этом отношении, как было сказано, Тотемский р-н – единственный из всех вышеперечисленных, прялки которого относительно полно освещены в специальной литературе. Остальные центральные районы оказались малоисследованными в данном аспекте, поэтому в некоторые из них были организованы специальные экспедиционные выезды от ИЭА в 1997 и 2001 гг.[72]
Тотемский район. По классификации А.А. Бобринского, один из типов прялок – с квадратной или чуть удлиненной лопаской на высокой тонкой ножке – считался разновидностью вологодского типа лопатообразных прялок[73]; экспедициями 1950-1970-х годов были выявлены места бытования приведенных в его альбоме прялок данной разновидности – оказалось, что она широко распространена в современном Тотемском р-не. В последующей специальной литературе исследователи описывали тотемские прялки, продолжая в основном придерживаться старой типологии, и даже в статье О.В. Кругловой 1976 г., где она фактически предлагает отказаться от понятия вологодский тип, показывая колоссальное разнообразие вологодских прялок, ориентация на старую типологию остается: тотемские прялки предлагается особо выделить как разновидность вологодского типа в самостоятельный раздел или считать «одним из типов лопатообразной прялки»[74]. Так или иначе, в литературе и на практике сложилось понятие тотемский тип прялок, в котором О.В. Кругловой были выделены несколько видов: прежде всего это собственно тотемские, т.е. бытовавшие вокруг Тотьмы, а также прялки Погорелова, Толшмы, Печенги; к тотемским отнесены и близкие по форме прялки из примыкающих местностей – Бирякова и Чучкова (Сокольский р-н), из Междуреченского р-на и Совеги (Солигаличский р-н Костромской обл.)[75]. Таким образом, понятие тотемский тип сформировалось как достаточно широкое, неравноценное большинству других «типов», можно сказать, как обобщающее, в основу которого была положена фактически форма стояка (III тип, по нашей классификации), а не специфика декора, как при выделении большинства других «типов».
В недавно вышедшей работе В.А. Притчиной, специально посвященной прялкам бывшего Тотемского у. на основе собрания Тотемского музея, к выделенным видам тотемских прялок с небольшой лопаской добавлен еще один вид – соломенки (раньше они были отнесены О.В. Кругловой к общему виду прялок Толшмы). В этой работе уделено также значительное внимание прялкам II типа в Тотем-ском р-не – с прямоугольной лопаской крупных и средних размеров, бытовавшим преимущественно к северу от Тотьмы. Автором выделено еще пять их видов с приложением карты и списка мастеров[76] (в то время, как в работах О.В. Кругловой заострялось внимание только на одном виде подобных прялок – по р. Печенга[77]). Таким образом, на сегодняшний день прялки Тотемского р-на в их разнообразных вариантах описаны, пожалуй, наилучшим образом из прялок всей Вологодской обл.
Все виды прялок этого района корневые, за редким исключением поздних образцов. Говоря об их разновидности с квадратной лопаской на высокой ножке, О.В. Круглова считает, что в основе всех модификаций этого типа, даже таких, как прялки Совеги с вычурными завитками, лежит прялка, бытовавшая вокруг Тотьмы, а также по рекам Царева и частично Вожбал[78]. Эту мысль повторяют и последующие исследователи[79]. Однако сквозная решетка вверху собственно тотемских прялок достаточно специфична, а мелкие городки по верхнему краю, столь характерные вообще для северных прялок, не объясняют большого разнообразия верхнего завершения в многочисленных модификациях данного «типа». По нашему мнению, анализ этих модификаций следует начинать с вида, бытовавшего по р. Толшма, причем в ее верховьях, т.е. на севере Солигаличского р-на Костромской обл. (на границе с Вологодской обл.).
Если лопасть толшменских прялок в Вологодской обл. заканчивается обычно довольно крупными и мало что говорящими тремя городками и такими же двумя серьгами[80], то в соседних местностях Костромской обл. эти завершающие детали значительно более выразительны (в частности, в Куземинском сельсовете Солигаличского р-на, где лежат как раз верховья Толшмы и где в 1994 г. работала экспедиция ИЭА[81]) – в них порой очень четко просматриваются изображения голов каких-то животных (часто – близких медвежьим). По верхним углам лопаски две головки, повернутые друг к другу, как бы «смотрят» на центральный элемент – круг с навершием, а иногда – деревце; по нижним углам обычно две такие же головки, только «вверх тормашками»[82]. Именно из этой «зооморфной» формы становятся вполне объяснимы и вычурные завитки прялок Совеги, расположенной чуть западнее (О.В. Круглова считает их также производными от тотемских[83]): в Совегском сельсовете среди уже хорошо известных из литературы «кудрявых» прялок встречаются и прялки, где еще просматривается «зооморфность», а порой и «орнитоморфность» завитков. Подобный образец совегской прялки с четырьмя головками, похожими на птичьи, приводится и в статье В.А. Притчиной (хотя автор считает, что они напоминают головки коней)[84]. Между ними помещается растительный мотив, но довольно часто на советских прялках он, принимая весьма значительные размеры, становится явно похожим на женскую фигуру (напр., КОК № 22403-47).