Изображения хищных птиц с хохолком или даже короной на голове (либо только их голов) были довольно распространены в землях Древнего Новгорода – это и привески, и накладки, медальоны, навершия различных рукоятий, и т.п.[185] А «птичье» завершие некоторых гребней для волос, найденных в Старой Ладоге и в Пскове, композиционно близки верху лопасти предполагаемой археологической прялки из Эрмитажа (см. выше) – две птицы здесь развернуты в разные стороны и почти сливаются корпусами[186]. Один редкий гребень из Старой Ладоги передает сцену предстояния двух животных, похожих на волков, перед стилизованным деревом на высоком треугольном основании[187]. Изредка встречается также на археологических гребнях, в том числе из Новгородской земли и Приладожья, композиция предстояния двух коней либо двух медведей (с последними – и во Владимирских курганах)[188]. Возможно, в тех местностях, где превалировал культ какого-либо вида животных, декоративное оформление и гребней, и прялок (как и других предметов) могло соответствующим образом переосмысляться (культ коня, к примеру, в большей степени связан с балтскими традициями, а культ медведя – с мерянскими, хотя и у славян оба эти культа имели глубокие корни). Но скорее всего в основу верхних «головок» лопасок зоо- и орнитоморфных прялок лег когда-то, в первую очередь, образ именно птицы, так как декор прялки, которая сама являлась частью дерева, отражал прежде всего идею Древа жизни, неотъемлемым компонентом которой были птицы.
Что касается нижних «головок» на лопасках прялок рассматриваемого типа, то их образное содержание изначально могло быть иным, чем верхних, составляя с ними некое композиционно-мировоззренческое единство «противостояния верха и низа». Из археологических образцов прялок Древнего Новгорода мы имеем одну лопасть XIII в.[189], где внизу явно просматриваются две противоположно смотрящие «головки», напоминающие змеек. Близкие аналогии можно встретить в поморских прялках, а в некоторых северорусских этот мотив стилизуется в две S- образные фигуры по сторонам лопасти[190]. Данный мотив перекликается и с финно-угорскими «коньковыми» подвесками, образность ранних экземпляров которых также ближе к змее- или драконоподобной, и с декоративным оформлением различных предметов из раскопок на землях Древнего Новгорода и Приладожья, и с мотивами северорусской вышивки, и с орнаментацией прялок южных славян, и с изобразительными мотивами культового характера Древнего мира[191]. Все это позволяет ставить вопрос о какой-то очень архаичной, глубоко закрепленной и широко распространенной в древности традиции, в основе которой лежала, скорее всего, идея «круговорота жизни», плодородия, постоянного обновления и возрождения всех жизненных сил на земле[192].
В ходе значительных социально-экономических и политических перемен, которые наблюдались у всех народов Восточной Европы на рубеже I – II тыс. н.э. (времени, когда, скорее всего, складывался тип прялок III а), видоизменяются и представления о мире и социуме – мировоззренчески оформляется идеология военной демократии, при которой все более актуализируется идея верховной власти, и, соответственно, в религиозной концепции и практике приоритеты остаются почти исключительно на стороне божественных сил «верха» мироздания. В мифологических образах, связанных с его «низом», все более акцентируется хтонизм, и они в значительной степени теряют свою жизненную символику (пережиточно сохраняя ее преимущественно в крестьянской среде). Отсюда вполне понятно стремление переосмыслить изображение двухголового змееобразного персонажа в подвесках и в народном творчестве (в том числе – прялках) в безобидного конька. Уже не раз отмечалось, что на образ коня с повышением его роли в хозяйстве, а также в период военной демократии, переходят многие черты как тотемных животных, так и хтонических, а по древненовгородским памятникам можно наблюдать симбиоз образов коня и дракона[193]. Кроме того, обостряющееся противостояние «верха» и «низа», заложенное изначально в «комплекс Древа», могло наполняться и дополнительным содержанием, так как в этот период активного освоения славянами новых земель на образ змея все более переходит идея о чуждой инородческой силе, что хорошо известно по русскому героическому эпосу. Так, на Онежском озере бытовала легенда о победе солнечной птицы, покровительствующей первому новгородскому поселенцу Ивану Овчине, над громадной белой змеей, которой поклонялось местное племя лопь[194]. Символика явного торжества птицы над змеей отражена и в декоре топорика XII в. (предположительно принадлежавшего Андрею Боголюбскому) – если на одной его стороне мы видим двух орлов у Древа, то на противоположной – пронзенного мечом змея[195].
Однако, как как показывают многие исследования, продвижение в этот период славянского в основе населения на восток носило преимущественно мирный характер, чему во многом способствовала, вероятно, близость идеологических представлений основной части всех взаимодействующих в данном регионе этносов – крестьянства. Местами наблюдалось даже оживление отдельных, уже забывавшихся традиций и представлений у славян в ходе контактов с населением, где эти традиции еще были в большей мере живы: «Парадоксально, но в древнерусских памятниках старые мерянские традиции проявляются сильнее, чем в собственных, относящихся к более раннему времени или синхронных с русскими»[196].
Красноречивым свидетельством взаимообогащения культур в ходе мирного творческого сотрудничества служит, несомненно, и все то богатство декора и разнообразие форм, которое мы встречаем в северорусских прялках. Если ареал прялок зоо-орнитоморфного типа, являющегося, вероятнее всего, результатом не-коего симбиоза весских, славянских, а, возможно, и балтских традиций в Приладожье, маркирует нам передвижение населения в относительно короткий хронологический период, то большинство других типов и разнообразие переходных форм между ними указывают на длительное взаимовлияние. Складывание гибридных материальных комплексов «на огромных пространствах лесного Севера» фиксируется археологами уже в начале II тыс. н.э.: «Иноязычное население, воспринимая многие традиции древнерусской культуры, само участвовало в ее обогащении, в придании известного своеобразия культуре Северной Руси. Этот процесс взаимодействия проявился, в частности, в появлении славяно-чудских типов вещей-»гибридов». В районах, плотно освоенных славяно-русским земледельческим населением, прослеживается тенденция к формированию отдельных областных культур (в Костромском Поволжье, на северо-западе Новгородской земли). Их отличия заключаются в сложном переплетении финно-угорских и славянских традиций и в создании на их основе качественно новых культурных элементов»[197]. В полной мере данное положение относится к такому своеобразному художественному явлению народной культуры, как прялки Русского Севера, в красочном многообразии которых опосредованно отразились сложные культурно-исторические процессы этого обширного региона.
1 Маслова Г.С. Орнамент русской народной вышивки как историко-этнографический источник. М., 1978.
2 Жегалова С.К. Художественные прялки // Сокровища русского народного искусства и роспись по дереву. М., 1967. С. 119.
3 Круглова О.В. Народная роспись Северной Двины. М., 1987.
4 Там же. См. библиографию в конце этой книги; Жегалова С.К. Северо-двинская роспись по дереву // Русское художественное дерево. М., 1983; Тарановская Н.В. Росписи по дереву Нижней Тоймы. Мастера // Народное искусство. Исследования и материалы / Сост. И.Я. Богуславская. СПб., 1995; Бернштам ТА. Прялка в символическом контексте культуры // Сб. МАЭ. Вып. XLV. Из культурного наследия народов Восточной Европы. СПб., 1992. С. 25 – 43 и др.
5 Бобринский А.А. Народные русские деревянные изделия. Вып. I-XI. М., 1910-1913 гг.
6 Там же. Вып. I. С. 10. Изображения прялок даны в вып. I, II, VII, IX, XI.
7 Там же. Вып. I. С. 10.
8 Воронов B.C. Бытовой жанр в росписи и резьбе крестьянского искусства // Среди коллекционеров. М., 1923; его же. Крестьянское искусство. М., 1924; его же. Путеводитель по Кустарному музею. М., 1925; его же. О крестьянском искусстве. М., 1972; Некрасов А.И. Русское народное искусство. М., 1924; Малицкий Г.М. Бытовые мотивы и сюжеты народного искусства в росписи и резьбе. Казань, 1923; Бакушинский А. Роспись по дереву, бересте и папье-маше. М., 1933; Соболев Н.Н. Русская народная резьба по дереву. М., 1934; Левинсон Н.Р., Маясова НА. Материальная культура Русского Севера в конце XIX-начале XX вв. // Тр. ГИМ. Вып. 23. Историко-бытовые экспедиции 1940-1950-х гг. М., 1953; Соколов С, Томский И. Народное искусство Севера России. М., 1924; Щекотов Н. Русская крестьянская живопись. М., 1923.
9 Воронов B.C. О крестьянском искусстве...
10 Жегалова С.К. Русская народная резьба XIX в. М., 1957; ее же. Экспедиция ГИМ на Северную Двину // СЭ. 1960. № 4 и др.; Круглова О.В. Народное искусство: Каталог. Загорск, 1957; ее же. Северодвинские находки // Декоративное искусство СССР. 1960. № 3; ее же. Жанровая роспись русского Севера // Сообщения Загорского Гос. историко-художественного музея-заповедника. Загорск, 1960. Вып. 3; Каменская М.Н., Тарановская Н.В. Экспедиция в Кирилловский, Тотемский, Нюксенский и Тарногский р-ны Вологодской обл. // Сооб. ГРМ. Л., 1961. Вып. VII; Тарановская Н.В. Народное искусство Архангельской обл. // КСИЭ. 1962. Вып. XXXVII; Пятницкая И.А. Народное искусство: Каталог. Вологда, 1966; Северные прялки: Каталог выставки из собраний Загорского и Вологодского музеев / Сост. О.В. Круг-лова, И.А. Пятницкая, И.А. Воробьева. Вологда, 1969 и др.
11 Мальцев Н.В., Тарановская Н.В. Русские прялки. Л., 1970.
12 Русские прялки: Каталог выставки из собрания Загорского музея / Сост. О.В. Круглова. Чехов, 1971.
13 Круглова О.В. Русская народная резьба и роспись по дереву. М., 1983; ее же. Грязовец-кие прялки // Декоративное искусство СССР. 1971. № 5; ее же. Центры крестьянской резьбы по дереву в Ярославской обл.: Новые данные о «теремковых» и столбчатых прялках // СЭ. 1972. № 4; ее же. Границы распространения прялок русского Севера и Поволжья // Сообщения ГРМ. М., 1976. Вып. XI и др.
14 Калмыкова Л.Э. Тверские прялки // Сообщения ГРМ. Вып. XI. М., 1976. С. 64-72; Притчина В.А. Прялки из собрания Тотемского краеведческого музея // Тотьма: Историко-краеведческий альманах. Вологда, 1995. Вып. 1. С. 105-117.
15 СлепынинаЛ.Ю. Прялки русского севера на территории Костромской обл. // Краеведческие зап. КГОИАМЗ. Кострома, 1993. Вып. V; ее же. Характеристика коллекции «Художественные прялки» в собрании КГОИАМЗ. Границы распространения прялок русского Севера и Поволжья. Кострома, 1990 (Рукопись).
16 Бернштам Т.А. Указ. соч.
17 Там же. С. 18-21.
18 Образы дерева, богини и терема входят в единый древний семантический комплекс и, естественно, в сложном процессе образного осмысления такого предмета, как прялка, могли порой превалировать те или иные стороны этого комплекса (хотя определенно мы можем говорить только о достаточно позднем уподоблении двух видов ярославских прялок образу терема – это столбчатые с окошками и теремковые с контурным изображением терема, которые Т.А. Бернштам, несмотря на название, относит к «женским» формам). Выделение же формы, в основе которой якобы лежит образ цветка, представляется явно умозрительным, так как оно в достаточной степени не оправдано ни с семантической, ни тем более с реально-эволюционной стороны. К тому же по этому принципу в одну группу попадают абсолютно разные формы стояков, порой – всех 4-х выделяемых нами типов (см. рис. 1 в указ. раб. Т.А. Бернштам).
19 Вагнер Т.К. О чертах космогонизма в народном искусстве // Древняя Русь и славяне. М., 1978; Воронов B.C. Бытовой жанр.; Денисова ИМ. Дерево-храм в русском народном искусстве // СЭ. 1990. № 6; ее же. Образ древнеславянского храма в русском народном искусстве // ЭО. 1992. № 5; Дмитриева СИ. Мезенские прялки: К вопросу о происхождении мезенской росписи // СЭ. 1988. № 1; Жарникова СВ. Фаллическая символика северорусской прялки как реликт протославянско-индоиранской близости // Историческая динамика расовой и этнической дифференциации населения Азии. М., 1987; ее же. Мир образов русской прялки. Вологда, 2000; Круглова О.В. Древняя символика в произведениях народного искусства Ярославской обл. // СЭ. 1971. № 1; ее же. Жанровая роспись..; Малицкий Г.М. Указ. соч.; Рыбаков Б.А. Макрокосм в микрокосме народного искусства // Декоративное искусство СССР. 1975. № 1, 3; Фалеева В.А. Прялка-терем // Декоративные искусство СССР. 1969. № 5; Щеко-moe H. Указ. соч.
20 См. по этим вопросам: Проблемы типологии в этнографии / Отв. ред. Ю.В. Бромлей. М., 1979.
21 Ср. у О.В. Кругловой: Русская народная резьба... Илл. XV и XVI; Границы распространения... Табл. I – III, 2, 3 и II – I, 6; в табл. II – I, 4 и III, 3, а также – I, 2 с II, 4 и III, 4.
22 Круглова О.В. Границы распространения...
23 Лебедева Н.И. Прядение и ткачество восточных славян // Восточнославянский этнографический сб. М., 1956. С. 486. Это мнение встречается впоследствии у многих исследователей прялок.
24 Брюсов А.Я. Свайное поселение на р. Модлоне в Вологодской обл. // МИА. Вып. 20. М.; Л., 1951. С. 24, рис. 7-4.
25 Колчин Б.А. Новгородские древности: Деревянные изделия // Свод археологических источников. Вып. El-55. M., 1968.
26 Лебедева Н.И. Указ. соч. С. 487^188.
27 Колчин Б.А. Указ. соч. Табл. 66 – 4; Курилович А.Н. Белорусское народное ткачество. Минск, 1981. С. 33.
28 Калмыкова Л.Э. Указ. соч. Табл. 1.
29 Лебедева Н.И. Указ. соч. С. 487. Сведения дополнены наблюдениями авторов.
30 Круглова О.В. Границы распространения... С. 62.
31 Курилович А.Н. Указ. соч. С. 33. Рис. 8-а, б, г на с. 34.
32 Чеснов Я.В. О принципах типологии традиционно-бытовой культуры // Проблемы типологии в этнографии. М., 1979. С. 190.
33 Калмыкова Л.Э. Указ. соч. Табл. 1; Круглова О.В. Русская народная резьба... С. 15. Рис. XV. Илл. 91,92.
34 Косменко А.П. Карельская народная резьба и роспись по дереву // Этнография Карелии. Петрозаводск, 1976. Рис. 6; ее же. Народное изобразительное искусство вепсов. Л., 1984. Рис. 59-61; Материальная культура и декоративно-прикладное искусство сегозерских карел / Отв. ред. Е.И. Клементьев. Л., 1981. Рис. 80.
35 Мальцев Н.В., Тарановская Н.В. Указ. соч. С. 13-14.
36 Жегалова С.К. Экспедиция ГИМ...; ее же. Художественные прялки; Русские прялки: Каталог выставки... С. 48.
37 Круглова О.В. Русская народная резьба... Рис. XIV. Илл. 87, 89.
38 Денисова ИМ. Прялки зоо-орнитоморфного типа в контексте этнической истории Русского Севера // ЭО. 2001. № 2
39 Бобринский А.А. Указ. соч. Вып. 1. С. 10. Табл. 1-3; Вып. VII. Табл. 98; Вып. IX. Табл. 116, 117, 119.
40 Круглова О.В. Границы распространения... С. 56.
41 Круглова О.В. Русская народная резьба... Илл. 86.
42 Мальцев Н.В., Тарановская Н.В. Указ. соч. Илл. 37-1; из собрания ВГМЗ – ВОКМ №23315.
43 Экспедиционный выезд И.М. Денисовой в 1992 г. В Вожегодском районе обследованы сельсоветы: Огибаловский, Тавеньгский, Тигинский. Сведения о работавших здесь в прошлом мастерах-прялочниках (см. ниже по тексту) были собраны в ходе этого обследования, а имеющиеся, как позднее выяснилось, о них отдельные сведения в Кирилло-Белозерском музее фактически не были опубликованы и доступны научным кругам (если не считать очень краткого упоминания в маленьком буклете местного значения «Народная резьба и роспись по дереву XIX-начала XX в.», автор-составитель Л. Петрова. Вологда, 1990).
44 Афиноген Петрович Свистулин жил в д. Шубыринская, умер в возрасте 70-80 лет еще перед второй мировой войной. По свидетельству информаторов, он занимался не только росписью предметов домашнего обихода, но и писал иконы. В некоторых домах еще сохранилась домовая роспись его работы, а прялки, расписанные его рукой, были обнаружены чуть ли ни в каждом доме Тавеньги.
45 Тигинский с/с, включающий около 10 деревень, расположен примерно в 35 км к юго-востоку от Тавеньгского.
46 Анатолий Васильевич Соколов родился примерно в 1870-е годы, умер во время Второй мировой войны от голода; жил в д. Пески. По-видимому, он получил какое-то начальное художественное образование; основным своим занятием он считал иконопись (у одной из жительниц д. Пески сохранилась икона его работы «Георгий Победоносец»). В родной деревне Соколов расписал деревянную часовню (в настоящее время полуразрушена, роспись местами сохранилась). В его родном доме у дальних родственников есть его автопортрет в молодом возрасте. Характерная деталь росписи Соколова на прялках -вверху аккуратно прописанного дерева-цветка часто изображались два симметрично склонившихся по сторонам стебелька с маленькими цветочками, напоминающими ландыши.
47 По нашим сведениям, отчество Григория Белякова было Иванович, по сведениям сотрудников Кирилло-Белозерского музея – Александрович (буклет «Народная резьба и роспись по дереву XIX-начала XX вв.». С. 2). Родился он примерно в 1860-х годах, умер вскоре после Второй мировой войны. В Чужге, кроме прялок, еще можно встретить отдельные расписные вещи его работы в интерьере домов.
48 Олейник Т.М. Народные росписи по дереву Верховажского и Грязовецкого районов Вологодской области второй половины XIX-начала XX в. // Искусство современной росписи по дереву и бересте Севера, Урала и Сибири. М., 1985. В этой работе анализируются росписи прялок данного вида на основе собрания ВГИАХМЗ, однако общая картина по всему Вер-ховажскому р-ну не выявлена. Из мастеров приводится фамилия династии Щекотовых – отец Яков и сын Александр, изготовлявшие прялки в нач. XX в.
49 Круглова О.В. Границы распространения... С. 58.
50 Экспедиционный выезд в 1992 г. И.М. Денисовой.
51 Годы его жизни примерно 1880-е-первая половина 1940-х.
52 Годы его жизни примерно 1890-е – 1950-е.
53 Годы его жизни примерно 1850-е-1930-е.
54 Круглова О.В. Границы распространения... Илл. на с. 61.
55 Бруцкус В., Пятницкая И.А. Народное искусство: Каталог выставки. Вологда, 1966. С. 9; Северные прялки: Каталог... С. 27.
56 Бобринский А.А. Указ. соч. Вып. I. С. 10; Бруцкус В., Пятницкая И.А. Указ. соч. С. 9-10; Жегалова С.К. Художественные прялки ... С. 118-119; Круглова О.В. Границы распространения... С. 58; ее же. Русская народная резьба... Илл. 52-54; Мальцев Н.В., Тарановская Н.В. Указ. соч. С. 12-13; Русские прялки: Каталог... С. 14, 78; Северные прялки... С. 27.
57 Запись от СИ. Прониной, 1908 г. р., из д. Поздеевская Тавеньгского с/с Вожегодско-го р-на. СИ. Пронина даже вспомнила по этому случаю припевку:
Моя прялочка широка,
За ней некому сидеть,
Нету парня важнаго,
А прялка не про каждого.
58 Бруцкус В., Пятницкая И. Указ. соч. С. 10.
59 Жегалова С.К. Художественные прялки. С. 118.
60 Денисова И.М. Дерево-дом – храм...; ее же. Образ древнеславянского храма...
61 В 1984 г. в Илезском с/с Тарногского р-на работала экспедиция от Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства под руководством И.М. Денисовой.
62 Круглова О.В. Границы распространения... С. 58; ее же. Русская народная резьба... Илл. 57.
63 Русские прялки: Каталог... С. 16-17, № 5.
64 О творчестве этой мастерицы см.: Гуляев В.А. Русские художественные промыслы 1920-х годов // Художник РСФСР. Л., 1985. С. 35.
65 Власова И.В. Население центральных районов Русского Севера (ХП-ХХ вв.) // ЭО. 1995. № 2. С. 76-89; Угрюмое А.А. Кокшеньга: Историко-этнографические очерки. Архангельск, 1992.
66 Власова И.В. Указ. раб. С. 84, 86.
67 Мартьянов В.Н. Резьба по дереву у мордвы Горьковской области // Сообщения ГРМ. Вып. XI. М., 1976. Рис. на с. 73, 77.
68 Круглова О.В. Русская народная резьба... Илл. 65; Русские прялки: Каталог... № 5.
69 Круглова О.В. Русская народная резьба... Илл. IX, XI.
70 Там же. Илл. VI-3.
71 Мальцев Н.В., Тарановская Н.В. Указ. соч. Илл. 34-2.
72 В сентябре 1997 г. И.М. Денисовой обследовались: в Усть-Кубенском р-не сельсоветы Авксентьевский, Томашский, частично Богородский и Заднесельский; в Сокольском р-не -Нестеровский и частично Архангельский; в Вологодском – Новленский и Вепревский; в г. Харовске были изучены прялки в Доме народного творчества.
В августе 2001 г. группой в составе И.М. Денисовой и Г.А. Аксяновой обследовались: в Усть-Кубенском р-не Митинский сельсовет; в Сокольском р-не – Двиницкий; в Сямженском р-не – Раменский, Голузинский, частично Коробицынский.
73 Бобринский А.А. Указ. соч. Вып. I. Табл. 1, 2; Вып. VII. Табл. 98.
74 Круглова О.В. Границы распространения... С. 58,60. О тотемских прялках см. также: Русские прялки: Каталог... С. 18; Северные прялки: Каталог... С. 10; Мальцев Н.В., Тарановская Н.В. Указ. соч. С. 12. Илл. 32; Круглова О.В. Русская народная резьба... С. 11-12. Илл. 61.
75 Русские прялки: Каталог... С. 18-31, 34 – 35.
76 Притчина В.А. Указ. соч. С. 109-118.
77 Русские прялки: Каталог... С. 32; Круглова О.В. Русская народная резьба... С. 11. Илл. VII, 55, 56.
78 Русские прялки: Каталог... С. 18; Круглова О.В. Русская народная резьба... С. 11-12.
79 Притчина В.А. Указ. соч. С. 106; СлепынинаЛ.Ю. Прялки русского севера... С. 103.
80 Русские прялки: Каталог... С. 31, № 12.
81 Состав экспедиции – И.М Денисова, И.В. Балбашевский. Обследовались районы: Со-лигаличский, Галичский и Вохомский.
82 В собрании прялок Костромского музея имеется довольно много экспонатов этого вида, но только на двух есть расписной декор (КОК № 21552/13, 20307/12). Л.Ю. Слепынина, описывая этот вид прялок, не отмечает, однако, их «зооморфность», а говорит лишь о круглых серьгах и трех подобных «теремках» вверху, которые порой имеют «сплюснутую сверху форму с узкими короткими завершениями в верхней части»; сам же вид солигаличских прялок она, вслед за О.В. Кругловой, считает «модификациями прялок Толшмы Вологодской обл., которые, в свою очередь, не что иное – как одна из многих разновидностей тотемскои прялки» (СлепынинаЛ.Ю. Характеристика коллекции... С. 16, 17).
83 Русские прялки: Каталог... С. 28.
84 Притчина В.А. Указ. соч. С. 109. Рис. 5.
85 Там же. С. 109-110. Рис. 6.
86 Там же. С. 111. Рис. 8; Круглова О.В. Русская народная резьба... С. 11. Илл. VII; Русские прялки: Каталог... С. 34 – 35, № 14.
87 Русские прялки: Каталог... С. 32. № 13; Круглова О.В. Русская народная резьба... С. 11. Илл. 55, 56; Притчина В.А. Указ. соч. С. 110-111. Рис. 7.
88 Притчина В.А. Указ. соч. С. 112-113. Рис. 10. Карта.
89 Круглова О.В. Русская народная резьба... Илл. 56.
90 Притчина В.А. Указ. соч. С. 111-113, 116. Рис. 9-12, 14.
91 Там же. С. 112.
92 Круглова О.В. Русская народная резьба... Илл. 61.
93 Полевые записи И.М. Денисовой: 1997 г. – с. 62-93; 2001 г. – с. 7, 9, 11.
94 Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 302.
95 Русские прялки: Каталог... С. 20-23.
96 Круглова О.В. Русская народная резьба... Илл. 63; Русские прялки: Каталог... С. 22-25.
97 Северные прялки: Каталог... С. 30, 60; Притчина В.А. Указ. соч. С. 107.
98 Русские прялки: Каталог... С. 26.
99 Там же. Рис. 10; Северные прялки: Каталог... С. 32; Притчина В.А. Указ. соч. С. 116. Рис. 15.
100 Круглова О.В. Границы распространения... Табл. I – подтипы: П-4 – чучковские; III-1 – междуреченские.
101 Власова И.В. Указ. соч. С. 85-86.
102 СлепынинаЛ.Ю. Характеристика коллекции... Таб. Б I, П.
103 Северные прялки: Каталог... С. 32.
104 СлепынинаЛ.Ю. Характеристика коллекции... Табл. Б 1-2, И-3, Ш-1.
105 Русские прялки: Каталог... С. 66, № 30.
106 Макаров Н.А. Колонизация северных окраин Древней Руси в XI-XIII веках. М., 1997. С. 98. Рис. 32.
107 На основе, главным образом, экспедиционных исследований этого района в 1997 г. -экспедиционный выезд И.М. Денисовой от ИЭА. См. тетрадь полевых записей.
108 СлепынинаЛ.Ю. Характеристика коллекции... Табл. Б I, II-3, III-1, IV-1.
109 Круглова О.В. Русская народная резьба... Табл. XVI-1, 3.
110 Круглова О.В. Грязовецкие прялки. С. 38
111 Бобринский А.А. Указ. раб. Вып. I. С. 10; Вып. VII. Табл. 99.
112 Круглова О.В. Грязовецкие прялки; Олейник Т.М. Указ. соч.
113 Василенко В.М. Народное искусство: Избранные труды о народном творчестве. М., 1974. С. 80.
114 Там же.
115 Бобринский А.А. Указ. соч. Вып. I. С. 10; Вып. XI. Табл. 149.
116 Круглова О.В. Русская народная резьба... С. 9-11. Табл. V; ее же. Центры крестьянской резьбы..; ее же. Границы распространения... С. 60. Табл. I-V.
117 Слепынина Л.Ю. Характеристика коллекции... С. 3, 4. Табл. А-1, 4.
118 Воронов B.C. Бытовой жанр..; Жегалова С.К. Художественные прялки; Круглова О.В. Древняя символика..; Фалеева В. Прялка-терем; Денисова И.М. Образ древнеславян-ского храма..; Жижина С.Г. Крестьянский резчик Федор Черепнев // Народное искусство России: традиция и стиль. М., 1995. С. 60-73.
119 Бобринский А.А. Указ. соч. Вып. XI. Табл. 149-№3; 11; Денисова И.М. Образ древ-неславянского храма... Рис. 9.
120 Власова И.В. Указ. соч. С. 84.
121 Русские прялки: Каталог... С. 64.
122 Глебова А.А. Прялки-»согожанки». Попытка прочтения орнаментов // Вологда. Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда, 2000. С. 288-319.
123 Шелег В.А. Севернорусская резьба по дереву: ареалы и этнические традиции // Русский Север. Л., 1986. С. 58.
124 Глебова АА. Указ. соч. С. 297. |25Тамже. С. 297-305.
126 Круглова О.В. Русская народная резьба... С. 7, 18, 19.
127 Там же. С. 18.
128 Там же. Табл. XVII.
129 Прялки-золоченки разных форм известны в Ленинградской обл.: в Волховском р-не, изготовлявшиеся в местности Спасовщина (междуречье Волхова и Сяси) и широко расходившиеся; в Лужском р-не, Пристанском с/с (на границе с Новгородской обл., где они также бытовали). Кроме того, золоченки совсем иных видов производились в нескольких местностях Тверской обл. – см. Калмыкова Л.Э. Указ. соч. С. 70, 72, сн. 11.
130 русские прялки: Каталог... С. 66. Илл. 30.
131 Круглова О.В. Границы распространения... С. 61.
132 Там же. С. 61-62. Табл. II-I, 6 (прялки по Шексне); II – II, (прялки западной части Вологодской обл.)
133 На западе Вологодской обл. экспедицией 1996 г. в составе И.М. Денисовой и Р.В. Багдасарова частично обследованы районы Бабаевский, Череповецкий, Кирилловский, Белозерский; во время экспедиционных выездов И.М. Денисовой были выборочно обследованы отдельные местности районов Кирилловского и Вологодского – в 1997 г., Устюженского и Чагодощенского – в 2000 г. Во время всех этих выездов изучались также коллекции прялок в местных музеях.
134 Шелег В.А. Крестьянские росписи Севера // Русский Север. Л., 1992. С. 136.
135 Калмыкова Л.Э. Указ. раб. С. 70.
136 Там же. С. 71.
137 Бобринский А.А. Указ. соч. Вып. I. С. 10; Вып. II. Табл. 14.
138 Там же. Вып. II. Табл. 14, № 2, 3, 10, 13, 15, 16.
139 Круглова О.В. Древняя символика... С. 265.
140 русские прялки: Каталог... С. 72-73.; Круглова О.В. Границы распространения... С. 61-62.
141 Ср. по формам: Круглова О.В. Границы распространения... Табл. II-I, 2 с II, 4 и с III, 4.
142 Круглова О.В. Русская народная резьба... С. 15; прим. к илл. 93, 94.
143 Русские прялки: Каталог... С. 72. Илл. 33.
144 Примеры из ЧКМ: № 3608/5 из Череповецкого р-на, с. Андога, и 4223/30 из Кадуйско-го р-на, с. Средний Двор Андроновского с/с.
145 ВОКМ № 16935 – Устюженский р-н, Леонтьевский с/с; ЧКМ – без № из Череповецкого р-на, Дмитриевского с/с, д. Хлебаево – к северу от Череповца; ЧКМ № 4228/679 – тот же с/с, д. Лаптево; ЧКМ без № – Череповецкий р-н, д. Баскаково – чуть восточнее Череповца; ЧКМ № 5133/7 – Кадуйский р-н, д. Дубки; ЧКМ № 4640/27 – д. Вершины неизвестного р-на. Надо отметить, что в Дмитриевском с/с Череповецкого р-на, откуда происходят две из названных прялок, бытовал преимущественно другой, более упрощенный вид прялок с традиционным трилистником наверху.
146 Сведения получены от А.Ф. Ершовой, 1903 г.р. и А.А. Черемхиной, 1911 г.р., д. Кос-тино Тулинского с/с Белозерского р-на.
147 Полевые записи И.М. Денисовой 1990 г.
148 Прялки из Ферапонтовского музея – МФД № 842 из д. Сиверово Ферапонтовского с/с и МФД № 1350 из д. Передово Николоторжского с/с.
149 Новые поступления Кирилло-Белозерского историко-архитектурного музея-заповедника: Буклет. Вологда, 1982. С. 3.
150 Народное искусство Ленинградской области. Из собрания Государственного Русского музея / Под ред. И.Я. Богуславской. Авт. вст. ст. и составитель М.А. Сорокина. Л., 1985. Рис.7, 10, 11. С. 7.
151 Кочкурина СИ. Сокровища древних вепсов. Петрозаводск, 1990. Рис. на с. 111.
152 Имеются также в собрании РЭМ, Тихвинского историко-архитектурного музея, Гос. Эрмитажа. См. Уханова И.Н. К истории Художественных ремесел Ленинградской обл. // Этнографические исследования Северо-Запада СССР. Традиции и культура сельского населения. Этнография Петербурга. Л., 1977. С. 37, 38. Рис. 4.
153 Шелег В.А. Севернорусская резьба... С. 61 – карта.
154 Макаров Н.А. Указ. соч. С. 98. Рис. 32-11, 15.
155 Лебедева Н.И. Указ. соч. С. 488.
156 Денисова ИМ. Прялки зоо-орнитоморфного типа... Рис. 2
157 Горюнова Е.И. Этническая история Волго-Окского междуречья. М., 1961. Рис. 81 -карта.
158 Голубева Л.А. Весь и славяне на Белом озере Х-ХШ вв. М., 1973. С. 56.
159 Горюнова Е.И. Указ. раб. С. 232.
160 Там же. С. 181.
161 Колчин Б.А. Указ. соч. С. 67.
162 Русские прялки: Каталог... С. 70, 64.
163 Голубева Л.А. Указ. соч. С. 55.
164 Калмыкова Л.Э. Указ. соч. Табл. I – III.
165 Горюнова Е.И. Указ. соч. Рис. 81.
166 Русские прялки: Каталог... С. 12
167 Калмыкова Л.Э. Указ. соч. Табл. I.
168 Седов В.В. Этнический состав населения Новгородской земли // Финно-угры и славяне. Л., 1979. С. 74, 75
169 Власова И.В. Указ. соч. С. 81.
170 Колчин Б.А. Указ. соч. С. 67. Табл. 66.
171 Там же. Табл. 66 – № 3, 5, 9 и особенно 6.
172 Шелег В.А. Севернорусская резьба... С. 62-66.
173 Голубева Л.А. Указ. соч. С. 51; Тухтина Н.В. Об этническом составе населения бассейна р. Шексны в Х-ХП вв. //Тр. ГИМ. Вып. 40. Археологический сб. М., 1996. С. 123.
174 Третьяков П.Н. У истоков древнерусской народности // МИА. 1970. Вып. 179. С. 8.
175 Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Археологические памятники Древней Руси IX-XI вв. Л., 1978. С. 68, 69, 87-90.
176 Тухтина Н.В. Указ. соч. С. 135,125.
177 Старая Ладога / Отв. ред. В.И. Равдоникас. Л., 1948. С. 79.
178 См. зарисовку ее и более подробные сведения: Денисова ИМ. Прялки зоо- орнито-морфного типа... Рис. 3-Б С. 80.
179 ГолубеваЛ.А. Указ. соч. С. 44,45; ее же. Зооморфные украшения финно-угров // Свод археологических источников. Вып. El-59. M., 1979. С. 25.
180 Рябинин Е.А. Языческие привески-амулеты Древней Руси // Древности славян и Руси. М., 1988. С. 61.
181 ГолубеваЛ.А. Весь и славяне... С. 45
182 ГолубеваЛ.А. Зооморфные украшения... С. 25.
183 Голубева Л.А. Весь и славяне... С. 13.
184 Маслова Г.С. Указ. соч. С. 188.
185 Седова М.В. Ювелирные изделия Древнего Новгорода (X-XV вв.). М., 1981. Рис. 12-2, 15-1, 3, 28-3, 50-13, 52-2, 63-8, 65. С. 137, 167; Древний Новгород: Прикладное искусство и археология / Сост. Б. Колчин, В. Янин, С. Ямщиков. М., 1985. Илл. 56, 57, 91, 95, 106, 146, 165-172.
186 Давидан О.И. Гребни Старой Ладоги // Археологический сборник Гос. Эрмитажа. Вып. 4. Славянские древности. Л., 1962. С. 101. Рис. 4-1, 3.
187 Равдоникас В.И. Старая Ладога. (Из итогов археологических исследований 1938-1947 гг.) // СА. XI. 1949. Рис. 33-1.
188 ГолубеваЛ.А. Зооморфные украшения... С. 58-60.
189 Колчин Б.А. Указ. соч. Табл. 66-6
190 Вишневская В.М. Резьба и роспись по дереву мастеров Карелии. Петрозаводск, 1981. Рис. 55, 56. С. 38; Уханова ИМ. Резьба и роспись народных мастеров Северо-Западного Поморья // Фольклор и этнография Русского Севера. Л., 1973. Рис. 3. С. 112; Бобринский А.А. Указ. соч. Вып. I. Табл. 2,5; Василенко В.М. Народное искусство... Илл. 20.
191 ГрибоваЛ.С. Пермский звериный стиль. М., 1975. Табл. XI-4. С. 72; Оборин В.А., Ча-гин Г.Н. Чудские древности Рифея. Пермь, 1988. Илл. 152, см. также 153; Древний Новгород... Илл. 17, 58,156, 222, 226; Василенко В.М. Русское прикладное искусство: Истоки и становление. М, 1977. С. 374-375; Бранденбург Н.Е. Курганы Южного Приладожья // Материалы по археологии России. Вып. 18. 1895. С. 82. Табл. VI-2; Седова М.В. Указ. соч. Рис. 59-9; Aнтониjebuh Д. Обряди и oбичаjи балканских сточара. Београд, 1982. Табл. XIX.
Сопоставление данного мотива в русской вышивке и искусстве Древнего мира, а также попытку его интерпретации см.: Денисова И.М. Образ Мирового древа в русской народной вышивке II Денисова И.М. Вопросы изучения культа священного дерева у русских. М., 1995. С. 166-201; ее же. Отражение системы архаичных представлений о миросоздании в русском народном искусстве // Древняя астрономия: Небо и человек. Тр. конференции 19-24 ноября 1997 г. М., 1998. С. 83-91.
192 Более подробное обоснование предлагаемой интерпретации верхних и нижних «головок» прялок типа III а, а также смысла всей композиции см.: Денисова И.М. Прялки зоо-ор-нитоморфного типа... С. 80-86.
193 Василенко В.М. Русское прикладное искусство... С. 374-375; Грибова Л.С. Указ. соч. С. 75-82.
194 Пулькин В.И. Подаренье. Петрозаводск, 1984. С. 8-12.
195 Бочаров Г.Н. Художественный металл Древней Руси. М., 1984. Рис. на с. 121. См. также с. 120.
196 Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев ГС. Указ. соч. С. 111.
197 Рябинин Е.А. Чудские племена Древней Руси по археологическим данным // Финно-угры и славяне. Л., 1979. С. 101.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Анализ материалов, использованных при написании настоящей монографии приводит к некоторым обобщениям и выводам о развитии народной культуры центральных районов Русского Севера. В большинстве случаев в книге раскрывается становление этой культуры и ее отдельных форм, их постепенное развитие, что в свою очередь, позволило провести районирование изучаемой территории в этнографическом отношении.
Сравнительно раннее славянское освоение Севера, в том числе Вологодской земли, преобладание почти во всех северных районах славянорусского населения в демографическом отношении уже к средневековью не могло не сказаться на этнокультурном развитии этого обширного региона. Демографический фактор был не единственным фактором, который обусловил это развитие и привел к формированию севернорусского хозяйственно-культурного типа. Географические, природно-климатические условия оказали на этот процесс преимущественное влияние. Севере-Двинская и другие крупные речные системы, а также водно-волоковые пути, освоенные северным населением с древности, взаимосвязанность центральной территории с глубинными районами по этим путям определили характер заселения Севера, оказав в известной мере влияние и на этнические процессы. Массовая крестьянская колонизация, осуществлявшаяся по единственно возможным магистралям – северным рекам и волокам, стремление земледельцев найти «лучшие» земли (а они-то и находились в речных побережьях), незначительная занятость территорий аборигенным финно-угорским населением – все это способствовало тому, что народные потоки, заселявшие Север, выбирали места для поселений и не часто сталкивались друг с другом. Это привело к тому, что для Севера стала характерной однородность культуры его населения, здесь не сложилось резких этнографических, диалектных и антропологических границ, хотя локальными особенностями севернорусская культура, как и культура любого другого региона, отличалась.
Самые ранние источники по истории этих районов (летописи, археологические данные) начиная с X в. определяют Север, или «северные окраины» как территории за пределами центра древнерусских земель, но уже осваиваемые или освоенные славянами – «новоосвоенные земли», связанные уже тогда некоторым единством исторических судеб и одинаковым характером развития, что еще более усугубилось позднее, в XVI в. Культура севернорусского населения с ранних периодов приобретала общерусские (древнерусские в Х-ХП вв.) черты и со временем превращалась в один из ее зональных вариантов, известных в этнографической науке как севернорусская культура.
Исследование обширной части Севера – его центральных районов (Вологодской земли) – позволяет составить цельное представление об общем историко-культурном развитии и его общих закономерностях благодаря единству всего Севера уже на ранних исторических этапах. При рассмотрении материалов в главах книги заметно «присутствие» славяно-русских и финно-угорских культурных элементов, что явилось следствием вовлечения в общий колонизационный поток всех обитающих здесь этносов, создавших культурную среду, во многом единую для всех. В этой единой историко-культурной зоне образовались отдельные ареалы, происхождение которых было связано с различными процессами исторического, экономического, демографического и этнического характера. Народная культура, которую удалось воссоздать по использованным источникам, особенно по периоду XIX-начала XX в., отразила длительное развитие северных районов и совместную деятельность этносов, участвовавших в этом процессе и оказавших влияние на формирование культурных ареалов.
В целом вологодские районы в этнографическом отношении являются частью общей северной историко-культурной зоны. Но довольно четко на этой территории выступают отдельные районы, происхождение которых можно связать и с природно-экономическим разнообразием, и с разным характером этнической истории их жителей в определенные периоды. Три таких зоны, отличающиеся по формам народной культуры, составляют районы Вологодского края: 1) западная его часть, где с древнейших времен шло взаимодействие славян с западнофинскими группами населения; 2) центральная (средняя) часть, где произошло «столкновение» двух славянских потоков, колонизовавших Север, – новгородского и ростово-суздальского, также взаимодействовавших с местным финно-угорским населением; 3) восточная часть, где славяне соприкасались с восточнофинскими группами. Различные и по характеру, и по времени, этнопроцессы, наряду с другими факторами, привели к физическим и культурным отличиям местного населения этих трех частей края.
Так, в западной части у русского населения «присутствовал» сильный финский компонент и в его облике не наблюдалось «чистого славянского типа». Природная среда, в которой жило это население, влияла на его характер, психический склад и образ жизни. Здесь русские были крепкого телосложения, с твердым и замкнутым характером, чему способствовало их давнее занятие добычей и обработкой железных руд, известное еще и аборигенам – финно-уграм. Именно здесь (в пределах вологодских земель) впервые славянские пришельцы встретились с местным населением и началась интенсивная ассимиляция аборигенов уже в древнерусский период.
У населения же средней части Вологодского края в характере и облике преобладали славянские черты, а древняя чудь заволоцкая утратила все, что было присуще ей – облик и культуру, поэтому и считалось, что произошло «слияние тех и других в один народ». Здесь в центре Вологодской земли большим своеобразием отличались жители Кокшеньги (Важский бассейн) – кокшары, на чьей территории «скрестились» оба славянских потока (новгородцы и низовцы) и древняя чудь. Кокшары вобрали в себя и облик, и культуру всех этих трех этнокомпонентов.
Третья группа населения в Вологодской земле, в ее восточной части, в древности долгий период соприкасалась с предками коми, поэтому местное население обладало чертами и русского, и восточнофинского этносов. Финские черты более проявлялись на северо-востоке, хотя со временем и они сглаживались и в облике, и в занятиях, и в бытовой жизни. На юго-востоке этой части края наблюдалось преимущественное влияние славяно-русской культуры.
В целом же славяно-русское освоение этих районов, начавшееся в XI – XII вв. и ставшее массовым в XIV – XVI вв., привело к быстрому завершению ассимиляционных процессов, к незначительным этносмешениям и сложению здесь русского населения. Данные разных научных дисциплин свидетельствуют о ходе такого этноразвития. По антропологическим материалам, на территории Вологодчины отмечается наличие трех антропологических типов у современного населения: преобладающим от Белозерья до Устюгского края стал славянский так называемый верхневолжский тип (по М.В. Витову), сложившийся у жителей на путях проникновения на Север населения с верхней Волги и из центральных русских районов (возобладание низовской колонизации), т.е. в местах массового крестьянского освоения земель. Другой славянский тип, характерный для Севера, – ильменьско-беломорский (по М.В. Витову) – в пределах Вологодчины наличествует у населения крайнего юго-запада, в небольшом его «углу» (Мологско-Шекснинский край) по одному из путей новгородцев на Сухону, которым последние пользовались довольно долго, несмотря на преобладание низовского продвижения в вологодские районы. Здесь возник как бы «островок» этого антропологического типа среди сплошного массива, занятого верхневолжским типом. Третий очаг, где у населения еще один антропологический тип – онежский (по М.В. Витову), носителем которого были в основном финно-угры и за редким исключением русские, – в пределах Вологодчины разделился на подрайоны: 1) в Судском районе на юго-западе края; 2) на верхней Сухоне в центре края; 3) в бассейне Вычегды на северо-востоке. В этих «очажках» с самых ранних этапов освоения Севера шла медленная постепенная ассимиляция жителей славянами, ибо колонизация земель не имела массового характера ни со стороны новгородцев, ни со стороны ростовцев, а ограничилась отдельными феодальными захватами. Это были водораздельные либо глухие окраинные места, где аборигенам удалось «продержаться» долго. Физический облик населения этих микроочагов отличался от славянского наличием монголоидных черт – так называемых лапоноидных признаков (по Н.Н. Чебоксарову).
Данные диалектологии подтверждают такой ход и характер этнического развития. По этим данным, синтез этнокомпонентов в местном населении также бесспорен. И по ним можно выделить отдельные ареалы на изучаемой территории. Специфика говоров в них создавалась в ранний период этнической истории Севера, когда шло «противоборство» новгородского, ростово-суздальского и московского говоров вместе с продвижением их носителей в эти земли. В местных северных говорах наличествуют черты тех или других говоров (новгородское цоканье, ростовский переход одних звуков в другие и т.д.). Нивелировка новгородских и ростовских черт в языке произошла у жителей центральных районов Севера (в основных вологодских районах), но на его западе долго оставались архаические новгородские черты и было слабое западное влияние (при небольшом продвижении на Север западнорусского населения). Западные районы Вологодчины, кроме того, испытывали сильное финское влияние, что также отразилось в говорах (отсутствовали некоторые звуки, характерные для русской речи, и другие признаки). «Финские» черты оставались в говорах самого севера Вологодчины (Вельский край), отдельных мест ее центра (Кокшеньга) и, конечно, в восточных районах – в Устюгско-Сольвы-чегодском крае, где языки русских и коми взаимовлияли. Говоры же центральной части Вологодчины объединены общими чертами (дифтонг оу вместо о, твердые н, л, частицы -те и -то в конце слов). Таким образом, и по этим данным выделяются три ареала в Вологодской земле – западный, восточный, центральный.
Границы антропологических, диалектологических и этнографических ареалов не всегда совпадают; этого и не может быть из-за многостороннего развития этносов, но основные очертания таких культурных зон прослеживаются. Подтверждением тому – районирование Вологодской земли с этнографической точки зрения, намеченное в главах книги на основе народной культуры вологодского населения. Эти три части Вологодчины, как показано в книге, отличаются друг от друга и в природно-климатическом отношении: там разный рельеф, климат, почвы, природные богатства. Более благоприятными для жизни и деятельности условиями выделялись юго-западные и центральные районы, наименее благоприятные условия были на северо-западе и северо-востоке края. Населенность и освоенность территорий в этих природных зонах была различной. Западная часть и ближние к ней центральные районы имели довольно высокую степень населенности, которая убывала в восточном направлении. Из всех вологодских районов самым населенным всегда был центральный Вологодский у., наиболее развитый и экономически.
Разными стали в этих зонах и хозяйственные занятия людей, осваивавших земли. В этом отношении на Вологодчине сложились те же три части: западная (особенно юго-западная); средняя (центр); восточная (особенно северо-восточная). Во всех частях у населения своеобразно сочетались земледельческая и промысловая деятельность: юго-запад, центр и юго-восток стали «зоной земледелия» и крестьянской земледельческой культуры; в северных районах более развивались занятия промыслового характера.
Показательно, что население в этих районах было различным и в сословном отношении. В период феодализма по Вологодской земле как бы «прошла» граница между двумя системами феодальных отношений – между помещичьим феодализмом с его крепостничеством и государственным феодализмом; она «шла» примерно от юго-западных и частично центральных районов края к востоку. На юго-западе помещичьи крестьяне в численном отношении преобладали над государственными, некоторую долю здесь составили крестьяне удельного ведомства; в центре в основном жили государственные крестьяне, немного было здесь помещичьих и удельных крестьян; восточная часть стала сплошной зоной государственного землевладения.
Районирование в этом сословном отношении сопоставимо с ареальным делением по разным признакам и формам народной культуры, в частности по культуре поселений. Выделялись отличающиеся друг от друга районы по возрасту селений, их типам, по размещению на местности – снова центр, запад и восток. В центральном древнейшие поселения составляют и сейчас 63% от их общего числа; по своей социально-экономической разновидности это были типичные деревни и села государственных крестьян. В западной и восточной частях раннее заселение было также значительным (более 50% древних селений там). На юго-западе большинство деревень и сел являлись владельческими. На западе и в примыкающих к нему центральных районах края население размещалось в относительно больших для Севера по размерам поселениях, а далее к востоку и юго-востоку его размещение шло плотной полосой в основном по рекам, и чем ближе к северо-востоку, тем чаще оно концентрировалось в редких отдаленных друг от друга поселениях по речным берегам. Самый же древний для Севера тип расселения – размещение деревень отдельными замкнутыми гнездами, мало связанными между собой, – сохранялся долгое время лишь на северо-западе края, в районах самого раннего для этих мест славянского заселения (Вожега, Вытегра), чему способствовали и природные условия, и характер ранней колонизации этих районов («очаговость» мест, пригодных для поселения, малочисленный состав первых поселенцев, постепенно разраставшийся до больших родственных коллективов).
Выделить отдельные ареалы на территории Вологодчины позволяет еще один интереснейший источник – данные антропонимии. География фамилий вологодских жителей, «наложенная» на карту их размещения, снова дает показания о пересечении здесь разных и по времени и по происхождению народных потоков, заселявших вологодские земли, и вполне соответствует этнографическим и другим свидетельствам об ареально-культурных типах на этой территории. Западная часть края по происхождению фамилий связана с новгородско-псковскими районами, а также с районами, где живут карелы; центральная часть Вологодчины – с районами верхней Волги, граничащими с ними; восточная часть отличалась преобладанием северодвинских фамилий, по распространению которых прослеживаются пути миграций населения на Урал. Показателен и тот факт, что география фамилий отражает границу между социально-экономическими системами на территории Вологодской земли («межу крепостничества») и еще более древнюю границу между московскими и новгородскими «притязаниями», которая также прошла по этой земле.
Тот же результат (ареальное деление) дает и сравнение районов изучаемого края по народной земледельческой культуре. Особенно эффективно такое сравнение по распространению земледельческих орудии – сохи, косули, плуга, – применявшихся при бытовавшей трехпольной системе земледелия. Так, по географии сохи-односторонки (однозубой сохи) четко выделяются центральные, северные и северо-восточные районы, восточнее эта «зона» становится шире, ибо эти орудия были занесены на Урал и в Сибирь при миграциях населения. Если рассмотреть ареал косули (разновидность сохи), то в пределах Вологодчины выделяется северо-запад, северо-восток и центр.
Сравнение вологодских районов можно продолжить по наличию типов народного жилища и увидеть, что местные варианты культуры жилища, как и любой другой формы народной культуры, были не только приспособлены к каждой природной зоне, но и имели общерусские черты. Такими локальными вариантами были крестьянские усадьбы разных видов: в западной части и в примыкающем к ней центральном районе от Вологды до Кириллова и Белозерска был распространен тип дома изба-сени-изба с хозяйственным двором, пристроенным к ним сзади; на севере и северо-востоке (от Вельска до нижней Вычегды) – изба-двойня: две избы стоят рядом вплотную друг к другу, сзади них сени и двор; в Присухонье от Тотьмы до Устюга – снова вариант изба-сени-изба, где изба обязательно пятистенок.
«Культурные зоны» в пределах Вологодской земли выделяются и по локальным вариантам народного костюма, как мужского, так и женского – запад (северо-запад, юго-запад), центр и север (особенно район Ваги-Кокшеньги), восток (северо-восток, юго-восток). Разная этническая история привела к такому культурному своеобразию: костюм белозерцев, например, имеет общее с русским костюмом западной и северо-западной России, в одежде населения Вельско-Важского края наблюдается синтез новгородских, низовских и финно-угорских черт, у сольвычегодцев и устюжан костюм аналогичен общему севернорусскому и имеет сходство с костюмом населения Верхней Волги. Разнообразие местных вариантов и названий отдельных предметов одежды, обуви, головных уборов не мешало сохранению крестьянским костюмом общесеверных черт: долго оставались постоянными набор вещей, составлявших костюмный комплекс, их вид, материал, из которого они шились, да и функционирование народного костюма было прежним – повседневная, обрядовая, рабочая, праздничная одежда.
Аналогичная картина складывается при рассмотрении материала по народной кухне. Питание населения Русского Севера представляло собой цельный и устойчивый комплекс, включавший повседневную, праздничную и обрядовую пищу, но имелись особенности пищи в пределах отдельных земель. Основу питания почти везде составляла растительная пища и главным образом злаковая. Это было характерно и для земледельческих, и для промысловых районов. Различия в кухне по разным частям Вологодской земли, представленные в настоящей монографии, относятся к способам приготовления блюд, к разной степени использования тех или иных продуктов, к наименованиям приготовляемой пищи, в которых немало этно-терминов, свидетельствующих об отдельных этнопризнаках в целом общей культуры питания населения края, о заимствованиях у живущих в соседстве народов. На появление особенностей этой формы культуры оказало влияние и географическое положение отдельных частей края, удаленных от промыслово-торговых и ремесленных центров, их разные природно-климатические условия, обусловившие хозяйственную деятельность населения, разное социально-экономическое развитие (помещичье, государственное, удельное землевладение) – все это и привело к сложению локальных вариантов в целом общего типа крестьянского хозяйства и народной системы питания.
Зональные различия, существовавшие в Вологодской земле на ее западе, в центре, на востоке по тем или иным этнографическим признакам, можно установить и по семейно-брачным отношениям жителей районов. На семью русских крестьян западной части губернии по своей структуре и внутрисемейным отношениям были похожи карельская и вепсская семьи: они проходили одинаковое развитие в разные исторические периоды (особенно это касалось семейных разделов, главенства в семьях и т.п.). На востоке края крестьянские семьи русских и коми долгое время оставались внешне очень похожими друг на друга, но нарушения брачно-семейных отношений в зырянской семье в конце XIX-начале XX в. отмечены статистикой гораздо чаще, чем у русских (добрачные и внебрачные связи, больший по губернии процент незаконнорожденных детей), что было связано с долгим сохранением в быту у коми архаических черт. В юго-западных и центральных уездах в семейной жизни проявлялись «старообрядческие черты». Поскольку не все старообрядцы признавали брак, то у них было много семей неполного состава, много холостых, вдовых, одиночек-родителей с детьми.
Наибольшие локальные различия в жизни семей отмечались в свадебном обряде. Севернорусское население явилось создателем особого народного свадебного обряда, как и других форм культуры. Правда, судя по материалам этого ритуала в Вологодской земле, нет единого обряда русских Севера, ибо существует разнообразие его локальных вариантов, какой бы элемент свадьбы ни рассматривался. Эти различия есть и в структуре обрядов (разделение их этапов), и во множестве терминов, обозначающих название его элементов, отдельных действующих лиц и обрядовых действий. По некоторым деталям четко вырисовываются их ареалы. Только по обряду сватовства существуют три варианта, «привязанные» к местам обитания: один из них – в центре и на юго-востоке края, второй – в районах Великого Устюга и Сольвычегодска, третий – в «разорванном» виде в грязовецких селениях и на значительном расстоянии от них в Устьсысольске (в последнем преобладало зырянское население). Как видно, эти ареалы в отдельных очертаниях совпадают с теми, что выделяются по другим элементам народной культуры и, кроме того, они свидетельствуют о межэтнических контактах на изучаемой территории. В структуре северного обряда усматриваются черты, присущие обряду населения тех мест, откуда шло заселение Севера (новгородцев, ростово-суздальцев) и даже более южных мест, что говорит об общерусском характере народного обряда свадьбы. В общем весь вологодский обряд можно считать самостоятельным этнотерриториальным ритуалом, несмотря на его сходство с таковым у населения других мест, так как он сформировался в результате синтеза различных черт и традиций в определенной историко-культурной зоне, и поэтому можно говорить о его уникальности.
В целом, как видно из материалов, приводимых в монографии, наблюдалась общность во всем в районах Вологодской земли, а также в развитии русской сельской семьи и ее обрядовой жизни в регионах России.
Зональные различия в культуре можно проследить и по народному искусству. Анализ форм прялок и типов вышивки, их распространения, проведенные в настоящей монографии, показывают сопоставимость таких данных с материалами, на основе которых исследованы формы народной культуры в других главах книги. Основные очаги бытования «прялочного» и «вышивального» искусства совпадают с теми, что выделены по данным народного жилища, одежды, поселений, пищи, семейно-обрядовой жизни и т.д. Разнообразие прялок и вышивки внутри больших ареалов на Вологодской земле свидетельствует о многих локальных особенностях в культуре местного населения и их «переплетении», связанном со сложной этнической историей Русского Севера.
Таким образом, этнографическое районирование Вологодской земли, проведенное по использованным материалам, помогает судить как о локальных вариантах народной культуры, так и региональных (севернорусских), а также о многих общерусских чертах в этой культуре.
Сокращения
ААН – Архив Академии Наук
АГВ – Архангельские губернские ведомости
АИ – Акты исторические, собранные и изданные Археографической Комиссией
АИЭА ВЭ: – Архив Института этнологии и антропологии РАН Восточнославянская экспедиция:
ВО – Вологодский отряд
В-КО – Вологодско- Костромской отряд
С-3 О – Северо-Западный отряд
СОКЭ – Северный отряд Комплексной экспедиции
1 СВЭ – 1-я Северновеликорусская экспедиция
АН – Академия Наук
АО – Археологическое общество
АОИРС – Архангельское общество изучения Русского Севера
АР АН или ПА РАН – Архив Российской Академии Наук или Петербургский архив Российской Академии наук
АРГО – Архив Русского Географического общества
АЭ МГУ СЭ – Архив кафедры этнографии исторического ф-та Московского
государственного университета. Северные экспедиции
АЮБ – Акты юридические или Собрание форм старинного делопроизводства. СПб., 1838
БИХМ – Белозерский историко-художественный музей
ВГВ – Вологодские губернские ведомости
ВГИАХМЗ или ВГМЗ – Вологодский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник или Вологодский государственный музей-заповедник.
ВГО – Всесоюзное Географическое общество
ВГПИ – Вологодский государственный педагогический институт
ВЕВ – Вологодские епархиальные ведомости
ВОЙСК – Вологодское общество изучения Северного края
ВОКМ – Вологодский областной краеведческий музей
ВОПР – Вопросы
ВУМЗ – Великоустюжский музей-заповедник
ВЯ – «Вопросы языкознания»
ГААО – Государственный архив Архангельской области.
ГАВО – Государственный архив Вологодской области
ГБР – Государственная библиотека России
ГИМ – Государственный Исторический музей.
ГРМ или РМ – Государственный Русский музей или Русский музей.
ГЭ – Государственный Эрмитаж Естест.-географ. – Естественно-географический
ЖМВД – Журнал Министерства внутренних дел
ЖМГИ – Журнал Министерства госимуществ
ЖМНП – Журнал Министерства народного просвещения
ЖС – «Живая старина»
Зап. – Записки
Изв. – Известия
ИРГО или РГО – Императорское Русское Географическое общество или Русское Географическое общество
ИРЯЛ – Институт русского языка и литературы (Пушкинский дом)
Ист.-филол. отд. – Историко-филологическое отделение
Ист. СССР – «История СССР»
Ист. зап. – «Исторические записки»
КИПС – Комиссия по изучению племенного состава
КГИАМЗ – Костромской государственный историко-архитектурный музей-заповедник
Кол. – Коллекция
КРИМ – Кадниковский районный исторический музей
КСИА – Краткие сообщения Института археологии
КСИЭ – Краткие сообщения Института этнографии
ЛГПИ – Ленинградский государственный педагогический институт
МГУ – Московский государственный университет
МИА – «Материалы и исследования по археологии СССР»
МФД – Музей фресок Дионисия (с. Ферапонтово Кирилловского р-на Вологодской обл)
НГВ – Новгородские губернские ведомости
НИИХП – Научно-исследовательский институт художественных промыслов
ОИОГ – Общество изучения Олонецкой губернии
ОЛЕАЭ – Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете
ОРЯС – Отделение русского языка и словесности Российской академии наук
Отд. – Отделение
П. – Папка
ПСРЛ – Полное собрание русских летописей
РГАДА – Российский государственный архив древних актов
РГИА – Российский государственный исторический архив
РНБ или Гпб. С-Щ – Российская национальная библиотека, или Гос. публичная библиотека им. М.Е. Салтыкова-Щедрина
РНБ ОР – Российская национальная библиотека. Отдел рукописей
РО – Рукописный отдел
РСП – Руководство для сельских пастырей
РЭМ или ГМЭ – Российский Этнографический музей или Гос музей этнографии народов СССР
САИ – Свод археологических источников
Сб. – Сборник
СДОИМК – Северо-Двинское общество изучения местного края
Сев.-зап. кн. изд. – Северо-западное книжное издательство
СИХМ – Сольвычегодский историко-художественный музей
СКМ – Сольвычегодский краеведческий музей
Сооб. – Сообщения
СЭ – «Советская этнография»
Тетр. – Тетрадь
ТИЭ – Труды Института этнографии АН СССР (Новая серия)
ТКМ – Тотемский краеведческий музей
Тр. – Труды
Уч. зап. – Ученые записки
ФА СПб. ГУ – Фольклорный архив Санкт-Петербургского государственного университета
Ф-т или Ф. – Фототека
ХДНХПР – Харовский дом народных художественных промыслов и ремесел
ЧКМ – Череповецкий краеведческий музей
ЧМО – Череповецкое музейное объединение
ЧОИДР – Чтения в Обществе истории и древностей российских
ЭВГМЗ – Экспозиция Вологодского государственного музея-заповедника
ЭО – «Этнографическое обозрение»
ЭСРГО – Этнографический сборник, издаваемый РГО
Этн. – Этнография
Этн. отд. – Этнографический отдел