Во исполнение сего ВЧК предлагает:
1. Произвести обследование мест заключения и пересмотреть дела на предмет выявления осужденных рабочих и крестьян:
а) поднять вопрос перед местными завкомами и профсоюзами о возбуждении последними ходатайства о досрочном освобождении на поруки и под свое наблюдение осужденных рабочих и крестьян;
б) вменить в обязанность ответственным работникам Чека регулярно посещать места заключения и посредством личной беседы с арестованными рабочими и крестьянами выяснить мотивы проступков и возможность возбуждения ходатайства о применении досрочного освобождения;
в) поднять вопрос перед парткомами о регулярном посещении мест заключения и ведении бесед, особое внимание уделив арестованным рабочим и крестьянам.
2. Сугубое внимание обратить на дела подследственных рабочих и крестьян, рассматривая последних не как классовых наших врагов, а как совершивших проступки в силу социальных условий переходного периода от капитализма к социалистическому строю:
а) дела рабочих и крестьян должны рассматриваться в первую очередь и должны быть закончены в кратчайший срок с возможно более широким применением отпуска на поруки и подписки о невыезде;
б) ни один рабочий и крестьянин не должен быть арестован, если нет основательных данных о серьезности его проступка и возможности сокрытия следов преступления и побега;
в) соблюдать в отношении как арестованных рабочих и крестьян, так и в отношении посещающих их родных и знакомых возможно большую доступность и вежливость, отвечая срочно и мотивированно на все их прошения, разрешая свидания и т. п. ;
г) уголовный элемент отпускать на поруки с крайней осторожностью, избегая освобождения рецидивистов.
3. В целях оттенения отличия рабочего и крестьянина от враждебной нам по классу буржуазии - в отношении последних репрессию усилить:
а) освобождать на поруки лиц буржуазного класса лишь в крайних случаях, проверив незаменимость их как специалистов в работе учреждения;
б) досрочное освобождение к буржуазии не применять.
4. Принять меры к изоляции в местах заключения буржуазии от арестованных рабочих и крестьян.
5. Создать для буржуазии особые, концентрационные лагери.
С получением настоящего приказа все органы Ч К, согласна вышеизложенным положениям, должны в корне изменить свою карательную политику по отношению к рабочим и крестьянам. Ни один рабочий и крестьянин за мелкую спекуляцию и уголовное преступление не должен числиться за органами ЧК. Настоящий приказ относится исключительно к осужденным и подследственным, числящимся за Ч К, особотделами, РТЧК, и должен быть проведен в жизнь в кратчайший, не более одного месяца, срок с обязательным упоминанием в ежемесячных докладах о результатах применения настоящего приказа и о принятых мерах во исполнение его.
Председатель ВЧК Ф. Дзержинский
ЦГАОР, Коллекция документов Ф. Э. Дзержинского. Текст типографский.
Исторический архив. 1958. № J. С. 13-16.
42
Указания Ф. Э. Дзержинского к составлению приказа о роли чекистов и недопустимости покрывательства их преступлений
19 января 1921 г.
Необходимо составить циркуляр ко всем председателям и начальникам ЧК и особых отделов по вопросу об отношении к преступлениям и проступкам чекистов и к неправильным на них обвинениям.
Главные тезисы:
1. Работа чекистов тяжелая, неблагодарная (в личном отношении), очень ответственная и важная в государственном, вызывающая сильное недовольство и отдельных лиц и саботажных учреждений. Вместе с тем - работа, полная искушений на всякие злоупотребления властью, на использование своего положения и одного факта службы в Ч К для личных выгод.
2. Чтобы чекист мог выполнить свои обязанности и остаться твердым и честным на своем пути, для этого необходима постоянная товарищеская поддержка и защита со стороны председателя, членов коллегии, заведующих отделами и т. п. Чекист может только тогда быть борцом за дело пролетарское, когда он чувствует на каждом шагу себе поддержку со стороны партии и ответственных перед партией руководителей. Но, с другой стороны, слабые на искушения товарищи не должны работать в ЧК. И защита, и укрывательство тех, кто впал в искушение и злоупотребил своей властью для своей корысти, - недопустимы и преступны троекратно.
Совершает преступление тот председатель и заведующий, который замазывает и покрывает преступление чекиста. Преступник против пролетарской революции, преступник против партии, ответственной за Ч К, преступник против всех честных чекистов и самой ЧК. Чтобы выполнить свои обязанности для революции, чтобы быть в состоянии защищать и оказывать поддержку своим сотрудникам в их тяжелой борьбе, - для этого ЧК должна беспощадно и неуклонно отбрасывать от себя слабых и наказывать жестоко совершивших преступление.
Ф. Дзержинский
На документе надпись: "Тов. Ксенофонтову. Ваше заключение, нужен ли такой циркуляр. Ф. Д."
Архив ИМЛ при ЦК КПСС, ф. 76, on. 1, ед. хр. 3530. Автограф.
Исторический архив. № 1. 1958. С. 17.
43
Декрет ВЦИК об упразднении ВЧК и о правилах производства обысков, выемок и арестов
6 февраля 1922 г.
Во исполнение постановления IX Всероссийского съезда Советов о реорганизации Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности и ее местных органов Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет постановляет:
1. Всероссийскую Чрезвычайную комиссию и ее местные органы упразднить. ; 2. Возложить на Народный комиссариат внутренних дел наряду с другими задачами, указанными в § 1 Положения о Народном комиссариате внутренних дел, ; выполнение по всей территории РСФСР нижеследующих задач:
а) подавление открытых контрреволюционных выступлений, в том числе бандитизма;
б) принятие мер охраны и борьбы со шпионажем;
в) охрана железнодорожных и водных путей сообщения;
г) политическая охрана границ РСФСР;
д) борьба с контрабандой и переходом границ республики без соответствующих разрешений;
е) выполнение специальных поручений Президиума Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета или Совета Народных Комиссаров по охране революционного порядка.
3. Для проведения в жизнь этих задач образовать при Народном комиссариате внутренних дел РСФСР Государственное Политическое управление под личным председательством народного комиссара внутренних дел или назначаемого Советом Народных Комиссаров его заместителя, а на местах - политические отделы в автономных республиках и областях при центральных исполнительных комитетах и в губерниях при губернских исполнительных комитетах.
4. Политические отделы при центральных исполнительных комитетах автономных республик и областей остаются непосредственно в подчинении Народного комиссариата внутренних дел по Государственному Политическому управлению на тех же основаниях, как и другие объединенные народные комиссариаты и управления республик и областей.
5. Политические отделы губернских исполнительных комитетов действуют на основании особого положения о них, утвержденного Президиумом Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.
Примечание. Особые отделы и транспортные отделы, находясь в составе Государственного Политического управления и политических отделов, ведут борьбу с преступлениями в армии, на ж. д. на основании особых положений, утвержденных Президиумом Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.
6. В непосредственном распоряжении Государственного Политического управления состоят особые части войск в количестве, определяемом постановлением Совета Труда и Обороны, управляемые особым входящим в состав учреждений Государственного Политического управления штабом войск Государственного Политического управления Народного комиссариата внутренних дел.
7. При необходимости принятия мер пресечения в отношении лиц, причастных к контрреволюционным преступлениям, бандитизму, шпионажу, хищениям на железнодорожных и водных путях сообщения, контрабанде и переходу границ без разрешения. Государственному Политическому управлению, политическим отделам, а также и уполномоченным их в уездах предоставляется право производства обысков, выемок и арестов на следующих основаниях:
а) в отношении лиц, застигнутых на месте преступления, аресты, обыски и выемки агентами Государственного Политического управления или политических отделов могут быть произведены без специального постановления Государственного Политического управления или политических отделов и особого ордера [с] последующей санкцией председателя Государственного Политического управления или политических отделов, в течение 48 час., принятых мер пресечения, во всех остальных случаях арест, а также обыски и выемки допускаются не иначе, как по специальному постановлению Государственного Политического управления или политических отделов за подписью председателей их по особым ордерам, порядок выдачи каковых определяется вырабатываемой Государственным Политическим управлением и утверждаемой Народным комиссариатом юстиции инструкцией;
б) не позднее 2 недель со дня ареста должно быть предъявлено обвинение арестованному;
в) не позднее 2 месяцев со дня ареста Государственное Политическое управление или освобождает арестованного, или испрашивает у Президиума Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета разрешение на дальнейшую изоляцию, если того требуют особые обстоятельства дела, на срок, определяемый Президиумом Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, или направляет дело в суд, зачисляя арестованного за ним.
8. Все общеуголовные дела по спекуляции, должностным и другим преступлениям, находящиеся до опубликования настоящего постановления в производстве Всероссийской Чрезвычайной комиссии и ее органов подлежат в 2-недельный срок передаче в революционные трибуналы и народные суды по принадлежности и впредь все дела о преступлениях, направленные против советского строя или представляющие нарушения законов РСФСР, подлежат разрешению исключительно в судебном порядке революционными трибуналами или народными судами по принадлежности.
9. Общий надзор за выполнением статей 7 и 8 настоящего постановления возлагается на Народный комиссариат юстиции.
10. В соответствии с настоящим постановлением дополнить положение о Народном комиссариате внутренних дел.
Председатель Всероссийского
Центрального Исполнительного Комитета
М. Калинин
Секретарь ВЦИК А. Енукидзе
Распубликован в № 30 "Известий Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов" от 8 февраля 1922 г.
СУ. 1922 г. №16. С. 160.
44
Запись беседы Ф. Э. Дзержинского с корреспондентом газеты "Правда" о пятой годовщине ВЧК
17 декабря 1922 г. (Дата опубликования. Беседа состоялась 13 декабря 1922 г. - Авт.)
Создание ВЧК, заявил т. Дзержинский, было ответом на организованное сопротивление Советской власти со стороны буржуазно-помещичьих кругов. Белый террор, саботаж, выстрелы в вождей революции, противодействие советскому строительству и покушения на самое существование диктатуры пролетариата сделали ВЧК боевым органом революции, поставили ее в авангард борьбы рабочего класса с капиталом.
ВЧК сделалась грозным символом для всех тех, кто не мог примириться с завоеваниями трудящихся, кто мечтал о воскрешении старого режима, кто готовил петлю для рабочих и крестьян. ВЧК стала на страже революции и с честью выполняла возложенную на нее трудную задачу.
В самый разгар гражданской войны, когда нас сжимало огненное кольцо блокады, когда нас давили голод, холод и разруха, когда внутренние белогвардейцы и заграничные империалисты подбирались к сердцу республики, ВЧК и ее органы на местах развивали самоотверженную героическую работу. Длинной шеренгой тянутся раскрытые заговоры и восстания. Зоркий глаз ВЧК проникал всюду. ВЧК была орудием диктатуры трудящихся. Пролетариат выделил для работы в органах ЧК лучших сынов своих. И не удивительно, что враги наши бешено ненавидели ЧК и чекистов. Их ненависть вполне заслуженна. ВЧК может гордиться тем, что она была объектом неслыханной травли со стороны буржуазии. ВЧК гордится своими героями и мучениками, погибшими в борьбе.
Закончилась война. Наступила полоса мирного строительства. Явилась необходимость перестроить наши чрезвычайные органы. Организовывается ГПУ. Теперь нам нужно особенно зорко присматриваться к антисоветским течениям и группировкам.
ГПУ сжало свой аппарат, но оно укрепило его качественно. ГПУ сознает, что задачи, которые оно должно разрешить, огромны, но доверие широких пролетарских масс дает работникам ГПУ твердую уверенность в том, что они свое дело делают.
Только доверие рабочих и крестьян дало силу ВЧК и затем ГПУ выполнить возложенную революцией на них задачу - сокрушить внутреннюю контрреволюцию, раскрыть все заговоры низверженных помещиков, капиталистов и их прихвостней. Это доверие пришлось завоевывать долгой, упорной, самоотверженной, полной жертв борьбой, в результате которой ВЧК стала грозной защитницей рабоче-крестьянской власти. Контрреволюция у нас разбита, но она еще сильна, питаясь силами, средствами и замыслами мировой контрреволюции и приливом энергии возрождающейся буржуазии.
Нынешнее ГПУ и сейчас с той же энергией и преданностью делу рабочей революции и коммунизму будет добиваться доверия рабочих и крестьян для окончательной победы над происками мировой контрреволюции и для обеспечения победы советским республикам на мирном фронте восстановления разрушенного хозяйства.
Ф. Дзержинский
Правда. № 286, 17 декабря 1922 г.
Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения. Т. 1. С. 363-364.
45
Ф. Дзержинский
Письмо к старым чекистам
Дорогие товарищи!
История ВЧК-ОГПУ как органа диктатуры пролетариата имеет громадное значение не только при изучении Октябрьской революции и последовавшей затем борьбы за сохранение и укрепление власти пролетариата в его борьбе с капитализмом.
В будущем историки обратятся к нашим архивам, но материалов, имеющихся в них, конечно, совершенно недостаточно, так как все они сводятся в громадном большинстве к показаниям лиц, привлекавшихся к ответственности, а потому зачастую весьма односторонне освещают как отдельные штрихи деятельности ВЧК- ОГПУ, так и события, относящиеся к истории революции. В то же время кадры старых чекистов все больше распыляются, и они уносят с собой богатейший материал воспоминаний об отдельных моментах, не имеющих зачастую своего письменного отражения.
Поэтому мы, учитывая необходимость подбора материалов, которые полностью и со всех сторон осветили бы многогранную работу всех его органов, обращаемся ко всем старым чекистам с просьбой заняться составлением воспоминаний, охватывая в них не только работу органов ВЧК в разных ее направлениях, но и политическую и экономическую работу, сопровождающую описываемые события, а также характеристики отдельных товарищей, принимавших активное участие в той или иной работе как из числа чекистов, так и местных партийцев вообще.
Председатель ОГПУ
Ф. Дзержинский.
Москва, 13 марта 1925 года.
46
В. Бонч-Бруевич
Как организовалась ВЧК
(Памяти Ф. Э. Дзержинского)
Октябрьская революция, свергнувшая дряблое Временное правительство, победила. В красной столице был установлен строгий революционный порядок. Кадеты, остатки октябристов, монархисты, партии, считавшие себя социалистическими: трудовики, правые эсеры, меньшевики и множество других мелких разновидностей, были воистину подавлены. Прошло некоторое время. Канули в вечность назначенные сроки "падения большевиков". Новая власть и не собиралась уходить, а постепенно крепко забирала бразды правления.
Мы основательно устраивались в Смольном.
- Что это вы так хлопочете? - неоднократно язвительно спрашивали меня посещавшие нас различные оппозиционеры. - Разве вы думаете, ваша власть пришла надолго?
- На двести лет! - отвечал я убежденно.
И они - эти вчерашние "революционеры", "либералы", "радикалы", "социалисты", "народники" - со злостью отскакивали от меня, бросая взоры ненависти и негодования.
- Что, не нравится? - смеясь, спрашивали рабочие, постоянно присутствовавшие здесь.
- Им не нравится... - отвечали другие, пересмеиваясь и шутя над теми, кто еще недавно любил распинаться за интересы рабочих, за интересы народа.
Но вот пришли первые сведения о саботаже чиновников, служащих. К нам поступили документы, из которых было ясно видно, что действует какая-то организация, которая, желая помешать творчеству новой власти, не щадит на это ни времени, ни средств... из казенного и общественного сундука. В наших руках были распоряжения о выдаче вперед жалованья на два, на три месяца служащим банков, министерств, городской управы и других учреждений. Было ясно, что хотят всеми мерами помешать организации новой власти, что всюду проводится саботаж. Масса сведений, стекавшихся в Управление делами Совнаркома и в 75-ю комнату Смольного, где действовала первая чрезвычайная комиссия по охране порядка и по борьбе с погромами в столице, говорила о том, что дело принимает серьезный оборот, что все совершается по плану, что все это направляет какая-то ловкая рука. Тщательные расследования отдельных фактов показали одно и то же: всем этим заправляет партия конституционалистов-демократов (кадетов), пытаясь тихой сапой вести подкоп под власть рабочих.
В это же время все более и более стали выявляться агрессивные действия так называемых союзников: был совершенно ясен этот внутренний и внешний фронт врагов рабочего класса. Сама действительность, сами факты жизни заставляли действовать. Борясь с пьяными погромами, сопровождаемыми контрреволюционной, антисемитской агитацией, мы наталкивались, совершенно неожиданно для себя самих, на все большие доказательства объединения антибольшевистских течений для намечаемых непосредственных и прямых действий.
Собрав достаточно фактов, я сделал первый доклад по этому поводу Председателю Совета Народных Комиссаров. В докладе сами факты указывали, что во главе этого движения стоят кадеты. Владимир Ильич с крайним вниманием выслушал все и с большой придирчивостью стал критиковать данные доклада. Когда же выкристаллизовалась совершенно ясная и точная часть его, не возбуждавшая ни малейших сомнений, Владимир Ильич потребовал документы, обосновывавшие и подтверждавшие эту часть доклада. Тщательно проверив и прочтя все, исследовав происхождение документов, он не мог не признать, что саботаж действительно существует, что он руководится по преимуществу из одного центра и что этим центром является партия кадетов.
Владимир Ильич задумался. Он подошел к окну, выходившему на двор Смольного, и легонько забарабанил по стеклу.
- Ну, что же, - заговорил он, круто поворачиваясь ко мне, - раз так, раз они не только не хотят понять, но и мешают нашей работе, придется предложить им выехать на годок в Финляндию... Там одумаются...
И на этом мы расстались.
Они "одумаются" - рассчитывал тогда Владимир Ильич. Но эта надежда оказалась напрасной. Не прошло и двух недель, когда Совнарком за всю совокупность явно преступной, антинародной и противообщественной деятельности кадетов должен был принять декрет (См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 126.), ставящий эту партию, окровавившую русский народ и русскую землю множеством контрреволюционных выступлений и заговоров, вне закона. И несмотря на это, партия кадетов сделалась несомненным центром всего того черносотенного, белогвардейского, авантюристического, помещичьего и буржуазного, что хотело повернуть колесо истории направо и даже не к "конституционному демократизму", а к прямому монархизму. Наступили крутые времена. Расследования 75-й комнаты Смольного, которыми я руководил, то и дело обнаруживали заговоры, склады оружия, тайную переписку, тайные собрания, явочные квартиры и т. п.
Самовольное сосредоточение боевых отрядов "смертников" в Петрограде, арест организации офицера Синебрюхова на курсах Лесгафта (Имеются в виду вечерние курсы для рабочих, открытые в Петербурге выдающимся русским педагогом П. Ф. Лесгафтом. - Авт.), различные иные выступления явно говорили о том, что контрреволюционеры не успокаиваются, а, наоборот, организуются и начинают активно действовать.
В это время Ф. Э. Дзержинский взял в свои руки бывшее петроградское градоначальство, организовал там комиссию по расследованию контрреволюционных выступлений, и к нему как из рога изобилия тоже посыпались всевозможные материалы, проливавшие новый свет на сосредоточивавшуюся в Петрограде деятельность контрреволюционных организаций. Рабочие массы, узнававшие о различных выступлениях контрреволюционеров, сильнейшим образом волновались. Разгул реакции, контрреволюционная агитация в войсках - все это создавало горячую почву и выдвигало на авансцену борьбы новые способы действия.
И вот однажды - это было в самом начале декабря, - когда пришлось мне же докладывать Председателю Совнаркома о целом ряде серьезнейших контрреволюционных выступлений, Владимир Ильич нахмурился, поднялся, нервно прошелся по кабинету и воскликнул:
- Неужели у нас не найдется своего Фукье-Тенвиля (Деятель французской буржуазной революции конца XVIII века. После падения монархии - общественный обвинитель революционного трибунала. В период реакции был казнен. - Авт.), который обуздал бы расходившуюся контрреволюцию?
Нам хорошо был известен грозный и пламенный облик этого одного из беспримерных бойцов французской революции. Мы хорошо знали размеры революционного террора этой великой борьбы. Мы все давным-давно были подготовлены к наступлению такой эпохи, когда завоевания диктатуры пролетариата нам нужно будет отстаивать не только с оружием в руках, но и применяя одно из самых радикальных и сильно действующих средств нашей революционной борьбы - красный террор.
Мы все чувствовали, что этот момент борьбы приближается к нам со скоростью курьерского поезда, что главные инициаторы - кадеты - идут ва-банк, очевидно предполагая, что у нашей партии не хватит нравственных сил и мужества применить террор в нужных размерах. То, что мы всегда к этому были готовы, это, конечно, очень хорошо было известно всей оппозиции кадетов, эсеров и меньшевиков, ибо мы, восставая в былое время против единоличного террора - достаточно на этот счет вспомнить критику в "Искре" - как совершенной политической бессмыслицы, всегда высказывались за террор как способ защиты революционных завоеваний у всех народов во все эпохи классового общества. Мы чувствовали, что и для нашей борьбы этот час настал.
И Фукье-Тенвиль русской пролетарской революции явился. Это был наш старый закаленный боец и близкий товарищ Феликс Эдмундович Дзержинский.
Весь пламенея от гнева, с пылающими, чуть прищуренными глазами, прямыми и ясными словами он доложил в Совнаркоме об истинном положении вещей, ярко и четко обрисовывая наступление контрреволюции.
- Тут не должно быть долгих разговоров. Наша революция в явной опасности. Мы слишком благодушно смотрим на то, что творится вокруг нас. Силы противников организуются. Контрреволюционеры действуют в стране, в разных местах вербуя свои отряды. Теперь враг здесь, в Петрограде, в самом сердце нашем. Мы имеем об этом неопровержимые данные, и мы должны послать на этот фронт - самый опасный и самый жесткий - решительных, твердых, преданных, на все готовых для защиты завоеваний революции товарищей. Я предлагаю, я требую организации революционной расправы над деятелями контрреволюции. И мы должны действовать не завтра, а сегодня, сейчас...
Кто помнит то время, кто имел счастье стоять тогда на передовых позициях борьбы за свободу народов, населявших наше обширнейшее государство, тот отлично знает, что провозглашение "революционной расправы" - красного террора Октябрьской революции - не явилось чем-то преждевременным, а, наоборот, явно запоздавшим. Множество контрреволюционных банд уже успело организоваться и рассеяться по всей стране. На Дону, в этой русской Вандее (Вандея - провинция во Франции, которая во время буржуазной революции конца XVIII века была одним из центров реакции. - Авт.), в тот момент уже собирались полчища донского казачества и других недовольных. Все эти обстоятельства, хорошо известные центральному правительству, не потребовали особо длительных рассуждений при утверждении Положения о Всероссийской чрезвычайной комиссии при Совнаркоме.
Эта комиссия была организована в начале декабря /7(20)/ 1917 года.
* * *
Если до свержения самодержавия требовались бесконечные жертвы со стороны революционеров, ведших активную борьбу с царской властью, то мы тогда все очень хорошо знали, что когда же "без жертв была искуплена свобода!".
И такой "жертвой", горевшей долгое-долгое время на огне жестокости царских палачей, был, несомненно, мужественный, стойкий, героический Ф. Э. Дзержинский. Вся его сознательная жизнь до Февральской революции была беспрерывным мытарством по этапам, тюрьмам, острогам, ссылкам: он горел огнем настоящего революционера-профессионала и, как только было возможно, тотчас же вырывался на свободу, на беспрерывную нелегальную работу. Царские тюремщики ненавидели его за независимое и гордое поведение, когда он, даже будучи прикованным к тачке на каторге, не позволял никому унизить свое человеческое достоинство. Ведя образ жизни аскета, будучи крайне молчалив, даже угрюм, он был всегда прекрасным товарищем. Он знал, что придет желанное время решительной классовой схватки, когда и его огромные духовные силы, сохранившиеся хотя уже и в изможденном теле, нужны будут тому классу, жизнью которого он жил, счастьем которого он трепетал и радовался. Твердые как гранит революционные ряды пролетариата - вот та среда, вот та стихия, для которой он был рожден. Вся горечь, вся ненависть рабочего класса к классам эксплуатирующих была впитана им...
Когда мне приходилось говорить ему, что следовало бы быть поосторожнее, то он как-то наивно задавал вопрос:
- Зачем? Убьют? Беда какая!.. Революция всегда сопровождается смертями... Это дело самое обыкновенное... Да и зачем так ценить себя?.. Это смешно... Мы делаем дело нашей партии и больше ничего...
И он делал все дела, возлагаемые на него партией, как честнейший, преданнейший революционер-боевик, коммунист. Характерен отзыв Владимира Ильича о Дзержинском, который мне пришлось слышать:
- Дзержинский не только нравится рабочим, его глубоко любят и ценят рабочие...
А кто знал Владимира Ильича, тот понимал, сколь высока была в его устах похвала товарищу, которого "глубоко любят" рабочие. Владимир Ильич относился к Дзержинскому с величайшей симпатией и предупредительностью. * * *
Редко кому известно, что Ф. Э. Дзержинский трижды вносил предложение в Совнарком об отмене смертной казни, или, как принято теперь выражаться, применения "высшей меры наказания". Всегда Совнарком радостно шел навстречу возможности заменить этот крайний метод борьбы за достижения революции другими, более мягкими формами. Контрреволюционные, уголовные и белогвардейские организации понимали эти "отмены" или "смягчения" методов борьбы как проявления слабости Советского правительства, как кем-то "вынужденные" - вместо того, чтобы понять раз и навсегда, что обречены на поражение все попытки к выступлениям против самой народной, не на словах, а на деле самой популярной, широчайшим образом признанной народными массами власти.
47
В. Менжинский
Первый чекист
(Из воспоминаний о Ф. Э. Дзержинском)
Организатор ВЧК в первое бурное время, когда не было ни опыта, ни денег, ни людей, сам ходивший на обыски и аресты, лично изучавший все детали чекистского дела, столь трудного даже для старого революционера, сросшийся с ЧК, которая стала его воплощением, Дзержинский был самым строгим критиком своего детища. Равнодушно относясь к воплям буржуазии о коммунистических палачах, резко отражая нападки недостаточно революционных товарищей на ЧК, Дзержинский чрезвычайно боялся, чтобы в ней не завелась червоточина, чтобы она не стала самодовлеющим органом, чтобы не получилось отрыва от партии, наконец, чтобы ее работники не разложились, пользуясь громадными правами в обстановке гражданской войны. Он постоянно ломал и перестраивал ЧК и опять и снова пересматривал людей, структуру, приемы, больше всего боясь, чтобы в ЧК - ГПУ не завелась волокита, бумага, бездушие и рутина.
Но ЧК, прежде и больше всего орган борьбы с контрреволюцией, не может оставаться неизменной при изменившемся соотношении борющихся классов, и Дзержинский всегда первый шел на перемены как в практике, так и в организации своего детища, применяясь к любой политической обстановке, охотно отказываясь от прав, ставших ненужными или вредными, например, при переходе от военной полосы к мирной, и, наоборот, настойчиво требуя их расширения, когда это снова становилось нужным. Для него было важно одно: лишь бы новая форма организации ЧК, ее новые приемы и подходы - скажем, переход от прямых ударов к тонким изысканиям в контрреволюционной среде и наоборот - по-прежнему достигали главной цели - разложения и разгрома контрреволюции.
Говорить о Дзержинском-чекисте - значит писать историю ВЧК-ГПУ как в обстановке гражданской войны, так и в условиях нэпа. ВЧК-ГПУ создалась и развивалась с трудом, с болью, со страшной растратой сил работников, - дело было новое, трудное, тяжкое, требовавшее не только железной воли и крепких нервов, но и ясной головы, кристальной честности, гибкости неслыханной и абсолютной, беспрекословной преданности и законопослушности партии. "ЧК должна быть органом Центрального Комитета, иначе она вредна, тогда она выродится в охранку или в орган контрреволюции", - постоянно говорил Дзержинский.
При всем безграничном энтузиазме работников ЧК, большей частью рабочих, их отваге, преданности, способности жить и работать в нечеловеческих условиях - не дни и месяцы, а целые годы подряд - никогда не удалось бы построить той ВЧК-ГПУ, которую знает история первой пролетарской революции, если бы Дзержинский, при всех его качествах организатора-коммуниста, не был великим партийцем, законопослушным и скромным, для которого партийная директива была всем, и если бы он не сумел так слить дело ЧК с делом самого рабочего класса, что рабочая масса постоянно, все эти годы - и в дни побед, и в дни тревог - воспринимала чекистское дело как свое собственное, а ЧК принимала нутром как свой орган, орган пролетариата, диктатуры рабочего класса.
Безоговорочно принимая партийное руководство, Дзержинский сумел в чекистской работе опереться на рабочий класс, и контрреволюция, несмотря на технику, старые связи, деньги и помощь иностранных государств, оказалась разбитой наголову...
Но Дзержинскому с его кипучей энергией всегда было мало чекистской работы. Он знал, конечно, что, борясь с контрреволюцией, спекуляцией и с саботажем, ЧК является могучим рычагом в деле строительства социализма, но ему, как коммунисту, хотелось принимать и непосредственное участие в строительной работе, самому носить кирпичи для здания будущего коммунистического строя. Отсюда его постоянные порывы к хозяйственной работе, его переход в НКПС, а затем в ВСНХ. Пусть об этой работе скажут те, кто видел ее вблизи, - его ближайшие сотрудники и помощники. Мы, чекисты, можем сказать только одно: мало того, что он всю ЧК-ГПУ поставил на службу хозяйственному строительству, он и на новом поприще работал по мере возможности чекистскими методами, то есть в постоянной, неразрывной связи с партией и массами, достигая при этом колоссальных успехов...
Массы знали и любили его как руководителя борьбы с контрреволюцией, как борца за восстановление хозяйства, как стойкого партийна, умершего в борьбе за единство партии. Дзержинский-человек и Дзержинский-деятель так не похож на тот казенный образ, который уже начал слагаться и заслонять живого человека, что секрет его влияния на всех, кто с ним встречался, и особенно на тех, кого он вел за собой, начинает становиться непонятной тайной. Поэтому в интересах молодежи, которая не имела счастья лично его знать, я попробую дать представление о некоторых его чертах.
Дзержинский был очень сложной натурой при всей его прямоте, стремительности и, когда нужно, беспощадности... Он действовал не только мерами репрессий, но и глубоким пониманием всех зигзагов человеческой души. Воспитанный не только на польской, но и на русской литературе, он стал несравненным психологом и использовал это для разгрома контрреволюции. Для того чтобы работать в ВЧК, вовсе не надо быть художественной натурой, любить искусство и природу. Но если бы у Дзержинского всего этого не было, то Дзержинский, при всем его подпольном стаже, никогда бы не достиг тех вершин чекистского искусства по разложению противника, которые делали его головой выше всех его сотрудников.
По натуре это был очень милый, привлекательный человек с очень нежной, гордой и целомудренной душой. Но он никогда не позволял своим личным качествам брать верх над собой при решении того или иного дела. Наказание, как таковое, он отметал принципиально как буржуазный подход. На меры репрессии он смотрел только как на средство борьбы, причем все определялось данной политической обстановкой и перспективой дальнейшего развития революции. Одно и то же контрреволюционное деяние при одном положении СССР требовало, по его мнению, расстрела, а несколько месяцев спустя арестовать за подобное дело он считал бы ошибкой. Причем Дзержинский всегда строго следил, чтобы указания, даваемые им, не были выдуманы самостоятельно, на основании данных ЧК, а строго согласовывались с взглядами партии на текущий момент...
Дзержинский чрезвычайно чутко относился ко всякого рода жалобам на ЧК по существу. Сплошь и рядом он тратил время и силы на выяснение правильности или неправильности жалобы по делу, которое само по себе, казалось бы, не имело особенного значения.
Ошибки ЧК, которых можно было избежать при большей старательности и тщании, - вот что не давало ему покоя и делало политически важным даже незначительное дело... Он постоянно заботился о том, чтобы работники ЧК не зачерствели на своем деле. "Тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК", - говорил он.
Дзержинский был очень бурной натурой, страстно вынашивавшей свои убеждения, невольно подавлявшей сотрудников своей личностью, своим партийным весом и своим деловым подходом. Между тем все его соратники имели чрезвычайно большой простор в своей работе. Это объясняется тем, что как крупный, талантливый организатор он придавал колоссальное значение самодеятельности работников и поэтому предпочитал заканчивать спор словами: "Делайте по-своему, но вы ответственны за результат". Зато он первый радовался всякому крупному успеху, достигнутому методом, против которого он возражал. Не многие начальники говорят своим подчиненным: "Вы были правы, я ошибался".
Этим объясняется его почти магическое действие на крупных технических специалистов, которые не могут работать как заведенная машина, ограничиваясь голым исполнением приказаний начальства. Всем известно его умение вдохновлять на работу, при этом на работу творческую, представителей чуждых нам классов.
Сохраняя в своих руках руководство работой ОГПУ, Дзержинский применял в своих отношениях к спецам то же отсутствие формализма, которое он проявлял в чекистской работе. Когда работники ОГПУ приходили к нему с доказательствами в руках, что тот или другой крупный спец исподтишка занимается контрреволюционной работой, Дзержинский отвечал: "Предоставьте его мне, я его переломаю, а он - незаменимый работник". И действительно переламывал.
В чем же был секрет его неотразимого действия на людей? Не в литературном таланте, не в ораторских способностях, не в теоретическом творчестве. У Дзержинского был свой талант, который ставит его особняком, на свое, совершенно особенное место. Это - моральный талант, талант непреклонного революционного действия и делового творчества, не останавливающегося ни перед какими препятствиями, не руководимого никакими побочными целями, кроме одной - торжества пролетарской революции. Его личность внушала непреодолимое доверие. Возьмите его выступления. Он говорил неправильным русским языком, с неверными ударениями - все это было неважно. Безразлично было построение речи, которую он всегда так долго готовил, уснащал ее фактами, материалами, цифрами, десятки раз проверенными и пересчитанными им лично. Важно было одно: говорил Дзержинский. И в самой трудной обстановке, по самому больному вопросу его встречала и провожала нескончаемая овация рабочих, услышавших слово своего Дзержинского, хотя бы по вопросу о том, что государство не в силах прибавить им заработной платы.
Он, хозяйственник, сторонник рационализации, проповедник трудовой дисциплины, мог доказывать на громадных рабочих собраниях необходимость сокращения рабочих на фабриках и легче добивался успеха, чем профессионалы. Дзержинский сказал - значит, так. Любовь и доверие рабочих к нему были беспредельны.
Если бы он был с нами! Теперь не время предаваться бесплодным сожалениям. Мы не смогли уберечь его, потому что он сам не хотел этого. Он хорошо знал беспощадный характер своей болезни - грудной жабы, и совершенно сознательно, с открытыми глазами шел навстречу смерти, убивая себя непосильной работой. "Что толку принимать меры предосторожности, если отдых мне не гарантирует более долгого срока работы. Что я сделаю, то и мое". И даже последние дни перед смертью, когда Дзержинский в дневнике отмечал свое тяжелое состояние, он продолжал сидеть бессонные ночи над подготовкой доклада, которого не смог договорить до конца. Не до здоровья: перед ним стояла чересчур важная задача - разгром экономической платформы оппозиции. Даже после припадка, заставившего его покинуть трибуну и лечь в комнате рядом с залом заседания, Дзержинский, едва ему стало лучше, потребовал к себе ответственного товарища, чтобы услышать возражения оппозиции... напрягался еще два часа, слушая, волнуясь, приводя возражения, которые он не успел сказать, отослав докторов, чтобы не мешали. Кончил разговор, сделал дело, поднялся к себе и умер...
48
Я. Петере
Вместе с народом
Восемнадцатого или девятнадцатого декабря 1917 года Ф. Э. Дзержинский, встретив меня в коридоре Смольного, позвал в одну из пустующих комнат и сообщил, что вместо Военно-революционного комитета организуется Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, куда и предложил мне пойти работать. Находясь в числе 13 членов ВЦИК в Военно-революционном комитете (11 ноября (29 октября) 1917 года Петроградский военно-революционный комитет пополнился 13 членами ВЦИК и был преобразован в Военно-революциопный комитет при ВЦИК. - Авт.), я достаточно был знаком с внутренним положением страны и подрывной деятельностью врагов Советов, чтобы не задумываясь согласиться с предложением Дзержинского.
Через день после нашего разговора состоялось первое заседание коллегии ВЧК, на котором присутствовали Дзержинский, Орджоникидзе, Трифонов, Евсеев, Ксенофонтов, я и еще некоторые товарищи. Какие вопросы обсуждались на этом заседании, я не помню, и никакого протокола, к сожалению, не осталось. Из присутствующих товарищей работать в ВЧК остались только Дзержинский, Ксенофонтов, Евсеев и я, другие товарищи получили новые назначения.
20 декабря 1917 года ВЧК была официально оформлена постановлением Совнаркома. Через несколько дней мы переехали из Смольного на Гороховую, 2.
Перед нами стоял сложный вопрос: как бороться с контрреволюцией? Но не менее серьезен был и следующий вопрос - кого считать контрреволюционерами? Кругом бушевали хаос и разруха - наследие прошлого хозяйничанья буржуазно-помещичьей власти. Одно из крупнейших бедствий - войну - Советы приостановили, но дать хлеб населению оказалось делом едва ли не более трудным. После победы Октября в Петрограде осталось хлеба на два дня, если выдавать по четвертушкам, как тогда выдавали. На фронте находилось 15 миллионов мобилизованных в старую армию, их надо было кормить. Сотни тысяч солдат бросали окопы, переполняли поезда, ломали подвижной состав, дезорганизовывали транспорт.
Хозяйственные затруднения радовали наших врагов и окрыляли их надеждой, что большевики погибнут, не справившись с разрухой. Радовались не только классовые враги - буржуазия и помещики, но и те, кто их поддерживал - эсеры и меньшевики. Вместе с буржуазией социал-соглашатели старались углубить разруху через саботаж интеллигенции, бандитизм и пьяные погромы. Меньшевики и эсеры были душой развернувшегося саботажа. Рябушинские, не жалея средств, жертвовали на саботаж, меньшевики его организовывали.
ВЧК должна была разобраться в этом хаосе, отличить ворчащего обывателя от врага и расправляться с теми, кто являлся опасным для революции.
Аппарат ВЧК подбирался с большим трудом. Работников рвали тогда во все стороны, а ВЧК - такой орган, в котором могли работать только люди, беззаветно преданные революции. Правда, стремились попасть туда и проходимцы. Я помню, как уже в первые дни работы немало авантюристов предлагали свои услуги ВЧК; мы гнали их в шею. Были случаи, когда приходили бывшие офицеры, доносили на своих коллег и старались после этого внедриться в наш аппарат.
Помню случай с одним офицером-летчиком. Он пришел в ВЧК и сообщил, что знает офицерскую контрреволюционную организацию, у которой много оружия, бомб. Его заявление было проверено, арестовано несколько офицеров и найдено указанное оружие, но... летчик использовал момент - собрал шайку, произвел обыск, якобы от имени ВЧК, в гостинице "Медведь", забрал у кутящей буржуазии все ценности и скрылся. С большим трудом его разыскали и привлекли к ответственности.
Некоторые товарищи неохотно шли работать в ВЧК. Одна из основных причин, конечно, - чрезвычайная тяжесть работы. Многих это пугало, но коммунисты и беспартийные рабочие шли в ВЧК, понимая, что без этой тяжелой работы порядка в стране не установить.
Работа среди членов коллегии была распределена так: Дзержинский - председатель, Ксенофонтов - секретарь, я - казначей. Тем не менее все мы ведали оперативной работой, сами принимали участие в обысках и арестах. И лишь постепенно подбирая состав, развертывая работу, ВЧК принимала форму организованного аппарата.
Испытывали мы затруднения и в выборе методов борьбы с нашими врагами: в Положении о ВЧК, принятом Совнаркомом, права ВЧК были чрезвычайно неопределенными, других инструкций не было. Но мы считали, что, раз партия поручила нам организовать оборону революции, мы должны с этим делом справиться. Поэтому было немало конфликтов с самого же начала работы: то со специальной следственной комиссией, которая в то время существовала (Специальные следственные комиссии существовали при революционных трибуналах. - Авт.), то с наркомюстом - левым эсером Штейнбергом. Даже такой инцидент, как с вышеупомянутым летчиком, совершившим подлинно бандитский налет, и тот был использован Штейнбергом в Совнаркоме против прав ВЧК. Поскольку левые эсеры входили в Совнарком, правительство должно было с ними считаться.
Было установлено, что ВЧК может вынести постановление о высшей мере наказания только единогласным голосованием коллегии. Достаточно было кому-нибудь не согласиться, и самый опасный для революции преступник не мог быть уничтожен. Как пример можно привести дело о Пуришкевиче и Шнауре. Они сидели в ВЧК. Шнауре был провокатор, Пуришкевич - известный черносотенец. Пуришкевич держал себя внешне хорошо, чем и произвел впечатление на некоторых товарищей, и когда вопрос обсуждался в коллегии, то благодаря одному воздержавшемуся он остался жив и очутился на Дону, потом у Деникина и причинил революции немало вреда.
Борьба разгоралась, левые эсеры теряли свой вес, на каждый вопль Штейнберга в Совнаркоме против насилия со стороны революции Владимир Ильич давал достойную отповедь. Тем не менее левые эсеры добились введения в состав коллегии ВЧК нескольких своих членов и даже поста заместителя председателя ВЧК для Александровича - все это для того, чтобы тормозить работу.
Поначалу ВЧК применяла расстрел исключительно к бандитам. Расстрелов контрреволюционеров почти не было, а в отношении бандитов эсеры не возражали. Когда же летом 1918 года капиталистические страны окружили РСФСР кольцом империалистической блокады, а внутри страны поднялись контрреволюционные силы всех мастей, начиная от монархистов и кончая меньшевиками, то для обороны революции ВЧК должна была принять более решительные меры; расправляться беспощадно, расстреливая предателей и изменников. Левые эсеры и тут старались всячески противодействовать. Лишь после левоэсеровского восстания (Восстание левых эсеров произошло в Москве 6-7 июля 1918 года. - Авт.) ВЧК освободилась от них, и с этого времени работа велась единодушно.
Чем шире развертывалась работа ВЧК и разгоралась борьба с врагами, тем больше требовалось осторожности в подборе людей. Ни в одном учреждении не было столько соблазна, сколько в ВЧК, особенно в тяжелые 1918- 1919 годы. Владимир Ильич сравнил буржуазное общество с трупом, но с той только разницей, что обыкновенный труп хоронят, а убитый капитализм гниет, оставаясь на поверхности, и, разлагаясь, заражает воздух и тех, кто к нему прикасается. Не было ведь ни одного учреждения, которое так близко прикасалось бы к этому разлагающемуся буржуазному трупу, как ВЧК. В 1918-1919 годы, в голод и разруху, в буржуазных квартирах нередко находилось достаточно продовольствия и всяких благ для соблазна голодных сотрудников.
Если задать вопрос, много ли было преступлений со стороны сотрудников ВЧК, то я отвечу: их было удивительно мало. Объясняется это главным образом тщательным подбором личного состава и той идейной спайкой, которая существовала в аппарате ВЧК. Известную роль играла и та беспощадная расправа, которую применяла ВЧК к своим сотрудникам в случае тех или иных злоупотреблений.
Как-то один из шоферов, ожидая на улице у подъезда дома, где происходил обыск, зашел погреться и в передней заметил доху и взял ее. В тот же день его судили. И как судили! Собрали всех сотрудников в клубе и, несмотря на объяснения шофера, что ему было очень холодно, его приговорили, хорошо не помню, к десяти или к пятнадцати годам.
Помнится другой случай с одним из оперативных комиссаров, который при обыске взял пару серег и колечко. Все эти вещи стоили не больше 3-4 рублей. Комиссар объяснил свой поступок тем, что жена и ребенок больны, им требуется молоко, а взять негде. Это происходило в отсутствие Дзержинского. На меня эта история произвела тяжелое впечатление. Я распорядился собрать комиссаров по обыскам (их было 15-20) в отдельную комнату и привести туда виновного на суд самих сотрудников: пусть они его судят сами, а коллегия санкционирует приговор.
Слышно было, что комиссары горячо спорили между собой. Прошло немало времени, когда мне сообщили, что вынесли постановление: расстрелять.
Решение комиссаров показало, что они поняли вред поступка своего товарища и что вряд ли подобный случай повторится. Цель была достигнута, не было смысла в расстреле, и коллегия заменила расстрел пятнадцатью годами тюрьмы.
Были ли предательства в рядах сотрудников ВЧК? Я не буду говорить о восстании левых эсеров, об измене Александровича и других. За это предательство и измену нельзя винить только ВЧК (Александрович и другие левые эсеры были введены в ВЧК в декабре 1917 года Совнаркомом по категорическому требованию левых эсеров - членов Совнаркома. - Авт.).
Я помню один случай измены в 1918 году. Этот случай мог бы быть для нас чрезвычайно тяжелым.
На существовавший тогда Центротекстиль был совершен налет анархо-бандитами. Несколько налетчиков было захвачено. При допросе в ВЧК один из них назвал квартиру, где можно найти адскую машину, с помощью которой анархо-бандиты хотели взорвать ВЧК. На место немедленно были посланы сотрудники для обыска квартиры. Они действительно нашли несгораемый ящик, около 30 сантиметров шириной и 75 сантиметров длиной, туго набитый взрывчатыми веществами. В ящике находилась батарейка, часы, на которых было видно, что взрыв намечен ровно на 8 часов.
При дальнейшем расследовании выяснилось, что анархо-бандиты имели связь с одним из комиссаров ВЧК, который должен был вечером доставить в ВЧК этот ящик закрытым на ключ, внести в комнату коллегии, где я занимался, и как найденные при обыске ценности передать его мне на хранение до утра, когда придет слесарь и откроет ящик.
Вечером было назначено заседание коллегии и, когда она была бы в полном сборе, должен был произойти взрыв.
Конечно, если бы план анархо-бандитов удался, то не только от коллегии не осталось бы следа, но и здание было бы разрушено и пострадало бы немало сотрудников.
В этом деле были замешаны один комиссар и машинистка ВЧК.
Это - единственный случай измены со стороны сотрудников ВЧК, который я помню.
Буржуазная печать всюду кричала о зверствах ВЧК, истязаниях и т. д. Но даже при самых трудных допросах, когда имели дело с преступниками крупнейших контрреволюционных организаций, которые знали всю организацию и своим откровенным признанием могли бы дать ценнейшие показания, сотрудники ВЧК никогда не допускали ни малейшего насилия.
Мне помнится случай из личной практики. В 1918 году я допрашивал латышского полковника Бредиса. Мне было известно, что он является одним из руководителей контрреволюционной организации. Однако на допросе он не признавался, абсолютно все отрицал. Чтобы разоблачить этого преступника, мне пришлось потратить много сил и энергии, проявить большое терпение, выдержать огромное нервное напряжение. Но я не допустил к арестованному ни малейшего насилия.
Каплан, совершившая гнуснейшее преступление - ранившая Владимира Ильича, была доставлена в ВЧК сейчас же после покушения. Вела она себя чрезвычайно резко и вызвала возмущение сотрудников и тех сотен рабочих и ответственных работников, которые приходили в ВЧК после покушения. Но разве могла быть даже какая-нибудь мысль о причинении боли Каплан, чтобы она выдала своих соучастников? Конечно, нет!
ВЧК решительно карала даже за малейшее нарушение законности. Как-то раз, на допросе, один из анархо-бандитов грубо оскорбил следователя, который не выдержал и ударил арестованного. Как только мы узнали об этом факте, немедленно созвали сотрудников в клуб и на глазах всего коллектива судили следователя. Ф. Э. Дзержинский выступил на этом суде в качестве общественного обвинителя. Следователь понес строгое наказание.
Только так, подбирая сотрудников из лучших представителей рабочего класса, объединяя их теснейшей товарищеской спайкой, подчиняя строжайшей дисциплине и беспощадно карая за нарушения, мог создаваться железный аппарат ВЧК - ОГПУ. Главным и решающим в этом сложном процессе становления и развития наших органов является постоянная забота и помощь ВЧК со стороны партии и рабочего класса.
В дни восстания, например, левых эсеров в Москве ВЧК напоминала вооруженный лагерь, куда приходили сотни рабочих, чтобы оказать помощь в подавлении мятежников.
ВЧК может с гордостью сказать, что она является вооруженным кулаком рабочего класса.
Много крупнейших дел раскрыто самими рабочими. Например, заговор Савинкова в начале 1918 года раскрыт при помощи работницы, узнавшей о готовящемся восстании от влюбленного в нее бывшего офицера. Полученные сведения она тут же сообщила в ВЧК.
Широкая помощь и поддержка трудящихся масс не только поднимали авторитет, во много крат увеличивали силу ВЧК, но и являлись могучим фактором морального воздействия на преступный мир.
Известны случаи, когда сами преступники приходили в ВЧК с повинной и выдавали других. Так, некоторое время спустя после того как в 1919 году бандиты высадили из автомобиля Владимира Ильича, отобрав у него документы, в "Известиях" была помещена статья о борьбе с бандитизмом, в которой содержался призыв ко всем прийти на помощь государственным органам в этой борьбе. Однажды утром в ВЧК позвонил какой-то человек. На вопрос: "Кто звонит?" - ответил: "Я бандит, хочу прийти к вам и поговорить, но боюсь, что вы меня расстреляете". После переговоров он согласился прийти, и через несколько минут ко мне из комендатуры привели человека, по виду рабочего, который открыто заявил, что он только сейчас, прочтя в "Известиях" статью, понял, какой вред приносят бандиты рабочему классу и революции. Про себя он рассказал, что в бандиты попал из-за трудного материального положения. Принимал участие в некоторых грабежах и знает бандитский мир, не ставит никаких условий и готов указать самых крупных бандитов.
Он сообщил фамилии бандитов, высадивших Владимира Ильича из автомобиля, и еще десятки известных грабителей и убийц. Благодаря этому удалось сравнительно быстро ликвидировать гнезда бандитизма, которые существовали в Москве в конце 1918 - начале 1919 года.
Чувствуя полное доверие, активнейшую помощь и моральную поддержку партии и трудящихся, ВЧК действовала смело и решительно, завоевала себе громадный авторитет в народе и вызвала бешеную ненависть врагов.
49
Я. X. Петере
Пролетарский якобинец
Борьба с контрреволюцией началась одновременно с победой пролетарской революции. Феликс Эдмундович Дзержинский был одним из самых активных членов Военно-революционного комитета, и ему приходилось разрабатывать план борьбы против эсеровщины и кадетов, против буржуазной печати, которая клеветой обливала пролетарскую власть, производить первые аресты, допросы. Товарищу Дзержинскому приходилось также после упразднения Военно-революционного комитета работать в ликвидационной комиссии Военно-революционного комитета, на которую до образования ВЧК была возложена обязанность борьбы против контрреволюции.
Совет Народных.Комиссаров постановлением от 7 (20) декабря 1917 года организовал Всероссийскую чрезвычайную комиссию. Председателем ее был назначен товарищ Дзержинский.
Это постановление Совнаркома возлагало на Всероссийскую чрезвычайную комиссию сначала две, а потом три грандиознейшие задачи, ибо вскоре на нее кроме борьбы с контрреволюцией и саботажем была возложена также задача борьбы со спекуляцией.
Легко сказать - бороться со спекуляцией, когда в Петрограде после Октябрьской революции продовольствия было на несколько дней. При этом везде остался аппарат почти исключительно частной торговли, использовавший переходный период - период хаоса, неразберихи и продовольственных затруднений, - для того чтобы набить себе карман...
Бороться с контрреволюцией, когда Петроград был полон царскими офицерами и чиновниками, строившими планы борьбы с Советской властью; когда легально существовал "Комитет спасения родины и революции", в котором объединились все враги пролетарской власти; когда существовала еще буржуазная, меньшевистская печать, наполнявшая ежедневно свои страницы клеветой и злобой против Советской власти, было задачей чрезвычайно тяжелой...
Вот в этой сложной, напряженной обстановке Феликс Эдмундович Дзержинский должен был организовать борьбу с ожесточенными врагами.
Подбирать сотрудников для аппарата было чрезвычайно тяжело. Когда мы перешли из Смольного в помещение бывшего градоначальства на Гороховой, 2, то весь аппарат ВЧК состоял из нескольких лиц; канцелярия находилась в портфеле Дзержинского, а касса, сперва тысяча рублей, а потом 10 тысяч рублей, которые были получены для организации ВЧК, у меня, как казначея, в ящике стола. Первое время на работу в ВЧК приходилось брать исключительно коммунистов. И только постепенно вокруг ВЧК стали сплачиваться и беспартийные рабочие, которые верно шли за большевистской партией.
Рассчитывать на беспартийную интеллигенцию не приходилось. И даже не всех коммунистов из тех, кого мы намечали, удавалось вовлечь в работу в ВЧК. Гражданская война еще не научила понимать логику борьбы между пролетариатом и буржуазией. Неприятно было идти на обыски и аресты, видеть слезы на допросах. Не все усвоили, что пусть мы и победили, но, чтобы удержаться у власти, мы должны беспощадно бороться, не останавливаясь ни перед какими трудностями и не поддаваясь никакой сентиментальности, иначе нас разобьют, подавят, и мы снова станем рабами. И порою Дзержинскому приходилось уговаривать товарищей идти на работу в ВЧК.
Кроме того, немало было других трудностей. СНК вначале был составлен из членов двух партий: коммунистов и левых эсеров. Тогда во главе Наркомюста стоял эсер Штейнберг, который тормозил каждый более или менее решительный шаг по борьбе с врагами Советской власти и старался подчинить ВЧК своему контролю. Каждый неудачный шаг ВЧК левые эсеры раздували и боролись против прав ВЧК.
Так, некий проходимец со своими подручными якобы от имени ВЧК организовал "обыск" у кутящих буржуев в гостинице "Медведь", забрал у них ценности и деньги и заявил, что это делается по поручению Дзержинского. Проходимец ничего общего с ВЧК не имел. Это был просто хулиган и грабитель, но тем не менее, когда об этом "обыске" узнал Штейнберг, он пустился в такую истерику, что товарищу Дзержинскому пришлось потратить чрезвычайно много времени и сил, чтобы доказать, что борьба с, хулиганами и грабителями входит в задачи ВЧК.
А проходимцев тогда было немало. Спустя несколько дней после создания СНК был арестован бывший князь Эболи с подложными бланками и печатями СНК, ЦИК, ВЧК, НКВД. По подложному мандату он от имени ВЧК производил обыски и присваивал себе найденные драгоценности и деньги.
Только такой человек, как Дзержинский, с его решительностью, твердостью и неослабеваемой энергией мог преодолеть все эти препятствия, завоевать доверие к себе и к ВЧК, создать аппарат, спаять его в стальной дисциплине и успешно бороться с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией.
Петроградский период ВЧК знаменуется этими трудностями борьбы и организации аппарата. Тем не менее до переезда в Москву в марте 1918 года ВЧК уже стала твердо на ноги, имела около 120 сотрудников, выработанные методы борьбы и завоеванное имя, перед которым дрожали враги Советской власти.
В Москве многое пришлось начинать сначала, с той только разницей, что ВЧК имела кадры подобранных работников, имела имя. Но это имя не всем нравилось. В Москве существовала "черная гвардия" и штаб "анархистов", которые занимали самовольно буржуазные особняки, захватывали ценности, золото, серебро, а разный хлам раздавали обывателям. По вечерам черногвардейцы устраивали облавы на улицах, отбирали оружие.
Как только ВЧК переехала в Москву, она сейчас же столкнулась с этими хулиганствующими элементами. В первый же день приезда ВЧК в Москву несколько товарищей из отряда ВЧК зашли в чайную. Но не успели они сесть за столик, как на них напали бандиты. В схватке один сотрудник ВЧК был убит. Немедленно Дзержинский отдал распоряжение разыскать убийц... Дзержинский решительно поставил вопрос о ликвидации ненормального положения в Москве. Он потребовал разоружения так называемых "анархистов" с их "черной гвардией".
Дзержинский доказывал, что дальше терпеть такое положение невозможно, и, добившись согласия, блестяще провел всю операцию по разоружению анархиствующих бандитов.
В конце апреля - начале мая 1918 года ВЧК стало известно, что в Москве существует крупная контрреволюционная организация, так называемый "Союз спасения родины и свободы" (Имеется в виду "Союз защиты родины и свободы". Контрреволюционная офицерская организация. Возникла в марте 1918 г. в Москве, имела отделения в Казани, Ярославле и других городах, возглавлял ее Б. В. Савинков. В июле 1918 г. "Союз" поднял антисоветские мятеж в Ярославле, Рыбинске, Муроме, Елатьме. После подавления этих мятежей его деятельность прекратилась. - Авт.). Он был обнаружен и разгромлен.
Но этот заговор, так же как раскрытый несколько месяцев позднее заговор иностранных послов, поставил перед аппаратом ВЧК новую сложную и чрезвычайно трудную задачу. Одно дело - бороться с хулиганством и бандитизмом и с небольшими группами белогвардейцев, другое - разбираться в материалах, допросах хорошо подобранной белогвардейской организации, имеющей специальный шифр, пароли и дисциплину. А между тем комиссары и следователи ВЧК в то время почти исключительно состояли из рабочих. И вот им, этим малоподготовленным бойцам, предстояло выдержать экзамен, тяжелый экзамен по раскрытию всех контрреволюционных заговоров. Так, по найденным паролям выявилась возможность послать из Москвы в Казань под видом белогвардейского офицера одного из наших комиссаров, для того чтобы раскрыть белогвардейский заговорщический штаб. Мы снарядили сотрудника ВЧК - рабочего, здорового парня с толстой фигурой и непослушными волосами. Он и еще один чекист приехали в Казань, явились к лицу, адрес которого был указан в явке, сообщили пароль. После долгих мытарств их направили в штаб казанской белогвардейской организации.
Они вошли вдвоем в комнату, где заседало около 20 человек, предъявили явки. Их приняли очень любезно, предложили чай и булки; они попили чаю, подсели поближе к дверям. Сначала их вид не вызвал подозрения, но скоро начали шептаться.
Видя, что другого выхода нет, наши товарищи выхватили маузеры, скомандовали "руки вверх". Кое-как позвали милицию и арестовали заговорщиков.
На допросе было не меньше затруднений. Белогвардейцы, несмотря на обильный материал, найденный при обыске, стали все отрицать или изображать в ином виде. Нужна была кропотливая работа, чтобы шаг за шагом все расшифровать и найти нити контрреволюционного заговора...
Иногда говорили, что Дзержинский слишком много загружал себя мелкой работой, но именно благодаря тому, что Феликс Эдмундович днем и ночью сидел и кропотливо работал над расшифровкой нитей белогвардейских заговоров, их удалось полностью раскрыть. Он делал многое сам, а главное, учил своим примером следователей и комиссаров, как надо работать. И нетерпеливые комиссары и следователи учились у него, как можно найти ценнейшие нити для дальнейшего раскрытия контрреволюционных заговоров, работая над расшифровкой мелких бумажек.
После того как ВЧК успешно выдержала экзамен по раскрытию савинковской организации и особенно после подавления восстания левых эсеров, аппарат ВЧК окреп. Было ликвидировано ненормальное положение, которое создалось в ВЧК до восстания, когда приходилось считаться с мнением части членов коллегии - левых эсеров, стремившихся не к укреплению Советской власти, а к ее дезорганизации.
Из коллегии и аппарата ВЧК изгнали левых эсеров. Это совпало с началом интенсивной работы контрреволюционных сил в стране. Десанты союзников окрылили мечты антисоветских сил. В ближайшие месяцы после левоэсеровского мятежа ВЧК открыла целый ряд крупнейших контрреволюционных заговоров, которые могли нанести Советской власти чрезвычайно тяжелые удары.
Вслед за делом Локкарта или, вернее, за несколько дней до ликвидации дела Локкарта правыми эсерами были совершены убийство Урицкого и покушение на Владимира Ильича. Эти события взволновали всю страну. В день убийства Урицкого (Урицкий Моисей Соломонович (1873-1918) - член КПСС С 1917 г., председатель Петроградской ЧК. 30 августа 1918 г. убит эсерами. - Авт.) Владимир Ильич позвонил в ВЧК и предложил Феликсу Эдмундовичу немедленно отправиться в Петроград для выяснения на месте обстоятельств убийства.
А вечером было совершено покушение на Владимира Ильича. Этот наглый предательский удар в спину пролетарской революции, совершенный социалистами-революционерами, встряхнул всю страну. Без всяких директив из центра с мест стали поступать сведения о решительной расправе с контрреволюционерами, начиная с эсеров и кончая белогвардейскими генералами. В ВЧК поступали телеграммы очень часто такого содержания, что в таком-то городе общее собрание, обсудив вопрос о покушении на Владимира Ильича, постановило расстрелять столько-то контрреволюционеров. Дзержинскому, коллегии ВЧК приходилось сдерживать это возмущение трудящихся масс, направлять борьбу против зарвавшихся агентов иностранных капиталистов в правильное русло.
Можно было бы перечислить еще десятки крупных заговоров по всей стране во время гражданской войны, раскрытых в такое время, когда белогвардейцы уже были накануне выступления и могли нанести тяжелый удар красным фронтам.
Вся эта работа могла быть проделана лишь аппаратом, полностью преданным интересам пролетарской революции, аппаратом дисциплинированным и решительным, готовым идти в бой за торжество коммунизма в какой угодно обстановке, аппаратом, созданным и руководимым Дзержинским...
Дзержинский в этом отношении был самым подходящим якобинцем пролетарской революции. Для него не существовало никаких трудностей, никаких преград. Он шел всегда вперед убежденно, верно, не срываясь. Несмотря на то что он горел в борьбе, что для него борьба была сама жизнь, он не увлекался, сохраняя хладнокровие в самые тяжелые моменты борьбы.
Только такой человек, с такой выдержкой, с такой решимостью, мог возглавлять ВЧК. Его глубокая вера в успех резолюции, его неисчерпаемая энергия, решимость бороться, несмотря ни на какие препятствия, передавались аппарату сверху донизу, и никогда не было в ВЧК большего авторитета, чем авторитет Феликса Эдмундовича Дзержинского. Такой авторитет он создал себе не только качествами борца. Он его создал также своей образцовой личной жизнью. Занимая ответственнейшие государственные посты, Феликс Эдмундович оставался образцом скромности. Не потому, что он хотел, как некоторые, щеголять этим, а потому, что не мог жить иначе.