Пиппин внезапно догадался: Гришнак знает о Кольце. Он ищет его, пока Углук занят. Вероятно хочет взять его себе. Холодный страх охватил сердце Пиппина; в тоже время он лихорадочно соображал, как же можно использовать желание Гришнака.
      - Не думаю, чтобы вы нашли его так, - прошептал он. - Его не легко найти.
      - Найти его? - повторил Гришнак, и его пальцы перестали шарить и ухватили Пиппина за плечо. - Что найти? О чем это ты говоришь, малыш?
      Несколько мгновений Пиппин молчал. Потом из глубины его горла вырвалось: "Горлум, Горлум".
      - Ничего, моя прелесть, - добавил он.
      Хоббиты почувствовали, как сжались пальцы Гришнака. Орк тихо присвистнул.
      - Вот он что имел в виду? Очень, очень опасно, мои малыши!
      - Возможно, - сказал Мерри, угадавший замысел Пиппина. - Возможно, и не только для нас. Но вы лучше знаете свои дела. Хотите получить его или нет? И что вы нам за него дадите?
      - Хочу ли я? Хочу ли я? - как бы в удивлении повторял Гришнак. - Что я дам за него? Что вы имеете в виду?
      - Мы имеем в виду, - сказал Пиппин, осторожно выбирая слова, - что обыск во тьме ничего хорошего не даст. Мы можем сберечь вам время и избавить от беспокойства... Но вначале вы должны развязать нам ноги, или мы ничего не сделаем и не скажем.
      - Мои дорогие маленькие глупцы, - просвистел Гришнак, - все, что вы имеете и знаете, будет у вас взято в должное время - все! Вы захотите знать как можно больше, чтобы удовлетворить спрашивающего, и весьма скоро. Не будем торопиться на допрос. О, не будем! Как вы думаете, для чего вам сохранили жизнь. Пожалуйста, дорогие малыши, поверьте мне: мы это сделали не из-за доброты. Это даже не ошибка Углука.
      - Этому легко поверить, - сказал Мерри. - Но вы еще не доставили добычу домой. И учитывая происходящее, не похоже, чтобы вам это легко удалось. И если мы придем в Изенгард, великий Гришнак не получит ничего: Саруман возьмет все, что найдет. Если вы хотите получить что-либо для себя, сейчас время действовать.
      Гришнак начал терять спокойствие. Имя Сарумана, казалось, особенно разгневало его. Время проходило, и суматоха в лагере затихала. Углук и изенгардцы могли вернуться каждую минуту.
      - У вас есть оно? - выпалил Гришнак.
      - Горлум, Горлум! - сказал Пиппин.
      - Развяжите мне ноги, - сказал Мерри.
      Они чувствовали, что орк дрожит от сдерживаемой ярости.
      - Будь вы прокляты, грязные маленькие паразиты! - со свистом прошептал он. - Развязать вам ноги? Я развяжу все суставы в ваших телах. Думаете, я не смогу обыскать вас до костей? Я разрублю вас на дрожащие куски. Мне не нужна помощь ваших ног, чтобы увести вас - и забрать вас себе.
      Неожиданно он схватил их. Сила его для иных рук была ужасна: он сжал хоббитов под мышками, зажав в то же время их рты ладонями. Потом, низко наклонившись, двинулся вперед. Он шел быстро и тихо, пока не добрался до края холма. Здесь, выбрав щель между осаждающими, он, как злая тень скользнул в ночь вниз по склону, направляясь к вытекающей из леса реке. В этом направлении было широкое пространство с одним костром.
      Пройдя дюжину ярдов, он остановился, всматриваясь и вслушиваясь. Ничего не было видно и слышно. Он продолжал медленно идти, согнувшись почти вдвое. Потом снова остановился, как бы собираясь сделать рывок. В этот момент справа от него появилась темная фигура всадника, и фыркнула лошадь. Человек крикнул.
      Гришнак упал, прикрыв собой хоббитов; потом вытащил свой меч. Несомненно, он хотел убить своих пленников, чтоб не дать их освободить. Меч его сверкнул во тьме. Но тут же из тьмы со свистом прилетела стрела; направленная искусным лучником или судьбой, она пробила правую руку орка. Он выронил меч и закричал. Послышался топот копыт. Гришнак побежал, но копье догнало его и пробило насквозь. Он издал отвратительный дрожащий крик и замер.
      Хоббиты прижимались к земле так, где их оставил Гришнак. На помощь товарищу прискакал другой всадник. То ли из-за особой остроты зрения, то ли из-за другого чувства его лошадь легко перепрыгнула через хоббитов, но сам всадник не заметил их, лежащих в эльфийских плащах и боявшихся пошевелиться.
      Наконец Мерри шевельнулся и тихо прошептал:
      - Чем дальше тем лучше, но как нам избежать копья?
      Ответ пришел почти немедленно. Крики Гришнака встревожили орков. По воплям и проклятьям на вершине хоббиты догадались, что их исчезновение обнаружено: Углук, вероятно, разбил еще несколько голов. Неожиданно справа из-за кольца костров от леса, донеслись крики орков. Очевидно, Маухур напал на осаждающих. Слышался топот копыт. Всадники приблизились к вершине, рискуя получить орочью стрелу, но желая предотвратить вылазку; часть отряда поскакала навстречу вышедшим из леса оркам. Неожиданно Мерри и Пиппин поняли, что находятся за пределами кольца костров - между ними и спасеньем ничего не стояло.
      - Если бы наши руки и ноги были свободны, мы могли бы уйти, - сказал Мерри. - Но я не могу дотянуться до узлов и перекусить их зубами.
      - И не старайся, - ответил Пиппин. - Я все пытаюсь сказать тебе: мои руки не связаны, петли - одна видимость. Но вначале нужно съесть немного лембаса.
      Он сбросил веревку с рук и вытащил сверток. Лепешки были разбиты, но, к счастью, оставались в завертке из листьев. Каждый из хоббитов съел по два или три куска. И вкус лембаса напомнил им прекрасные лица, и смех, и хорошую пищу спокойных дней, теперь уже ушедших далеко в прошлое. Некоторое время они задумчиво ели, сидя во тьме и не обращая внимания на крики и звуки близкой схватки. Пиппин первый вернулся к действительности.
      - Мы должны уходить, - сказал он. - Подожди немного.
      Меч Гришнака лежал рядом, но он был слишком тяжел; поэтому Пиппин подполз и обыскал тело орка, вытащил из ножен длинный острый нож. Потом он быстро перерезал веревки на своих и Мерри ногах.
      - Пошли! - сказал он. - Согревшись немного, мы, может, сумеем стоять и ходить а пока лучше начать ползком.
      Они поползли. Трава была глубокой и пружинящей, и это помогло им, но дело казалось долгим и медленным. Они сделали большой крюк, чтобы обогнуть костер, и поползли вперед, пока не добрались до берега реки, журчащей во тьме между крутыми берегами. Тут они оглянулись.
      Шум затих. Очевидно, Маухур со своими "парнями" был убит или отогнан. Всадники вернулись к своему молчаливому зловещему дежурству. Оно не должно было длиться долго. Ночь подходила к концу. На востоке, где небо не было затянуто облаками, оно начало бледнеть.
      - Мы должны уйти в укрытие, - сказал Пиппин, - иначе нас увидят. Нас не очень утешит, если всадники обнаружат, что мы не орки, после того, как убьют нас. - Он встал и попробовал шагнуть. - Веревки врезались как проволока, но теперь ноги уже согрелись. Я могу идти. А ты, Мерри?
      Мерри встал.
      - Да, - сказал он, - я тоже могу. Лембас оживит кого угодно! Он гораздо приятнее, чем этот орочьий напиток. Интересно, из чего он делается, этот напиток. Пожалуй, лучше и не знать. Попьем воды и смоем все мысли о нем.
      - Не здесь, тут слишком крутой берег, - ответил Пиппин. - Идем вперед.
      Они медленно пошли вдоль реки. За ними светлел восток. По дороге они сравнивали свои впечатления, говоря еле слышно в хоббитской манере о том, что произошло с ними после пленения. Ни один слушатель не догадался бы из их слов, что они жестоко страдали и пережили смертельную опасность, без всякой надежды идя на пытки и смерть. Даже сейчас, они хорошо это понимали, у них почти нет надежды снова найти друзей или безопасность.
      - Ты действовал отлично, мастер Тук, - сказал Мерри. - Заслужил целую главу в книге старого Бильбо, если только у меня будет возможность рассказать об этом ему. Хорошая работа: особенно догадка о намерениях этого волосатого злодея и игра с ним. Но я думаю, найдет ли кто наш след и увидит ли твою брошь. Мне не хотелось бы потерять свою, но я надеюсь, что твоя послужит доброму делу.
      - Приходится чистить башмаки, чтобы сравняться с тобой. Кузен Брендизайк все время идет впереди. Но вряд ли он знает, где мы находимся. Я вспоминаю кое-что узнанное в Раздоле. Мы идем на запад вдоль Энтвоша. Широкий конец туманных гор перед нами, а еще ближе - лес Фэнгорн.
      Темные очертания леса возвышались перед ними. Казалось, ночь, уползая от надвигающегося дня, стремилась найти убежище под сводами больших деревьев.
      - Веди вперед, мастер Брендизайк! - сказал Пиппин. - Или веди назад. Нас предупреждали о Фэнгорне. Ты не забыл об этом?
      - Нет, - ответил Мерри, - все же кажется мне лучше, чем возвращение в самый центр битвы.
      Он пошел вперед под огромные ветви. Деревья казались необыкновенно старыми. И длинные бороды лишайника свисали с них, раскачиваясь на ветру. Оказавшись в тени, хоббиты оглянулись на склон холма - маленькие таинственные фигурки, в тусклом свете выглядевшие детьми эльфов в глубине дикого леса и с удивлением глядевшие на первый день.
      Далеко над Великой Рекой, над коричневыми землями, во многих лигах отсюда, начинался день, красный как пламя. Гром боевых рогов приветствовал его. Всадники Рохана неожиданно ожили. Снова послышался звук рога, ему ответили другие.
      Мерри и Пиппин слышали далеко разносившееся в холодном воздухе ржание боевых конец и пение многих людей. Над краем мира огненной аркой поднялся край солнца. С громкими криками всадники поскакали, солнце сверкало на их кольчугах и копьях. И орки тоже закричали и принялись пускать оставшиеся у них стрелы. Хоббиты видели, как упало несколько всадников, но их линия неудержимо двигалась на вершину холма и захлестнула ее. Орки разбежались, а всадники гонялись за ними по одиночке и приканчивали бегущих. Но один отряд орков, держась вместе, упорно пробивался к лесу. Прямо по склону он приближался к скрывающимся в лесу наблюдателям. Казалось несомненным, что оркам удастся уйти: они смяли трех преградивших им дорогу всадников.
      - Мы смотрели слишком долго, - промолвил Мерри. - Это Углук! Я не хочу снова встретиться с ним.
      Хоббиты повернулись и двинулись вглубь леса.
      Так получилось, что они не видели последней схватки, когда Углука догнали и заставили принять бой на самом краю Фэнгорна. Тут он и был убит Эомером, третьим Маршалом Марки, который спешился и сражался с ним на мечах. А на широком поле всадники охотились за немногими уцелевшими орками.
      Потом они похоронили своих павших товарищей и спели им хвалебную песнь, разожгли большой костер и развеяли пепел своих врагов. Так кончился этот набег, и ни одна новость о нем не достигла ни Мордора, ни Изенгарда, но дым погребения поднялся высоко в небо и был замечен многими внимательными глазами.
      4. ДРЕВОБРАД
      Тем временем хоббиты шли с максимально возможной скоростью, насколько позволял темный густой лес, вдоль быстрого ручья, стекающего со склонов гор в западном направлении. Они все больше и больше углублялись в лес. Постепенно их страх перед орками ослабевал и походка замедлялась. Странное чувство удушья охватило их, как будто воздух был слишком густ или слишком разряжен для дыхания.
      Наконец Мерри остановился.
      - Мы не можем дальше идти так, - задыхаясь, вымолвил он. - Мне не хватает воздуха.
      - Во всяком случае нужно попить, - сказал Пиппин. - У меня пересохло горло. - Он цепляясь за большой корень дерева, что, извиваясь, уходил в ручей, добрался до воды и набрал ее в согнутые ладони. Вода была чистой и холодной, и Пиппин сделал много глотков. Мерри последовал за ним. Вода освежила их и, казалось, подбодрила; некоторое время они сидели на берегу, опустив ноги в воду и всматриваясь в деревья, которые молча, ряд за рядом, стояли вокруг них; во всех направлениях взгляд натыкался на сплошную темную стену.
      - Мы не можем заблудиться, - сказал Пиппин, откидываясь к стволу дерева. - А в крайнем случае пойдем вдоль ручья - Энтвош или как его там называют - выйдем тем же путем, что и пришли.
      - Если ноги понесут нас, - отозвался Мерри, - и можно будет дышать.
      - Да, - сказал Пиппин, - здесь очень душно. Это напоминает мне старую комнату во дворе Туков в Такборо: огромный зал, где много поколений никто не двигал и не менял мебель. Говорят в ней жил старый Тук год за годом, и постепенно и он и вся его комната становились старше и изношеннее. А к его смерти - уже больше ста лет - там ничего не менялось. Так повелось со времен старого Геронтия, моего прапрадеда. Но в этом лесу еще более душно. Взгляни на эти неаккуратные бороды из мха! А большинство деревьев наполовину покрыты старыми высохшими листьями, которые никогда не опадут. Неопрятно. Не могу представить себе, как выглядит здесь весна, если она сюда приходит.
      - Но солнце, во всяком случае, сюда изредка заглядывает, - заметил Мерри. - Не похоже на описание Бильбо Чернолесья. Там было все темно и черно и живут там мрачные существа. А здесь лишь сумрачно и страшновато. Нельзя представить себе, чтобы тут жили или хотя бы оставались ненадолго животные.
      - Ни животные, ни хоббиты, - сказал Пиппин. - И мне не нравится мысль о путешествии через этот лес. Вероятно, на сотни миль тут нечего поесть. Как наши запасы?
      - Плохо, - ответил Мерри. - Мы убежали без ничего, с нами лишь две маленьких свертка с лембасом. - Они посмотрели на то что осталось от эльфийского хлеба: кусочки, которых с трудом хватит на пять дней. И все.
      - И нет ни одежды, ни одеял, - продолжал Мерри. - Ночью мы будем мерзнуть.
      - Что ж, надо решать, что делать, - заметил Пиппин. - Утро проходит.
      Они заметили впереди в лесу желтый просвет: лучи солнечного света, казалось, внезапно прорвали крышу леса.
      - Смотри! - сказал Мерри. - Солнце, должно быть, скрывалось за облаками, пока мы шли под деревьями, а теперь оно вышло; или поднялось достаточно высоко, чтобы заглянуть сюда через какое-нибудь отверстие. И это ненадолго - пойдем посмотрим!
      Оказалось дальше, чем они думали. Поверхность круто поднималась и становилась все более каменистее. По мере того, как они шли, свет становился ярче, и вскоре они увидели перед собой скальную стену; это был склон холма или обрыв горного отрога, далеко протянувшегося от гор. На этой стене не росли деревья, и солнечные лучи падали прямо на ее каменную поверхность. Прутья деревьев у ее подножья были вытянуты, как будто тянулись к теплу. Если раньше все казалось древним и серым, то здесь лес сверкал богатыми коричневыми оттенками и ровной серой поверхностью коры, похожей на полированную кожу. Стволы деревьев светились слабым зеленоватым оттенком: ранняя весна или ее видение лежала на них.
      На каменной поверхности стены было что-то вроде лестницы, возможно, естественной и сделанной непогодой и раскалыванием скалы, лестница была глубокой и неровной. Высоко почти на уровне самых верхних веток, виднелось углубление в скале. Там ничего не росло, кроме травы на самом краю; там же стоял большой старый пень с двумя склоненными ветвями, он был похож на согнутую фигуру старика, греющегося на солнце.
      - Поднимемся! - весело воскликнул Мерри. Глотнем воздуха и посмотрим на местность.
      Они принялись карабкаться на скалу. Если лестница была сделана, то для больших ног, чем их. Наконец они поднялись на край углубления у самого подножия старого пня; повернувшись спиной к холму, они глубоко дышали и смотрели на восток. Они увидели, что углубились в лес всего на три или четыре мили: кроны деревьев спускались вниз, к равнине. Там у самого края леса, поднимался высокий столб дыма. Ветер гнал его в их сторону.
      - Ветер сменился, - сказал Мерри. - Он дует снова на восток. Здесь холодно.
      - Да, - ответил Пиппин. - Боюсь, что это лишь случайный просвет, и скоро все станет серым. Жаль! Этот старый лес выглядит так привлекательно в солнечном свете, и я чувствую, что он мне нравится.
      - Тебе нравится лес! Это хорошо! Хорошо с твоей стороны, - послышался странный голос. - Повернитесь и дайте мне взглянуть на ваши лица. Я чувствую, что вы мне оба не нравитесь, но не будем торопиться! - Большая узловатая рука легла на их плечи, они были повернуты мягко, но настойчиво; потом две большие руки подняли их.
      Они увидели перед собой необыкновенное лицо. Оно принадлежало большой, подобной, троллю фигуре, по крайней мере четырнадцати футов ростом, очень сильной, с высокой головой и полным отсутствием шеи. То ли оно было одето в что-то напоминающее серо-зеленую кору, то ли на самом деле это была кора, трудно было судить. Во всяком случае руки были покрыты не корой, а коричневой гладкой кожей. Каждая из больших ног имела по семь пальцев. Нижняя часть длинного лица была покрыта раскачивающейся и свисающей бородой, кустистой и густой у начала, тонкой и похожей на мох в конце. Но в первый момент хоббиты ничего этого не заметили, они видели только глаза. Эти глубокие глаза теперь осматривали их, медленно и торжественно, но в это же время очень проницательно. Глаза были коричневые, но в глубине их мерцало что-то зеленое. Впоследствии Пиппин не раз старался передать свое первое впечатление от них следующими словам:
      - Чувствуешь, что за ними стоит что-то очень древнее, многие века памяти и долгого, медленного, упорного размышления, но внешне они принадлежали настоящему, как солнце, сверкающее на наружных листьях обширной кроны или на ряби на поверхности очень глубокого озера. Не знаю, но мне показалось, что что-то росшее в земле, как можно сказать спавшее между корнями листьями, между глубокой землей и небом, неожиданно проснулось и рассматривает вас со спокойной уверенностью, которая дается бесконечными годами.
      - Хрум, хум, - бормотал голос, глубокий голос, похожий на звук большого деревянного инструмента. - Очень странно! Не нужно торопиться, это мое слово. Но я услышал ваши голоса раньше, чем увидел вас, и они мне понравились - приятные маленькие голоса, они напомнили мне что-то такое, что я не смог вспомнить - если бы я увидел вас раньше, чем услышал, я растоптал бы вас, приняв за маленьких орков, и лишь потом обнаружил бы свою ошибку. Очень странно! Корень и ветка, очень это странно!
      Пиппин, по-прежнему изумленный, не чувствовал испуга. Под взглядом этих глаз он испытывал лишь любопытство, но совсем не страх.
      - Кто вы? - спросил он. - И откуда?
      Странное выражение промелькнуло в старых глазах, что-то вроде предостережения; глубокие источники закрылись.
      - Хрум, - ответил голос, - я энт, так по крайней мере вы меня называете. Да энт, вот какое слово. Одни называют меня Фэнгорн, другие - Древобрад. Древобрад подойдет.
      - Энт? - спросил Мерри. - А кто это? Как вы сами себя называете? Как ваше настоящее имя?
      - Ху, ху! - ответил Древобрад. - Ху! Как это можно сказать! Не так торопливо! Я спрашиваю. Вы в моей стране. Кто вы такие, мне интересно знать. Не могу разместить вас. Вас нет в старых списках, которые я учил, когда был молод. Но это было много-много лет назад, и с тех пор могли появиться новые списки. Посмотрим! Посмотрим! Как же это?
      Учи список живых существ.
      Вначале назови четыре рода.
      Старше всех эльфы, дети эльфов;
      Гном роется в горах, дом его темен;
      Энт рожден землей и стар, как горы;
      Люди смертны, они хозяева лошадей. Хм, хм, хм.
      Бобер строит, олень скачет,
      Медведь охотится за медом, кабан - борец,
      Псы голодны, лани пугливы... Хм, хм.
      Орел в вышине, бык на пастбище,
      У лося корона из рогов,
      Ястреб же всех быстрее,
      Лебедь всех белее, змея всех холоднее...
      Хум, хм; хум, хм, как же дальше? Рум, тум, рум, тум, румти тум, тум. Это был длинный список. Но вас там не было.
      - Может нас и нет в списках старых и старых сказках, - сказал Пиппин. - Но мы уже существуем очень давно. Мы _х_о_б_б_и_т_ы_.
      - Почему бы не сделать новую строчку? - спросил Мерри. - Хоббиты малы ростом, они живут в норах. Поставьте нас за четырьмя, сразу после людей (высокого народа), и все будет правильно.
      - Хм! Неплохо, неплохо, - сказал Древобрад. - Подходит. Значит вы живете в норах? Очень подходит. Но кто назвал вас хоббитами? Слово не похоже на эльфийское. А эльфы придумали все старые слова: они все начали.
      - Никто не назвал нас так, мы сами зовем себя так, - сказал Пиппин.
      - Хум, хмы! Давайте! Но не так торопливо! Вы зовете себя хоббитами? Но это еще не все. У вас должны быть еще имена.
      - Я Брендизайк, Мериадок Брендизайк, хотя большинство зовет меня просто Мерри.
      - Я Тук, Перегрин Тук, но обычно меня зовут Пиппин или даже Пин.
      - Хм, вы торопливый народ, я вижу, - заметил Древобрад. - Вы оказываете мне часть своим доверием, но не всегда будьте таким. Есть энты и энты; вернее существа, похожие на энтов, но они не энты. Я буду вас звать Мерри и Пиппин - хорошие имена. Но я не собираюсь сообщать вам свое настоящее имя, по крайней мере пока. - В его глазах мелькнуло странное полуюмористическое выражение. - Это займет слишком много времени: мое имя все время растет, а я живу долго, очень долго; поэтому мое имя похоже на рассказ. Настоящие имена рассказывают историю вещи, во всяком случае в моем языке, в энтийском языке, как вы могли бы сказать. Это прекрасный язык, но нужно очень много времени, чтобы сказать на нем что-нибудь, поэтому мы ничего не говорим; только если дело стоит того, чтобы тратить много времени на то, чтобы сказать, и на то чтобы слушать.
      А теперь, - глаза его стали очень яркими и "настоящими", они, казалось, изменились и в то же время стали острее, - что происходит? Что вы здесь делаете? Я могу слышать и видеть (а также обонять и чувствовать) очень многое из того, из этого, из этого а-лаллалалла-рубиба-камандолиигдорбуруме. Простите меня: это часть моего имени; не знаю, какое слово есть в других языках. Вы знаете, что я имею в виду. Я стоял и смотрел на прекрасное утро и думал о солнце, и о траве под деревьями, и о лошадях, и об облаках, и о мире. Что происходит? Что делает Гэндальф? И эти - Бурарум, - он издал глухой рокочущий звук, похожий на звук большого органа, - эти орки и молодой Саруман в Изенгарде. Я люблю новости. Но не очень торопитесь.
      - Происходит многое, - сказал Мерри, - и даже если мы постараемся быть быстрыми, то придется рассказывать очень долго. Вы сами велите не торопиться. Должны ли мы рассказывать все? Не будет ли с нашей стороны грубостью, если мы сначала спросим, что вы хотите делать с нами и на чьей вы стороне. И знаете ли вы Гэндальфа?
      - Да, я знаю его: это единственный колдун, который действительно заботится о деревьях, - сказал Древобрад. - А вы его знаете?
      - Да, - печально ответил Пиппин, - мы его знали. Он был нашим большим другом и предводителем.
      - Тогда я могу ответить на другие ваши вопросы, - сказал Древобрад. - Я не собираюсь ничего с вами делать без вашего позволения. Но мы должны кое-что сделать с вами вместе. Я ничего не знаю о сторонах и иду своим путем, но вы можете идти со мной хотя бы временно. Но вы говорите о мастере Гэндальфе, будто его история пришла к концу.
      - Да, - печально сказал Пиппин, - история продолжается, но Гэндальф в ней больше не участвует.
      - Ху, давайте говорите! - сказал Древобрад. - Хум, хм, хм, ну, я не знаю, что сказать. Давайте!
      - Если вы хотите знать больше, мы расскажем вам, - сказал Мерри, - но это займет много времени. Не опустите ли вы нас. Может, мы лучше посидим здесь вместе не солнце. Вы устанете держать нас.
      - Хм, устану? Нет, я не устану. Я не легко устаю, и я не сижу. И очень не легко сгибаюсь. Но здесь слишком жарко. Давайте оставим... Ну, как вы это называете?
      - Холм? - предположил Пиппин. - Углубление? Лестницу?
      Древобрад задумчиво повторял его слова.
      - Холм? Да, это оно. Но это слишком торопливое слово для того, что стоит здесь с тех самых пор, как сформировался мир. Ну, неважно. Давайте, оставим его и пойдем.
      - Куда мы пойдем? - спросил Мерри.
      - В мой дом или в один из моих домов, - ответил Древобрад.
      - А это далеко?
      - Не знаю. Вы, может быть, решите, что далеко. Но какое это имеет значение?
      - Видите ли, мы потеряли все свои вещи, - сказал Мерри. - У нас мало пищи.
      - О! Хм! Не беспокойтесь об этом, - сказал Древобрад. - Я дам вам напиток, который позволит вам зеленеть и расти долго, очень долго. И если вы решите расстаться со мной, я могу вас доставить в любой пункт моей страны по вашему выбору. Идемте!
      Мягко, но крепко держа хоббитов на сгибах своих рук, Древобрад поднял и опустил сначала одну большую ногу, потом и другую и двинулся к краю углубления. Пальцы его ног, похожие на корни, цеплялись за землю. Осторожно и важно опускался он со ступеньки на ступеньку и достиг почвы леса.
      Немедленно он пошел длинными осторожными шагами между деревьев, углубляясь в лес, но не отходя далеко от ручья. Большинство деревьев, казалось, спало и не реагировало на его появление; но некоторые вздрагивали, а другие поднимали ветви над его головой, когда он приближался. Он шел и все время разговаривал с собой длинными, бегущими потоками музыкальных звуков словами.
      Хоббиты некоторое время молчали. Они, как ни странно, чувствовали себя в безопасности, им было удобно, и им было о чем подумать и чему удивиться. Наконец Пиппин решился заговорить снова.
      - Древобрад, - сказал он, - не могу ли я спросить вас кое-о-чем? Почему Келеборн предупреждал нас о вашем лесе? Он говорил нам, чтобы мы не рисковали и не входили в него.
      - Хм, он так говорил? - бормотал Древобрад. - И я сказал бы то же самое, если бы вы пришли другим путем. Не рискуйте входить в леса Лаурелиндоренана! Так называли его эльфы, но теперь они сократили название: Лотлориен зовут они его. Возможно они и правы; может, их лес увядает, а не растет. Земля долины поющего золота - вот чем она была когда-то. А теперь она дремлющий цветок. Но это странное место, и никто из нас не входит туда. Я удивлен, что вы вышли оттуда, но еще больше удивлен тем, что вы вошли туда. Это не случалось с чужеземцами уже много лет. Это странная земля.
      Да, это так. Население там в горе. Да, в горе. Лаурелиндоренан Линделорендон Малинориолион Огнетали, - бормотал он про себя. - Я думаю, они ушли из здешнего мира, - сказал он. - Ни сама страна, ни золотой лес теперь не таковы, какими были, когда Келеборн был молод. Да: таурелиломеа - тумбаламориа тумбалетауреа ломеанор, так они говорили обычно. Мир меняется, но слова эти остаются правдивы.
      - Что это значит? - спросил Пиппин. - Что правдиво?
      - Деревья и энты, - сказал Древобрад. - Я сам не понимаю многого, поэтому не могу объяснить и вам. Некоторые из нас остаются истинными энтами и живут так, как у нас принято, но многие становятся сонливыми, древоподобными, как вы могли бы сказать. Большинство из деревьев - это просто деревья, конечно; но многие просто спят. Многих легко разбудить. Так продолжается все время.
      Когда это происходит с деревом, вы обнаруживаете, что у некоторых деревьев плохие сердца. Это не имеет отношения к древесине, я не это имею в виду. Я знавал добрых старых ив здесь вниз по Энтвошу, давным давно ушедших, увы! Они были совершенно пустые, в сущности они распадались на куски, но они были так же благоуханны, как молодой лист. Но есть деревья в долинах у гор, звучат как колокол, но очень плохие внутри. И, кажется, таких деревьев становится все больше. В этой стране некоторые части стали опасными.
      - Как старый лес на севере? - спросил Мерри.
      - Да, да, что-то подобное, но много хуже. Я не сомневаюсь, что какая-то тень от Великой Тьмы легла на земли к северу. Но у этой земли есть долины, где никогда не лежала тьма, и там есть деревья старше меня. Мы делаем, что можем. Мы поддерживаем чужеземцев и храбрецов, мы учим и воспитываем, мы ходим и сеем.
      Мы пастухи деревьев, мы старые энты. И нас осталось мало. Овцы уподобляются пастухам, а пастухи овцам. Энтам нравятся эльфы, меньше интересуются они делами людей и стараются держаться в стороне от них. И однако энты больше похожи на людей и они скорее склонны к изменениям, чем эльфы, они быстрее принимают цвет окружающего, так можно сказать.
      Некоторые из моих родичей сейчас очень похожи на деревья, и нужно что-то очень важное, чтобы разбудить их. И они говорят лишь шепотом. Но некоторые из моих деревьев могут сгибать ветви и разговаривать со мной. Эльфы, конечно, начали будить деревья, учить их говорить и самим учится языку деревьев. Они очень хотели говорить со всеми, эти старые эльфы. Но потом пришла Великая Тьма, и они уплыли за море или убежали в далекие долины и спрятались там, и пели песни о днях, которые больше не вернутся. О, когда-то давно сплошной лес стоял отсюда до гор луны, и это был лишь восточный конец леса.
      Какие это были дни! Было время, когда я мог целый день ходить и петь и слышал только эхо собственного голоса в холмах. И леса были подобны лесам Лотлориена, только чаще, сильнее, моложе. А аромат в воздухе! Я проводил целые недели, только дыша.
      Древобрад замолчал, продолжая идти и в то же время не издавая ни звука своими большими ногами. Потом снова начал бормотать про себя, постепенно бормотание перешло в песню. Вскоре хоббиты начали разбирать слова.
      По ивовым лугам Тасаридана я бродил весной,
      Ах! Вид и запах весны в Най-Тасарион!
      И я говорил, что это хорошо.
      Я бродил летом в вязовых лесах Оссирианда!
      Ах! Свет и музыка лета у семи рек Оссира!
      И я думал, что это лучше всего.
      К берегам Нелдорета я пришел осенью.
      Ах! Золотое и красное листьев
      Осенью в Таур-Ну-Нельдоре!
      Это было больше моего желания
      К сосновым лесам в нагорьях
      Дорфониона я поднялся зимой. Ах!
      Ветер, и белизна, и черные ветви
      Зимой на Ород-Ну-Топе!
      Голос мой поднимался и пел в небе.
      А теперь все эти земли погребены.
      Я пошел в Амбарон, в Тауреморну, в Алдоломе.
      В мою собственную землю, в страну Фэнгорн,
      Где корни длинны,
      А годы лежат толще листьев
      В Тауремормаломе.
      Он кончил и зашагал дальше, и во всем лесу, сколько достигало уха не было слышно ни звука.
      День подходил к концу, и тьма сгущалась у стволов деревьев. Наконец хоббиты увидели перед собой смутно поднимающуюся крутую каменную местность: они подошли к подножью гор, к зеленому основанию высокого Метедраса. Вниз по склону спускался узкий Энтвош, шумно прыгая с камня на камень им навстречу. Справа от ручья был длинный склон, покрытый травой, теперь серой в сумерках. Ни одного дерева не росло здесь и склон был открыт небу; звезды сверкали в разрывах между облаками.
      Древобрад поднимался по склону, не замедляя шага. Неожиданно хоббиты увидели перед собой широкое отверстие. Два больших дерева стояли здесь с обеих сторон, как живые столбы, но ворот не было, кроме перекрещивающихся и переплетающихся ветвей. Когда старый энт приблизился, деревья подняли свои ветви и листья их задрожали. Это были вечно зеленые деревья, листья у них темные и полированные, они сверкали в сумерках. За ними находилось широкое ровное место, как будто пол огромного зала, врезанного в сторону холма. По обеим сторонам возвышались скалы до пятидесяти футов высоты, и вдоль каждой стены стояли ряды деревьев, которые ближе к стенам увеличивались в росте.
      В дальнем конце скальной стены был изгиб - что-то вроде мелкого зала с полукруглой крышей: это была единственная крыша в зале, если не считать ветвей деревьев, которые закрывали все небо зала, оставляя только узкий проход в середине. А маленький ручеек, сбегая со скал, образовывал занавес из капель перед входом в изгиб в стене. Серебристые капли со звоном падали на землю. Вода снова собиралась в каменном бассейне среди деревьев и оттуда текла к выходу из зала, чтобы соединиться с Энтвошем в его путешествии по лесу.
      - Хм! Вот мы и пришли! - сказал Древобрад, нарушая долгую тишину. - Я принес вас сюда за семь тысяч энтийских шагов, но сколько это будет в мерах вашей земли, я не знаю. Во всяком случае мы у подножья последней горы. Часть названия этого места на вашем языке звучала бы как Желанный Зал. Я люблю его. Мы останемся здесь на ночь.
      Он поставил их на траву между рядами деревьев, и они пошли за ним по направлению к большой арке. Хоббиты заметили, что Древобрад при ходьбе не сгибал колен, но ноги его расходились под большим углом. Он вначале ставил на землю свои большие пальцы (а они действительно были большие и очень широкие), а потом уже всю ступню.
      Несколько мгновений Древобрад стоял под дождем из падающих капель, глубоко дыша, потом засмеялся и прошел внутрь. Там стоял большой стол, но не было никаких стульев. В дальнем конце углубления было почти совсем темно. Древобрад поднял два больших кувшина и поставил их на стол. Казалось, они были полны воды, он подержал над ними руки, и они немедленно начали светиться - один золотым, а другой богатым зеленым цветом; и это свечение рассеяло полутьму, как будто летнее солнце светило сквозь кровлю из молодых деревьев. Оглянувшись, заметили хоббиты, что деревья во дворе тоже начали светиться, вначале слабо, но постепенно свечение их усиливалось, пока каждый лист не налился светом - золотым, зеленым или красным как мед, а стволы деревьев стали похожи на столбы, высеченные из светящегося камня.
      - Ну, ну, теперь мы можем поговорить, - сказал Древобрад. - Я думаю вы хотите пить. А может, вы и устали. Выпейте это!
      Он отошел в глубину убежища, и они увидели там несколько каменных кувшинов с тяжелыми крышками. Он снял одну из крышек и большим ковшом наполнил три чашки, одну очень большую, а две поменьше.
      - Это энтийский дом, - сказал он, - и в нем нет сидений. Но вы можете сидеть на столе.
      Подхватив хоббитов, он посадил их на большую каменную плиту в шесть футов высотой; здесь они сидели, покачивая ногами и потягивая напиток.
      Он был похож на воду, на те глотки, что они делали из Энтвоша у границ леса, но в нем был какой-то запах или привкус, который трудно было бы описать: он был слаб и напомнил хоббитам запах отдаленного леса, принесенный издалека холодным ночным ветром. Действие напитка начало ощущаться в пальцах ног; поднимаясь в каждый сустав, оно приносило оживление и бодрость во все тело, вплоть до корней волос. И в самом деле хоббиты почувствовали, что волосы у них на голове поднялись, начали раскачиваться и шевелиться. Что же касается Древобрада, то он вначале опустил ноги в бассейн за аркой, потом одним длинным медленным глотком выпил напиток из большой чашки. Хоббитам показалось, что он никогда не остановится.
      Наконец он поставил чашку.
      - Ах! Ах! - вздохнул он. - Хм, хум, нам теперь легче будет разговаривать. Вы можете сидеть на полу, а я лягу; это не даст напитку подняться в голову и усыпить меня.
      Справа в убежище стояла большая кровать на низких ножках, всего лишь в фут высотой, покрытая толстым слоем сухой травы и папоротника. Древобрад, лишь чуть-чуть изогнувшись в середине, мягко опустился на эту кровать, положил руки под голову, глядя в потолок, на котором мелькали пятна света как бывает при движении листвы на солнечном свете. Мерри и Пиппин сели рядом с ним на подушки из травы.
      - Теперь рассказывайте и не торопитесь! - сказал Древобрад.
      Хоббиты начали рассказывать историю своих приключений с выхода из Хоббитании... Рассказывали они не очень последовательно, потому что постоянно перебивали друг друга, и Древобрад часто останавливал говорящего и возвращался к какому-то раннему пункту или перепрыгивал вперед, задавая вопросы о последующих событиях. Хоббиты ничего не сказали о Кольце и не объяснили, почему и куда они шли, а он об этом не спрашивал.
      Он чрезвычайно интересовался всеми черными всадниками, Элрондом, Раздолом и Старым Лесом, Томом Бомбадилом, подземельями Мории, Лотлориеном и Галадриэлью. Он снова и снова заставлял их описывать Удел. Поэтому поводу он сделал странное заключение:
      - Вы там никого не видели... Хм... Энтов? Ну, не энтов, а энтийских жен?
      - Энтийских жен? - переспросил Пиппин. - А они похожи на вас?
      - Да, хм... Ну... Нет. Я теперь уж и не знаю, - задумчиво сказал Древобрад. - Но мне кажется, что им понравилась бы ваша страна.
      Особенно интересовался Древобрад всем, что касалось Гэндальфа, а также делами Сарумана. Хоббиты очень жалели, что мало знали о них, лишь смутный рассказ Сэма о том, что Гэндальф говорил на совете. Но они совершенно точно вспомнили, что Углук со своим отрядом пришел из Изенгарда и говорил о Сарумане как о своем хозяине.
      - Хм, хум! - сказал Древобрад, когда их рассказ наконец подошел к битве орков и всадников Рохана. - Ну, ну! Целая охапка новостей. Вы не сказали мне всего, но я не сомневаюсь, что вы выполняли желание Гэндальфа. Готовится что-то очень большое, больше, чем я могу видеть. Может, я узнаю это в хорошее время или в плохое. Клянусь корнем и ветвями, но какое странное дело: появляется маленький народец, которого не было в старых списках, и смотрите! Девять забытых всадников начинают охотиться за ними, Гэндальф берет его в великое путешествие, Галадриэль принимает его в Каро Галадоне, а орки преследуют его на всем протяжении Диких Земель. Как будто их подхватил шторм. Надеюсь, они выдержат его!
      - А вы сами? - спросил Мерри.
      - Хум, хм, я не беспокоюсь из-за больших войн, - сказал Древобрад, - они касаются больше эльфов и людей. Это дело колдунов: колдуны всегда беспокоились о будущем. Я ни на чьей стороне, потому что нет никого на моей стороне, если мы меня понимаете: никто не заботится о деревьях так, как я, даже эльфы в наши дни. Но я все же и сейчас предпочитаю эльфов остальным: эльфы давным давно избавили нас от немоты; это великий дар, и его нельзя забыть, хотя наши пути с тех пор разошлись. И, конечно, есть существа, на чьей стороне я не могу быть, я всегда против них... Эти... Бурарум, - он издал глубокое и неодобрительное бормотание, - эти орки и их хозяева.
      Я обеспокоился, когда тень легла на Чернолесье, но когда она переместилась в Мордор, я на некоторое время успокоился - Мордор далеко отсюда. Но, кажется, ветер поворачивает на запад и увядание всего леса не так уж далеко. Старый энт ничем не может отразить бурю, он должен или выстоять, или упасть.
      Но теперь Саруман! Саруман - это сосед, за ним я могу уследить. Мне кажется, что я должен сделать что-то. Я часто задумывался раньше, что мне делать с Саруманом.
      - Кто такой Саруман? - спросил Пиппин. - Вы знаете его историю.
      - Саруман - колдун, - ответил Древобрад. - Больше я ничего не могу сказать. Я не знаю истории колдунов. Они появились вскоре после того, как большие корабли впервые приплыли по морю. Но приплыли ли они на этих кораблях, я не знаю. Саруман считался великим среди колдунов. Он начал бродить и вмешиваться в дела людей и эльфов некоторое время назад - вы, наверное, сказали бы: давным-давно. И он поселился в Ангреносте, или Изенгарде, как его называют люди Рохана. Сначала он сидел тихо, но его известность начала расти. Говорят, его выбрали главой совета; но это не пошло ему на пользу. Я удивился бы, если бы Саруман не обратился бы ко злу. Но во всяком случае раньше он не причинял беспокойств своим соседям. Я часто разговаривал с ним. Раньше он частенько бродил по моим лесам. В те дни он был вежлив, всегда спрашивал моего позволения (по крайней мере, когда встречал меня), и он очень охотно слушал. Я рассказывал ему множество вещей, которые он никогда не узнал бы сам и он никогда не отвечал мне тем же. Не могу припомнить, чтобы он рассказывал мне что-нибудь. И он все более и более становился скрытным: лицо его, как я вспоминаю теперь, все более и более напоминало лицо в каменной стене, окно со ставнями внутри.
      Я думаю, что теперь понимаю, что он замыслил. Он захотел стать властью. У него вместо мозга механизм из стали и колес, и он не заботится о растениях, по крайней мере, если они не служат ему для каких-то целей. Теперь ясно, что он черный предатель. Он связался с грязным народом, с орками. Брм, хум! Хуже того: он что-то готовит с ними, что-то опасное. Эти изенгардцы хуже злых людей. Знак зла, которым помечает великая тьма орков, не дает им выносить свет солнца, но орки Сарумана могут выносить его, даже если и ненавидят. Как он добился этого? Может, это люди измененные Саруманом? А может, он смешал расы - людей и орков? Это его дело - черное зло!
      Древобрад некоторое время бормотал, как бы про себя произнося глубокие подземные энтийские проклятия.
      - Недавно я начал размышлять, почему орки осмеливаются проходить через мои леса так свободно, - продолжал он. - Только позже я догадался, что виноват в этом Саруман, что он уже давно разведал все пути и раскрыл мои тайны. Теперь он и его подлые слуги чинят опустошение. Вниз по границам они срубили деревья - хорошие деревья! Некоторые они просто подрубили и оставили гнить, но большинство сплавлено по воде в Ортханк. В Изенгарде все время поднимается дым.
      Будь он проклят, корень и ветви! Многие из этих деревьев были моими друзьями, я знал их от ореха и желудя: многие умели говорить, и голоса их утрачены теперь. И сейчас только пни и заросли ежевики там где когда-то был поющий лес. Я был слишком бездеятелен. Я упустил время. Это нужно прекратить.
      Древобрад рывком приподнялся на кровати, встал и затопал к столу. Светящиеся сосуды испускали два потока пламени. Глаза Древобрада засверкали зеленым огнем, борода поднялась и стала похожа на большой веник.
      - Я прекращу это! - взревел он. - И вы пойдете со мной. Вы можете помочь мне. И таким образом вы поможете и своим друзьям - если не остановить Сарумана, у Рохана и Гондора будет враг не только впереди, но и сзади. Наши дороги лежат вместе - на Изенгард!
      - Мы пойдем с вами, - сказал Мерри. - И сделаем все, что сможем.
      - Да! - сказал Пиппин. - Я хочу увидеть свержение белой руки. Я хочу быть там, даже если от меня будет мало пользы: я никогда не забуду Углука и переход через Рохан.
      - Хорошо! Хорошо! - сказал Древобрад. - Но я говорю торопливо. Не следует торопиться. Мне стало жарко. Я должен охладиться и подумать: легче кричать "остановлю!" Труднее сделать это.
      Он прошел к арке и некоторое время стоял под дождем капель. Потом засмеялся и отряхнулся, и там, где с него падали на землю капли, они вспыхивали красными и зелеными искрами. Вернувшись, он снова лег на кровать и замолчал.
      Через некоторое время хоббиты снова услышали его бормотание. Казалось, он что-то считал по пальцам.
      - Фэнгорн, Финглас, Фландриф, да, да, - вздохнул он. - беда в том, что нас осталось слишком мало, - сказал он, поворачиваясь к хоббитам. - Только трое осталось из первых энтов, что ходили по лесам до наступления Тьмы: только я, Фэнгорн, и Финглас, и Фландриф - если использовать эльфийские имена, можете называть их Лиственный Локон и С-Кожей-Из-Коры, если вам так больше нравится. И из нас троих Финглас и Фландриф не очень полезны для нашего дела. Лиственный Локон стал очень сонлив, почти как дерево, он все лето стоит неподвижно и в полусне, и луговая трава вырастает ему по колено. Он весь покрыт лиственным волосами. Зимой он просыпается, но в последнее время он слишком малоподвижен и не может далеко ходить. С-кожей-из-коры живет на горных склонах к западу от Изенгарда. Именно там и произошли самые большие неприятности. Он был ранен орками, и большинство его Древесного стада убито и уничтожено. Он ушел высоко в горы и живет там среди любимых берез и не спускается вниз. Конечно, есть немалое число более молодых энтов, если я только сумею поговорить с ними, если я смогу разбудить их. Мы неторопливый народ. Как жаль, что нас так мало!
      - Почему же вас мало, если вы так давно живете в этой стране? - спросил Пиппин. - А может, многие умерли?
      - О нет! - сказал Древобрад. - Никто не умер сам по себе. Некоторые за долгие годы, конечно, погибли от несчастных случаев, еще больше уподобились деревьям. Но здесь никогда нас не было много, и число наше не увеличивалось. Уже очень давно, ужасное количество лет у нас нет детей. Понимаете, мы потеряли своих жен.
      - Как печально! - сказал Пиппин. - Как могло случиться, что они все умерли?
      - Они не умерли, - ответил Древобрад. - Я не говорил, что они умерли. Мы потеряли их, я сказал. Мы потеряли их и не можем найти. - Он вздохнул. - Я думал, все знают об этом. Среди людей и эльфов от Чернолесья до Гондора известны песни о том, как энты искали своих жен. Их не могли совсем забыть.
      - Боюсь, что эти песни не преодолели горы и не известны в Уделе, - сказал Мерри. - Не расскажите ли вы нам больше или не споете ли одну из песен?
      - Да, расскажу, - сказал Древобрад, по-видимому довольный их просьбой. - Но я не могу рассказывать подробно, только весьма коротко. Мы должны вскоре закончить наш разговор: завтра мы созовем совет, предстоит много работы, возможно, начнется путешествие.
      - Это необыкновенный и печальный рассказ, - начал Древобрад после паузы. - Когда мир был молод, а леса обширны и дики, энты и их женщины - были и энтийские девушки, ах! Красота Фимбретиль, легконогой гибкой ветви, во дни моей нежной юности! - Они ходили вместе и селились вместе. Но наши сердца росли по-разному: энты отдавали свою любовь тому, что встречали в мире, а их жены другим вещам, энты любили большие деревья, дикие леса и склоны высоких холмов, они пили воду из горных рек и ели только те плоды, что падали с деревьев. И эльфы научили их разговаривать, и они разговаривали с деревьями. А энтийские девушки и женщины занялись меньшими деревьями и лугами, что лежат в солнечном сиянии у подножия лесов, они видели терн в чаще, и дикое яблоко, и ягоду цветущую весной, и зеленые водяные растения летом, и зрелые травы в осенних полях. Они не хотели разговаривать со всеми этими растениями, они хотели, чтобы растения слушали их и повиновались им. Женщины энтов приказывали им расти в соответствии со своими желаниями, выращивать листья и приносить плоды, которые им бы понравились, женщины энтов хотели порядка, и совершенства, и мира (под которым они понимали вот что: растения должны оставаться там, где они их посадили). Поэтому они стали устраивать сады и жить в них. А энты продолжали бродить и приходили в сады лишь изредка. Затем, когда тьма пришла на север, энтийские женщины пересекли великую реку и устроили новые сады, и ухаживали за полями, и мы видели их еще реже. После того, как Тьма была отогнана, земля энтийских жен богато расцвела, а их поля были полны зерна. Многие люди учились искусству обращения с растениями у энтийских жен и высоко чтили их; но мы для них стали только легендой, тайной в сердце леса. Но мы все еще здесь, а все сады энтийских жен исчезли, теперь люди называют их коричневыми землями.

К титульной странице
Вперед
Назад