Г

     
      ГАБО (наст. фам. Певзнер) Наум (Неемия) Абрамович (5.8.1890, Брянск - 1977, Уотербери, шт. Коннектикут, США) - скульптор, график, теоретик искусства. Младший брат Н.Певзнера, Родился в семье инженера. В детстве начал писать стихи и рисовать. Из начальной школы его исключили за дерзкое стихотворение о директоре. Старший брат Марк в 1 904 забрал его в Томск, где Наум участвовал в студенческой политической демонстрации, после чего родители возвратили его домой. В 1905-6 оказался замешанным в работе нелегального кружка, члены которого занимались распространением грамотности среди рабочих. Был арестован, но ввиду малолетства скоро освобожден и направлен на учебу в гимназию Курска, где прожил до 1910. Продолжал писать стихи, но не стремился их публиковать, любил гимнастику, спорт, был общителен и весел. Серьезно изучал не только русскую, но и мировую литературу. Его выпускное сочинение директор гимназии отказался оценивать по пятибальной системе, назвав его высокохудожественным литературным произведением. В годы учебы испытал влияние древнерусской и византийской живописи, техники М.Врубеля. После окончания гимназии уехал в Берлин, но вскоре перебрался в Мюнхен. В 1910 - студент медицинского факультета университета, в 1911 перешел на его естественное отделение, а в 1912 - студент политехнической инженерной школы. В этот период он начал активно заниматься живописью и скульптурой. В Мюнхене познакомился с тремя "учителями", оказавшими решающее воздействие на становление его творчества: Г.Вельфлингом, В.Варинге и В.Кандинским. По настоянию профессора Вельфлинга летом 1913 отправился пешком в путешествие по Италии для изучения искусства в музеях и церквах. Пробыл там 6 недель, посетил Венецию и Флоренцию, до Рима дойти не смог по причине финансовых трудностей. В начале 1914 вернулся в Брянск. По воспоминаниям брата Алексея, он "почти ежедневно с большой поспешностью и нервностью писал маслом, пастелью, акварелью, но никогда с натуры, различные фигуративные образы".
      В апреле 1914 вынужден вновь уехать за границу, сопровождать на лечение больную мать. Начавшаяся 1-я мировая война привела его в Скандинавию. Сначала он с братом Алексеем выехал в Данию, затем в Норвегию (Осло), где оставался до 1917. Пространство и время, бесконечность мироздания - вот основные темы его творчества. Зимой 1915-16 начал конструировать из цветного тонкого картона путем склеивания сочлененных плоскостей и различных небольших фигуративных моделей и головок. В его скульптурах появился рисунок, определились направляющие линии, выявилась глубина, создалась возможность многократного увеличения каждой сочлененной плоскости при помощи планиметра, обеспечивалась технологичность конструкции, т.е. возможность изготовления любой скульптурной композиции современными технологическими операциями машиностроения. Сам Наум считал себя конструктивистским скульптором с 1915, когда он создал первую "Голову"; с этого времени он подписывался Габо.
      С марта 1916 Г. жил и работал с Н.Певзне-ром. В марте 1917 братья вернулись в Россию, сняли студию в Москве; активно включились в художественную жизнь Советской России, вошли в число лидеров идеологии нового абстрактного искусства. Большевистское правительство терпимо относилось к представителям левых течений в искусстве, поддерживало их материально, давало возможность работать и распространять свои идеи в художественных учебных заведениях. Большая группа друзей Г. и его брат работали во ВХУТЕМАСе; Г. предлагали возглавить отделение керамики и скульптуры, но он отказался. Г. стал соредактором еженедельной газеты "ИЗО", выпускавшейся отделом изобразительных искусств Наркомпроса. Неофициально он проводил занятия со студентами ВХУТЕМАСа, желавшими обучаться скульптуре. Принимал участие в семинарах, диспутах, проводимых в Москве; был великолепным оратором, владел аудиторией. В своих выступлениях развивал принципы нового искусства. В написанном им "Реалистическом манифесте" (1920) изложил основные принципы конструктивизма: 1) отрицание цвета, замена его тоном - светопоглощающей средой; 2) отрицание изобразительной линии в пользу линии направления статических сил и ритмов; 3) отрицание старого объема и массы как пространственно-скульптурных элементов, утверждение вместо них качества "глубины"; 4) отрицание неподвижности формы в пользу ритмов кинетических. Ведущая идея манифеста состояла в утверждении абсолютной, независимой ценности искусства как необходимом выражении человеческого опыта.
      В 1920 Г. создал прообраз "мобилей" - кинетическую абстрактную скульптуру, приводимую в движение электромотором. Позднее исполнил прозрачные и полупрозрачные скульптуры, конструкции с отверстиями и разрывами, используя разнообразные материалы: алюминий, сталь, фосфоритную бронзу, позолоту, мрамор, дерево, картон, плексиглас, акрил, нейлоновые нити, пружины, люцит и проч. В развитие принципов манифеста исполнил проект радиостанции в Серпухове, напоминающий конструктивистскую скульптуру. С 1920-х полностью отошел от фигуративности. В 1922 принял решение покинуть Россию. Причины отъезда он объяснил много позже в одном из интервью (1956): советское правительство после окончания гражданской войны взяло курс на возвращение к реализму в искусстве, мастерские его и брата были закрыты, не было возможности получить работу, лекции во ВХУТЕМАСе были прекращены. Г. обратился к А.Луначарскому и получил разрешение на выезд.
      В 1922 Г. обосновался в Берлине. Принял участие в Первой русской художественной выставке, организованной советским правительством в "Gallery Van Diemen". Эмиграция оказалась чрезвычайно плодотворным периодом в творчестве Г. В Берлине он примкнул к движению "Стиль", возглавлявшемуся Т.Ван Дусбур-гом и П.Мондрианом. Выступал с докладами, участвовал в авангардистских выставках в Германии и Голландии, устроил выставку в парижской "Gallery Percier" - "Русские конструктивисты: Габо, Певзнер" (1924); организовал вместе с Певзнером и Ван Дусбургом выставку в "Little Review Gallery" в Нью-Йорке (1 926). В 1925 создал проект монументов для аэропорта и для института физики и математики; в 1926 - сценическую конструкцию из жести и зеркал к балету А.Соге "Кошка" в постановке Дж. Баланчана ("Русский балет" Дягилева, Монте-Карло, 1927). В 1929 выполнил проект праздничного оформления Бранденбургских ворот в Берлине. На следующий год провел в Ганновере первую самостоятельную выставку под названием "Конструктивная пластика". В 1931 участвовал в объявленном советским правительством конкурсе проектов Дворца Советов. В 1932-35 жил в Париже, стал одним из организаторов союза "Абстракция-Созидание"; затем поселился в Лондоне (1935), женился на Мариам Израэльс. Выставлялся в "Chicago Arts Club" (1934); Музее современного искусства в Нью-Йорке на выставке "Кубизм и абстрактное искусство" (7 работ, 1936); на выставках в галерее "Jeu De Paume" (Париж); в "Kunsthalle" (Базель) и в "London Gallery" (1937). С 1937 издавал журнал "Circle: International Survey of Constructive Art" совместно с Л.Матрином и Б.Никольсоном; в журнале публиковались теоретические статьи о художественных и социальных аспектах конструктивизма.
      В 1938 поехал в США для устройства своих выставок в "Julian Levy Gallery", "Vassar Colledge", "Wadsworth Atheneum"; выставил одну работу в Сан-Франциско ("Golden Gate Exposition", 1939). В 1941 у него родилась дочь - Нина-Серафима. В 1 9 4 2 выставил свои работы в городском музее Лондона. В 1944 стал членом Союза исследователей дизайна. Получил заказ на изготовление эскиза машины для фирмы "Jowett Cars Ltd.". В 1946 окончательно перебрался в США и принял (1952) американское гражданство. К тому времени работы Г. уже пользовались известностью. В 1948 в Музее современного искусства в Нью-Йорке состоялась большая ретроспективная выставка Г. и Певзнера, позднее его персональные выставки прошли в Массачусетском технологическом институте (1952), в галерее П.Матисса в Нью-Йорке и в "Hartford Atheneum" (обе - 1953). Он получал престижные заказы: в 1950 - от Музея искусств Балтимора (изготовленная им конструкция была установлена в 1951); в 1955 - на изготовление скульптуры для "Bejenkorf building" в Роттердаме, в 1956 - на изготовление барельефа для Рокфеллеровского центра в Нью-Йорке; в 1970 - на проект фонтана перед зданием больницы Св.Фомы в Лондоне (установлен в 1975); в 1973 - на скульптуру для Национальной галереи Берлина. Участвовал в международном конкурсе проектов памятника "Неизвестному политическому заключенному" (завоевал 2-й приз).
      С 1953 профессор архитектурной школы Гарвардского университета.
      Творческие достижения Г. были отмечены многочисленными премиями, а сам художник удостоен различных почетных званий. В 1954 Г. получил премию фонда Гугенхейма и медаль Института искусств в Чикаго, в 1960 награжден рядом американских университетов; он стал членом Американской Академии искусств и словесности (1965), почетным доктором Королевского колледжа искусств в Лондоне (1967), Почетным рыцарем ордена Британской империи (1971).
      В 1960-70-е обратился к живописи и ксилографии, читал лекции на архитектурных факультетах. В 1965-66 провел персональные ретроспективы во многих городах США, а также в Амстердаме, Мангейме, Цюрихе, Стокгольме, Лондоне. В 1970-72 организовал передвижную выставку: Луизиана-Осло-Берлин-Ганновер-Гренобль-Париж-Лиссабон.
      Г. оставил большое теоретическое наследие. Большинство его работ посвящены проблемам конструктивизма, дальнейшей разработке идей, заложенных в "Реалистическом манифесте" 1920. Конструктивизм, по его мнению, основан на трехмерном пространстве, осязаемых образах, направленных на широкую аудиторию. Конструктивистские принципы охватывают целый комплекс человеческих отношений и жизни: это образ мысли, действия, чувства и жизни. Конструктивизм - это созидание, это способ реакции на мир, поэтому в нем нет ничего неизменного, как в жизни. В 1976 в интервью журналу "Америка" Г. сказал: "Когда я делаю скульптуру, я отбрасываю из камня или целого куска материала ненужные части, чтобы освободить образ, скрытый в материале. Однако, когда я создаю конструкцию, я строю ее образ из ничего. Образ рождается изнутри, и пространство также является важной его частью, потому что в своих конструкциях я использую пространство как элемент, точно также, как я пользуюсь другими элементами, такими как цвет, форма, линия".
      В 1962 Г. приезжал на родину, навещал братьев в Ленинграде и Москве.
      Соч.: The Constractive Progress. London, 1976.
      Лит.: Olson R., Chanin A. Gabo, Pevsner. New York, 1948; Reade H. Gabo. London, 1957; Pevsner A. A Biographical Scetch of my Brothers N.Gabo and A.Pevsner. Amsterdam, 1964; Певзнер А. Дорога. По обочине... М., 1992.
     
      И.Купцова
     
      ГАЗДАНОВ Гайто (Георгий) Иванович (псевд. Г.Г.) (6.12.1903, Петербург - 5.12.1971, Мюнхен) - писатель, литературный критик. По национальности осетин, писал только на русском языке. Отец - Иван Серге-вич (Бапп) Г., окончил Лесной институт, лесовод; мать - Мария Николаевна Абациева. С семьей Г. жил в Петербурге, в Сибири, в Белоруссии, на Украине, в Твери, в Смоленске. Ему не было шести лет, когда умерли две его сестры; в 1911 умер отец. Учился Г. год в Полтавском кадетском корпусе, затем в харьковской гимназии. В 1919, после 7-го класса, вступил в армию Врангеля, служил солдатом на бронепоезде, в 1920 с остатками белой армии эвакуировался из Крыма в Константинополь, где жил в Галлиполийском лагере. В Стамбуле неожиданно встретил двоюродную сестру - балерину Аврору Газданову, уехавшую из России до революции, с ее помощью в 1922 поступил в русскую гимназию, в апреле переместившуюся из Стамбула в Болгарию - в город Шумен. В 1923, пройдя курс 8-го класса, получил аттестат о среднем образовании и переехал в Париж, где в течение пяти лет работал портовым грузчиком, сверлильщиком на автозаводе, мыл паровозы, преподавал русский язык французам и французский - русским. Зимой 1925-26 3 месяца не мог найти работу и жил как клошар, ночуя на улице. С 1928 по 1952 работал ночным таксистом. В конце 20-х - начале 30-х поступил в Сорбонну, 4 года учился на историко-филологическом факультете, занимаясь историей литературы, социологией и экономическими учениями. Существует версия, по которой Г. в 1932 под влиянием М. Осоргина вступил в одну из масонских лож в Париже.
      Писать начал в Константинополе. Первый рассказ - "Гостиница грядущего" - опубликовал в пражском журнале "Своими путями" в 1926 (?). С 1927 печатался в журналах "Воля России", "Современные записки", "Русские записки", "Числа", "Встречи", "Опыты", "Мосты", "Новый журнал". Активно участвовал в литературном объединении "Кочевье", возникшем в 1 928 в Париже по инициативе М.Слот-ма. С успехом читал там свою прозу, доклады о В.Розанове, А.Ремизове, И.Бунине, В.Маяковском. Г. начал с рассказов о гражданской войне, обративших на себя внимание сочетанием иронии, лирики, парадоксами, остротой слога и мужественностью тона. Известность принесла ему публикация романа "Вечер у Клэр" (Париж, 1930; М., 1990), высоко оцененного Буниным и ведущими критиками русского зарубежья. Г. послал роман М.Горькому и получил одобрительный отзыв. За 45 лет творческой жизни Г. опубликовал 9 романов, 37 рассказов, несколько десятков литературно-критических эссе и рецензий. До войны, кроме "Вечера у Клэр", вышли романы - "История одного путешествия" (СЗ, 1935, № 58-59, отд. изд, Париж, 1938), "Ночная дорога" (СЗ, 1939, № 69; 1940, № 70; отд. изд. Нью-Йорк, 1952), "Полет" (Рус. записки, 1939, № 18-21; 4-я и 5-я части романа не опубликованы и хранятся в архиве Г. в Гарвардском университете). О Г. заговорили как о самом талантливом, наряду с В.Набоковым, русском писателе. Г. - автор эссе "О молодой эмигрантской литературе" (СЗ, 1936, № 60), в котором критически отозвался о творческих возможностях и перспективах молодого поколения русских писателей-эмигрантов: "Живя в одичавшей Европе, в отчаянных материальных условиях, не имея возможности участвовать в культурной жизни и учиться, потеряв после долголетних испытаний всякую свежесть и непосредственность восприятия, не будучи способно ни поверить в какую-то новую истину, ни отрицать со всей силой тот мир, в котором оно существует, - оно было обречено". Эссе вызвало шквал возражений; Осоргин, в частности, приводил в качестве образца творчество Набокова и самого Г. В этот период, очевидно, сказалась накопившаяся у Г. усталость от жизни в чужой стране, боль разлуки с матерью (она жила во Владикавказе, преподавала в пединституте французский и немецкий языки, Г. переписывался с нею в 20-30-е и узнал о ее тяжелой болезни; умерла в 1939). У него возникло утопическое (учитывая явную несовместимость взглядов Г. с советской идеологией) желание вернуться на родину (20.6.1935 он обратился к Горькому с просьбой помочь ему в этом).
      Еще до войны Г. подписал декларацию о верности Франции. Война застала его в Париже. Вместе с женой, Фаиной Дмитриевной Ламзаки, происходившей из семьи одесских греков (Г. женился в 1939), они укрывали в своей квартире евреев и многим помогли эмигрировать в США, в частности, Слониму. В 1942 с женой вступил в ряды движения Сопротивления - в советскую партизанскую бригаду; редактировал информационные бюллетени, жена была связной. Об этом периоде он написал документальную книгу "На французской земле", изданную на французском языке (рус. оригинал - в архиве Гарвардского ун-та).
      После войны опубликовал в "Новом журнале" романы "Призрак Александра Вольфа" (1947-48; М., 1990), "Возвращение Будды" (1949-50), "Пилигримы" (1953-54), "Пробуждение" (1965-66), "Эвелина и ее друзья" (1969-71). Последний роман "Переворот" не окончен, опубликован посмертно (1972). Бросить работу таксиста Г. смог лишь после выхода романов "Призрак Александра Вольфа", переведенного на английский, французский, итальянский, испанский языки, и "Возвращение Будды" (пер. на англ. яз.). В 1953-71 постоянный сотрудник американской радиостанции "Свобода" (Мюнхен), некоторое время возглавлял русскую редакцию. В 1959-67 корреспондент "Свободы" в Париже.
      Проза Г., как правило, автобиографична. Свой первый роман "Вечер у Клэр" Г. построил на приеме "потока сознания" - на исповеди героя, ищущего в утраченном прошлом то, что привело к настоящему. Водоворот российской смуты подхватил и понес 1 6-летнего героя; повод для его воспоминаний - о гимназическом времени, о гражданской войне, о службе на бронепоезде - встреча уже в Париже с француженкой Клэр, его первой любовью из прежних времен. Г. сразу выступил как блестящий стилист, мастер полулирического, полуиронического повествования, создающий особое эмоциональное напряжение, заставляющий читателя ценить каждое слово. "У Г. недюжинные литературные и изобразительные способности, он один из самых ярких писателей, выдвинувшихся в эмиграции", - писал Слоним.
      В романе "История одного путешествия" сделана попытка создать картину идеальной жизни русского человека на чужбине, не лишенную элементов утопичности, нереальности. Но Г.Адамович отметил редкий дар Г. "писать и описывать", способность находить слова, будто светящиеся или пахнущие, то сухие, то влажные, в каком-то бесшумном, эластическом сцеплении друг с другом следующие...". Одна из лучших книг Г. - "Ночные дороги". В ней сквозь призму восприятия ночного таксиста из разрозненных эпизодов возникает картина жизни Парижа русских эмигрантов, проституток, клошаров. Обнаженное, без прикрас, без иллюзий изображение жизни сочетается с сочувствием к людям и присущим Г. тонким морализмом. Примечательная особенность творчества Г.: у всех персонажей есть прототипы в реальной жизни, заменены лишь имена. "Признак Александра Вольфа" - психологический полудетектив, любовная драма; роман построен на напряженной фабуле: герой всю жизнь мучается из-за убийства, на самом деле не совершенного им, в итоге он встречает свою мнимую жертву и все-таки убивает ее - срабатывает жестокий закон неизбежной судьбы. В романе "Пробуждение" герой - среднестатистический француз, по профессии бухгалтер. Г. со свойственным русскому писателю вниманием к "маленькому человеку" раскрывает его неординарность, уникальность, его тонкую душевную организацию, его скрытые душевные силы, позволяющие ему вернуть к жизни пережившую во время войны шок, потерявшую память и впавшую в животное состояние женщину (своеобразный вариант мифа о Пигмалионе). Очевидны вера автора в доброе начало человека и возможность хороших концовок в жизни.
      По Г., сущность человека часто не видна окружающим и не всегда ясна ему самому, нужна экстремальная ситуация, чтобы обнажить скрытое ("Пробуждение", рассказы "Судьба Саломеи", "Панихида", "Ошибка", "Нищий", "Письма Иванова", "Счастье" и др.). Г. писал в основном о русских эмигрантах, но и в произведениях о французах ("Пробуждение", "Нищий" и др.) он склонен к "пересаживанию" русской души во французское тело, его персонажи "заболевают" простыми русскими вопросами о смысле жизни своей и других людей. Мир прозы Г. отчасти напоминает Набокова прекрасным русским языком, склонностью к авантюрным, детективным поворотам сюжета, загадочными героинями. У Г. нет столь оригинально увлекательной игры приемов, столь блистательного, но холодного эстетизма, столь, по выражению Адамовича, "безошибочно рассчитанной механики", его мир теплее и лиричнее мира Набокова. Л.Ржевский назвал его прозу "медитативной", она полна мыслей-рефлексов, идущих иной раз "цепочкой"; "цепочка эта была отчасти западнолитературной природы, но внутренний лиризм целого был неоспоримо русский, и традиционно русским..., был некий парадоксализм бытия, спроектированный на собственно эмигрантскую литературу". Глубоко лирическое произведение - роман "Эвелина и ее друзья", герои которого верны дружбе университетских лет и находят счастье в любви. Тонкий психолог, блистательный рассказчик и стилист, Г. продолжил традиции русской классики, прежде всего А.Чехова и И.Бунина, и внес в нее свою метафизическую перспективу - особый, несколько отчужденный, отстраненный, ироничный, усталый взгляд на беспощадную реальность с позиций вечности. Писатель ощущает "необыкновенную хрупкость жизни", "ледяное дыхание и постоянное присутствие смерти", но это придает и особую чувственную выразительность его прозе, ощущение ценности каждого мига жизни, ее теплоты. Г. присущи ничем не замутненное, ясное понимание абсолютных ценностей бытия и того, что "каждая человеческая жизнь содержит в себе, в своей временной и случайной оболочке, какую-то огромную вселенную".
      Лит: Слоним М. Молодые писатели за рубежом // Воля России, 1930, № 5-6, 10-11; Адамович Г. Памяти Газданова // Нов. рус. слово, 1971, 11 дек.; Drenes L. Russian Literature in Exile: The Life and Work of Gajto Gazdanov. Miinchen, 1982; Бзаров Р. О Гайто Газданове // Лит. Осетия, 1988, № 71; Хадарцева А, К вопросу о судьбе литературного наследия Гайто Газданова // Там же; Хадонова Ф. Гайто Газданов // Родник, 1989, № 2; Ржевский Л. Встречи и письма (О русских писателях зарубежья 1940-1960-х гг.) // Грани, 1990, № 157.
     
      Т. Красавченко
     
      ГАЙСИНСКИЙ Моиз (Моисей) (23.10.1898, Тараща, Киевской губ., - 10.2.1976, Париж) - химик. По окончании екатеринославской гимназии в 1 91 7 поступил в Харьковский университет, в котором учился до 1920, после чего уехал за границу. С 19 2 3 продолжал образование в Римском университете (доктор химии в 1927). До 1930 работал химиком в лаборатории промышленной фирмы "Томпсон-Хаустон" в Париже. В 1930-36 и в 1957-63 работал в Парижском университете (с 1959 профессор радиохимии). Во время 2-й мировой войны оставил Париж, жил в Лионе, где преподавал в местном университете (1940-45). В 1937-40и с 1945 работал в Национальном центре научных исследований Франции в Париже (с 1955 его директор).
      Основные научные труды - в области радиационной химии, одним из основоположников которой он являлся. Первые научные исследования, выполненные в 1937-39, были посвящены анализу свойств йодистых соединений азота. В 1945-47 изучал соединения протактиния полония и кюрия электрохимическими и радиа ционно-химическими методами. В 1949-50 выступил с критикой актинидной концепции раз мещения элементов с порядковым номером более 8 9 в периодической системе Д.Менделеева (эта концепция была предложена в 1945 американским физиком и радиохимиком Г.Т.Си боргом). Г. предложил и теоретически обосновал новую идею о размещении элементов седьмого периода, а именно группы элементов, на чинающихся с урана (уранидная концепция Г,) Предсказал (1972) для элементов, начиная со 104-го номера, электронные конфигурации, состояния окисления, величины ионных и атом ных радиусов, потенциалы ионизации, электро отрицательности, а также некоторые характерные аналитические реакции. Установил в 1960-е закономерности радиолиза воды и водных рас творов оснований. В 1970-е указал на возмож ность применения результатов радиационное химии в кинетике и катализе, что в дальнейшем было подтверждено экспериментально. Открыл аналогию активирующего действия альфа-облу чения и ультразвука на ход химических реак ций. Внес существенный вклад в организацию научно-исследовательских работ во Франции Автор капитальной монографии "Ядерная хи мия и ее приложения" (1957, рус. пер. - 1961), в которой изложил современные про блемы этой науки: ядерные реакции, деление ядер, действие ионизирующего излучения на вещество, получение и свойства трансурановых элементов, изотопное равновесие, а также практические проблемы использования радиоактивных изотопов и ядерного излучения в промышленности, биологии, геологии. Совместно с французским радиохимиком Ж.Радловым выпустил в 1965 "Радиохимический словарь терминов" (рус. пер. - 1968). В этой книге впервые были суммированы основные характеристики 104 известных элементов периодической системы, причем при описании каждого элемента авторы изложили историю открытия, его физические и химические свойства, изотопный состав, способы получения радиоактивных изотопов, их ядерные характеристики, а также наиболее важные области применения.
      Г. неоднократно бывал на родине. В 1969 он знакомился с исследованиями, проводимыми в Радиевом институте в Ленинграде, в 1971 участвовал в работе 13-го международного конгресса по истории науки в Москве, где выступил с оригинальным докладом "Псевдооткрытия в истории радиоактивности".
     
      В.Волков
     
      ГАМОВ Джордж (Георгий Антонович) (20.2.1904, Одесса - 20.8.1968, Боулдер, шт. Колорадо, США) - физик-теоретик. Родители Г. были учителями: отец - Антон Михайлович - преподавал русский язык и литературу, мать - Александра Арсеньевна (урожд. Лебединцева) - историю и географию. Мать умерла, когда сыну было 9 лет. В 1913-20 Г. учился в Одесском реальном училище; выделялся хорошим знанием математики и физики, легко усваивал иностранные языки, любил литературу, особенно поэзию. После окончания училища Г. поступил на физико-математический факультет Новороссийского университета; проучившись год, отправился в Петроград, где, по его мнению, "физика начала процветать после ее зимней спячки в революционный период"; с 1.8.1922 стал студентом Петроградского университета. Одновременно ему приходилось подрабатывать на жизнь. Старый знакомый отца, профессор Лесного института В.Оболенский, помог устроиться на работу метеорологом-наблюдателем метеостанции. На этой службе, дававшей ему не только заработок, но и жилье, Г. числился до начала 1924. Затем он недолгое время работал преподавателем физики и метеорологии в Петроградской артиллерийской школе им. Красного Октября (1924). Лектор-студент получал, кроме жалованья полковника, еще и офицерскую форму, в которой он должен был выходить на преподавательскую кафедру перед красными курсантами. Эта не вполне серьезная воинская служба, длившаяся менее года, тем не менее имела далеко идущие последствия в его жизни: как бывший офицер Красной армии он не был привлечен к участию в Манхеттенском проекте создания атомной бомбы, а в период работы над водородной бомбой в Лос-Аламосской лаборатории должен был давать объяснения специальной Комиссии по атомной энергии.
      Полный курс физико-математического факультета Г. завершил в декабре 1924, диплом об окончании Ленинградского государственного университета (ЛГУ) получил весной 1925; был зачислен в аспирантуру. В 1925 под руководством профессора Д.Рождественского начал работу, связанную с изучением спектров различных газов. Очень быстро выяснилось, что работа экспериментатора отнюдь не сильная сторона аспиранта; вскоре Г. решил перейти к чисто теоретическим изысканиям. Научным руководителем его стал профессор Ю.Крутков. В этот период Г. сдружился и проводил много времени с Л.Ландау и Д.Иваненко. "Три мушкетера" старались быть в курсе основных новостей физики. Предметом горячих обсуждений были успехи квантовой механики, связанные с работами Гейзенберга и Шредингера. В 1926 в зарубежных журналах появились две первые теоретические статьи Г. В 1928 по рекомендации профессора О.Хвольсона Г. направили на научную стажировку в Гёттинген, являвшийся центром развития квантовой механики. Здесь он написал статью, опубликование которой в 1928 сделало его имя известным миру физики. В этой работе Г. прим.л квантовую механику для объяснения взаимодействия L-частиц с ядром атома. Результатом стало новое представление о потенциальном барьере атомных ядер (туннельный эффект). После окончания 4-месячной стажировки в Гёттингене Г. переехал в Копенгаген, где Датская Академия наук предоставила ему годичную Карлсбергскую стипендию для работы у Нильса Бора в Институте теоретической физики.
      Уехав в июне 1928 за рубеж аспирантом, Г. возвратился в Ленинград в мае 1929 получившим известность ученым. О его научных успехах писала "Правда", пролетарский поэт Д.Бед-ный посвятил молодому ученому стихи. По представлению Э.Резерфорда, а также академика А.Крылова и Ю.Круткова Г. была присуждена Рокфеллеровская стипендия для работы в течение года в Кавендишской лаборатории в Кембридже. В конце сентября 1929 он уже прибыл в Англию. 2 5-летний Г. вел себя теперь соответственно новому научному и общественному статусу: открыл счет в банке, брал уроки игры в гольф. Работал плодотворно: за время этой командировки им были написаны 8 статей и первая научная монография "Строение атомного ядра и радиоактивность", изданная на английском и немецком языках. По ходатайству Бора советское посольство в Дании продлило действие заграничного паспорта еще на 6 месяцев. Тем временем комиссия по загранкомандировкам Наркомпроса РСФСР требовала объяснений по поводу затянувшегося пребывания ученого за рубежом. Следующая попытка продлить действие заграничного паспорта еще на полгода оказалась безуспешной, и весной 1931 Г. возвратился в Россию.
      Наряду с выполнением обязанностей доцента ЛГУ ученый работал в этот период физиком в Радиевом институте и в Ленинградском физико-техническом институте (ЛФТИ). Вскоре Г. с сожалением стал отмечать ухудшение общего морально-психологического климата, в котором приходилось работать ученым и преподавателям. "Наука была подчинена официальной государственной философии диалектического материализма, - вспоминал он много лет спустя, - любое отклонение от правильной (по определению) диалектико-материалистической идеологии считалось угрозой рабочему классу и сурово преследовалось". Общая установка касалась и такой, казалось бы, нейтральной области науки как теоретическая физика. Получив приглашение прочитать популярную лекцию в Доме ученых, Г. начал объяснять аудитории принцип неопределенности Гейзенберга, однако председательствующий прервал его и закончил лекцию. На следующей неделе Г. получил указание не говорить в публичных лекциях о неопределенности как о фундаментальном принципе физики.
      В ноябре 1931 произошли изменения в личной жизни ученого: он вступил в брак с Л.Н.Вохминцевой. Красивая, честолюбивая жена, по-видимому, оказывала значительное влияние на Г. С какого-то момента выезд за границу стал "идефикс", в действиях ученого появился элемент авантюризма. Летом 1932 вдвоем с женой они сделали попытку на байдарке пересечь Черное море, чтобы добраться до берегов Турции. К счастью, ветер отнес их обратно к крымскому побережью, иначе путешествие скорее всего окончилось бы трагически. Не удалось реализовать супругам и план перехода через финскую границу на лыжах.
      Неожиданно ситуация значительно упростилась: из Наркомпроса пришло письмо, официально уведомлявшее Г., что он делегируется советским правительством на международный Сольвеевский конгресс по ядерной физике, который должен состояться в октябре 1933 в Брюсселе. Ученый предъявил ультиматум: либо ему разрешают выезд вместе с женой, либо он вообще отказывается выступать на конгрессе. Власти пошли ему навстречу, что объяснялось в первую очередь ходатайством знаменитого физика П.Ланжевена и поручительством за Г. руководителя делегации академика А.Иоффе, а также члена-корреспондента АН СССР Я.Френкеля.
      Из этой поездки Г. на родину не вернулся. После Сольвеевского конгресса он по два месяца читал лекции в Радиевом институте в Париже, Кавендишской лаборатории в Кембридже и в Копенгагене у Бора. В 1934 он отплыл на датском судне в США, где прошли последующие 30 лет его жизни. Отношение к факту невозвращения Г. в СССР было неоднозначным: Э.Резерфорд отказался принимать новоявленного эмигранта в Кавендишской лаборатории без разрешения советского правительства, Бор считал, что Г. подвел П.Ланжевена. Многие полагали также, что следствием истории Г. явилось запрещение П.Капице вернуться в октябре 1934 в Кембридж для продолжения работы.
      В конце 1934 Г, получил должность профессора в Вашингтонском университете. В числе первых, кого он пригласил к себе в сотрудники, был Э.Теллер. К середине 1936 Г. и Теллер совместно установили т.н. правило отбора в теории бета-распада. Начиная с 1938 основным направлением исследований Г. стало использование методов ядерной физики для интерпретации процессов звездной эволюции, Ученый первым стал рассчитывать модели звезд с термоядерными источниками энергии, исследовал эволюционные треки звезд. Совместно с М.Шёнбергом в 1940-41 Г. установил роль нейтрино в резком увеличении светимости при взрывах новых и сверхновых звезд. В 1942 Г. опубликовал работу, в которой исследовал энергетический баланс и предложил модель оболочки красных гигантов.
      В период 2-й мировой войны Г. сотрудничал с военным ведомством США в качестве консультанта отделения взрывчатых веществ; проводил работу по изучению детонации и ударных волн при взрывах разных типов. По окончании войны Г. побывал на атомном полигоне Бикини. В 1948 ученый получил допуск к секретам особой важности и вместе с Теллером и С.Улемом работал в Лос-Аламосе по проекту создания водородной бомбы. Как ученого Г. по-прежнему занимали проблемы астрофизики и космологии. В 1946-48 им была разработана теория образования химических элементов путем последовательного нейтронного захвата и модель "горячей Вселенной". В этот же период он высказал гипотезу движения материи Вселенной вокруг отдаленного центра вращения.
      Постепенно Г. приобрел широкую известность в США, чему способствовала его активная популяризаторская деятельность. Из написанных им книг (ок. 30) большинство является научно-популярными ("Создание Вселенной", "Звезда, названная Солнцем", "Тяготение", "Квантовая механика" и др.). При написании многих книг Г. выступал в роли не только автора, но и художника. За свои научно-популярные публикации Г. был удостоен в 1956 Калин-говской премии ЮНЕСКО; своего рода поощрением стал также лекционный тур по Индии и Японии.
      С 1956 Г. - профессор университета штата Колорадо. К этому периоду относится предсказание ученым реликтового излучения с расчетной оценкой его температуры в GK. Теоретическое предсказание Г. подтвердилось в 1965, когда реликтовое излучение было открыто экспериментально. Г. принадлежит также разработка модели звездного коллапса. Интересы Г. не ограничивались теоретической физикой и космологией; он был первым, кто вполне определенно сформулировал принципы генетического кода.
      Г. являлся членом Академии искусств и наук США, Международного астрономического союза, Американского физического общества и ряда др. научных обществ и академий.
      Соч.: Строение атомного ядра и радиоактивность. М.-Л., 1932; My World Line: An Informal Autobiography. New York, 1970.
      Лит.: Лисневский Ю.И. Георгий Антонович Гамов. Жизнь в России и СССР // Вопр. истории естествозн. и техники, 1989, вып. 1-2.
      В.Борисов
     
      ГАПОШКИН Сергей Илларионович (12.7.1898, Евпатория - 17.9.1984, Лексингтон, ж. Массачусетс, США) - астроном. Родился в семье каменщика. Не сумев завершить образование, он был призван в 1917 в царскую армию, после революции вступил в Добровольческую армию генерала Деникина. После ее поражения выехал в 1920 в Турцию; работал садовником у персидского шаха, находившегося в изгнании. В 1923 переехал в Германию, в 1927 окончил основанный В.Стратоновым в Берлине Русский научный институт; в 1932 получил ученую степень доктора философии. В 1933 обосновался в Америке, был принят ассистентом в астрономическую обсерваторию Гарвардского колледжа. После получения в 1939 американского гражданства стал научным сотрудником, а с 1948 занимал должность астронома. В 1934 Г. женился на Цецилии Пайн, которая работала в Гарвардской обсерватории и по уровню и значению своих работ превзошла супруга. Впрочем, многие работы они выполняли вдвоем.
      Г. изучал переменные звезды (т.е. звезды, систематически изменяющие свой блеск), а также новые, спектрально- и затменно-двой-ные звезды, шаровые звездные скопления, галактики (в том числе Млечный Путь и Магел-лановы облака). Две его работы, посвященные исследованиям переменных звезд, были в 1949-56 опубликованы в советском издании "Переменные звезды". В 1938 супруги Гапош-кины опубликовали монографию "Переменные звезды", которая длительное время была единственной книгой, обобщавшей наши знания об этом классе звезд и вместе с тем содержавшей оригинальные результаты. Так, в ней приведен первый перечень группировок т.н. ори-оновых звезд - карликовых переменных звезд, непрерывно изменяющих свой блеск и связанных с темными диффузными туманностями. Начиная с 50-х эти группировки получили название Т-ассоциаций. В 1941 Г. доказал, что одна из звезд типа Вольфа-Райе (к этому типу относятся горячие бело-голубые звезды-гиганты с яркими линиями излучения гелия и ионов углерода, азота и кислорода) является двойной системой, причем одна из звезд может затмевать свет другой. Позже было доказано, что и другие звезды этого типа входят в двойные системы.
      В 1943 супруги Гапошкины опубликовали большие ряды фотографических наблюдений звездных полей, полученные ими в Гарвардской обсерватории. Вскоре эти ряды наблюдений пригодились. После открытия в конце 40-х вспыхивающих звезд Г. вместе с шестью другими американскими астрономами проделал титаническую работу по просмотру более 25 000 фотографий звезд - красных карликов и у некоторых уверенно обнаружил вспышки, а у других - колебания блеска. Эти звезды получили название звезд типа UV Кита. В 19 5 О Г. открыл пульсирующую звезду с двумя периодами пульсации. Всего на небе таких звезд известно семь. Одну из них открыла Цецилия Пайн.
      В 60-е Г. занимался исследованием пульсирующих звезд, получивших название цефеид (от созвездия Цефея, где была обнаружена их первая представительница). Проведенные наблюдения цефеид предоставили материал, помогавший определить расстояния до тех звездных систем, в которых они находятся. Для этого использовалась четко установленная зависимость между периодом изменения блеска (т.е. периодом пульсации) и их светимостью. В 1962 Г. опубликовал подробные сведения о цефеидах, обнаруженных в галактике Андромеды. В этой работе он обнаружил эффект уменьшения периода цефеид с удалением от центра звездной системы. В 1966 совместно с женой Г. проделал большую работу по построению кривых изменения блеска 1139 цефеид в Большом Магеллановом облаке и 1 132 цефеид в Малом Магеллановом облаке. По полученным ими кривым блеска супруги Гапошкины построили распределение всех цефеид по периодам изменения блеска. Выяснилось также, что цефеиды класса S примерно в 1,5 раза ярче обычных.
      После ухода из обсерватории (1978) и смерти жены (1979) Г. жил в Лексингтоне (шт. Массачусетс). Из трех детей Катарина продолжила астрономические исследования родителей. Стоит отметить, что Цецилия Пайн-Гапош-кина была первой женщиной-профессором в Гарвардском университете и первой женщиной заведующей отделом. Астероид 2039 назван ее именем.
      Соч.: Variable Stars (совм. с Ц.Пайн-Гапошкиной). Cambridge (Mass.), 1938.
      Лит.: Бронштэн В.А. Советская власть и давление на астрономию // Философ, исследования, 1993, № 3.
     
      В.Бронштэн
     
      ГАРБУЗОВА Раиса (Рая) Борисовна (род. 25.1.1906, Тифлис) - виолончелистка. Родилась в музыкальной семье. Многоликость художественной жизни Тифлиса, посещения оперных спектаклей, концертов, куда отец, игравший в оркестре на трубе, охотно брал маленькую Раю, помогли рано проявиться музыкальным способностям одаренной девочки. С пяти лет она обучалась игре на фортепиано, а, услышав однажды знаменитого виртуоза-контрабасиста С.Кусевицкого, выразила твердое желание заниматься и на виолончели. Судьба благоприятствовала дебютантке. В 8 лет она поступила в класс отличного виолончелиста и педагога К.Миньяр-Белоручева, в свое время окончившего Московскую консерваторию по классу А.фон Глена, ученика К.Давыдова - основателя русской виолончельной школы. За годы обучения в Тифлисской консерватории (1914-23) Г. смогла стать отменным музыкантом, овладевшим большим репертуаром. Игру виолончелистки отличала поэтичная одухотворенность музыкального высказывания, красота тона, быть может, и не очень большого по силе, но богатого по тембровой палитре.
      С огромным успехом прошли в Москве первые выступления Г. (1923). Ее интерпретация музыки Шумана, Шопена, Дворжака, д'Альбе-ра покорила даже самых строгих критиков очарованием стихии музыкальности, которая пронизывала каждый звук. В 1924 Г. исполнила в Ленинграде "Вариации на тему рококо" П.Чайковского. Ее игра получила высокую оценку А.Глазунова, назвавшего артистку "чудом природы". Следующий, 1925, оказался рубежным в жизни Г. Вместе с некоторыми молодыми музыкантами ее направили по инициативе наркома просвещения А.Луначарского за границу для совершенствования мастерства. Виолончелистка с большим вниманием отнеслась к предоставленной ей возможности, взяв немало уроков у Х.Беккера, Ф.Сальмонда и даже самого П.Казальса. Маэстро с искренней симпатией отнесся к дарованию Г., о чем свидетельствовали в дальнейшем концертные выступления виолончелистки с оркестром, созданным великим музыкантом XX в. (Оркестр Пау Казальса).
      Водоворот новых ярких впечатлений закружил Г. Признание и восторги сопровождали ее концерты в большинстве стран Западной Европы. Немалое значение имела при этом приветливая, скромная манера общения, привлекательная внешность артистки. "Восток, не раз оживляющий нашу музыкальную жизнь большими талантами, - писал один из рецензентов, - опять наградил нас исключительным музыкальным явлением. В недалеком будущем имя Раи Гарбузовой получит мировую известность". В 1927 Г. концертировала в США. Однако подлинный ее дебют в этой стране состоялся лишь в декабре 1934 в Нью-Йорке. Он значительно упрочил артистическое реноме виолончелистки, позволив ей принять окончательное решение о переезде в США (1939). Способствовали тому семейные обстоятельства и новые интересные ангажементы. Заметим, однако, что для самой Г. это был, видимо, нелегкий шаг; в течение ряда лет она сохраняла советское гражданство. Свою родину Г. посетила дважды - в 1934 и 1960. И оба раза ее концерты свидетельствовали о мастерстве, обаянии таланта, изяществе игры и самобытности трактовки. Они привлекали внимание музыкальной общественности, получили положительные отклики в прессе.
      Имеющиеся грамзаписи с достаточной достоверностью и полнотой раскрывают многие черты интерпретаторского стиля Г. Так, в сонате Дебюсси для виолончели и фортепиано артистка, смело пользуясь принципом художественного контраста, рельефно воссоздает самые разнообразные и тонкие оттенки настоений: лирику и гротеск, мечтательность и танцеваль-ность. В трактовке Г. камерный опус одного из наиболее значительных французских композиторов-импрессионистов предстает как ряд интересных "театральных сценок", стройных по форме и полных жизненной правды. "Звездным часом" артистической судьбы Г. следует назвать осуществленное ею первое исполнение концерта американского композитора Барбера, Оно состоялось в Бостоне 5.4.1946 совместно с оркестром под управлением С.Кусевицкого. Позднее Г. не только записала сочинение на пластинку, но и сделала редакцию виолончельной партии. Артистизм и мастерство, рельефность и пластичность фразировки, праздничность и красочность звучания позволили Г. оригинально воплотить характерный для этого опуса синтез элементов неоклассицизма (ясность формы, приемы развития) с элементами американской народной музыки, возможно, негритянских спиричуэлс.
      Искусство Г. привлекало внимание не только американских авторов. В 1950 австрийский композитор Ратхауз специально для нее написал "Ночную рапсодию", в 1956 итальянец Ри-етти посвятил ей виолончельный концерт. Проявленный интерес к творчеству Мартину позволил Г. стать первой исполнительницей Третьей сонаты для виолончели и фортепиано этого своеобразного чешского композитора.
      Свою лепту в американскую виолончельную школу внесла Г. и как педагог. В течение многих лет (с 1970 ) она преподает в Колледже Харти в Хартворде (шт. Коннектикут) и проводит занятия на различных курсах мастерства, существующих при многих американских университетах. Правда с 1991, после тяжелой автомобильной катастрофы, Г. значительно сократила свою педагогическую деятельность; но все же и сейчас она слушает и консультирует молодых музыкантов. Огромный опыт Г., ее известность и авторитет солистки-концертантки, безупречный художественный вкус позволяют с успехом передавать новому поколению виолончелистов приемы виртуозного владения инструментом.
      Лит.: Гинзбург Л.С. История виолончельного искусства, кн. IV. М., 1978.
     
      Т.Гайдамович
     
      ГЕССЕН Сергей Иосифович (Serguis), (3.9.1887, Усть-Сысольск - 25.9.1950, Лодзь) - философ, педагог. Родился в семье известного адвоката и публициста, одного из лидеров кадетской партии Иосифа Владимировича Г. В 1905 после окончания петербургской гимназии Г. уехал в Германию, где в университетах Гейдельберга и Фрейбурга слушал курсы В.Виндельбанда, Э.Ласка, Г.Риккерта. Под влиянием последнего Г. стал горячим защитником трансцендентализма. Учившийся вместе с ним Ф.Степун вспоминал впоследствии, что "религиозной темы, или хотя бы только метафизической тоски в нем тогда не чувствовалось, но умен он был изумительно, причем определенно критическим и даже скептическим умом". В 1910 во Фрейбургском университете Г. защитил докторскую диссертацию на тему "Индивидуальная причинность", привлекшую к нему внимание в немецких философских кругах. В диссертации им было развито учение Риккерта о границах естественно-научного образования понятий прим.тельно к анализу идеи причинности. Г. рассматривал эту проблему на основании различия между "идеографическими" и "номотетическими" науками. По мнению В.Зеньковского, эта работа Г. "не забудется в развитии проблемы причинности".
      Вернувшись в Россию, Г. в 1910 основал вместе со своими студенческими товарищами русскую секцию международного историософ-ского журнала "Логос". По словам Степуна, "идея воплощения вечного Логоса философии в многоязычном журнале увлекала его своею новизною и красотою. В продолжение 4-х лет Г. редактировал созданный им журнал. Он также активно печатался в кадетской газете "Речь", переводил на русский язык работы Риккерта, А.Бергсона и др. европейских философов. С 1913 по 1917 приват-доцент Петербургского университета.
      После Февральской революции Г. сблизился с плехановской группой "Единство", но скоро почувствовал свою непригодность к политической деятельности. Летом 1917 он переехал в Томск, где стал вначале профессором по кафедре философии и педагогики, а затем деканом историко-философского факультета Томского университета. Некоторое время работал директором Высших педагогических курсов. Однако революционные события в Сибири вынудили Г. к эмиграции.
      До 1924 он жил в Германии: профессор Русского научного института в Берлине, а также редактор журнала "Русская школа за рубежом". В 1924 Г. переехал в Прагу, где в течение 3-х лет преподавал на кафедре педагогики в Русском высшем педагогическом институте. В 1925 вместе с Б.Яковенко и Степуном пытался возобновить русское издание "Логоса". В 1934 Г. получил приглашение на кафедру философии педагогики в Вольной Всепольской школе в Варшаве и принял польское гражданство. В Польше он пережил все события 2-й мировой войны, во время которой, как сообщает Сте-пун, родные Г. погибли в нацистских концлагерях, а ему самому также пришлось пережить многократные аресты и концлагерь. После войны в 1945 Г. получил должность профессора педагогики в университете Лодзи. Однако с установлением режима новой власти его преподавательская деятельность в области философии стала невозможной. Последние годы жизни он занимался русской филологией.
      В эмиграции Г. работал преимущественно над вопросами философии, социологии и права. В то же время он много писал и по педагогике. Главная его книга в этой области - "Основы педагогики" (Берлин, 1923) - выросла из лекций в Томском университете. В ней прежде всего сказалось тяготение Г. к прикладной философии. В предисловии к этой работе он писал: "Как философа меня привлекала возможность явить в этой книге практическую мощь философии". Книга Г. содержит философские основы образования и воспитания. Система воспитания опирается на представление о личности, выражающее позицию трансцендентализма. По мнению Г., личность созидается только через приобщение к миру сверхличных ценностей. Поэтому цель воспитания Г. полагает в превращении естественного человека в человека культурного.
      В области социологии Г. была написана книга "Проблема правового социализма" (1924). В ней предпринята попытка соединить положительные моменты индивидуалистической структуры общества с положительными моментами социалистического идеала. По мнению Г., осуществление этого придало бы более совершенное выражение ценностям религии, национальности, государства, частной собственности и свободы.
      При разработке проблем этики Г. склонялся к интуитивизму, пытаясь расширить его при помощи концепции практической волевой интуиции, которую он называл "волезрением". Это можно обнаружить в его работе "Трагедия добра в "Братьях Карамазовых" Достоевского" (1928). По мнению Г., три брата - Дмитрий, Иван, Алексей - олицетворяют собой три стадии добродетели. Дмитрий - воплощение естественной основы нравственности, выраженной в соответствии с теорией Вл.Соловьева полуинстинктивными чувствами стыда, жалости и благоговения. Иван символизирует добродетель, которая стала предметом рационального анализа. Это автономная добродетель Канта, состоящая в исполнении долга без любви. Высшая степень добродетели - добродетель как любовь - воплощена в Алеше. В представлении Г. старец Зосима является представителем сверхэтической святой жизни. Он стоит выше сферы морали, а Федор Павлович Карамазов - ниже ее.
      Философское творчество Г. не содержит законченной системы взглядов. По мнению Зень-ковского, "философскому дарованию Гессена не дано было развернуться в полноте - и внешние неблагоприятные обстоятельства жизни, и внутренняя скованность мысли ...обеспложивающим трансцендентализмом помешали этому". Степун запечатлел некоторые черты психологического облика Г.: "Дома, в семье своего отца, а впоследствии и в своей собственной семье (Сергей Иосифович был женат на дочери известного в Москве психиатра Минора) он как-то не расцветал, иной раз даже тускнел..., зато на заседаниях, докладах и в особенности в гостях он распространял вокруг себя атмосферу подлинной симпозиальности".
      Соч.: Мистика и метафизика // Логос, 1910, кн. 1; Философия наказания // Там же, 1912-13, кн. 12; Политические идеи жирондистов. К истории политических воззрений в эпоху революции. М., 1917; Политическая свобода и социализм. Пг., 1917; Свобода и дисциплина. Пг., 1917; Крушение утопизма // СЗ, 1924, № 19; Монизм и плюрализм в систематике понятий // Рус. народ, ун-т в Праге. Науч. тр., т. 1: Философия. Прага, 1928; Борьба утопии и автономии добра в мировоззрении Ф.М.Достоевского и Вл.Соловьева // СЗ, 1931, № 45-46; Мировоззрение и идеология // СЗ, 1935, № 57.
      Лит.: Зеньковский В.В. С.И.Гессен как философ // НЖ, 1951, № 25; Степун Ф.А. Памяти С.И.Гессена// Там же; Зеньковский В.В. История русской философии, т. 2, ч. 1. Л., 1991.
     
      А.Поляков, Е.Тимошина
     
      ГИППИУС Зинаида Николаевна (псевд. Антон Крайний) (8.11.1869, Белев, Тульская губ, - 9.9.1945, Париж) - поэт, прозаик, литературный критик. Отец из немецкой семьи, проживавшей с XVI в. в России; мать - дочь екатеринбургского полицмейстера. Из-за болезни легких Г. не получила систематического образования, жила с матерью (отец умер в 1881) в Ялте и на Кавказе. В Боржоми познакомилась с Д.Мережковским, 8.1.1889 обвенчалась и уехала с ним в Петербург. Этот духовный и творческий союз продолжался 5 2 года и описан в неоконченной книге Г. "Дмитрий Мережковский" (Париж, 1951; М., 1991).
      Первые стихи Г., написанные под влиянием С.Надсона, появились в журнале "Северный вестник" (1888, № 12). Позднее Г. говорила: "Стихи я всегда писала редко и мало, - только тогда, когда не могла не писать". Литературная известность пришла с ее стихами, появившимися в "Северном вестнике" в 1895 (№ 3,12) и определившими ее место среди символистов. В 1904 и 1910 в Москве вышло "Собрание стихов" (кн. 1-2). В 1899-1901 в журнале "Мир искусства" печатались ее литературно-критические статьи. В 1901-3 вместе с Мережковским и В.Розановым организовала Религиозно-Философские собрания в Петербурге, была одним из редакторов журнала "Новый путь" (1903-4), где печатались протоколы этих собраний, Квартира Мережковских в доме Мурузи (Литейный, 24) стала местом встреч петербургских символистов и религиозных философов, Критические статьи Г. печатались в "Весах" (1906-8), "Русской мысли" (1910-14) и др, журналах. С 1906 по 1914 Мережковские жили за границей, в Париже, наезжая временами в Россию.
      Г. - автор сборника рассказов "Новые люди" (СПб., 1896), "Зеркала" (СПб., 1898), "Третья книга рассказов" (СПб., 1902), "Алый меч" (СПб., 1906), "Черное по белому" (СПб., 1908), "Лунные муравьи" (М., 1912); романов "Чертова кукла" (М, 1911), "Роман-царевич" (М., 1913); пьес "Маков цвет" (СПб., 1908, совм. с Мережковским и Д.Философовым), "Зеленое кольцо" (Пг., 1916), в которых переплетаются идеи символизма, ницшеанства, религиозной философии.
      Особый интерес Г. проявила к жанру дневников и мемуаров. Предназначавшиеся для прижизненной публикации, они были вместе с тем образцами публицистики. В 1908 вышла ее книга очерков "Литературный дневник". Из дневников, которые Г. вела в течение полувека, наибольшей известностью пользуются "Петербургские дневники", частично изданные в 1921 в Софии и Мюнхене ("Черная книжка" и "Серый блокнот") ив 1929 в Белграде ("Синяя книга"), дважды переизданные с предисловием Н.Берберовой (Нью-Йорк, 1982, 1990).
      Г. не была захвачена шовинистическим энтузиазмом первых лет мировой войны. В докладе, прочитанном в Религиозно-Философском обществе в ноябре 1914, утверждала, что война является осквернением человечества. Со временем Г. пришла к мысли, что только "честная революция" может по-настоящему покончить с войной. Подобно другим символистам видела в революции великое духовное потрясение, призванное очистить человека и создать свободную Россию, надеялась, что революция раскрепостит людей и их религиозное сознание, которое подавлялось самодержавием и церковью. Революция представлялась ей исходом "разрушительных" и "созидательных" сил, издревле дремавших в недрах России. "Петербургские дневники" писались, по признанию Г., "около решетки Таврического Дворца", где заседала Государственная дума и один день - 5.1.1918 - Учредительное собрание (Мережковский и Г. жили напротив Таврического дворца на Сергиевской, 83). Дневник 1917 рисует картину сползания страны в бездну безумия. Из окна своей квартиры они "следили за событиями по минутам". К ним приходили "исторические личности", особенно часто видные руководители эсеров и кадетов. Временное правительство воспринималось Мережковским, Г. и их друзьями как свое и близкое, с некоторыми министрами они были лично связаны (А.Керенский, Б.Савинков). Восторженно приняв Февральскую революцию, Г. одна из первых (как и В.Розанов, И.Бунин, А.Ремизов) увидела антидемократическую и антинациональную сущность октябрьского переворота 1917, наступление "власти тьмы". "Главные вожаки большевизма, - писала она в "Синей книге", - к России никакого отношения не имеют и о ней меньше всего заботятся. Они ее не знают, - откуда? В громадном большинстве не русские, а русские - давние эмигранты".
      "О, какие
      противные,
     
      черные,
      страшные и
      стыдные дни!" - восклицает Г. и пишет 9.11.1917 стихи о судьбе русской революции: "Лежим, заплеваны и связаны, / По всем углам. / Плевки матросские размазаны / У нас по лбам". По ее мнению, переворот 25.10.1917 произвел на всю интеллигенцию, за редкими исключениями, тягчайшее впечатление: "Расстрелянная Москва покорилась большевикам. Столицы взяты вражескими - и варварскими - войсками. Бежать некуда. Родины нет". Г. порвала с А.Блоком и В.Брюсовым, сотрудничавшими с новыми властями, которые были для Г. воплощением "царства Дьявола". Дневники с ноября 1917 до января 1919 ("Черные тетради") остались в России; они хранились в Отделе рукописей ГПБ в Петербурге и впервые полностью опубликованы в 1992 в альманахе "Звенья" (СПб., М., вып. 2). В "Черных тетрадях", а также в ранее опубликованных частях "Петербургских дневников" Г. стала летописцем жизни тех, кто после октябрьского переворота оказался в родной стране на положении "внутренних" эмигрантов, она запечатлела репрессии против печати и политических партий, аресты и расстрелы интеллигенции, дворян, офицеров, составила список деятелей культуры - "перебежчиков", "кому не простит никогда" (среди них А.Блок, А.Белый, А.Бенуа, С.Есенин, Вс.Мейерхольд, К.Чуковский и др.). Чуковский отметил в дневнике, что Г. "в течение года ругает с утра до ночи большевиков...".
      Мережковский и Г. надеялись на свержение большевистской власти, но, узнав о поражении Колчака в Сибири и Деникина на юге, решили бежать из Петрограда. 24.12.1919 они совместно с их другом ДФилософовым и секретарем В.Злобиным покинули город, якобы для чтения лекций в красноармейских частях в Гомеле; в январе 1920 перешли на территорию, оккупированную Польшей, и остановились в Минске. Здесь Мережковские читали лекции для русских эмигрантов, писали политические статьи в газете "Минский курьер". В феврале 1920 переехали в Варшаву, где занялись активной политической деятельностью. Жизнь снова наполнилась для них смыслом - борьбой за свободу России. Г. стала редактором литературного отдела в газете "Свобода". Из Парижа приехал Савинков, чтобы совместно продолжить борьбу против большевизма. Г. и Савинкова связывала долголетняя дружба, она редактировала его роман "Конь бледный", который привезла в Россию и напечатала в журнале "Русская мысль". История взаимоотношений Г.-Философов- Савинков рассказана в дневнике Г. "Коричневая тетрадь" (Возрождение, 1970, № 221), являющимся эпилогом трех ранних дневников: "Дневник любовных историй", "О Бывшем" (Там же, 1970, № 217-220) и "Варшавский дневник" (Там же, 1969, № 214-216). Темы и мотивы постоянно переплетаются в них, образуя прихотливый узор гиппиусовской прозы.
      В Варшаве Г. быстро разочаровалась в газете "Свобода", где ее, как она говорила, лишили какой бы то ни было свободы, и стала помогать Мережковскому в написании работы о правителе Польши Ю.Пилсудском, в котором они видели избранника Божьего для служения человечеству и для избавления мира от "безнравственного большевизма". В Польше Г. видела страну "потенциальной всеобщности", которая может положить конец вражде разъединенных наций: преодолев долголетнюю взаимную ненависть, Польша и Россия перед лицом общей опасности большевизма должны создать союз братских народов. Г. требовала от польского правительства признания, что Польша воюет не против русского народа и России, а против большевизма. В июле 1920 после такого заявления правительства Пилсудского Г., Мережковский и Философов написали воззвание к русской эмиграции и к русским в России по поводу союза с Польшей. Однако, когда в октябре 1920 Польша подписала перемирие с Россией, Г. стала критически относиться к Пилсуд-скому, правительство которого официально объявило, что русским людям в Польше воспрещается критиковать власть большевиков под угрозой высылки из страны. Убедившись, что "русскому делу" в Варшаве положен конец, Мережковские 20.10.1920 выехали в Париж.
      Крушение судьбы и творчества писателя, обреченного на жизнь вне России - постоянная тема поздней Г. В эмиграции она оставалась верна эстетической и метафизической системе мышления, сложившейся у нее в предреволюционные годы в результате участия в Религиозно-Философском собрании и в Религиозно-Философском обществе. Эта система основывалась на идеях свободы, верности и любви, вознесенной до Христа. Поселившись в Париже, где у них с дореволюционных времен сохранилась квартира, они установили и возобновили знакомство с К.Бальмонтом, Н.Минским, И.Буниным, И.Шмелевым, А.Куприным, Н.Бердяевым, С.Франком, Л.Шестовым, А.Карташевым. Г. поражала всех своей "единственностью", пронзительно-острым умом, сознанием (и даже культом) своей исключительности, эгоцентризмом, нарочитой, подчеркнутой манерой высказываться наперекор общепринятым суждениям и очень злыми репликами. "Изломанная декадентка, поэт с блестяще-отточенной формой, но холодный, сухой, лишенный подлинного волнения и творческого самозабвения" (Ю.Терапиано).
      В эмиграции Г. переиздавала написанное в России (сб. рассказов "Небесные слова". Париж, 1921). В 1922 в Берлине вышел сборник "Стихи: Дневник 1911-1921", ав Мюнхене - книга четырех авторов (Мережковский, Г., Философов и Злобин) "Царство Антихриста", где впервые опубликованы две части "Петербургских дневников" со вступительной статьей Г. "История моего дневника". В 1 925 в Праге вышел двухтомник мемуаров Г. "Живые лица" (Л., 1991; Тбилиси, 1991), в котором воссозданы литературные портреты Блока, Брюсова, А.Вырубовой, В.Розанова, Ф.Сологуба и др. В.Ходасевич высоко оценил художественное мастерство этих мемуаров, но опроверг "слухи", приведенные Г., в частности, о Горьком и Розанове. Ответное письмо Ходасевичу Г. закончила словами: "Вы больше любите Горького, я - больше Розанова". И.Одоевцева выделяла мемуары Г.: "Проза Г. не очень хороша. Она - поэт, она - критик. Но прозаик слабый. Исключение - "Живые лица".
      В 1926 Мережковский и Г. решили организовать литературное и филосовское общество "Зеленая лампа", президентом которого стал Г.Иванов, а секретарем - Злобин. Общество сыграло видную роль в интеллектуальной жизни первой эмиграции и соединило лучших представителей русской зарубежной интеллигенции. Это было закрытое общество, которое должно было стать "инкубатором идей" и все члены которого были бы в согласии относительно важнейших вопросов. Первое заседание "Зеленой лампы" состоялось 5.2.1927 в здании Русского торгово-промышленного союза в Париже. Во вступительном слове Ходасевич напомнил о собраниях "Зеленой лампы" в начале XIX в., в которых принимал участие молодой Пушкин. Для Г. зеленый цвет ассоциировался с верой в религию, в Россию, в высокие идеалы человечества. Стенографические отчеты первых пяти собраний напечатаны в журнале "Новый корабль", основанном Г. в Париже (ред. Злобин, Ю.Терапиано, Л.Энгельгардт). В своем докладе "Русская литература в изгнании", прочитанном на первом заседании "Зеленой лампы", Г. говорила об особой миссии русской литературы в изгнании - необходимости учиться истинной свободе слова. Она предлагала отказаться от узости, от партийности и многих прежних "заветов". Главной темой русской зарубежной литературы она считала правду изгнанничества и удивлялась, как могло случиться, что после 10 лет, в которые рушилось полмира и все погибло для эмигрантов, люди продолжают писать в Париже так же и о том же, что и раньше. В этом она видела известную ущербность литературы в изгнании. Вместе с тем, сопоставляя эту литературу с советской, она предлагала конкретный исторический подход к этим двум явлениям: "Ведь когда мы просто литературу советскую критикуем, мы делаем не умное и, главное, не милосердное дело. Это все равно, как идти в концерт судить о пианисте: он играет, а сзади у него человек с наганом и громко делает указания: "Левым пальцем теперь! А вот теперь в это место ткни!" Хороши бы мы были, если б после этого стали обсуждать, талантлив музыкант или бездарен!" Этот образ "человека с наганом" воспринимался Г. достаточно широко - как "приказ собственной воли". Такое понимание восходит к статье Г. "Как пишутся стихи" (созданной в том же году, что и известная статья В.Маяковского с аналогичным названием), в которой утверждается преемственность культурной традиции русского зарубежья.
      В сентябре 1928 Мережковский и Г. приняли участие в 1-м съезде русских писателей-эмигрантов, организованном югославским правительством в Белграде. При Сербской Академии наук была создана издательская комиссия, начавшая выпускать "Русскую библиотеку", в которой вышла "Синяя книга" Г.
      Тема свободы и вопрос, возможно ли подлинное художественное творчество в отрыве от родной почвы, оставались главными для Г. на протяжении всех лет существования "Зеленой лампы", прекратившей свои собрания с началом 2-й мировой войны в 1939. Еще при обсуждении своего первого доклада в "Зеленой лампе" она с горечью говорила: "Некогда хозяин земли русской, Петр, посылал молодых недорослей в Европу, на людей посмотреть, поучиться "наукам". А что если и нас какой-то Хозяин послал туда же, тоже поучиться, - между прочим и науке мало нам знакомой - Свободе?" Этой теме Г. посвятила статью "Опыт свободы", где говорила о свободе слова в эмиграции и в прежней России, о мере свободы и значении этого понятия: "Пусть не говорят мне, что в России, мол, никогда не было свободы слова, а какой высоты достигла наша литература! Нужно ли в сотый раз повторять, что дело не в абсолютной свободе (абсолюта вообще и нигде не может быть, ибо все относительно); мы говорим о той мере свободы, при которой возможна постоянная борьба за ее расширение. Довоенная Россия такой мере во все времена отвечала... Но признаем: общая свобода в России прогрессировала медленно, и понятие ее медленно входило в душу русского человека. Он - не писатель только, а вообще русский человек - не успел еще ей как следует выучиться, когда всякую школу захлопнули".
      С годами Г. изменялась, младшее литературное поколение, начавшее писать в эмиграции, постоянные посетители "воскресений" у Мережковских и "Зеленой лампы" застали Г. уже другой - обращенной к вечной теме "Сияний", как называлась книга ее стихов, вышедшая в Париже в 1938. В ней было много горечи и разочарования, она стремилась понять новый мир и нового человека, чем этот человек жив, во что верит и что в нем истинно. Однако в чем-то основном, главном этот новый мир от нее ускользал. В поэзии и в жизни сердца у Г. преобладало рациональное начало. Даже в Бога она верила умом, хотела верить в бессмертие души, но ей не было дано тех интуитивных прозрений, которые знал Блок. "Очарования", "прелести", "душевной теплоты", как отмечали современники, в ней не было. "Но в ней есть порой холодный блеск взлетающей с земли ввысь ракеты - ракеты, обреченной неминуемо разбиться о какое-нибудь небесное тело, не будучи в состоянии вернуться назад и рассказать нам о том, что там происходит. И еще - много горя, боли, одиночества" (Ю.Терапиано). В июне 1940, за десять дней до оккупации немцами Парижа, Мережковский и Г. переехали в Биарриц на юг Франции. Отношение Г. к фашистской Германии неоднозначно. Ей был неприемлем любой вид деспотизма, но чтобы сокрушить большевизм, она готова была сотрудничать хоть с дьяволом. И все же, несмотря на страстное желание видеть Россию свободной, Г. никогда не сотрудничала с гитлеровцами. Ю.Терапиано подчеркивал, что она "всегда была подлинной русской патриоткой, глубоко любящей свою родину".
      Соч.: Стихотворения и поэмы, т. 1-2. Мюнхен, 1972; Пьесы. Мюнхен, 1972; Стихи. Воспоминания. Документальная проза. М., 1991; Стихотворения. Проза. Л., 1991; Чертова кукла. Проза. Стихотворения. Статьи. М., 1991.
      Лит.: Вишняк М. Гиппиус в письмах // НЖ, 1954, № 37; Злобин В.А. Тяжелая душа. Вашингтон, 1970; Pachmuss T. Z.Hippius: An Intellectual Profile. London, 1971; Ibid. Intellect and Ideas in Action: Sel. correspondence of Z.Hippius. Munchen, 1972; Barad A. Bibliographic des oeuvres de Z.Hippius. Paris, 1975; Святополк-Мирский Д.П. Зинаида Гиппиус (1928) // Рус. лит-pa, 1990, № 4; Савельев С.Н. Жанна д'Арк русской религиозной мысли. М., 1992.
      Арх.: ОР РНБ, ф. 481.
     
      А.Николюкин
     
      ГОЛОВИН Николай Николаевич (22.2.1875, Москва - 10.1.1944, Париж) - военный теоретик, педагог, историк. Родился в дворянской семье, ведущей происхождение от крестника царя Ивана III - московского боярина Ивана Головы. Сын генерала-от-инфантерии Н.М.Головина - участника обороны Севастополя в Крымскую войну, заведующего передвижением войск и военных грузов в Русской армии (1886-96). Окончил Пажеский корпус (1894) и Николаевскую академию генерального штаба (1900). В 1896 опубликовал первую печатную работу "1812 год. Отечественная война и ее герои". Проходил службу в гвардейской конно-артиллерийской бригаде (1894-97), в 37-й пехотной и 2-й гвардейской пехотной дивизиях в должности старшего адъютанта штаба (1901-2) и командира эскадрона (1902-3), в штабе войск гвардии и Петербургского военного округа в должности обер-офицера для особых поручений и помощника адъютанта (1903-4), в Варшавской крепости в должности начальника строевого отделения (1905). В период с 1905 по 1909 исполнял должность заведующего передвижением войск Петербургско-Двинского района, совмещая службу с научной деятельностью в Обществе ревнителей военных знаний (в 1905-7 секретарь). В 1907 защитил диссертацию по военной психологии ("Исследование боя. Исследование деятельности и свойств человека как бойца") на звание экстраординарного профессора Николаевской академии генерального штаба. В диссертации одним из первых обосновал важность моральных и духовных качеств военнослужащего. В период с 6.2.1908 по 18.4.1909 сочетал исполнение служебных обязанностей с педагогической деятельностью в академии.
      Осенью 1908 был откомандирован на год во французскую Военную академию ("Ecole superieur de guerre") для изучения зарубежного опыта высшей военной школы. Находясь в Париже, установил дружеские отношения с начальником академии генералом Ф.Фошем. По возвращении он представил отчет "Французская высшая военная школа", в котором обосновал необходимость реорганизации военного обучения в России. Главным Г. считал изучение тактики и психологии солдатских масс, "перенесение центра тяжести обучения на приложение знаний к частному случаю", объединяя теоретические знания с прикладными. Выразил эти идеи в защищенной в 1909 диссертации на звание ординарного профессора, а также в лекции "Опыт применения прикладного метода обучения при обучении тактике в Императорской Николаевской военной академии" (1912). С 1910 приступил к практическому осуществлению своей программы реформирования процесса обучения в академии. Проводил научные изыскания в области развития военного искусства и военной психологии: "Высшая военная школа", "Введение в курс тактики", "Служба Генерального штаба. Оперативная служба" (1912); "Естественный отбор и социальный подбор в общественной жизни", "История военного искусства как наука" (1913). Предложения Г. по реорганизации учебного процесса не встретили поддержки военного министра генерала В.Сухомлинова и части профессуры академии во главе с генералом А.Байовым. Конфликт привел к тому, что в начале 1914 полковник Г. был отослан командиром 20-го Драгунского Финляндского полка в Вильманстранд, а вскоре стены академии вынуждены были покинуть и его единомышленники-новаторы.
      1-ю мировую войну Г. встретил командиром 2-го лейб-гвардии Гродненского гусарского полка, которым успешно командовал в период Гали-цийского сражения (авг.-сент. 1914). За доблестное командование полком Г. был произведен в генерал-майоры, награжден Георгиевским оружием и четырьмя орденами. В ноябре 1914 (после ранения и контузии) он назначен генерал-квартирмейстером штаба 9-й армии, с октября 1915 исполнял должность начальника штаба 7-й армии, а с апреля 1917 являлся начальником штаба Группы армий в Румынии (Румынского фронта). В период нахождения на этих командных должностях руководил разработкой и непосредственно участвовал в осуществлении более чем 30 крупных армейских операций (в том числе и в знаменитом Бруси-ловском прорыве русских войск на Юго-Западном фронте в 1916). Отмечен пятью боевыми наградами; получил чин генерал-лейтенанта. Весной 1917 выдвигался на должность начальника военной академии, но из-за независимых суждений Г. назначение не состоялось.
      Развал фронта и октябрьский переворот 1917 Г. встретил в должности начальника штаба Румынского фронта. В декабре 1918 уехал через Одессу в Париж, затем в Лондон, где занял должность помощника по военным вопросам С.Сазонова - официального представителя адмирала Колчака и генерала Деникина на Версальском конгрессе государств-победителей в 1-й мировой войне. Участвовал в переговорах о предоставлении помощи белым армиям. Летом 1919 Г. принял приглашение адмирала Колчака возглавить штаб его армии, после чего прибыл в Омск, где успешно руководил обороной города. В этот период колчаковские войска, оставив Поволжье, отходили на восток. По разработанному Г. плану и при его непосредственном участии в сентябре была успешно осуществлена Петропавловская армейская наступательная операция белой армии. В октябре 1919 Г. в связи с последствиями контузии, полученной на германском фронте, был эвакуирован в Токио. В 1920, после поражения Колчака, уехал во Францию.
      К периоду эмиграции относится расцвет его военно-научной деятельности: написал целую серию работ по истории 1-й мировой войны ("Из истории кампании 1914 г. на Русском фронте" в 4-х т. Прага-Париж, 1925-40); анализировал как отдельные кампании на русско-германском фронте, так и применение родов войск на войне ("Авиация в минувшую войну и в будущую". Белград, 1922; "Современная конница". Белград, 1924-29; "Танки в минувшую войну и в будущую". Прага, 1925); рассматривал проблемы военно-стратегических исследований ("Тихоокеанская проблема в ХХ-м столетии". Прага, 1924, совм. с А.Бубновым; "Современная стратегическо-политическая обстановка в Китае". Париж, 1932; "Современная стратегическая обстановка на Дальнем Востоке". Белград, 1934; "К чему идет Великобритания? (Стратегическое исследование)". Рига, 1935; "Итало-абиссинская война". Париж, 1935), нашедших отклик в научных и политических кругах многих стран мира. Для специалистов могут представлять интерес две его работы по вопросам боевого применения авиации в современной войне, написанные в соавторстве с сыном - М.Головиным ("Air Strategy". London, 1936; "Views on Air Defence". London, 1938). Для'издававшейся в 1927-32 под эгидой Фонда Карнеги серии "Economic and Social History of the World War" Г. написал в 1931 книгу "Русская армия в мировой войне" ("The Russian Army in the World War"), принесшую ему мировую известность.
      Помимо научных изысканий в области истории военного искусства и военной социологии, парижский период жизни Г. (1920-44) был связан с его активным участием в жизни учебных и исследовательских учреждений Европы и США. Он преподавал историю 1-й мировой войны во французской Военной академии, являлся профессором Русского историко-филологического факультета при Парижском университете, членом Русской академической группы; с 1926 по 1940 работал в качестве официального представителя Гуверовской военной библиотеки в Париже; посещал в 1930-31 Военный колледж в Вашингтоне и Стэнфордский университет (Калифорния), где читал цикл лекций по истории 1 -и мировой войны.
      Важное место в научной биографии Г. занимало сотрудничество с выдающимся социологом П.Сорокиным. Заинтересовавшись новой областью науки, Г. явился одним из основоположников специальной сферы социологических знаний - социологии войны ("О социологическом изучении войны". Белград, 1937). С 1932 он работал над своим главным трудом "Наука о войне. О социологическом изучении войны" (Париж, 1938). По проблемам военной социологии выступал на 12-м международном социологическом конгрессе в Брюсселе (1935). Последняя фундаментальная работа Г. - "Военные усилия России в мировой войне" (в 2-х т. Париж, 1939); ее главная идея - зависимость духа войск от социальных и политических причин. Книги Г. издавались на русском, английском, французском, немецком, испанском и сербском языках.
      Имя Г. связано с постановкой военного образования русских эмигрантов. С 1922 он создавал соответствующие кружки (к 1925 их насчитывалось 52, где занималось 550 слушателей). По поручению великого князя Николая Николаевича Г. организовал курсы изучения военного дела, открывшиеся 22.3.1927 вступительной лекцией Г. Были открыты также заочные курсы и отделение Парижских курсов в Белграде (1931), затем в Брюсселе при Белградских курсах - Русский военно-научный институт (1936, издавался под ред. Г. журнал "Осведомитель"), при Парижских - Институт по исследованию проблем войны и мира (1 9 3 В). Через курсы в Париже в течение 1 2 лет (до осени 1939) прошло более 400 офицеров, 82 из них получили законченное высшее военное образование. Белградские курсы произвели до 1944 6 выпусков (ок. 200 офицеров), полный курс закончили 77 слушателей.
      Формально не принадлежа ни к одной из политических партий, Г. по своим политическим воззрениям занимал крайне правую позицию среди военной эмиграции, выступал за активную борьбу против СССР. В 1920-23 входил в состав организации Н.Чайковского "Центр действия", был одним из руководителей Русского общевоинского союза (РОВС).
      После окупации германскими войсками части Франции в ходе 2-й мировой войны занял в Париже пост в коллаборационистском Комитете взаимопомощи русских эмигрантов (преобразованном в апреле 1942 в Управление делами русских эмигрантов во Франции), занимаясь отправкой добровольцев на работу в Германию и пополнением армии генерала Власова офицерами.
      Поражения немецких войск на советско-германском фронте, смерть в августе 1943 жены и тот факт, что единственный сын Михаил (авиационный инженер, один из ведущих сотрудников военно-технической разведки Военно-воздушных сил Англии) находился во враждебном ему лагере, подорвали его силы. Г. умер от сердечного приступа и похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Личный архив Г. был передан в 1947 его сыном на хранение в библиотеку Гуверовского института. В Советской России за все время было издано лишь две работы Г.: "Служба Генерального штаба. Разведывательная служба" (1918) по изъятой у него при обыске в Одессе рукописи; "Тихоокеанская проблема в XX-м столетии" (1925). В основном же научное наследие русского военного ученого на родине не известно.
      Соч.: Мысли об устройстве будущей Российской вооруженной силы. Белград, 1925; Российская контрреволюция в 1917-1918 гг., т. 1-5. Париж, 1937.
      Лит.: Алексеев Н.Н. Профессор Императорской Николаевской военной академии Генерального штаба генерал-лейтенант Н.Н.Головин // Рус. инвалид, 1933, 22 февр., № 52; Пятницкий Н. Профессор генерал Н.Н.Головин (Некролог) // Парижский вест., 1944, 15 янв., № 82; Шуберский А.Н. К 25-ти летию со дня основания Высших военно-научных курсов профессора генерала Головина в Белграде. Ментона (Франция), 1955; Поляков В.Н. Памяти профессора ген. Н.Н.Головина // Возрождение, 1957, № 68; Зарубежные высшие военно-научные курсы под руководством профессора генерал-лейтенанта Н.Н.Головина: 1927-1977. Munchen, 1976.
      Арх.: РГВИА, ф. 409, 544; ГАРФ, ф. 5826; Биб-ка Гу-веровского ин-та, личный фонд.
     
      Ю. Трамбицкий
     
      ГОЛУБЕВ Виктор Викторович (12.2.1878, Петербург - 19.4.1945, Ханой) - археолог, востоковед, искусствовед. Из дворянской семьи. Отец Г. - инженер, промышленник, меценат. Брат Лев - камергер, деятель Красного Креста; женат на дочери адмирала С.Макарова. Семье принадлежали поместья в Орловской и Киевской губерниях, особняки в Петербурге и Сочи. В 1900 Г. окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, где учился у М.Ростовцева, который стал его большим другом. Продолжал обучение в Гей-дельбергском университете, в 1904 получил степень доктора философии.
      В 1900 женился на Натали де Кроос (вызывавшей восхищение А.Франса и О.Родена; она ушла в 1 908 к Г.Д'Аннунцио). С 1905 Г. жил в Париже, изучал и коллекционировал персидскую и монгольскую миниатюру (в настоящее время - в Бостонском музее искусств и в музее Чернусского в Париже). Установил связи с парижским музеем Гима - центром востоковедения. Путешествовал по Востоку, побывал в Турции, Египте и в др. странах.
      В 1910-12 Г. отправился в археологическую экспедицию в Индию, откуда привез 1500 фотографий памятников индийской культуры, в том числе свыше 300 снимков фресок буддийских пещерных храмов Аджанты; материалы экспедиции были выставлены в 1913 в музее Чернусского и получили высокую оценку Н.Рериха, который писал в статье "Индийский путь": "За эту радость я очень благодарен моему другу В.В.Голубеву". Описание фресок "Peintures bouddhiquees aux Indes" - было опубликовано в "Annales du Mus6e Guimet" (vol. 40, 1913).
      С августа 1914 Г. - представитель Российского Красного Креста во Франции в чине полковника. Организовывал автосанитарные отряды на фронте, стал летчиком; за проявленное мужество был награжден французским орденом Военного Креста (впоследствии также орденом Почетного легиона). До 1917 жил на широкую ногу; революция лишила его основного источника доходов - имений в России; он вынужден был продать часть своих коллекций и подумывал о карьере музыканта, т.к. блестяще играл на скрипке и имел инструмент работы Страдивари, Несмотря на материальные трудности, сохранил верность своему призванию и после войны возобновил деятельность в области востоковедения. Организовал издание искусствоведческой серии "Ars Asiatica", в которой ему принадлежит том, посвященный шиваистской скульптуре Индии. Читал лекции в Парижском университете, работал секретарем библиотеки университета. Редактор и художник многотомной серии по классическому искусству Востока, иллюстрировал том о тибетском народном театре. Был избран членом Французской Академии изящных искусств.
      В 1920 вступил во французскую Дальневосточную школу в Ханое; с 1927 ее действительный член; в течение 25 лет вел исследовательскую работу в Индокитае. Он стал одним из ведущих археологов. Осуществил археологическую аэрофотосъемку Индокитая. Особый интерес в научном мире вызвали его раскопки в провинции Тхань-Хоа, исследования бронз Тонкина, происхождения бронзовых барабанов и стратиграфии развалин Ангкора. За археологические работы в Индокитае Французская Академия удостоила Г. премии Жиль (1935). Архив Г. находится в Ханое, включает и материалы по русской культуре.
      Соч.: Les mines d'Angkor. Marseille, 1924; Les miniatures orientales de la collection Goloubew au Museum of Fine Arts du Boston. Paris, 1929; L6ge du bronze au Tonkin et dans le Nord-Annam. Hanoi, 1930; Premiere ville d'Angkor. Saigon, 1934; Art et archeologie de I'lndochine. Hanoi, 1938.
      Лит.: Рерих Ю.Н., Вампилов Б.Н. В.В.Голубев // Проблемы востоковедения, 1959, № 3; Malleret Louis. Victor Goloubew. Membre de 1'Ecole Franqaise d'Exreme-Orient. Saigon, 1964; Киркевич В.Г. Осколок вечности // Нева, 1988, № 7.
     
      В.Киркевич
     
      ГОМБЕРГ Мозес (Моисей Георгиевич) (27.1.1866, Елизаветград - 12.2.1947, Анн-Арбор, шт. Мичиган, США) - химик. Детство и юность Г. прошли в Елизаветграде, где в 1884 он окончил гимназию. В том же году семья эмигрировала в США, обосновалась в Чикаго. Не зная языка и не имея средств к существованию, они вынуждены были браться за любую черную работу, часто на скотных дворах, чтобы заработать на кусок хлеба. Г. упорно откладывал крохи, чтобы продолжить образование. Ему удалось поступить и в 1890 закончить со степенью бакалавра наук Мичиганский университет в Анн-Арборе. Талантливого юношу заметили и оставили при университете, где он два года работал ассистентом. Затем защитил магистерскую, еще через два года (1894) докторскую диссертацию по химическим превращениям кофеина, которую выполнил под руководством известного химика А.Прескота. Все эти годы Г. приходилось каждодневно заботиться о дополнительном приработке, чтобы поддержать отца; он проводил химические анализы пищевых продуктов, минералов, патентованных лекарств и даже наркотиков для частных лиц.
      В 1896-97 Г. получил научную командировку в Германию, где два семестра работал в Мюнхенском университете в лаборатории А.Байера под руководством его ближайшего сотрудника Ф.Тиле. В Мюнхене Г. познакомился и на долгие годы подружился с В.Ипатьевым, приехавшим из России также для совершенствования своего образования в лаборатории Байера. Работая в Мюнхене, Г. выполнил оригинальную работу по синтезу и исследованию нитроамино- и нитрозомасляной кислот. Третий семестр командировки Г. провел в лаборатории профессора Мейера в Гейдельбер-гском университете, где решил заняться синтезом тетрафенилметана. Эта работа казалась настолько кропотливой и сложной, что Мейер не раз предлагал ее заменить другой, но Г. терпеливо перебирал синтез за синтезом и, наконец, в 1897 добился успеха. Синтез тетрафенилметана положил начало циклу исследований полиарилалканов, которые, в конце концов, привели к выдающемуся открытию свободных радикалов. Г. поставил целью синтезировать полностью фенилированные простейшие насыщенные углеводороды. Он избрал путь взаимодействия металлов с трифенилх-лорметаном, удачный способ получения которого он разработал незадолго до этого. Обычный путь - из трифенилхлорметана и натрия - не дал желаемого эффекта, но замена натрия порошком серебра привела к прекрасным результатам. При попытке синтезировать фе-нилированный углеводород - гексафенилэтан - неожиданно выделилось реакционноспособ-ное соединение, имеющее интенсивную окраску в растворе; при этом оказалось, что полученное соединение - трифенилметил - представляет собой лишь "половину" молекулы. Это был первый из полученных в свободном виде радикалов. Событие это произошло в 1900 и сделало Г. знаменитым. Он получил звание профессора в Мичиганском университете (1904), где состоял в штате до 1936 (затем почетный профессор). После открытия Г. первого достоверного свободного радикала основным направлением его научных исследований на протяжении дальнейшей почти полувековой деятельности оставались полиарилиро-ванные алкилы, т.е. соединения типа трифенил-метила, а также работы в области теории цветности. Он одним из первых прим.л жидкую двуокись серы для ионизации галохромных карбониевых солей триарилметанового ряда, что позволило ему установить возможность обмена галогена у метанового углерода на галоген в пара-положении бензольного ядра. Это наблюдение позволило получить экспериментальное обоснование представлений о распределении свободной валентности в радикалах.
      В годы 1-й мировой войны Г. работал в Военно-химической службе США, где во главе группы ученых занимался исследованием боевых отравляющих веществ. После первых газовых атак немцев в 1915 предложил свой способ промышленного синтеза этиленхлоргид-рина - промежуточного продукта в производстве отравляющего газа иприта. Позднее (с 1919) Г. стал главным химиком и советником артиллерийского ведомства США по производству порохов и взрывчатых веществ, возглавив в 1927 химическое ведомство США. Заслугой Г. явилось также создание первого удачного антифриза для автомобилей. Кроме того, он изучал металлоорганические соединения. Последнее наиболее известное открытие он сделал в 1924 совместно со своим учеником В.Бахманом. Ими был предложен способ конденсации двух арильных радикалов с образованием производных дифенила (реакция Г.). Следует отметить, что Г. был по натуре исключительно скромным и деликатным человеком, избегавшим почестей и не стремившимся к продвижению по службе. Всю свою жизнь он прожил один, не заводя семьи. Его научные заслуги были признаны во всем мире. Еще в 1914 он был избран членом Национальной Академии наук США, в 1931 - президентом Американского химического общества. Он также состоял членом многих зарубежных научных обществ.
      Лит.: Мусабеков Ю.С., Кошкин Л.В., Белышева Л.В. Из истории учения о свободных радикалах. Моисей Гомберг, его труды и жизнь // Уч. зап. Ярославск. технологич. ин-та. Химия и хим. технология. Ярославль, 1970, т. 313.
     
      В.Волков
     
      ГОНЧАРОВА Наталия Сергеевна (21.6.1861, с. Нагаево, Тульской губ. - 17.10.1962, Париж) - живописец, график, театральный художник. Из дворян, двоюродная правнучка Н.Пушкиной (урожд. Гончаровой). Дочь архитектора С.Гончарова. Получила домашнее образование. Переехав с семьей из Тулы в Москву, окончила там гимназию. В 1901 поступила в скульптурный класс Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Училась у С.Волну-хина и П. Трубецкого; в 1902 Г. получила за одну из работ серебряную медаль. Разочаровавшись в скульптуре, перешла в класс живописи к К.Коровину, затем оставила училище, но поддерживала с ним связь до 1909; результатом первоначальных занятий явилась скульптурная весомость фигур в ее живописных произведениях.
      В начале 1900-х вышла замуж за М.Ларионова и стала заниматься живописью под его руководством, во многом повторяя этапы его эволюции. Творческое своеобразие Г. сказалось в написанных в имении Гончаровых (Полотняный завод) характерно русских пейзажах, во введении в пейзаж фигур работающих крестьянок. В
      1907-10 Г. прошла через постимпрессионистскую и фовистскую живописные фазы, двигаясь ко все большему обобщению цвета, к более звучным контрастам красочных пятен ("Автопортрет с желтыми лилиями", 1907). Осваивая опыт новейшей западной европейской живописи, Г., подобно Ларионову, тяготела в натюрмортах к традиции Ван Гога ("Подсолнухи", 1908-9) и Гогена ("Натюрморт с портретом и белой скатертью", ок. 1909). В дальнейшем стала одной из центральных фигур русского примитивизма. Участница выставок "Стефанос" (1907-8), "Бубновый валет" (1910-11), "Ослиный хвост" (1912), "Мишень" (1913), "№ 4" (1914), международных выставок авангарда, в том числе в 1912 в Мюнхене ("Голубой всадник"), Берлине ("Буря"), Лондоне ("Выставка постимпрессионистов").
      Важнейшая идея, которой подчинены ее работы, - сближение и даже отождествление России с Востоком в качестве единого истока "первобытного творчества". В древней иконописи и стенописи, в народном лубке Г. искала первичную силу и свежесть чувства, непосредственную красочность мировоспрития. Цикл "Сбор плодов" (1908) создан под влиянием одноименной картины Гогена, но также и В,Борисова-Мусатова. В начале 1910-х Г. демонстративно заявила, что ею "пройдено все, что мог дать Запад для настоящего времени". "Мой путь - к первоисточнику всех искусств, к Востоку", - писала она в предисловии к каталогу персональной выставки (Москва, 1913, 768 работ; Петроград, 1914), реализуя эту декларацию в образах крестьянок с восточными, "скифскими" лицами и окаменело медлительными жестами ("Уборка хлеба", "Хоровод", 1910), а в "Сборе плодов" (1911) крестьяне скорее похожи на восточных идолов.
      В полотнах 1911 выражено предчувствие надвигающегося "судного дня"; при этом апокалипсис понимается как суровая восточная легенда, древнейшее откровение веры ("Апокалипсис", 2 цикла - "Сбор винограда" и "Жатва", каждый из 9 картин). В "Сборе винограда" все экспрессивно сдвинуто к Востоку и к древности: "носильщики винограда" с ассирийскими бородами и укороченными фигурами, распластанными как на ближневосточных рельефах, В "Жатве" присутствуют и собственно апокалиптические картины божьего гнева - "Ангелы, мечущие камни на город" и "Город, заливаемый водой". Апогей таких настроений - цикл из четырех полотен "Евангелисты" (1911): на узких, вытянутых кверху холстах сопоставлены четыре суровые фигуры, и как на архаических фресках проступают из мрака фиолетовая, синяя и зеленые краски, насупленные лики и пальцы, то упертые в свитки и лбы, то предостерегающе поднятые кверху. Та же тема экспрессивно развивалась в иллюстрациях к поэме А.Крученых и В.Хлебникова "Игра в аду" (1912), в цикле литографий "Мистические образы войны" (1914) и по-новому - как саморазрушение механических цивилизаций - трактовалась в футуристических видениях Г.: "Фабрика" (1912) - город с его фабричными трубами словно бы сам разрушается от внутренних потрясений; надвигается бунт машин, сорвавшихся с моста - "Аэроплан над поездом" (1913); "Велосипедист" (1913) - восстание механизмов, вырвавшихся из-под контроля; "Ткацкий станок" (1912); "Электрическая машина" (1913). Одновременно Г. исполнила несколько беспредметных "лучистых" полотен, в частности, "Кошки" (1913). В основе "лучей" лежали как бы "разломы" предметов, включающих и землю, и зелень. На желто-коричневой поверхности картины местами вспыхивают световые лучи, но в основном это шрамы на воспламененной материи, сквозь которые проступает подспудная чернота. Отличие Г. от более поздних поколений европейских экспрессионистов в том, что ее мрачные образы одновременно торжественны и красивы.
      Импульсы, идущие от образцов первобытного творчества, Г. претворила и в своих работах театрального декоратора; они принесли ей наибольшую известность. Триумфальный успех имела постановка в декорациях и костюмах Г, "Золотого петушка" - оперы-балета Н.Римского-Корсакова, открывшая полосу ее сотрудничества с антрепризой С.Дягилева. Летом 1914 Г, и Ларионов ездили в Париж на репетиции и премьеру балета, устроив одновременно выставку своих станковых работ в галерее Поля Гийома; как сообщал Ларионов, Г. "имела в Париже большой успех, ...в настоящее время у нее известность в Париже не меньше, чем в Москве...". После контузии Ларионова на фронте и его демобилизации из армии (1915) они присоединились к Дягилеву в Уши (Швейцария), затем направились вместе с его труппой в Испанию и в Италию; в 1917 обосновались в Париже (французское подданство Г. приняла в 1939). "Золотой петушок", костюмы к "Садко" Римского-Корсакова (1916) и к первому варианту "Свадебки" И.Стравинского (ок. 1916) отмечены стихийной мощью, русско-восточной пышностью, но и некоторой эстетической отстраненностью (Россия "глазами Запада"). В эскизах к "Литургии" - балету-мистерии, в основу которого были положены эпизоды из жизни Христа (1915, не осуществлен), наряду с декорациями, воспроизводившими экстатичные русские иконы, костюмы апостолов являли сходство с раскрашенной скульптурой испанских соборов. Как бы вспоминая свои навыки скульптора, Г. замышляла костюмы апостолов в качестве движущихся вдоль сцены уплощенных скульптур, сделанных из жестких материалов. Впечатления от путешествия по Испании отразились в оформлении цикла "испанских балетов" И.Альбениса, М.де Фальи, М.Равеля, Г.Форе (1916); здесь же, как и в других театральных и станковых работах, усиливаются конструктивные элементы. "Испанию я очень люблю, - писала Г. в 1917. - Мне кажется, что изо всех стран, где я бывала, это единственная, где есть какие-то скрытые силы. Этим она близка России... Я все надеюсь хоть ненадолго попасть домой..." Другие оформительские работы для Дягилева: "Ночь на Лысой горе" М.Мусоргского (1923), "Жар-птица" Стравинского (1926).
      В наиболее интересных станковых произведениях Г. 20-х - 30-х так или иначе варьировались мотивы ее декоративных работ, например, в серии живописных композиций "Испанки", перенесенных на панно для виллы С.Кусевицкого в Париже. Покончив с недолгим художественным изоляционизмом, Г. творчески перерабатывала впечатления от широкого круга произведений западного искусства. 1-я половина 20-х - период своеобразного "примитивизма на западной почве". "Деревянная" пластика "женских портретов" напоминает порой о романской скульптуре, а картина "Завтрак" (1924) с приземистыми фигурами на фоне буйной растительности - о живописи Анри Руссо. Западный колорит Г. привнесла даже и в иллюстрации к "Слову о полку Игореве" (1923), в орнаментику которых введены мотивы средневекового звериного стиля, а многие рисунки и картины 2-й половины 20-х полны реминисценциями новой французской живописи от Милле (пейзажи с фигурами) до Мане ("Испанки на балконе") и Ван Гога (рисунки южных пейзажей с "извивающимися" мазками). В портретах и пейзажах 30-х все более возрастает интерес к конкретной натурности, движение кисти уже не высекает формы, как раньше, но лепит ее монотонным мазком.
      Работы в сфере декорационного и театрального искусства принесли Г. в эти же годы широчайшую известность. Имели успех альбомы пошуаров (трафаретов) Г. "L'art decoratif theatral modern" и "Portraits theatreax", выставки в галереях "Соваж" (1918) и "Барбазанж" (1919) - представления с исполнением музыки, театральных скетчей на фоне живописи. Вместе с Ларионовым Г. участвовала в оформлении праздников-балов (афиши, программы или пригласительные билеты, эскизы оформления лож, костюмы и маски).
      Жизнь и творчество Г. в 20-е - 30-е окрашены ностальгическими настроениями. Она теснее, чем Ларионов, соприкасалась с русской эмигрантской, в особенности литературной средой, принимала участие в русских изданиях ("Жар-птица", "Русское искусство", "Числа"), иллюстрировала книги К.Бальмонта, А.Ремизова, Н.Кодрянской. Дружеские отношения еще в 1917 связали Г. и Ларионова с Н.Гумилевым, которому она посвятила гуашь с изображением Христа на троне, позднее с М.Цветаевой, отметившей в статье о творчестве Г. (1929) огромное влияние Г. на современных русских и французских художников. О влиянии на Пикассо "наших красочников Гончаровой и Ларионова" писал и В.Маяковский. В иллюстрациях 20-х ("Город" А.Рубакина, "Словодвиг" В.Пар-наха) Г. использовала мотивы русского периода: крутящиеся детали машин, узкие пространства улиц, заполненных народом. В эскизах ко второму варианту "Свадебки" Стравинского (1923) в последний раз соединены восточная и русская темы. Восточное, азиатское все чаще оказывалось для Г. чужим, экзотическим ("Березка", "Богатырь", 1938; "Клеопатра", 1939-42, спектакль для театра Н.Балиева; "Гюльнара", 1943; "Шота Руставели", 1946), а Россия приобретала отчасти этнографический, красочно-идиллический оттенок (иллюстрации к "Сказке о царе Салтане", 1922; "Деревенский праздник" для театра Ю.Сазоновой, 1924; "Со-рочинская ярмарка", 1932). Эти работы уже не несут в себе энергии "скифской России". Это скорее прекрасный сон, Россия, увиденная издалека. Тенденция декоративности снова наметилась в оформлении оперных постановок: "Джанина ди Бандоне" Чимарозы, "Никогда не догадаться обо всем", 1932; она достигла вершины в "Золушке" П.Эрлангера и "Богатырях" (оба - 1938). Г. сотрудничала с балетными антрепризами последягилевского этапа "Ballet Russe de Monte Carlo", "Русский балет полковника де Базиля", "Балет Б.Князева", 1938-42; "Компания М.Фокина", 1950 и др.).
      Поздние станковые вещи Г., включая многочисленные салонные натюрморты и полотна "космического" цикла 50-х, не попадали на выставки, но постепенно росла известность ее ранних произведений (их переслали Г. из Москвы с помощью Л.Жегина и Б.Терновца). В 1948 М.Сефор устроил выставку "лучистых" работ Ларионова и Г.; итогом ее явилась новая вспышка интереса к их искусству. Выставки Ларионова и Г. в 60-е и 70-е открыли зрителю и примитивный период Г., после чего начались широкие приобретения ее произведений коллекционерами и музеями.
      Соч.: Письма Н.С.Гончаровой и М.Ф.Ларионова к Ольге Ресневич-Синьорелли / Минувшее, вып. 5. М., 1991.
      Лит.: Эганбюри Эли [Зданович И.] Наталия Гончарова, Михаил Ларионов. М., 1913; Харджиев Н. Памяти Наталии Гончаровой и Михаила Ларионова // Искусство книги, вып. 5. М., 1968; Loguine. Gontcharova et Larionov. Cinquante aux Saint Germain-des-Pres. Paris, 1971; Chamot M. Natalia Gontcharova. Paris, 1972; Цветаева М. Наталия Гончарова. Жизнь и творчество // Прометей, вып. 7. М., 1989; Овсянникова Е. Книжная графика Наталии Гончаровой // Иск-во, 1989. № 8; Поспелов Г. Бубновый валет. Московская живопись 1910-х годов и городской фольклор. М., 1990.
     
      Е.Илюхина Г.Поспелов
     
      ГОРОВИЦ Владимир Самойлович (18.9.1904, Бердичев - 5.11.1989, Нью-Йорк) - пианист. Происходил из состоятельной семьи. Отец, Самуил Иоахимович, был инженером, владельцем фирмы по торговле электрическим оборудованием. Среди родных Владимира многие были причаст-ны к музыке. Мать, София Г., училась в свое время в Киевском музыкальном училище; дядя, Александр Иоахимович, окончил Московскую консерваторию по классу А.Скрябина и приобрел известность в Харькове как пианист и педагог; старшая сестра, Регина Самойловна, тоже стала пианисткой и преподавала в Харьковском музыкальном училище. Получив первые уроки фортепиано от матери, Г. с 1912 начал занятия в Киевской консерватории в классе В. Пухальского, а в 1915-19 учился там же у С.Тарковского. Затем его музыкальным наставником стал Ф.Блуменфельд. Личность и творческие принципы этого выдающегося пианиста, композитора и дирижера имели решающее воздействие на формирование молодого Г., всю жизнь остававшегося верным идеалам романтического пианизма. От Блуменфельда унаследовал он дирижерский подход к исполняемому, мастерство звуковой инструментовки, вокальную выразительность интонирования музыкальной фразы, репертуарные пристрастия. По свидетельству самого музыканта, большое влияние оказало на него также общение с Г.Нейгаузом, работавшим тогда в Киеве.
      В детстве Г. не демонстрировал способностей вундеркинда, однако с самого начала проявилась его устремленность к музыке. По воспоминаниям родных, популярный тогда инструктивный репертуар не играл в его занятиях заметной роли, зато он страстно увлекался операми Н.Римского-Корсакова, Р.Вагнера. П.Чайковского, многие из которых мог исполнять наизусть от начала до конца. В эти ранние годы у Г. сложилось обыкновение, берясь за какое-нибудь новое произведение, одновременно разучивать все, созданное его автором. Обладая от природы уникальной виртуозностью, пианист, как утверждала его сестра, почти не уделял внимания чисто технической тренировке, он просто со всей серьезностью и добросовестностью работал над увлекавшим его сочинением. Учась в консерватории, Г. занимался не только игрой на фортепиано, но и сочинением. Юношеские пьесы пианиста написаны были под сильным влиянием его кумира - С.Рахманинова. Хотя впоследствии Г. оставил композицию, в 20-е он нередко исполнял некоторые свои фортепианные миниатюры и даже записал их на пластинки.
      Приход к власти большевиков был воспринят Г. как катастрофа. "В 24 часа моя семья потеряла все, - вспоминал он позднее. - Своими собственными глазами я видел, как они выбросили наш рояль из окна". Горовицы оказались почти без средств к существованию. Поэтому решено было, что Владимир закончит консерваторию досрочно и начнет концертировать, чтобы поддержать семью материально. На экзамене 17-летний пианист исполнил Третий концерт Рахманинова, произведение, ставшее одним из его высших интерпретаторских достижений. Г. дебютировал в Харькове в 1921 и вплоть до мая 1925 ездил с концертами по многим городам Советской России, пользуясь сенсационным успехом. В лице Г. в искусство пришел один из самых выдающихся виртуозов, когда-либо появлявшихся на эстраде. Дело тут не только в технической безупречности, ловкости в преодолении трудностей, а в том высоком артистическом горении, рыцарской отваге, даре воспламенять слушателей, которые неотделимы от творческого облика подлинного виртуоза. И музыканты, и любители, и пресса с самого начала единодушно именовали пианиста "новым Листом", "Листом номер два", "Листом XX века". Деятельность молодого артиста поражала своим размахом. Так в сезон 1924-25 он дал в одном Ленинграде 23 концерта, исполнив в общей сложности более 100 произведений.
      В 1923 знаменитый австрийский пианист А.Шнабель, побывавший с концертами в Петрограде, рекомендовал Г. отправиться в Европу. Некоторое время спустя при содействии импресарио А.Меровича эту идею удалось осуществить. Зарубежный дебют пианиста состоялся 2.1.1926 в берлинском "Бетховенхалле" и прошел без особого успеха - имя артиста было никому неизвестно, к тому же местная публика привыкла к большей эмоциональной сдержанности исполнения. Шумная слава пришла к артисту после его выступления в Гамбурге. Г. предложили заменить заболевшую солистку в Первом концерте Чайковского, когда до начала концерта оставалось едва ли не полчаса. В антракте Г. был представлен дирижеру Э.Пабсту. Тот наскоро показал ему свои темпы, заметив: "Следите за моей палочкой, и даст Бог ничего страшного не произойдет". После первых же тактов дирижер сошел с подиума и с удивлением уставился на руки Г., механически продолжая показывать такт, но уже в темпе, заданном солистом. По словам американского музыкального критика А.Чейзинса, "когда все кончилось, и рояль лежал на эстраде, словно убитый дракон, все в зале, как один человек, вскочили с мест, истерически визжа". 3000 билетов на следующий концерт пианиста, назначенный в крупнейшем зале Гамбурга, были распроданы за два часа.
      Затем последовала серия концертов в Париже, где критика причислила Г. к разряду "артистов-королей". Здесь по окончании завершающего цикл концерта в "Grand-Opera" пришлось вызывать жандармов, чтобы очистить зал от неистовых поклонников музыканта, отказывавшихся покинуть помещение. Триумфы ждали Г. в Лондоне и др. европейских столицах. Наконец, в январе 1928 он пересек Атлантику. На первом же его выступлении в Нью-Йорке (с Концертом Чайковского b-moll) присутствовали И.Гофман и С.Рахманинов. Игра концертанта произвела на Рахманинова сильное впечатление, и спустя короткое время он предложил Г. встретиться и пройти с ним его Третий фортепианный концерт - пианисту как раз предстояло исполнение этого произведения. "То был самый незабываемый момент в моей жизни, - вспоминал Г., - мой подлинный дебют!" Восхищаясь техническим мастерством соотечественника, Рахманинов поначалу критически оценивал его как интерпретатора, однако вскоре изменил свое мнение и даже предпочитал горовицевское исполнение Третьего концерта собственному. "Рахманинов отдал этот концерт мне, - рассказывал впоследствии пианист. - Он всегда говорил: Горовиц играет его лучше, чем я. По его выражению, он сочинил концерт для слонов, так что, наверное, я и есть один из них!" В 1930 Г. первым из музыкантов осуществил запись Третьего концерта, заслужившую широкое международное признание.
      Вплоть до 1935 пианист основное время проводил в поездках по Европе и Америке, давая до 100 концертов за сезон. В свободные летние месяцы он жил обычно во Франции или Швейцарии. Из важнейших событий тех лет следует упомянуть знакомство Г. с А.Тоскани-ни и женитьбу в 1932 на его дочери Ванде. В 1934 к нему ненадолго приезжал из Советского Союза отец (по возвращении на родину он был репрессирован и умер в заключении).
      Напряженность гастрольного графика, из года в год накапливавшаяся усталость стали наконец давать о себе знать. Искусство пианиста подчас теряло присущие ему убедительность и непосредственность. "Я играл некоторые вещи так часто, что не мог их слышать даже тогда, когда мои пальцы их исполняли", - рассказывал он позднее. Перенесенная в 1935 бпера-ция аппендицита полностью выбила его из колеи, заставив на три года прекратить концертную деятельность. В некоторых газетах даже появились известия о его смерти. Длительная творческая пауза имела причиной не только физическое недомогание. "Мне надо было о многом подумать, нельзя идти по жизни, играя октавы", - эти слова Г. хорошо передают внутренние предпосылки его музыкального молча ния. Преодолеть творческий кризис помогло тесное общение с Рахманиновым, с которым Г. особенно сблизился, живя по соседству в Швейцарии. В 1940 он так говорил о периоде своего затворничества: "По-моему, я именно тогда начал отдыхать... и заниматься музыкой... Как мне кажется, я творчески вырос. Во всяком случае, в музыке я находил теперь то, чего не замечал раньше". Искусство пианиста становилось несколько иным, более серьезным и углубленным. Наряду с произведениями Шопена, Листа и Рахманинова, издавна составлявшими основу репертуара Г., на его концертах зазвучали сочинения Шумана. Так, центром его программ, сыгранных в Европе в сезоне 1938-39 была Фантазия Шумана. К исполнительским шедеврам Г. тех лет следует отнести также его трактовку "Картинок с выставки" Мусоргского и Второго концерта Брамса, записанного в содружестве с Тосканини.
      Творческая деятельность Г. в 40-е - начале 50-х была столь же интенсивна, как и раньше, хотя территориально она и ограничивалась рамками Соединенных Штатов. По-прежнему музыке он отдавал всего себя. Как сообщал секретарь пианиста Л.Бенедикт, "исполнительство было для него болезненным и требовало огромных усилий. Их хватало лишь на то, чтобы выдерживать переезды и играть. В течение пяти месяцев гастролей он не делал в свободное время абсолютно ничего: не играл в карты, не читал, не занимался на рояле". Выучив летом программу, он даже не брал с собой ноты. С годами снова нарастало чувство разочарования в своем искусстве, в возможности донести до публики сокровенную суть музыки: "Они слушали всегда лишь то, насколько быстро я играю октавы, но не слышали музыки. Это им было скучно. Я играл два часа, а им запоминались лишь последние три минуты из всего концерта. Я чувствовал неудовлетворенность тем, что я делал и тем, что я считал необходимым, дабы выполнить свое предназначение, как музыкант". Г. сравнивал себя с гладиатором в римском Колизее: "Боже мой, публика сидела пря-мо на сцене, а я собирался играть на бис шопеновский As-dur'ный полонез... Большое нарастание... У меня не было больше сил и я чувствовал, что сердце мое вотвот разорвется, желудок сдавили спазмы. Напряжение было ужасным, и мне действительно казалось, что я упаду замертво, прежде чем закончу. Когда я сыграл последний аккорд, загремели обычные овации, и я услышал, как какой-то мужчина в публике сказал своей жене: "Бог мой, ты слышала когда-нибудь что-то подобное?" "Это ерунда, - промолвила она в ответ. - Послушай-ка, что он сыграет еще, он ведь только начал". Я надрывался изо всех сил, а она говорит: "Пустяки, погоди только - он может еще, еще, еще..." Все. Я больше не мог". В феврале 1953, сыграв торжественный концерт по случаю 25-летия своего дебюта в "Карнеги Холл", Г. снова оставил эстраду.
      Около года он вообще не выходил из дома и не прикасался к инструменту. Однако, готовя к выпуску пластинку с записью своего юбилейного концерта, он опять начал испытывать интерес к музыке. Г. погрузился в изучение творчества Скарлатти и Клементи, с увлечением слушал старые записи мастеров итальянского бельканто - Баттистини, Ансельми, Бончи. Наконец он сел за фортепиано. В специально оборудованной у него дома студии Г. записал много произведений, в том числе монографические программы из музыки Клементи, Скарлатти, Скрябина. Каждая выпущенная им пластинка становилась событием в музыкальной жизни.
      9.5.1965 пианист снова появился на сцене "Карнеги Холл". Накануне, впервые в Нью-Йорке, люди стояли ночь напролет в ожидании билетов на концерт. Тот памятный вечер показал, что искусство артиста продолжало развиваться. "Время не остановилось для Горовица за те двенадцать лет, что прошли со дня его последнего публичного выступления, - писал нью-йоркский рецензент. - Ослепительный блеск его техники, неправдоподобная сила и интенсивность исполнения, фантазия и красочная палитра - все это сохранилось нетронутым. Но вместе с тем в его игре появилось, так сказать, новое измерение... Оно может быть названо музыкальной зрелостью".
      Последующие 4 года были наполнены частыми сольными выступлениями. Затем наступила 5-летняя пауза, во время которой Г. работал над новыми пластинками. Следующее возвращение пианиста на эстраду состоялось в канун его 75-летия. С тех пор он давал концерты довольно редко, но все они становились сенсацией и получали широкую известность, будучи записанными на пластинки и видеокассеты. В 1982 артист впервые после более чем 30-летнего перерыва появился в Старом Свете, играл в Лондоне. Через год прошла серия концертов в Японии, ав 1986 - в СССР (в Москве и Ленинграде). В последний раз Г. гастролировал в Европе в 1987. Одновременно пианист продолжал записываться в студии. Последняя пластинка Г. вышла незадолго до его смерти.
      Г. был прежде всего концертирующим артистом, педагогикой он занимался сравнительно немного. Но и в этой области он оставил свой след: среди его учеников известные музыканты Б.Джайнис, Г.Графман и Р.Турини, Подчас инициатива начать занятия исходила от самого маэстро. Так, услышав исполнение Джайнисом Второго концерта Рахманинова, он предложил ему бесплатно брать у него уроки. Работая с учениками, Г. больше внимания уделял общемузыкальному развитию, нежели технике исполнения. Он всячески содействовал формированию индивидуальности молодых пианистов, призывая их "лучше делать собственные ошибки, чем копировать ошибки других".
      В своем искусстве Г. предстает перед нами как неповторимая творческая личность - его исполнительский почерк узнается сразу, достаточно прослушать лишь несколько сыгранных им тактов. "Я индивидуалист, каким должен быть каждый художник, - заметил он как-то раз в разговоре с журналистами. - Я слышал и знал всех пианистов и вынес о них отрицательное мнение. Я их критиковал. Никакого влияния они на меня не оказали. Моя индивидуальность тверда, как сталь, и никто не в силах поколебать ее". Но сколь бы эксцентричным не выглядел Г. в таких высказываниях - а они у него не редкость - будет неверным утверждать, что чужое исполнение не могло произвести на него впечатления. Часто Г. выделял музыкантов, резко отличающихся от него по духу, например, А.Шнабеля, В.Гизекинга. Среди пианистов, привлекших его внимание, можно упомянуть также М.Розенталя и И.Фридмана. Наконец, высочайшим авторитетом всегда оставался для него Рахманинов.
      При всем своеобразии творчество Г. развивалось в русле традиций романтического ис-полнительства. Музыка композиторов-романтиков была главной составной частью его репертуара. Интерпретации Г. листовских рапсодий, фантазии "Дон Жуан", Сонаты b-moll, этюдов, "Мефисто-вальса" поражали слушателей демонической мощью, необычайной изобретательностью звукового колорита. Глубиной прочтения отмечены его шопеновские трактовки - Соната b-moll, скерцо, баллады, полонезы, миниатюры. Всю жизнь сопровождала Г. музыка Рахманинова и Чайковского (Первый концерт). В поздние годы пианист постоянно обращался к наследию Шумана (Фантазия, "Крейслериа-на", "Детские сцены") и Скрябина (Пятая, Девятая и Десятая сонаты). Характерно, что произведения Баха Г. исполнял в романтических переложениях Бузони. Он и сам, подобно многим музыкантам XIX - начала XX вв., играл некоторые пьесы в собственных виртуозных транскрипциях - рапсодии Листа, отдельные его этюды, "Пляску смерти" Сен-Санса-Листа, марш Ф.Сузы "Звездный флаг". Получила также известность Фантазия Г. на темы из оперы "Кармен". Берясь за сочинения композиторов XV111 в. - сонаты Скарлатти, Клементи, Гайдна, Моцарта - Г. подходил к ним со всей серьезностью. Работая над произведениями Скарлатти, он, например, консультировался со знаменитым клавесинистом и исследователем старинной музыки Р.Киркпатриком. Но в целом Г. оставался чужд исторический научный взгляд на музыку давнего прошлого. В этой части своего репертуара он представал перед слушателями тем же исполнителем-романтиком, чьи интерпретации полны непосредственного чувства, естественности живого высказывания.
      Сравнительно редко появлялись в программах Г. произведения современных композиторов. Но среди них тоже есть яркие художественные достижения - 6-я, 7-я и 8-я сонаты С.Прокофьева (пианист первым исполнил их в Америке), 2-я и 3-я сонаты Д.Кабалевского. На концертах Г. прошли премьеры некоторых сочинений американских авторов, например, Сонаты Барбера. Выбирая репертуар для своих выступлений, пианист стремился к тому, чтобы программа концерта была интересна всем, в том числе и малоподготовленным слушателям. Поэтому он почти не давал монографических концертов, считая их сложными для восприятия, а включал в программы музыку разных эпох и стилей. По такому же принципу он составлял большинство своих пластинок.
      Г. был великолепным ансамблистом. В юности он выступал с замечательными русскими камерными певицами З.Лодий и Н.Кошиц, восхищая тонкостью передачи музыки Шуберта, Чайковского и Рахманинова. Впоследствии, в первые годы своей зарубежной карьеры, пианист играл в трио со своими соотечественниками Н.Мильштейном и Г.Пятигорским. Из эпизодических позднейших выступлений Г. в амплуа камерного исполнителя следует отметить его участие в концерте, посвященном 85-летию "Карнеги Холл" 18.5.1976 в ансамбле с Д.Фишер ом-Дискау ("Любовь поэта" Шумана), И.Стерном и М.Ростроповичем (Трио Чайковского "Памяти великого артиста", Анданте из виолончельной сонаты Рахманинова).
      С годами искусство Г. менялось. Артист, приезжавший в Россию в 1986, перешагнул уже свой 80-летний рубеж. И вместе с тем многое в его игре осталось прежним. Не потускнело его удивительное пианистическое мастерство - пальцевая техника в сонатах Скарлатти, пьесах Рахманинова, этюде "Искорки" Мошковского, легкость октав и двойных нот в шопеновском полонезе. При этом нетерпеливая властность, покоряющая мощь его былых концертных дерзаний отошли в прошлое. "Кажется, что музыка юных романтических гениев меняет свой возраст: она становится задумчивой, тихой, бесконечно участливой - становится отеческой речью", - писал рецензент о ленинградском концерте Г. Все в исполнении пианиста рождалось из тишины, piano решительно преобладало над forte. Играя перед тысячной аудиторией, он музицировал, словно один на один с инструментом. Современник сказал как-то о юном Г.: "Рояль был для него тем же, чем для араба лошадь, - его сокровище, его друг, его лозунг, его бог". Недаром в гастрольных поездках пианист не расставался со своим стейнвеем, который пересекал вместе с ним океаны и материки. Таким же предстал Г. за роялем более 60 лет спустя. Ничто не отделяло музыканта от слушателей, он как бы беседовал с ними. В этой беседе были и грусть, и утешение, и нежданная шутка - к примеру, в юмо-ристически-"шикарных" басах или педальных мазках рахманиновской Польки. Сколько свежести, тончайших исполнительских находок было в каждой мелодической фразе, каждом аккорде знакомых произведений. Но надо всем царила высшая мудрость, которая даруется человеку в конце долгой и хорошо прожитой жизни. Для Г. это была жизнь, отданная служению искусству.
     
      Лит.: Рабинович Д.А. Владимир Горовиц и русская пианистическая традиция / Рабинович Д.А. Исполнитель и стиль: Избр. статьи, вып. 2. М., 1981; Plaskin G. Horowitz. London, 1983; Григорьев Л., Платек Я. Современные пианисты. М., 1985; Гаккель Л. Владимир Горовиц. Ленинград, апрель / Гаккель Л. Я не боюсь, я музыкант. СПб., 1993.
     
      С. Грохотов
     
      ГОРЯНСКИЙ Валентин Иванович (наст. фам. Иванов; носил также фамилию матери; псевд. Вал. Борцов и др.) (24.3.1888 [по др. св. 26.3.1887], Петербург - июнь 1949, Париж) - поэт, драматург. Внебрачный сын художника Эдмона Адамовича Сулиман-Грудзинского. Мать - Александра Александровна Александрова-Гурьева, вологодская мещанка, крестный отец - писатель И.Леонтьев (Щеглов), в доме которого прошло детство Г. В 1901-2 учился во 2-й петербургской гимназии, затем в сельскохозяйственной агрономической школе, которую не закончил вследствие коллективного выхода из нее учащихся всех старших классов. Первые стихи начал писать с шести лет, под влиянием И.Щеглова, который на долгие годы оставался покровителем и наставником крестника. Первая публикация - в журнале "Русский паломник" (1903, № 19). Юность Г. прошла в обстановке крайней бедности и лишений; он давал частные уроки, жил на случайные заработки, в 1907 поступил на службу в канцелярию, но вскоре был уволен после скандала с директором департамента.
      Сестра Г. - А.Иванова-Елина, вспоминала: "Когда В.Горянскому исполнилось 18 лет, Иван Щеглов призвал его и открыл историю его рождения. В данный момент князь Эдмон через друга своего Щеглова предлагал Валентину усыновление, на что юноша В.Г. отвечал: "Для меня все сделала моя мать, и я не знаю этого человека". С 1906 Г. стал сотрудником петербургской газеты "Слово", где помещал стихи, написанные под влиянием Н.Некрасова и поэтов-народников. Основной их мотив - проповедь "малых дел"; другая грань творчества Г. этих лет - лирические пейзажные зарисовки и сатирические миниатюры. Печатался в журналах "Солнце России", "Аргус", "Нива", "Всемирная панорама", "Пробуждение", "Златоцвет" и др. С 1913 - один из лидеров еженедельника "Сатирикон" (с 1914 - "Новый Сатирикон"). Цикл "лиро-сатир", в котором Г. высмеивал убогий провинциальный мирок с его маленькими радостями и горестями ("Мещанские скорби"), принес автору заметный успех.
      В 1915 вышел первый поэтический сборник Г. "Крылом по земле", составленный из лирических стихотворений о городе и его мещанских предместьях. В нем звучит мотив сострадания к маленькому человеку, задавленному черным городом, "подобным яме". Герои Г. тянутся на природу, мечтая о "радости невозможной". Г. поэтизирует обыденность, пытается расцветить выдумкой тоскливые серые будни, С лукавым юмором он описывает русскую деревню, создавая бытовые "сказки", ориентированные на древние славянские мифы, стилизует народные песни, черпает из русского фольклора колоритные образы, подобные есенинским. Красочный народный язык произведений 1912-14 напоминает написанные позднее стихотворения С.Есенина и поэтов литературного общества "Страда", к которым тяготел Г. Сборник "Крылом по земле" был замечен критикой, И.Ясинский даже назвал Г. выдающимся талантом и сравнил его "честный реализм" с реализмом И.Тургенева, И.Гончарова, Л.Толстого.
      Более сурово критика отнеслась ко второй книге Г. - "Мои дураки. Лиро-сатиры" (СПб., 1916), объединившей большую часть произведений, опубликованных в "Новом Сатириконе", Н.Константинов писал в "Журнале журналов"; "Стыдно г. В.Горянскому так не уважать данного ему богом дарования, так разменивать его на уличную вульгарную дешевку". Между тем "лиро-сатирический" герой Г. - всего лишь маска, за которую спрятался поэт, чтобы высмеять "мещанские скорби" российской провинции. С насмешливо-добродушной иронией он повествовал о политике и быте, окружающих обывателя, одновременно смешного и страшного в своей мещанской ограниченности. В 1913-14 Г. переехал в Москву, где сотрудничал в газете А.Суворина "Новь", после начала 1-й мировой войны вновь вернулся в Петербург. Несмотря на "белый билет", по своей инициативе поехал корреспондентом на фронт. Как свидетельствует сестра, "в казарме В.Г. приняли любезно. В. писал солдатам поклоны на деревню, смешил частушками и удивлял их неумелым обращением с метлой". С фронта Г. вернулся убежденным пацифистом, о чем говорит опубликованное в горьковском журнале "Летопись" "Извещение о том, что было" (1917, № 5-6), а также стихи 1915-16 в "Новом Сатириконе", Война представлялась поэту всенародным бедствием, он пытался выяснить, "кто немилостивый и отчаянный виновен в ратном почине, в женской беде нечаянной, в злой мужицкой кончине". Сблизившись с демократическими литературными кругами, он начинал в журнале ту линию, которую Продолжил В.Маяковский в сатириконовских "гимнах". Близость поэтов особенно заметна в развитии темы города, протесте против засилья золота ("Концерт банкира", "Точильщик", "Великая Ектения" и др.). По словам В.Князева, Маяковский, появившись в "Новом Сатириконе", "офутурил Горянского".
      Свержение самодержавия Г. восторженно приветствовал в стихотворении "26 февраля" (альманах "Революция в Петрограде". Пг., 1917), но Октябрьскую революцию не принял. Колорит его последних произведений, напечатанных в "Новом Сатириконе" (закрытом в 1918 по распоряжению советского правительства), мрачен. Разруху и бытовые лишения, гибель культуры он воспринимал как эсхатологическую катастрофу. Г. мечтал о тихой спокойной жизни в "городе зеленых крыш", куда запрещено входить "политикам и героям". Он пытался скрасить жизнь с помощью "многоцветной мелочи быта", проповедуя квиетизм и беззлобие. В его поэзии заметно усиливались религиозные мотивы, а провинциальное мещанство, которое он остроумно высмеивал, превращалось в символ дореволюционной России, ее бытового и хозяйственного уклада.
      В 1917 написал одноактную пьесу "Поэт и пролетарий", в которой резко критиковал новую власть (шла с 2 8 сентября в Петрограде, в Троицком театре). По отзывам критики, главную роль в ней играла "картонная фигура символического "пролетария", грозящая задавить поэзию". В начале 1918 Г. начал сотрудничать в "Красной газете", но оказался там чужим. Пытаясь хоть как-то прокормить семью, летом 1918 открыл в кинотеатре на Невском проспекте близ Аничкова моста небольшое кафе, которое принесло одни убытки. В конце июля вместе с семьей уехал в Одессу, откуда в 1920 эмигрировал в Константинополь. Вспоминая о скитаниях первых эмигрантских лет, А.Иванова-Елина пишет: "Неотвратимая судьба щедро вместила все: бедственное детство поэта, опыты художественных преодолений, эпохи войн и революций, тридцатилетнее странствование в "пустыне", могилу сына среди кипарисов античного кладбища Принцевых островов, горестный холм в Загребе, где осталась мать..." В Константинополе вышла поэма Г. "Вехи огненные" (Зарницы, 1921, № 17).
      С 1922 по 1926 жил в Хорватии, работал в хорватском журнале "Младость", издал несколько книг сказок и детских рассказов в издательстве Вернича. На сербско-хорватском языке вышел его юмористический роман "Необычные приключения Боба" и книга для детей "Приключения под абрикосом" (1926). Сказки "Волшебные башмачки" и "Перепутанные души" опубликованы в рижском журнале "Юный читатель" (1926, № 16). В 1926 Г. поселился в Париже, став постоянным сотрудником газеты "Возрождение" и парижского "Сатирикона" (1931). Здесь написаны книга стихов об эмиграции "Неопалимая купина", цикл "Эмигрантский быт", стихи о старой России "В той стране, которой нет". В них доминируют мотивы обреченности и ностальгии. Ирония Г. становится зловещей, а смех звучит все более глухо. Сатира не противопоставлена "красивому вымыслу", как это было раньше, а тесно сплетается с ним. Особенно резки стихи о Сталине, публиковавшиеся в 1936-40.
      В рассказах, опубликованных в 1928-31 в журналах "Иллюстрированная Россия" и "Сатирикон" ("Искусственная лошадь", "Цыплята мадам Лили", "Таинственная потеря падишаха" и др.), элементы сатиры и юмора сочетаются с фантастикой, романтической иронией и философскими сентенциями. Характерная черта творчества 1930-х - гротеск, напоминающий гоголевский. "Не с Хлестаковым, а с настоящим Ревизором оглянем себя!" - обращался он к деятелям российской эмиграции в комедии "Лабардан", написанной по мотивам "Ревизора" (Возрождение, 1959, № 94-95). В эти годы Г. продолжал работать над циклами сказок и фантастических рассказов ("Сказка о добром короле, волшебнике и каруселях". Париж, 1928; "Вторая жизнь доктора Шольца", "Машина выдумки", "О двуедином господине", "Кот Фру-Фру и прекрасная лунатичка" и др. - газета "Возрождение"). В 1936 опубликована повесть "Чудесные похождения сверчка Цитрилли". В журнале "Сатирикон" появились пародийные рассказы господина Тощенки, в которых характерный для Зощенко сказ ориентирован на "среднего" парижского обывателя. В конце 1930-х в творчестве Г. все большую роль стали играть религиозно-философские и теологические мотивы, что отразилось в неопубликованной поэме "Смерть ангелов" и сборнике стихов "Обращенная Харита". Осталась неопубликованной и поэма "Танцовщик и разбойники" (1943), где развивалась мысль о роли чистого искусства в обыденной человеческой жизни. Она отразила сокровенные мысли поэта об идеализме и реализме и одновременно содержала завуалированные намеки на современность. Прототипом главного героя был С.Лифарь, а в образах "разбойников" угадывались фашистские оккупанты.
      В годы 2-й мировой войны Г. пережил несколько трагедий: расстрел сыновей, собственную слепоту. "Полная слепота и безвыходное восьмилетнее сидение на одном стуле в великой печали и ужасном одиночестве, в холоде и голоде, когда мир был отделен от меня глухой стеной", - записал он. В 1944 ему была сделана операция, вернувшая зрение. Итоговые произведения Г. - октавы "Невская симфония" и роман в стихах "Парфандр и Глафира" (Париж, 1956) - опубликованы после его смерти (Возрождение, 1956, № 54-55). В первом из них воскресает дореволюционный Петербург, увековеченный в прозрачном и чистом пушкинском стихе. Роман, также написанный классическим пушкинским стихом, - история трагической любви Парфандра и прекрасной Глафиры, символизирующей Россию. В образе "философа мыльных пузырей" Парфандра Г. изображает русскую либеральную интеллигенцию, которая в порыве чистого идеализма мечтала о счастливом браке с Глафирой. Однако она оказалась в объятьях затянутого в черную кожу энергичного брандмейстера Гросса, напоминающего большевистского комиссара, который безжалостно разрушил уютный мещанский мирок своей возлюбленной. Поток иносказаний в романе сложен и многозначен, смешное постоянно переходит в трагическое, рождая тонкую грустную иронию. В последние годы жизни поэт мучительно тосковал по родине, чувствуя себя чужим в эмиграции. Г. похоронен под Парижем на кладбище Сент-Же-невьев-де-Буа.
      Соч.: Поэты "Сатирикона". Л., 1966.
      Лит.: Евстигнеева Л. Журнал "Сатирикон" и поэты-сатириконцы. М., 1968; Харджиев Н., Тренин В. Маяковский и "сатириконская поэзия" / Поэтическая культура Маяковского. М., 1970; Спиридонова (Евстигнеева) Л.А. Русская сатирическая литература начала XX века. М., 1977.
      Арх.: ОР ИРЛИ, ф. 770; РГАЛИ, ф. 2574; семейный арх. А.В.Иванова (Париж).
     
      Л. Спиридонова