Р. П. Скородумова-Чеглокова
Там только жил бы и жил, да, видно, Бог не судил

Из воспоминаний жительницы посёлка Шексна Розы Павловны Скородумовой-Чеглоковой, чья трудовая молодость начиналась в Ниловицком краю, впоследствии подвергшемся затоплению водами Шекснинского водохранилища:

«Первое выселение из будущей зоны затопления жители тех мест пережили ещё до начала Великой Отечественной войны. Вспоминали потом, как уезжали из родного края в Карелию, но когда началась война, возвратились на родину. Езда туда-сюда с детьми и скарбом не прошла даром, для людей это стало травмой на всю жизнь, ведь семьи были многодетные, и в процессе переезда многие теряли маленьких детей. Малолетние дети плохо переносили трудную дорогу с многочисленными пересадками, заболевали кишечными инфекциями и умирали. Что пережили жители этих мест в те страшные годы, связанные с переездами, с войной, с послевоенными голодом и разрухой, с последующим новым переселением, сейчас и представить себе невозможно!

...Работа в лесу или на сплаве с брёвнами, что и говорить, была очень нелёгкой. Зимой вальщики леса работали по пояс в снегу, ведь снегу в те годы выпадало очень много. Но были и курьёзные случаи. Обрубщица сучьев Маша Пустотиха хоть и ростом с вершок, но должна была тщательно разгрести снег вокруг каждого дерева, чтобы вальщик смог спилить его как можно ниже, ближе к земле. И вот как-то раз, утаптывая снег возле очередного дерева, Маша провалилась прямо в медвежью берлогу! От неожиданности она подняла такой визг, что медведица в страхе сбежала, а три маленьких медвежонка остались. Одного из них зачем-то взял себе рабочий-татарин, а двух других отправили в Вологду. Рабочий держал медвежонка у себя, пока тот был невелик, но когда подрос и стал настоящим медведем, его тоже пришлось отправить в Вологду, потому что уже никакая цепь не могла удержать опасного лесного зверя.

Ударными темпами зачищали лесосеки по всем участкам, где оставался крупный лес. Лес был хорошим, старожилы рассказывали, что до революции этими лесами командовала барыня, которая жила в Санкт-Петербурге, а в местечке Сизьма имела управляющего, который следил за её угодьями и содержал в порядке всю лесную территорию. Сама хозяйка наведывалась в эти края только один раз в год и лично объезжала свой лесной массив.

Чтобы подготовить ложе будущего водохранилища, леса в тех места вырубались несколько лет на площади примерно 9 тысяч гектаров. На площади 300 гектаров были выкорчеваны даже пни. Хороший лес постепенно стали вырубать, оставляли на корню только мелкотоварный. Работы для лесорубов становилось всё меньше, и в связи с этим лесопункты начали объединять. В июне 1958 года Шатрецкий лесопункт был ликвидирован, контору перевели в Сизьму. Теперь приходилось на работу ходить пешком за три километра, но для молодых это не расстояние. В Шатреце жила не только я, там жили рабочие, кассир, бухгалтер. Услышим, что зарплату дают, побежим довольные по лавам через речку Сизьму. В Сизьме строились для работающих щитовые дома, баня, клуб. Престольным праздником в Сизьме был Никола зимний. К этому дню варили пиво и ждали гостей из Талиц и Уломы. Настолько все были гостеприимные и приветливые, что стоило остановиться возле чьего-то дома, как там сразу ставили самовар и приглашали зайти в гости.

В сентябре 1959 года деревня Шатрец ещё существовала. Она стояла на берегу реки Шексны и имела 38 домов. Но в связи с ликвидацией леспромхоза, люди из неё уже начали уезжать, кто в Вологду, кто в Череповец, кто в Шексну. Так поступили Евграфовы, Корзинкины. С 1959 по 1962 год мы работали уже на Сизьменском лесопункте. Начальником был Давид Львович Айзман – маленький, толстенький, очень боевой человек, который всё делал быстро: бегал по всем лесосекам, ездил на лошади иногда в коляске, иногда на санях, требовал, чтобы лошадь всегда была запряжена и готова в дорогу.

Лес сплавляли по реке Шексне гонками, плотами. Местами на дне реки лежали большие валуны, которые образовывали пороги, мешавшие сплаву, когда река начинала мелеть. Поэтому зимой эти валуны даже разжигали, чтобы они развалились на части. Работая нормировщиком, я не могла проверить каждый такой случай, а цена за разжигание камней была приличная. Мастера этим пользовались и часто включали в наряды разжигание камней, а я переживала: и когда же кончится!

Название реки Шексны известно с давних времён. Сюда в поисках новых свободных земель приезжали разные люди. Дед моего мужа П. Г. Скородумов купил здесь землю в 1888 году. Человек он был степенный, основательный. Приехал он в эти края из Ирдоматки, занимался торговлей. Запали ему в душу прекрасные берега с прибрежным вековым лесом и зелёными лугами. Здесь обосновались и его дети, и дети детей и никуда не стремились уезжать.

Течение на реке Шексне в месте, где располагались деревня Шатрец и местечко Сизьма, было очень стремительным, быстрым. Но многие отваживались переплывать реку. Течением плывущих уносило далеко, приходилось идти километра два и больше, чтобы переплыть обратно.

В местечке Сизьма было два магазина: в одном из них работал продавцом Павел Михайлович Попов. Магазин этот торговал подсолнечным маслом, сахаром, а также мануфактурой, лежавшей на прилавке тюками, и разными деликатесами тех лет – сгущёнкой, сухарями, которые предназначались только для рабочих лесопункта.

В Сизьме был свой медпункт, в котором работала фельдшером Зоя Дмитриевна Малышева. Был сенопункт, государственные зерносклады, пристань, заведовал которой Генрих Михайлович Гусев. Помню, ребята очень любили нырять в воду с перил пристани, а начальник их за это гонял.

В лесопункте был свой конюх Григорий Чекошилов, которому на лошади приходилось не только трелевать лес, но и ездить по лесосекам и в Улому, выдавать зарплату рабочим. Был такой куст – Уломский сельсовет, включавший в себя очень много деревень: Великий Двор, Кобелёво, Большое Дымково, Прокудино, Фомушино, Болванцы, Рябково. Теперь все они остались под водой. Помнится такой курьезный случай: в день праздника Рождества Христова пропали конные сани. Их долго искали, приезжала даже милиция из города Кириллова. А потом оказалось, что парни пошутили и закинули их на крыльцо конюшни.

Притоками реки Шексны были речки Сизьма, Кишма, Славянка. Местечко Сизьма располагается на всоком берегу реки Сизьмы. Песня «Дом на горе», которую поет Ирина Круг, как будто бы написана про нашу Сизьму:
Мы жили – дом на горе,
Нам в окна свет на заре,
В небо посмотришь – даль далека,
Лес да река.
Там только жил бы и жил,
Да только Бог не судил.
Вот и печалит издалека
Лес да река...

Красивая, бурная, особенно весной, когда начинался ледоход, Сизьма просто завораживает своей мощью. Толстенные льдины кружась на быстрине, сверкают на солнце, и детвору трудно удержать: мальчишки, рискуя жизнью, а иногда и девочки, отваживались на них прокатиться.

Внизу, под высоким берегом, длинными рядами стояли плоты, которые потом сплачивали и спускали в реку Шексну, по которой сплавляли лес во всех направлениях в огромном количестве.

Там, где в реку Шексну впадала речка Славянка, было очень живописное место, которое называлось Коммуна. При мне в нем было домов с десяток, там жили рабочие нашего лесопункта. Меня всегда интересовало: почему у него такое название? Старожилы не могли вспомнить точно, но думали, что что-то было связано с коллективным ведением хозяйства.

В 1948 году там располагался детский дом, поэтому в одной школе-трёхлетке учились и деревенские, и детдомовские дети. Детдомовские гордились перед деревенскими и считали себя городскими».

Рабочие Шатрецкого лесопункта Ниловицкого ЛПХ, 26 марта 1959 года

П. П. Петров и Анатолий Веткин (с пилой), м. Сизьма

 Бригада раскряжёвщиков, 1960 год

Источник: Скородумова-Чеглокова Р. П. Там только жил бы и жил, да, видно, Бог не судил / Р. П. Скородумова-Чеглокова ;подгот. Т. Погодина // Новая жизнь. – Кириллов, 2018. – 24 августа. – С. 12.