Богомолов Ю. Юрий БОГОМОЛОВ, телеобозреватель «Российской газеты» Уход несколько лет назад Леонида Парфенова из эфира вызвал резонанс, сопоставимый с тем шумом, который в начале прошлого века произвел отъезд Льва Толстого из Ясной Поляны. Общественность взволновалась. Интерпретации следовали одна за другой. Как героические: форма протеста против произвола начальства. Так и презрительные – от: «стильный мальчик», который когда-то позволил себя подкупить, до: «капризный юноша», который, Бог знает, что о себе возомнил. Что же он о себе «возомнил», и что он есть на самом деле? Поиски жанраОн начинал в рамках Авторского Телевидения. АТВ – компания-телепроизводитель, основанная Кирой Прошутинской и Анатолием Малкиным еще в советское время – возникла то ли как дополнение к молодежному «Взгляду», то ли как альтернатива ему. Скорее последнее. «Взгляд» был провозвестником гласности и ее рупором. АТВ изобретало язык, на котором можно было изъясняться с народом, дорвавшимся до гласности. Публичная политика тогда, на рубеже 80-х – 90-х годов, оказалась любимой игрушкой и взрослых, и детей. Это сейчас она тот предмет, коего без острой надобности касаться не рекомендуется. А в то время ничего интереснее, привлекательнее и увлекательнее не было. Ею и увлекся начинающий теледокументалист Леонид Парфенов. Он сделал публицистический фильм о демократах первой волны. Тогда же он вошел в кадр. Запомнился эпизод в фильме: со сцены Дома кино, сменяя друг друга, ораторствуют Афанасьев, Попов, Станкевич, Собчак – лидеры межрегиональной парламентской группы, а в зале Парфенов и Прошутинская вполголоса обсуждают самих политиков. Сегодня я уже не помню содержания разговоров в подробностях как на трибуне, так и в зале. Помню прием, то есть дистанцию между автором Парфеновым и персонажами его повествования. То был в зачаточной форме эффект отстранения. Зерно фирменной манеры Леонида Парфенова упало в почву, из коей и выросли впоследствии информационные «Намедни», потом – «Намедни» исторические, и, наконец, «Намедни» информационно-аналитические. Сначала он «отстранял» своих героев, близкое и понятное ему советское время, набившую оскомину советскую эстраду, потом – современность, потом – далекую историю, Пушкина, совсем недавно – Гоголя... По ходу дела «отстранил» и самого себя. То есть сделал из себя «стильного мальчика». Приемы были разные. Самый эффектный – уравнивание больших событий и незначительных подробностей: триумф Гагарина, мода на туфельку-шпильку, рекордный прыжок Брумеля, мода на плащ-болонью, кубинский кризис, мини-юбка, отставка Хрущева и т. д. В такого рода мельканиях уже заключался немалый заряд иронии. А еще был полиэкран, который позволял поиграть изображением, сталкивая в рамке экрана сразу несколько картинок. А была еще чуть саркастичная улыбка Парфенова, его пафосно-ернические интонации. И были шутки, вроде той, когда он, Леонид Парфенов, поворачивал штурвал Братской ГЭС, или становился на ту трибуну в Кремлевском дворце, с которой Хрущев бросил клич: «За работу, товарищи!» На историю можно смотреть не снизу вверх, а наоборот – сверху вниз. К истории можно относиться без патетического трепета, с ней можно фамильярничать, ее можно подначивать, над ней – подшучивать, словом, играть в историю. Можно уменьшить ее до макета на планшете и переставлять персонажей с одного места на другое. И можно себя поставить на то или иное место в порядке шутки. Точно такие же шутки можно проделывать и с современностью. И вообще, со временем. Не у всех это, правда, получается. И не всем это сходит с рук. Предатель и конформист?Жизнь в конце 90-х претерпела определенную трансформацию. Это не все заметили. Кремль как средоточие Добра и Зла перестал интриговать широкую общественность. Интересовал он, в основном, определенные бизнес-круги. Впрочем, трансформировалась и журналистика. Люди с НТВ, чьей профессией были новости, закаляясь в борьбе за правое дело Гусинского и Березовского, а заодно за свободу и независимость прессы, все больше напоминали бойцов из агитпроповского ударного батальона. Не стану ссылаться на личные впечатления, процитирую Виктора Шендеровича: «... ненависть крепко закупоривала сосуды. Евгений Алексеевич Киселев, например, прямо из телевизора назвал наших оппонентов «насквозь прогнившей кликой циничных негодяев». Для автора книги «Здесь было НТВ», из которой взяты вышеприведенные слова, такие инвективы – всего лишь «вопрос стиля». Проблема же в том, что талантливая, субъективно честная журналистика превращалась на наших глазах в партию старого-нового типа. До партии она, все-таки, недотянула, а свой профессиональный статус в значительной степени утратила. В тени идеологического конфликта меж партией автократической власти и партией демократической журналистики осталось довольно драматическое расставание Леонида Парфенова с командой Евгения Киселева. Вдогонку первому летели тяжелые письменные и устные обличения: «предатель», «конформист» и т.д. Снова цитирую Шендеровича: «Этот одинокий интеллектуал не мог больше участвовать в нашей массовой пошлости – собраниях и демонстрациях... Фальшь ранила его тонко организованную душу». На своей площадкеПарфенов вышел из «партии» и остался в телевизионной журналистике. И продемонстрировал ее класс в информационно-аналитической программе «Намедни». На своей площадке он выиграл у вернувшегося в эфир Евгения Киселева. Тот возвратился уже во вчерашний день телевизионной аналитики. С ее монологической конструкцией, когда в эфире господствует заданная позиция ведущего, а все остальное носит подсобный характер – репортаж с места события иллюстрирует мысль ведущего, приглашенный гость развивает ее и т.д. Политическая аналитика Леонида Парфенова – другая. Здесь ведущий оглядывает действительность с высоты птичьего полета. В немалой степени на это впечатление работает отстраненная позиция самого ведущего, сдобренная чувством иронии. Его «Намедни» – это своего рода эстрадное ревю, это такой концерт с выигрышными номерами и впечатляющими аттракционами, где ведущий – не гуру-политолог, а маг-волшебник, достающий из эфира события, явления, обстоятельства, перемешивающий их на свой вкус, манипулирующий ими на свое усмотрение. У Парфенова – другие отношения с властью. Он ей себя не противопоставляет. Она для него – не более чем рябь на воде. И уж тем более – не противник. Потому с нею и не бодается. Перед нами не тот романтический случай, когда дуэлянт (предположим, Виктор Шендерович с его «Бесплатным сырком»), если не упирается шпагой в грудь противника, то уже не способен устоять. Власть – не злой дракон, а костыль, на который Ланцелот должен опираться и, отбросив который, тут же и валится. Парфенов, в отличие от многих телевизионных коллег, способен к самостоянию. И «продукт» он создал самодовлеющий. Потому и может позволить себе роскошь стилистических и вкусовых расхождений с начальством. В определенном смысле ему оказался близок патриарх отечественного ТВ Владимир Познер. В том смысле, что он, как и Познер, не видел резона приравнивать свое перо к штыку. С кого они портреты пишут?Не случайно Леонид Парфенов легко согласился к юбилею своего старшего коллеги сложить о нем телефильм «Ведущий». Получился портрет, в котором, при желании, легко разглядеть и автопортрет автора. Сегодня, когда биография Владимира Владимировича известна во всех подробностях, понятна природа его профессионального и политического долголетия. Его телевизионная популярность известно, с чего началась. С советско-американских телемостов. И это знаменательно. Он сам как бы человек-мост между Западом и Россией – раз. Между тоталитаризмом и демократией – два. Об этом и фильм «Ведущий», который у Леонида Парфенова получился на редкость бесконфликтным. Нам представлен человек с необычной биографией. Были в ней свои сложности, риски, трудности, но сейчас у него все хорошо; он хорошо зарабатывает, он любит свое дело, свою семью, любит путешествовать... Он любит жить. Если у Познера и были трещины в мировоззрении, то они срослись и зарубцевались. И срослись правильно. Это и подкупило, судя по всему, Леонида Парфенова, который тоже в какой-то степени является человеком-мостом между прошлым и будущим. И для него ведущий Владимир Познер – старо-новая песня о главном. Может, они, ведущие, и правы: не нужно вправлять суставы, сращивать кости и континенты, сцеплять идеологии; лучше наводить мосты. Вот только для житья-бытья мосты не очень приспособлены. А гулять по ним туда-сюда – хорошо, приятно. Особенно, когда это их человеческий долг и профессиональная обязанность. Мир как спортПознавательной для него прогулкой стала та, что он совершил на Афинскую Олимпиаду. Первое, что сделал автор, перевернул патетическую формулу Кубертена «О, спорт, ты – мир!». Новая формула вышла иронической: «О мир, ты – спорт!». У Кубертена «мир» – в смысле «не война». У Парфенова «мир» – в смысле мироздание. То есть Олимпиада отныне – не столько символ примирения народов, их единения, сколько модель их сосуществования со всеми социальными, межнациональными и индивидуально-психологическими драмами. И, надо признать, «модель» эта «работает». Другой принцип олимпийских состязаний: «Главное – не победа, а участие», давно поставлен под сомнение уже самой практикой. Он совершенно пустой. В него, как в кубок, наливают шампанское и пьют за Победу, которая стала главнее всего. В том числе и здоровья атлетов-победителей, коими мы любуемся по телевизору. И как раз на Олимпийских играх больше, чем где бы то ни было, народы занимаются национальным самоутверждением. И государственным – тоже. И грань меж этими самолюбиями почти неуловима. По табличке, где расписаны все медали, мы видим, какая страна достигла статуса державы. Какая держава – сверхдержава все еще. Какая – уже. А какая – на самой низкой ступеньке этого пьедестала. Парфенов затрагивает сию тему, правда, не слишком пространно. Но он ее зацепил. Афины в фильме показаны и рассказаны с видами на Пекин. Если китайские атлеты уже сейчас обошли нас и вплотную подобрались к Штатам по золоту, то что же будет через четыре года в их родных стенах? ...Фильм, придуманный и сделанный на досуге Леонидом Парфеновым в сотрудничестве с журналистом Андреем Лошаком, не вообще о прошедшей Олимпиаде, не в принципе о природе и истории олимпийского движения. Там кое-что, конечно, есть и о том, и о другом, но чуть-чуть. А больше о наших олимпийцах – об их триумфах и провалах. Видеокамера, по возможности, коллекционирует все сколько-нибудь заметные проявления человечности наших олимпиоников – слезы, боль, радость и т.д. Елена Исинбаева на внутриолимпийской вечеринке спела гимн страны как лирическую задушевную песенку. Парфенов резюмирует свои впечатления. Большой спорт в России стал делом личным, индивидуальным, симптомом чего явились успехи наших соотечественников на теннисных кортах. В индивидуальных дисциплинах мы чаще выигрываем, чем в коллективно-игровых. Юрий Борзаковский на беговой дорожке обогнал всю Африку, наши девушки-прыгуньи, хоть с шестом, хоть без шеста, хоть в длину, хоть в высоту, перепрыгали остальной мир. И только в одном командном виде мы не ударили в грязь коллективным лицом – в синхронном плавании. Но ведь это не столько спорт, сколько шоу и цирк. Очевидно, что к идее коллективизма надо подъезжать с другой стороны. Теперь нам мало на всех одной победы; теперь нам надо много разных индивидуальных побед, которые можно было бы сложить в одну общенациональную копилку. В этом смысле, может, действительно пора бросить клич: «О, Россия, ты – спорт!» В этой модели все есть: пот, кровь, эстетика, поэзия, есть место для индивидуального, а также для коллективного подвига, повод для гордости великоросса. ...На церемониях открытия и закрытия Олимпиады любо-дорого было видеть, как побатальонно шагают лучшие люди планеты, физкультурные сливки человечества. Наш батальон смотрелся неплохо, тоже ведь сливки: белые кепочки, белые пиджаки. Парфенов, человек-стиль, назвал это концептуальным ретро. Ему, конечно, виднее. И он вслед за Владимиром Познером построил свой мост. Не реальный, а виртуальный. Мост в возможное будущее с новой моделью страны. В ЗазеркальеК 200-летию Гоголя стилист Парфенов был снова мобилизован и призван Первым каналом. Результатом стал видеопроект «Птица-Гоголь». ...И кто его мог выдумать, кроме Леонида Парфенова?.. Николай Васильевич – классик, отполированный отечественным литературоведением до хрестоматийного блеска, а все равно фигура загадочная, если не сказать, мистическая. Уж два века от его рождения утекло за горизонт, а он – по-прежнему среди нас. И миргородская лужа всегда рядом, и чичиковские пирамиды, если не из мертвых душ, то из бумажных доверенностей, не переводятся. А сколько носов, языков, ушей и других человеческих органов, отделившись от своих носителей, сделало самостоятельную карьеру... А как гламурные дамы просто приятные и приятные во всех отношениях не вылезают из телевизора... Гоголиада разлита в сегодняшнем дне. Видно, как Парфенов, погружаясь в биографию Николая Васильевича, следуя за ним из Петербурга в Рим, оттуда в Москву, следуя за его персонажами, примеряясь к тому быту, которым тот был окружен, пробуя на вкус украинские и итальянские блюда, наслаждается всем этим, смакует все это. У него есть какой-то золотой ключик от исторического Зазеркалья. Сериал насыщен множеством деталей и всякой всячины из жизни классика, из жизни его сочинений. И уже по ходу повествования начинаешь понимать, как они все важны, сущностны. Чего вроде рассказывать и показывать, как Николай Васильевич потчует друзей-писателей макаронами. Но Парфенов это делает так заразительно вкусно, что понимаешь, почему так заразительно вкусна проза автора «Сорочинской ярмарки». Отдельное удовольствие – рассказ о чудных свойствах характера молодого Гоголя. О его страсти к вранью и хвастовству, которая легко перелилась в характер Хлестакова, и что-то осталось на долю Ноздрева. Парфеновская манера порывистого передвижения в кадре, импульсивной жестикуляции как нельзя органичнее подходит к выражению того, как существовал в пространстве сам Гоголь, с его охотой и просто-таки жаждой перемены мест. Пробившись к Гоголю сквозь вековые глыбы Времени, рассказчик обнаружил пространство, в котором почти беспрерывно перемещался его герой на птице-тройке своей прозы. Архитектура Рима позволяла ему осязать вечность как реальность, как уютный дом. ...Заглянуть к Гоголю в гости и провести по Гоголевским местам и сочинениям интересную, насыщенную информацией экскурсию телезрителей – это одна задача. Другая – заглянуть в Гоголя. Тут ему в помощь – гоголевские создания. Тут он пытается увидеть Гоголя со стороны. Вид сбоку – Табаков, читающий письма, дневниковые записи современников писателя. Вид издалека, словно в перевернутый бинокль – Земфира, одетая «под Гоголя». ...Жаль, что полет «Птицы-Гоголя» так скоро прервался. Хотелось еще полетать с автором. * * * Что и говорить, у Леонида Парфенова на телевидении – особая стезя, которой следуют за ним его младшие современники. Стезя плодотворная. Она называется документальной эссеистикой. Тут только надо предупредить: без дара художественно оперировать документальным материалом на нее вступать не рекомендуется. |