«Брежнев» на «Первом»

Полагаю, что «новый фильм Леонида Парфенова» ждали с особым чувством.

Знаменитому журналисту, отошедшему от текущей телевизионной практики (во всяком случае, в качестве начальника, «заказчика») требовалось подтвердить себя в прежнем звездном статусе. Что он и сделал – к всеобщему, полагаю, удовольствию. Парфенов и те немногие по сию пору адекватные «стилю Парфенова» журналисты (зачастую дебютировавшие при его непосредственном участии) создают на нашем телевидении хоть какую-то альтернативу внезапно расплодившимся сварливым комментаторам-«терминаторам». У немногих интеллигентных людей, еще не забросивших пульт от родного «ящика» куда-нибудь подальше, за шкаф, например, расхождения с «терминаторами» прежде всего стилистические. Как у писателя Синявского – с советской властью.

Стоит обратить внимание на компанию, выпустившую «Брежнева», – «ТелеФормат». У нее уже есть один (и на мой пристрастный взгляд, конечно, – просто феерический!) проект для «Первого» – «Русские» со Светланой Сорокиной. Есть и другие планы. Стоит, полагаю, отдельно прописать вклад в новую удачу Парфенова режиссера Елены Калиберда (это известное имя на телевидении, достаточно вспомнить юмористический цикл компании «Пилот» с Хрюном и Степаном и – совершенно другое «поле» – авторские программы Елизаветы Листовой про памятники советской империи, про гостиницу «Москва», столичные высотки и сочинские здравницы), равно как и сценариста Натальи Пятериковой (а это имя уже совсем новое). И весь профессиональный коллектив, вся команда поработали на славу.

Тут многое сложилось, сошлось; легкость общения с «предметом», свежесть восприятия тому порука. Но дело не только в этом. «Брежнев» в документальном формате берет больше и копает глубже, нежели недавний игровой сериал Сергея Снежкина и Валентина Черных с Сергеем Шакуровым в заглавной роли. Игровой «Брежнев» – это альтернатива качественного кино и продуманного стиля разливанному морю стилистической пересортицы, «продукту». Документальный «Брежнев» – это не просто адаптированный для «малого экрана» «большой сюжет» жизни большой страны, но и его интерпретация. Это попытка через какие-то весьма, скажем прямо, неуловимые субстанции (стиль, дух, настроение эпохи и людей, ее, эпоху, населяющих) найти смысл эпохи. А вернее, тот урок, что предстоит извлечь из деяний ее «первого лица» потомкам.

Леонид Парфенов вообще любит портретировать эпоху, ну а уж годы правления Леонида Ильича – это его «наша эра» («Намедни» – 1961-1991). Но на этот раз он стремится к предельному лаконизму и концентрирует свое телекино не на харизматичных людях-знаках (сейчас уже принято говорить – иконах) времени, но только на «первом лице» и его многочисленных чадах и домочадцах. На перипетиях карьеры Брежнева и том личностном механизме, что неуклонно двигал эту карьеру навстречу верховной власти (а Брежнев, как известно, долго укреплял собственный статус, сосредотачивая в своих руках все новые ресурсы: стал лидером партии, потом и государства).

В общем-то не только именно этот документальный фильм, не только предшествовавший ему игровой сериал, но и многие другие события, фильмы и проекты (среди них – «Старые песни о главном», некогда затеянные Леонидом Парфеновым и Константином Эрнстом) уже давно диагностировали предмет ностальгии, ее главную тему – когда речь идет о том, с каким чувством вспоминали 70-е на рубеже 90-х. Да, многие ностальгировали по скромному обаянию нарождавшейся буржуазности, по призраку потребительского рая, что мерещился в нефтедолларовые 70-е. Ведь в «обломные» 90-е даже этот скромный «паек» уплыл сквозь пальцы миллионов...

Но куда как страшнее, что исчезла та разливанная душевность, некая умиротворенность, исчезло специфическое русское расслабленное братство в бедности... Мы оказались не готовы жить в мире куда более сытом, но жестком, конкурентном, требующем самодисциплины, привычки к одиночеству (и отнюдь не только экзистенциальному) и умению смотреть правде (объективной реальности) в глаза. И еще – при всем при том не свихнуться окончательно.

Это уже потом, когда надо будет научиться жить как-то по-другому, выяснится, что при плановой экономике выживать было как-то проще (в смысле – душевнее), чем при диком капитализме. И полетят с постаментов люди-знаки, и вывернется народная душа так, что станет страшно ездить в общественном транспорте, и бессмысленным станет «лучшее в мире образование» вкупе со здравоохранением и трудовыми книжками. Но это потом. Если понимать под коммунизмом некую инфантильную мечту о всеобщей «эре милосердия», то он действительно чем-то напоминал брежневскую эпоху. И кульминировал это реальный коммунизм где-то к 1980 году. Хотя все, как это ни странно, ждали именно Олимпиаду. Нечто подобное происходит и в «Брежневе»: там нет смехопанорамы про Олимпиаду и так далее.

...Но мечта достичь всеобщего благоденствия, поделив нефтедоллары «по-честному», похоже, не покинет эти края никогда...

И вот что открывается удивительное: а ведь весь этот комплекс исторических причин и следствий сгущается вокруг личности «дорогого Леонида Ильича»! Это его личность, даже его психика определяли эпоху. Те же качества, что привели его не к номинальной, но реальной власти, а потом и укрепили ее почти до сталинской кондиции (второй после Иосифа Виссарионовича генеральный секретарь), определили расслабленный дух эпохи. А еще есть такое сравнительно новое русское слово – пофигизм. В любой другой стране мира этот человек стал бы гениальным пиарщиком: почитайте современные учебники по этой модной дисциплине, посмотрите «Брежнева» – и все встанет на свои места. Но в Советском Союзе «комплекс избирательной кампании» стал причиной того, что, например, цены на основные продукты питания не повышались десятилетиями – притом что продуктов питания не было в свободной продаже. Диссидентов не судили, но признавали психически больными, отнимая у них не то чтобы свободу, но именно единственное, что есть у человека неотчуждаемого – его личность (стоит ли говорить, что методы карательной психиатрии распространялись и на настоящих больных...). А когда уйти в иллюзии до необходимой степени расслабленности не удавалось даже генсеку – он принимал транквилизаторы. И в результате стал реальным наркоманом.

Отнюдь не «мелкий деятель эпохи Владимира Высоцкого и Аллы Пугачевой», он не смог и не захотел, фигурально выражаясь, устроить нам «второй Пхеньян», но не устроил нам и «второй Сеул». И если искренне: а за что мы ему больше благодарны?

При всем богатстве режиссерских и журналистских ходов в фильме Леонида Парфенова «Брежнев» мне больше всего хочется оценить вот этот начальный титр – «и лично Леонид Ильич». Он сам по себе значим, не надо опошлять историю. Хотя «лично» он уже вроде бы не присутствует в нынешней, текущей ситуации. Следовательно, выводы относительно «его» наследия надо делать самим.