В сущности дела, требования народа по отношению к школе сводятся на «очеловечение» его детей.
Николай Бунаков
Северянин
Рассказы из вседневной жизни
В настоящее время ознакомление с провинциальною жизнью получило особенный интерес для публики. Некоторые провинции поражены такими загрубелыми болезнями, от которых не скоро вылечатся; гласность – первое и едва ли не единственное лекарство, могущее произвести благотворное влияние на организм провинциального общества. Умственная отсталость, нравственное растление, поклонение грубой силе, всякой внешности, равнодушие к тому, что стоит вне личных интересов, - проглядывает на каждом шагу. Расскажем о некоторых чертах губернской жизни, поразившей нас в одном городе.
Здесь существует театр; общество совершенно равнодушно к игре актеров; успех здесь имеют только кокетство и хорошенькие личики актрис; артистический талант не дождется поощрения. В нынешнем году несправедливость здешней публики испытала одна прекрасная артистка, игра которой не отличалась ложною эффектностию, замечательна простотой, естественностью и грациею. Но увы! Публика не ценит простоты, и рукоплескания сыплются на подозрительные личности, которым протежируют некоторые значительные господа по разным секретным причинам. Артистка, о которой я говорю, к счастию или несчастию, никогда не искала и не принимала протекции значительных людей.
Один благонамеренный господин решился высказать прямо и откровенно (т.е. печатно) беспристрастное мнение о местном театре. По стечению обстоятельств случилось ему напечатать в Губернских Ведомостях разом две статьи: о торгах на городские земли и о театре; в первой он провел параллель между увеличением городских доходов, которым так любит хвастаться губернское начальство, и разорении уже без того бедного общества одного из уездных городов; в другой высказал беспристрастный взгляд на театральную труппу. Вскоре оказалось, что обе статьи сильно не понравились одному господину: почему не понравилась ему первая – это не требует пояснений; вторая же потому, что в ней не одобрены персонажи, которым значительный господин изволил протежировать почему-то. Прочитав статьи в присутственном месте, во время каких-то торгов, при большом стечении народа, он громогласно приказал передать автору, чтобы он не осмеливался писать таких статей. Конечно, автор, к счастию, человек независимый от этого значительного лица, без церемонии лично объявил, что не признает его приказаний, какие он должен писать статьи и иметь мнения, а руководствуется в этом случае только истиной, но все же он получил немаловажную неприятность.
Нам очень понравилось одно из распоряжений здешней полиции: по случаю воровства, угодно было ей останавливать каждого прохожего, где бы то ни было, после девяти часов, и приводить в часть, чтобы он та расписался, вероятно, в том, что он не будет воровать. Один наш знакомый отправился к знакомому своему, из первой части города во вторую; но едва перешел он во вторую часть – полиция потащила его в часть для расписки; освободившись оттуда, он не нашел своего знакомого дома и, так как было еще не поздно, то решился зайти к другому – в третью часть; здесь та же история, а меду тем время прошло, и несчастная жертва решила вернуться домой; каково было бешенство нашего знакомого, когда в своей первой части его опять повлекли к расписке.
В театре у нас происходят и такие чудеса: раз во время удачного спектакля, наполняется одна ложа в бельэтаже различными уродами, карликами, дураками и дурочками, комически одетыми, которые поднимают шум, хохот и беспорядок. Немного погодя, в противоположной ложе является г. Г., проживающий здесь неизвестно зачем; оказывается, что этот сброд дураков – его барский штат и привезен в театр ради потехи. Барский штат испортил весь спектакль, а наша аристократия очень забавлялась остроумием барича, который сам, своей особой, составлял очень эффектное дополнение к своему штату. Как ни странно это покажется в половине XIX века, но это факт, грустный, оскорбительный факт. У нас есть господа, мудро следующие великому изречению, что «лучше быть первым в деревне, нежели последним в городе», и действительно они здесь первые, до того первые, что если бы вздумали они являться на балы в натуральном виде, то все до слез хохотали бы их остроумию. Невоспитание же нашей так называемой аристократии не подлежит сомнению; в кругу молодежи ее не насчитаете десяти человек, кончивших курс гимназии; про высшие учебные заведения и говорить нечего; большинство существует с плохими свидетельствами уездных училищ, и то данными из милости.
Недавно здесь открыт дамский клуб с целью сближения сословий, искоренения сословных предрассудков: мысль поистине благая, но как понята она? Одна из старшин (уж конечно аристократка) раз заметила в клубе двух незнакомых девиц; узнав, что они гувернантки, она сочла за обязанность предложить им или удалиться, или представить дипломы на дворянское звание.
В дополнение еще случай. Есть у нас необыкновенный силач, разрывающий серебряные гривенники; встретился он где-то с одним, опять-таки значительным господином и почтительно поклонился. Но как провинциальные тузы не имеют уважения ни к кому, стоящему рангом ниже их, то значительный господин просто отвернулся. Это взбесило силача, он могучей рукой повернул невежу к себе, пообещал из его особы «и дров нарубить, и щеп нащепать», и заставил десять раз поклониться. Мы слышали, что все здешние значительные лица после этого случая, вероятно, опасаясь, чтобы из них не нащепали щеп, сделались очень вежливы, даже со своими подчиненными. Это деспотизм грубой физической силы. При этом нельзя без грусти подумать, что только грубой физической силой удалось исправить хотя одно провинциальное заблуждение; нравственная сила здесь не имеет силы.
Хотя начальник губернии и хлопочет изо всех сил водворить здесь лучший порядок, но заботы его мало поддерживаются другими: свету нам, свету, как можно больше свету!..