Выдающиеся люди Вологодского края

Бубнова В. Дорогою к Нило-Сорской пустыни

//Памятники Отечества: Илл. альманах. - Вып.30. - М., 1993

ВАЛЕРИЯ БУБНОВА

ДОРОГОЮ

К НИЛО-СОРСКОЙ

ПУСТЫНИ

Нa восьмом километре дороги из Кириллова в Белозерск стоит среди кустарника неприметная дощечка с надписью: "До пустыни 7 км". Сворачиваю на лесную дорогу. Она сбегает с пригорков, лес подхватывает ее, окутывает тишиной. И нет мирских "всеулавливающих сетей суетности". Ум обретает особую сосредоточенность, мысли - непостижимую отвлеченность.

Непогода растягивает версты, сужает даль. Вокруг угрюмый таинственный лес. Воображению предстает под склоненными кронами дерев тропа с жесткими листьями подорожника и по ней пять веков назад идет на речку Сору преподобный Нил. Вернувшись с Афона, где достиг высокой ступени восхождения к Богу, он возымел потребность непрерывного размышления над Писанием, в котором "сам Бог сокрыт под словесным выражением Откровения". Нил уже не мог жить подле обремененного богатством Кириллова монастыря, где в двадцать лет принял пострижение и еще двадцать лет провел в иноческом труде; оттуда, движимый поиском истины, ушел на Святую Гору. При безлюдьи, за стеной леса в пелене дождя мне слышится голос сорского подвижника: "Благодатию Божиею обретох место угодно моему разуму, занежь мирской чади мало входно..."

Ноги скользят по раскисшей дороге. Унылой мороси нет конца. Скопившаяся на листьях влага скупыми слезами скатывается на бледный болотный мох. Зябко, неуютно, промозгло. Но тем ощутимее подвиг подвижников, искавших благодати в одиночестве. В дебрях леса отшельники пробавлялись самою скудной пищей и "не бе у них тела, быша токмо кости". Подвергая свою плоть тяжелейшим испытаниям, они мерзли в жердяной келье или в дупле дерева, как преподобный Павел Обнорский, или кормили комаров у болота, "обнажи главу и плещи своя и до пояса", как преподобный Антоний Сийский. Истязая себя, они отсекали волю, пестовали смирение и в молитвенной аскезе стяжали благодать Пресвятой и Владычной Троицы. Сами того не желая, беззаветно отдаваясь своему служению, святые подвижники становились для других источником света, несущего веру и любовь.

В пустыньках, в безмолвии монастырских келий, созидался духовный идеал Руси. Воплощал этот идеал в себе "тихий созерцатель" с речки Соры преподобный Нил. Почва его подвигов - не плоть, а мысль и сердце. Главное, учил он, "воздвизай совесть к лучшему". "Вся елика похвальна и честна и добродетельна, сия помышляй и твори, мудр бывая во благое",- писал преподобный Нил в убогой келье на Соре. При бесшумно падающем снеге и под гудение мошкары за волоковым оконцем, обращал он перо свое к поколениям власть имущих и бедных: "Утишь ум, освободи от плена помыслов... внимай сердцу".

Увещевания Нила долгое время оставались невостребованными. И только век девятнадцатый, ознаменовавшийся бурным развитием науки и техники, распознал в "умном делании" Нила Сорского единственный способ отвратить трагический разрыв человека с Творцом. О Ниле Сорском заговорили, труды его тщательно изучали, по крупицам собирали "писаньица".

Новую жизнь обрела тогда и обитель на Соре, куда пришел, чтобы следовать заветам преподобного, инок Никон, в схиме Нил.

...Чуть посветлело. Стена леса раздвинулась, уступая болотистой низине. Белые хлопья тумана недвижно висят на пиках осок. Их не рассеивает ни дождь, ни полуденное солнце. Кажется, это те же самые сгустки влаги, через которые шел к обители инок Никон полтора столетия назад. А может быть, этому туману пять веков?..

Сколько еще идти до той излучины, на которой преподобный Нил и его ученик Иннокентий остановили свой выбор? Выбравшись из сумрака леса, святые отцы увидели топкую луговину, а за быстрой речкой - разреженный лес из берез и елей. Ни к чему было им искать лучшего места. Саженях в ста от воды срубили они часовенку и две кельи - на расстоянии "вержения камня", чтобы и звук молитвы не нарушал безмолвия соседа.

Преподобный Нил не помышлял тогда об обители. Но приходила "благоговейная братия и просилась жить". Многим хотелось подражать угоднику. Учитель принимал братию с осторожностью и только из преуспевших в иноческом труде. К концу его жизни в обители насчитывалось не более двенадцати келий и одна деревянная церковка Сретения Господня - от скита с четверть версты, за речкою, на болотистой луговине. Сам преподобный с братией наносили для нее в коробах землю.

На рукотворном том холме устроился и погост. Там, подле церкви Сретения, погребли великого подвижника, тихо скончавшегося 7 мая 1508 года, за полтора часа "нощи в третию неделю по пасце святых мироносиц". Всю жизнь исповедуя нестяжательность, старец ушел к ответу перед Богом как истый воин Христов. Все его имущественное завещание уложилось в несколько строк: "Крест большой, что в нем камень страстей Господних, тако и что писал есми книжки... и вещи Кириллова монастыря, что мне давали за любовь Божию, чье что есть, тому и отдати, или нищим, или монастыря которого".

А богомольцев в обители год от года стекалось все больше. Идущие через Кириллов в Соловецкий монастырь и обратно жаждали поклониться Нилу Сорскому. Не вместись бы всех храму Сретения, но вскоре после кончины преподобного рядом воздвигли вторую церковь, теплую, с трапезной, во имя Ефрема Сирина, особо чтимого Нилом. Позднее над гробом преподобного поставили третью - Иоанна Предтечи.

Шли люди помолиться, везли болящих. Облачат хворого в Нилову власяницу, при молитве дадут испить воды из чудотворцева колодца и, глядь, тот нашел исцеление. И все потому, что крепче веры - силы не сыщется. А на душевную скорбь не знали лучше врачевательства, как молчание в благодатной тиши у Нилова пруда...

Ничего похожего на описанную картину не застал в скиту инок Никон. Он вступил на путь подвижничества в 1836 году, когда уже получили второе рождение "созерцательные идеи" преподобного Нила. Сперва старец Паисий Величковский в конце XVIII века призвал изучать творения "ближайшего к нам богоносного отца нашего, российского светила, Нила Сорского". Потом в петербургской Сергиевой пустыни архимандрит Игнатий (Брянчанинов), следуя учению угодника, написал труды о "духовном видении" и "совещании души с телом". И должно быть, удручающим показался тогда иноку Никону вид скита преподобного. Покосившиеся кельи, жительствующих восемь человек - и все сосланные из Кириллова за нерадивость и пьянство. Весь их обиход - самовар, кастрюля да котел для бани. Церкви святого Ефрема Сирина нет, трапезная и келарня - в старой избе. Без жалости нельзя было глядеть на церкви Сретения и Иоанна Предтечи с потемневшими от сырости стенами.

Трепетное чувство Никона к своему великому предшественнику сотворило чудеса. Очень скоро собралась достойная братия. На месте деревянных церквей поднялся каменный трехпрестольный собор во имя Тихвинской Божией Матери. Церковь Иоанна Предтечи перенесли в скит, к келье преподобного. Здесь ее вновь освятили 15 ноября 1852 года - и это был день второго заселения скита. А на той болотистой низине, куда преподобный Нил с "единомысленными" носили землю под церковку Сретения, вокруг собора Тихвинской Божией Матери образовалась новая обитель - Нило-Сорская пустынь. Ее окружила каменная стена с кельями, а над вратами поднялся храм Покрова.

Когда до обители осталось совсем немного, сжалось сердце. Все порушено, а чудес ждать не приходится. Вот и признаки жизни: скошенный луг с обмокшим стогом, обтесанное бревно прислонено к дереву. И странное дело, появилась надежда, что за поворотом сейчас блеснут купола, донесется звон колокола и тихое умиротворяющее пение иноков разольется над речкою, над лесом. И эти звуки всколыхнут тебе душу...

За поворотом действительно показались стены монастыря с деревянными башенками по углам. Куполов не видно. Через Сору переброшен мосток. Речка теперь заросла, обмелела и сузилась. Невозможно поверить, что она когда-то давала большие уловы, вращала мельничные жернова. На стене надвратной церкви еще угадывается на мутном синем фоне образ Спасителя, сидящего на престоле, а по бокам две фигуры - по правую сторону преподобного Нила Сорского, по левую - Николая чудотворца. Входим в ограду. Мощеная дорожка ведет к Тихвинскому собору, точнее к тому, что от него осталось. У храма нет ни куполов, ни притворов. У юго-восточного угла бывшего храма, как известно, покоятся останки великого старца. Место это никак не отмечено.

В пустыни теперь интернат для душевнобольных. В пристенных кельях - их "квартиры", на деревянных крылечках сохнет линялое белье. Инвалиды бродят по двору одинокие, неухоженные. Хромые, со скрюченными пальцами, с блуждающими улыбками, они спешат к незнакомому человеку, чтобы услышать человеческое слово. Неведом им пример здешнего рясофорного монаха Ивана Шапошникова, который в сходном недуге обрел тут утешение и... дар живописца. Но тогда была в этих стенах атмосфера любви, а теперь, увы, гнетущая безысходность.

Дождь усилился. Инвалиды рассеиваются кто куда. А меня ноги несут вон. Перейдя речушку немного выше, выхожу на деревенскую улочку. Она выводит к кладбищу. Это и есть место, где подвизался знаменитый святой Русской Церкви.

Кладбище, конечно, позднее, но сильно запущенное. От скита давно не осталось следов. Не угадать, где был колодец, где пруд, вырытые преподобным. В ста саженях на юго-восток надеюсь увидеть другой скит - схимонаха Нила. Но и там лишь кустарник.

Но как бы то ни было, а память о монастыре жива. Старожилы окрестных деревень, в свои семьдесят - восемьдесят лет запамятовавшие о своих близких, не забыли отца Иллариона, последнего настоятеля пустыни - маленького, пухлого, с кроткими добрыми глазами. Старики вспоминают, как детьми собирали грибы в монастырском лесу и как шли на звук колокола, в который велел звонить игумен, чтобы они не заблудились. И кажется старикам, что ничего более вкусного они не пробовали, чем монастырские щи... Когда их начинают расспрашивать о прошлом обители, усталые, окруженные морщинами глаза оживают огоньком надежды: "Эх, кабы наново..."

Обратные версты короче. Небо пасмурно, но в самой вышине его появилась полоска лазури. Крохотный просвет - и суровый вид леса не пугает. Нарождается в сердце что-то удивительно ясное, спокойное...

"Желаю искренно, чтобы скит преподобного Нила Сорского возобновился и устроился, чтобы братия осталась верна его преданию и духу его правил и чтобы голос мой возбудил сочувствие в тех, кто печется о восстановлении нашей древней святыни",- сказал побывавший здесь в прошлом столетии столичный профессор С. П. Шевырев. К его словам сегодня трудно что-либо добавить.