Выдающиеся люди Вологодского края

Николай Фарутин

Судьба комфлота

«Душенов Константин Иванович (1895–1940); участник- Октябрьской революции в Петербурге. Член коммунистической партии с 1919. На флоте с 1915; служил на крейсере «Аврора». После Февральской революции 1917 года член судового комитета. Участвовал в штурме Зимнего. Возглавлял охрану ценностей в Эрмитаже. В Гражданскую служил в Волжско-Каспийской флотилии. С 1920 на командных должностях в Военно-Морском флоте».

В нескольких строках, взятых из энциклопедии «Великая Октябрьская Социалистическая революция» вместилась целая жизнь человека.

Многие годы я собирал материал о нем. Написан он на основе воспоминаний родственников и близких, односельчан и сослуживцев, сохранившихся документов и публикаций разных лет.

1. ФЛОТСКАЯ ФАМИЛИЯ

Катер круто повернул, и перед нами открылась уютная гавань. Как завороженные, мы смотрели на незнакомый берег и дома, прилепившиеся на террасах прибрежных скал. Они белым ожерельем висели над водой, придавая этим главной базе североморцев какое-то очарование.

Позже В. Каверин для встречи героев своего романа «Два капитана» выберет именно это место и романтически напишет: ...«пораженный красотой Полярного и Екатерининской бухты, я стоял у циркульного дома. Точно это была моя родина, которую до сих пор я лишь видел во сне и напрасно искал долгие годы – таким явился передо мною этот город».

Приглянулся он и нам, молодым краснофлотцам, только что прибывшим на Северный флот. Особенно дом, построенный в виде вычерченного циркулем полукружия. К нему вела каменная лестница с колоннадой и легкой аркой над ней.

– Не правда, красивый? – заметил, сопровождавший нас старшина. – Строил и жил в нем комфлота Душенов. Со вкусом, с размахом был...

– Почему был? Где он сейчас? – посыпались вопросы.

Но они будто повисли в воздухе, остались без ответа. Тогда не сразу до нас дошло, почему старшина внезапно перевел разговор на другую достопримечательность – гору Ленина.

У входа в гавань, на отвесной скале, в двадцать третьем году местные рыбаки в честь вождя установили мемориальную доску. В войну на этом утесе намалюют огромную голову другого вождя – И. В. Сталина, вдохновителя и организатора массовых репрессий. Под их жернова попадет и флагман 1-го ранга, первый командующий Северным флотом К. Душенов.

Впервые о нем я услышал осенью тридцать девятого. О том, что он родом был из вологодских крестьян, узнал намного позже, в конце сороковых годов.

После демобилизации работал в Кубиноозерье, в райкоме партии. Как-то приехал в парторганизацию колхоза «Организатор» Борисовского сельсовета и запозднился. Ночевать пригласил вожак сельских коммунистов, ныне проживающий в областном центре, А. Ситенев. Среди фотографий на стене меня заинтересовал портрет моряка. На вопрос о нем неожиданно услышал:

– Мой дальний родственник, Костя Душенов. В тридцать восьмом взяли, как в воду канул. А какой был человек...

– Он же из питерских рабочих, – попытался было я поправить Александра Александровича.

– Не совсем так. Самый что ни на есть нашенский, вологодский. Родился и рос вон там за леском, в деревне Ивановское Вепревского сельсовета, – и хозяин показал в окно. – Начинал работать в Вологде, потом перебрался к брату в Питер. Вот и стал питерским...

О многом тогда поведал колхозный парторг. Вначале осторожничал, затем разговорился. Рассказал, как вызывали ночь, допытывались, о чем говорили с гостем, куда он ходил.

– Думал, не сдобровать, – вздыхал Ситенев. – Слава Богу, пронесло...

На родину Душенова я попал позже, после его реабилитации. Односельчане встретили настороженно. Ладно прихватил «Красную звезду» с первой посмертной публикацией о флагмане. Газета пошла по рукам.

– Смотрите, смотрите! И впрямь наш Костя моряк. И сверху напечатано «Матрос с «Авроры», – качали головами собравшиеся.

Наперебой вспоминали, когда он приезжал, с кем разговаривал.

– Не гордый, правильный был мужик. Поди, в адмиралах ходил, а было, с каждым остановится. Вот загубили...

Отец Душенова умер в тридцать шестом. Через три года ушла из жизни и мать. Не выдержала. Двоих сыновей сразу сделали «врагами народа». Да и Анастасию Николаевну не раз таскали на допросы. Немало пришлось им пережить, когда раскулачили.

– Ладно приехал Костя, выручил, – доносится голос, – А какие они кулаки, если восьмерых вырастили, еле концы с концами сводили...

Были встречи со сверстницами Константина Ивановича. Та, что жила под Вологдой, недавно умерла. А. Бурдакову и сейчас можно встретить на улице Гоголя. Ей давно за девяносто, но память сохранила многое.

Особенно запомнился молодой сосед, когда в пятнадцатом приезжал призываться. Не только внешностью и городскими ухватками, а рассказами о житье-бытье в столице, о каких-то демонстрациях с красными флагами, забастовках, про которые деревенские подружки и слыхом не слыхивали. А когда его всей деревней провожали, то девчонки кричали на прощанье: «До свиданья, Костя Моряк!».

Долго еще рассказывала Анастасия Панфиловна. Больше о последней встрече, состоявшейся за несколько месяцев до трагического дня. Возвращался тогда Душенов с первой сессии Верховного Совета СССР. По дороге из деревни задержался в Вологде, навестил Бурдаковых. Мужу старушки угрожала беда.

– Сидеть бы ему, если не Костя. Чужую боль принял, как свою. Помог. Такой он был у нас, – листая семейный альбом, говорила хозяйка квартиры. – А вот и фото Константина Ивановича...

Более семидесяти лет хранят ее в этом доме. Снимал заезжий фотограф в деревне, когда авроровец приезжал на побывку. В наши дни этот снимок обошел многие издания, хранится в музейных экспозициях.

...Из пяти братьев Душеновых – трое были балтийцами. Николай и Константин принимали участие в революции и Гражданской войне. Младший – Василий плавал на «Марате». Погиб в Отечественную, освобождая Прибалтику.

Но на этом флотская фамилия не закончилась. В городе на Неве разыскал я сына и внука флагмана. Они тоже были моряками, сейчас оба в отставке.

Комната, в которой мы сидели с Юрием Константиновичем, скорее напоминала семейный музей. Рядом с прославленной «Авророй» макет крейсера «Киров». Не того, что в войну мощью своих орудий прикрывал колыбель революции, громил фашистов, а современного, атомного.

– Служили, что ли? – спрашиваю.

– Не приходилось, – доносится в ответ. – Строил...

Так слово за слово, многое я узнал из жизни Душеновых, лично моего собеседника. Родился Юрий в Севастополе, рос на Балтике и в Заполярье. Такому, казалось бы, на роду написано служить на флоте. Но мечта рухнула, когда арестовали отца.

Когда грянула Отечественная, у студента политехинститута Душенова не было вопроса, что делать. Только на фронт. Он стал танкистом. Воевал под Сталинградом. В сорок третьем старшего лейтенанта, хорошо владеющего польским языком, направили в дивизию имени Костюшко.

Без мала пять лет он отдал братской армии. Передавал свой опыт танкистам. Вместе с ними форсировал Вислу и брал Варшаву, громил врага в его логове – Берлине.

Возвратился в Ленинград в сорок восьмом в звании майора и снова пошел в институт. Из всех собранных в орденские колодки, почти двух десятков наград Родины и дружественной Польши, всего дороже ветерану скромная Красная Звезда. Помнит он такой орден на синем кителе отца.

Как и отец, сын не искал легких дорог. Когда партия позвала коммунистов на помощь селу, инженер судостроительного завода одним из первых поехал в братскую Эстонию. Прощаясь с товарищами, Юрий шутил, что все ближе к морю.

Вскоре осуществилась его заветная мечта, стал балтийцем. Понимал, что без необходимых знаний на службе придется трудно. Так пришло решение о поступлении в морскую академию. В ту, которую кончал отец.

По окончании преподавал в высшем Военно-Морском училище. Возглавлял кафедру. Доцент, капитан 1-го ранга Ю. Душенов многое сделал для флота: строил и осваивал «океанские» корабли, готовил для них кадры.

Внук и тезка флагмана, как и дед, служил на Северном флоте. Плавал старший лейтенант на подводном атомоходе. Макет его стоял по соседству с крейсерами.

...Флотские династии. Многие из них появились от матросов революции, ставших потом видными флотоводцами. К этой плеяде принадлежит и военмор К. Душенов.

С детских лет он любил книги, а когда стал работать, сперва в Вологде в аптеке посыльным, затем на химскладе в Питере, быстро разобрался в сути конфликта между бедными и богатыми. Бывая у брата на военном корабле «Африка», юноша внимательно прислушивался к разговорам матросов.

Но особенно ему запомнились беседы с соседом по квартире Антоном Былининым. Потом Душенов так и напишет в своей биографии: «Первые мысли о несправедливости царского строя, во мне были посеяны большевиком А. Былининым...».

Так в жизни нашего земляка начиналась «политшкола». Продолжил Душенов ее на «Авроре».

2. ПРИЗВАННЫЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ

В который раз поднимаюсь на плавучий музей. На верхней палубе крейсера, с девятиклассником Сашей, сыном племянника, заглядываем в рубку, с радиостанцией. Она первая сослужила свою службу революции, передала в эфир ленинское воззвание «К гражданам России».

В нижних помещениях множество документов, реликвий, начиная от матросского сундучка. В третьем зале – фотографии авроровцев, активных участников революции. Под одной из них надпись: «Матрос 1-й статьи Константин Иванович Душенов».

Шел двадцать третий год, когда матросы «Авроры» передали власть на корабле судовому комитету, а корабельного писаря Душенова избрали его секретарем. Не только за грамотность и красивый почерк, что тогда среди матросов было редкостью, а за находчивость и смелость. Так пришло к нему доверие.

И в дальнейшем послужной список Душенова совпадает с календарем революции и Гражданской войной. И везде он находился в водовороте событий, в рядах первых.

После осмотра залов, мы листали «Золотую книгу». Так на «Авроре» называют толстенный журнал с поименным списком, кто служил на крейсере в дни революции. Кроме Душенова в нем немало других вологжан.

– Смотрите, смотрите! Еще ваш земляк, – по-детски радовался мой спутник. – Вы говорите, а я буду писать...

– Комендор Михаил Козлов, электрик Яков Ананьев, рулевой Егор Кучин, матрос Петр Патрунов... Сколько набралось? – спрашиваю.

– Один, два... Больше десятка.

Нашли еще одну знакомую фамилию – трюмного машиниста А. Неволина. Уральца. Потом киевлянина.

...В начале пятидесятых годов меня вызвали на переподготовку. В политуправлении Северного флота, вручая направление к месту службы, на базу, напомнили:

– Через час из тыла флота отправляется оказия. Не опоздайте, будьте на причале...

Путь был не близкий и, мы с капитаном второго ранга, начальником одного из отделов тыла, спустились в каюту. Попутчик хорошо знал наши места. В составе отряда балтийцев в Гражданскую наводил порядок в Вологде, потом освобождал Север от интервентов. Не раз бывал в городе в Отечественную. Это был Неволин, который жил в одном кубрике с Душеновым.

Александр Соломонович вспоминал, а я мысленно переносился на петроградские улицы, запруженные людским потоком, слышал шаги авроровцев, уходивших по гулким трапам на берег, на площади и проспекты, объятые пламенем революции. Среди них был и Костя Душенов.

Вместе со всеми он на Финляндском вокзале встречал Ленина, слушал его речь с балкона дворца Кшесинской. Затем на Франко-Русском заводе, где ремонтировали «Аврору», а Владимир Ильич выступал перед рабочими.

Все чаще он задумывался над словами вождя. Они были близки и понятны каждому, звали куда идти, как действовать. И авроровцы действовали.

Они хорошо помнили, как простреленный безжалостной рукой командира крейсера рухнул на холодную палубу матрос Осипенко. И то, как карающая пуля матроса Брагина настигла тирана.

На всю жизнь отложились февральские бурные дни в памяти Душенова. И выстрелы. И ручеек крови товарища у его башмаков. Потом бурный митинг, на котором экипаж решил вместе с рабочими Питера, за революцию.

Наступил октябрь семнадцатого. На крейсере клокотали страсти. Новости по кубрикам разносил секретарь судкома. Выполнял Душенов поручения и посложнее. Как-то председатель комитета Белышев вручил ему пакет.

– Доставишь его лично Свердлову. А на словах передашь, что котлы под парами, экипаж в боевом. – На прощанье предупредил: – подбери ребят порасторопнее, а то на улицах полно юнкеров...

В Смольном было, как в муравейнике. Якова Михайловича отыскали не сразу. Он напомнил связным, чтобы никуда не отлучались. На следующий день, вручая пакет Душенову, сказал:

– Скоро потребуется ваша помощь, а может, и стволы. Передайте, чтобы были готовы...

На «Авроре» читали содержимое послания, курили и спорили, как лучше крейсер вывести к Николаевскому мосту. Над картой моталась голова Антонова-Овсеенко.

– Ваше место вот здесь, – и карандаш его уперся в ленту Невы. – Орудия поверните на Зимний, чтобы видели временные. Но прежде, нужно освободить от юнкеров мост и восстановить по нему движение. Ильич сказал, что больше ждать нельзя...

Душенов догадывался, что назревают важные события. На верхней палубе, куда он вышел покурить, его забросали вопросами. В это время к Косте подошел Саша Неволин и стал торопить, чтобы быстрей собирался.

– Тебя от судкома включили в береговой отряд, – пояснил.

Спустили шлюпки. Поверх бушлатов перехлестнули ленты с патронами. В темноте ярко светили окна Зимнего. Ахнуло орудие с родной «Авроры». Матросов словно кнутом стегнули. Покатилось тысячеголосое «Ура!». Впереди авроровцев Неволин с Душеновым.

Ворвались во дворец. Заметив их, махнул рукой Антонов-Овсеенко, лабиринтам коридора добрались до кабинета, где заседали министры Временного. Распахнули дверь, приказали собираться.

Через многие годы, вспоминая о сопровождении арестованных в Петропавловку, Душенов рассказывал, что некоторые этот эпизод описывает, как смешное происшествие.

– На самом деле, положение было далеко не простым, – отмечал он. Ненависть достигла такого накала, что могли министров отнять и лишить жизни. А этого, как предупреждал Ленин, допустить было нельзя. Пострадала бы революция...

Над городом на Неве таяла последняя ночь старого мира. Антонов-Овсеенко заговорил об охране ценностей дворца. Узнав, что рослый моряк е волевым лицом писарь и секретарь судкома с «Авроры», обрадовался.

– Такой человек тут и нужен, назначаю начальником охраны...

Так Душенов стал первым комендантом Зимнего.

Не улеглись события революционного октября, как казачий генерал Краснов захватил Гатчину и угрожал Питеру. Во главе роты балтийцев Душенов не раз ходил в атаку. Враг был разгромлен.

Не принес покоя и восемнадцатый год. На этот раз на красный Питер наступали кайзеровские солдаты. И снова закачались штыки над головами моряков. Под Нарвой вел балтийцев в бой комиссар Центробалта Дыбенко. Одним из его отрядов командовал Kостя Душенов, человек призванный революцией.

3. ОТ МАТРОСА ДО КОМАНДУЮЩЕГО

В стране не хватало топлива, «Аврору» поставили на консервацию. Душенова направили в Москву, секретарем по морским делам к Наркомвоенмору Троцкому. Эта должность ему пришлась не по душе. Он настоял, чтобы его отправили на фронт, а пока перевели в снабженцы. Мотался по городам и заводам. Выбивал оружие и боезапас для флотских, металл и броню. Как-то приехал по делам в Нижний Новгород, где формировалась Волжская флотилия, да тут и остался. Помощником у начснаба, бывшего балтийского комиссара Измайлова.

Когда у белых отбили Саратов, Душенова назначили комиссаром и военного порта. Восстанавливал разрушеное, добивал беляков. Однажды с чекистами попали в засаду. Выручил пулеметчик, расстрелял в упор белобандитов, пытавшихся захватить тачанку Душенова.

А это было в девятнадцатом. На подступах к Котловке засел офицерский батальон «непобедимых». Десант моряков под командованием Ивана Кожанова смелым ударом разделался с ним в этом сражении Душенов, оказывался в самых горячих местах. За смелость и находчивость, командующий флотилией Ф. Раскольников вручил ему именные часы. Это было кстати молодому коммунисту, только что связавшему свою судьбу с партией.

Почти весь двадцатый год шли бои за освобождение бассейна Волги и Каспия. За Саратовом были Царицын и Астрахань. Потом Баку, где Душенов возглавил военные порты. В ту пору молодая республика задыхалась без горючего.

Перед моряками поставил задачу вывезти ее в глубь России. Душенов отбирал и ремонтировал все пригодное для транспортировки нефти.

Но тут возникло еще одно непредвиденное препятствие: за войну обмелел фарватер в устье Волги. Руководитель азербайджанских коммунистов Г. Киров, не задумываясь, назвал Душенова, кто мог быстро справиться с его углублением.

Авроровца вызвали в Москву и представили ему неограниченные права.

В мандате, подписанном лично Лениным, так было и написано: «Особоуполномоченный Совета Труда и Обороны» доверие Душенов оправдал. Вскоре бакинская нефть пошла по Волге.

Сергей Миронович высоко ценил Душенова, его организаторские способности, умение наладить правильные взаимоотношения с местными органами. Встречи их, начавшиеся на Волге и Каспии, продолжились в Ленинграде, где Душенов возглавлял морскую академию. Но не долго он пробыл здесь. Его снова потянуло в море. И вот за последние десять лет, он в третий раз едет в Севастополь, начальником штаба Черноморского флота. Командовал им бывший сослуживец и боевой его товарищ Иван Кожанов.

На берегах Черного моря Душенов познакомился со многими видными военачальниками, работниками искусства и писателями. В их числе и Максим Горький. Второй раз их судьба свела в Италии, куда Константин Иванович ездил с правительственным заданием, закупал суда.

В новой должности Душенов зарекомендовал ceбя хорошо, попал в список перспективных военачальников. В конце тридцать четвертого его с теплого моря переводят на холодное, командующим на только, что развернувшийся из флотилии Северный флот.

О пребывании Душенова в этой должности, хотелось бы рассказ начать не с того, что он сделал, а о том, как на Кольской земле чтят память нашего земляка.

Осенью семьдесят девятого года, нас с М. Евсеевым, ныне покойным, пригласили на торжества, посвященные освобождению Заполярья. Потом повезли по местам фронтовой юности. По дopoгe, то ли специально, то ли случайно, завезли « Мурманский порт, где стоял новенький супер-траулер. На его борту золотом блестела надпись: «Константин Душенов».

Все, что увидели и услышали на судне нас порадовало: Но особенно тронуло, как экипаж хранит память о матросе «Авроры», поддерживает связь с семьей Душеновых.

Дальше наш путь лежал в Североморск, нынешнюю столицу моряков. Машина затормозила на Приморской пощади, недалеко от места, куда некогда причалил катер молодого комфлота.

Тогда главная база североморцев – Полярное, еще была в лесах. Но Душенов присматривал место для новой, более удобной, на восточном берегу Кольского залива, куда бы из Мурманска можно было добраться не только водой, но и по суше. Это было важно, как в стратегическом отношении, так и в повседневной жизни.

Выбор пал на еле заметную точку на карте, становище рыбаков и охотников Ваенгу. Душенов смотрел далеко вперед. В наши дни эти два города связывает отличная дорога.

В Североморске, как три луча, к центру протянулись улицы имени Сафонова, Сгибнева – героев-североморцев, и, флагмана Душенова.

Имя Константина Ивановича первым стоит в списке Почетных граждан Североморска, его носит пионерская дружина десятой средней школы. Помнят его старожилы Полярного. Ныне город раздвинулся вширь, поднялся этажами, но душеновские места, которые здесь так и называют, остались в том же виде.

На первом перекрестке читаем: «Улица Душенова». Под ней – мемориальная доска в честь флагмана. До боли все тут знакомо и близко: циркульный дом и, здание бывшего штаба флота с памятной доской на стене.

Как прежде, смотрелся, лучший в те годы не только в Заполярье, Дом флота, ныне офицеров. По своей архитектуре и постановке работы. Строили его вологодские и калужские плотники, привезенные лично комфлота.

В его вестибюле почти без изменений. У входа, как бывало, гостей встречает сам флагман. Только не живой, а мраморный, дар бывшего североморца, ныне скульптора, известного в стране Л. Кербеля.

В пору становления Северного флота, Полярное представляло собой благоустроенную базу, образцовый для северных условий военный городок. Моряки жили в нем дружно и сплоченно.

Деловая требовательность Душенова сочеталась с демократизмом во внеслужебных отношениях. Он обладал качествами, военачальника большого масштаба, человека с партийным чутьем.

Баренцево море не Черное. Здесь и океанские, свирепые штормы, снежные смерчи и плотные туманы, морозы, одевающие палубы кораблей в ледяную броню. Это хорошо понимал Душенов. Потому он не уставал напоминать морякам, что непогода их союзник, научимся плавать в любую погоду – воевать легче будет. Требовал подготовку североморцев проводить вдали от своих берегов, в условиях приближенных к боевым.

Вот что писал в тридцать седьмом году в окружной газете командир подлодки М. Попов: «Настоящая боевая организация флота началась только при Душенове. Мы, подводники, например, с ним вместе совершили большие подводные походы. По продолжительности и дальности они превзошли все наши ожидания...»

Впервые такой поход состоялся к Новой Земле. В память о нем в Русской гавани подводники установили памятную доску, на которой вместе с другими была высечена и фамилия Душенова.

Надо же было такому случиться, что эта доска не была снята и тогда, когда имя флагмана было запятнано, как «враг народа». Сейчас она хранится в флотском музее, а на ее место установлена новая, из более прочного металла.

Многие моряки тогда были отмечены. Орден Красной Звезды получил и их комфлота. Ему было присвоено воинское звание флагман 1-го ранга. Орден Красного Знамени Константину Ивановичу вручили за спасение папанинцев.

В разное время и с разными людьми мне приходилось встречаться с сослуживцами Душенова. И все отмечали его, как прекрасного человека и командира.

– То, что флагман успел сделать для флота, заставляет нас всегда хранить о нем добрую память, как о человеке высокой партийности и крупного флотоводческого таланта, – говорил бывший командующий Северным флотом, адмирал в отставке В. Платонов.

Ниже слова тоже адмирала, известного подводника, Героя Советского Союза И. Колышкина:

– За три оставшиеся до войны года, флагман, несомненно, успел бы многое. Утрата его была одна из тяжелых потерь на флоте. Забыть его невозможно...

Среди моряков популярность молодого командующего была необычайной. Это и возросший авторитет К. Душенова кому-то пришлись не по душе. Время неумолимо приближалось к трагической развязке.

4. ПОСЛЕДНИЙ ВЫЗОВ

В конце тридцать седьмого страна впервые выбирала своих посланников в высший орган власти. В местных газетах немало сохранилось публикаций о кандидате в депутаты К. Душенове. Писали бывшие авроровцы и сослуживцы, строители и рыбаки. Особенно запомнилось письмо матери флагмана.

«В прошлом году я была в гостях у Константина в Полярном, – писала она в «Полярной правде». – Он и сейчас остался таким же непоседой, как в детстве и юности. Я видела, как он вместе с краснофлотцами работал на стадионе. Копал землю, ворочал камни, таскал бревна. Смотрела и радовалась за сына...»

Далее Анастасия Николаевна вспоминала, как горевала и плакала, когда малолетка провожала добывать себе хлеб насущный.

Тут же напечатаны слова К. Душенова североморцам: «Ваш комфлота – живая революционная история нашего красного флота. Гордитесь им!»

И моряки гордились, радовались, как благодаря усилиям Душенова их флот рос на глазах, набирал силу и мощь. Константин Иванович постоянно доказывал значение североморского театра в обороне страны, особенно проявлял заботу о пополнении подводного флота.

По возвращении из столицы, где на Политбюро шел разговор о североморских делах, Душенов делился с товарищами:

– Не могу спокойно спать, пока не перетяну пару бригад подлодок с Балтики. На Севере каждая из них давит на международную политику в несколько раз сильнее, чем там. Наркома почти убедил. Осталось заручиться поддержкой генсека...

Война подтвердила правильность этих слов. В первые ее месяцы и позже, в тяжелейших условиях, пришлось перегонять подводные лодки в Заполярье с других флотов.

Наступила весна тридцать восьмого. Напряженная, тревожная. Задерживался ремонт кораблей, накопилось много других неотложных дел. Много времени отнимали депутатские обязанности. А тут, как говорится, на носу был пятилеткой юбилей флота.

Беспокоила Душенова нарастающая охота за «врагами народа». Особенно среди военных. Расстреляли его предшественника, в прошлом тоже балтийца, Захара Закупнева. Та же участь постигла Тухачевского, Якира и других видных военных, встречи с которыми по службе и за чашкой чая оставили хорошие впечатления.

Были арестованы и ждали своего часа его боевые соратники и сослуживцы Иван Кожанов, Павел Дыбенко. Попал в опалу Федор Раскольников. Да мало ли безвинных борцов за Советскую власть лишились жизни от сталинских репрессий.

Беда пришла и на Северный флот. Первым арестовали лучшего комбрига-подводника, кавалера ордена Ленина Константина Грибоедова. Комфлота попытался было заступиться, но на его прикрикнули: «Разберемся!» А вскоре Душенову вручили, телеграмму: «Полярное, командующему». На номер 212. Судить и наказать, как подобает. Ворошилов».

Комбрига расстреляли в Мурманске за то, что он ничего не сказал, отверг все наветы на себя и комфлота.

Перед юбилеем вызвали в Москву члена военного Совета Петра Байрачного. Больше его не видели.

Доклад на торжествах Душенову пришлось взять на себя. С тяжелыми думами он выходил на трибуну, но виду не подал. Говорил, как всегда страстно, с пафосом. Праздник удался.

Но товарищи замечали, что комфлота ходит сам не свой. Когда увезли брата жены, флотского геодезиста, Душенов не выдержал, бросил, что такое может случиться с каждым. И отпихнул лежавшую перед ним газету с отчетом о встрече жен комсостава с руководителями партии и правительства.

Со снимка на первой полосе смотрела родная Адель Карловна – верная спутница в жизни. Рядом с ней за столом президиума расплылся в улыбке генсек и вождь народа. Не предполагала она, да и многие сидящие в зале, какие испытания готовит им, женам и их мужьям этот улыбчивый человек.

Маховик репрессий неумолимо раскручивался. Начал затягивать он и Душенова.

Шел второй день Мурманской окружной партконференции. Константину Ивановичу предоставили слово. Не успел он сойти с трибуны, как позвали к телефону. Далекий московский голос приказал:

– Немедленно, вместе с Клиппом, начальником политуправления флота, выезжайте в Ленинград...

– Как? -– удивился флагман. –- На днях у нас флотская партконференция. Я выступаю с докладом...

– Не волнуйтесь, успеете вернуться...

Но они не вернулись. Оказались в Москве, в Лефортовской тюрьме. Домашние об этом догадались, когда за ними пришли трое незнакомых военных. Старший приказал собираться и с собой ничего не брать. Напомнил, что поедут в Мурманск, к отцу и скоро возвратятся.

Но обманули и их. Адель Карловну сразу запрятали в тюрьму, а сына отправили в спецприемник. С ними был племянник флагмана, из деревни.

Сейчас В. Мартьянов, ветеран воины и труда, в прошлом сельский учитель, живет в селе Петровском Кирилловского района. Он хорошо помнит события тех дней.

– Когда нас раскулачили, в деревне жилось трудно, – рассказывал Валентин Александрович. – Однажды приехал в деревню дядя Костя и увез меня в Полярное. До девятого класса там учился вместе с Юрой, сыном Душеновых...

В Мурманске с подростка взяли расписку, чтобы держал язык за зубами и отправили к родителям, в Кубиноозерье.

– Знаете, – вспоминая о тех днях, говорил Юрий Константинович – если «врагами народа» были наши отцы, то ими должны быть и мы, дети. Благодаря друзьям отца, я выпал из той машины, которая немало перемолола детей репрессированных. Нам еще повезло. Мать избежала длительного заключения, а меня вызволили из спецприемника и передали на воспитание ленинградской бабушке...

После долгих лет заключения в семье Душеновых побывает, чудом уцелевший в живых, Павел Клипп, арестованный вместе с флагманом. Он поведает о всем, что им пришлось испытать в Лефортовской «академии». Так заключенные называли это заведение.

Позже он поделится о пережитом с читателями «Военно-Исторического журнала». О Душенове он напишет: «На скорое освобождение он надежды не питал... Да и вообще, как показалось Клиппу, на это он не рассчитывал. В его деле было столько наворочено», хоть сразу к стенке ставь. Но видно было, что Константин Иванович не сломлен, борется. Такой запомнилась их последняя встреча.

Расстреляли Душенова четвертого февраля сорокового года. Так сказано в сообщении Военной коллегии верховного суда... «по ложному обвинению в совершении нескольких государственных преступлений...»

Что это за преступления, следователей мало интересовало. Лишь бы навесить на человека ярлык «враг народа», подвести его под 58-ю статью. Душенова обвиняли в делах весьма серьезных. Одним из них был – подрыв оборонной мощи и преднамеренное вредительство.

В частности, ему в вину вменяли неправильное размещение береговых батарей, что якобы ослабляло оборону Кольского залива и главной базы флота.

Война подтвердила обратное. Автору этих строк довелось встретить ее на одной из морских батарей большой мощности, построенной в бытность комфлотом Душенова. Лишь однажды она открывала огонь по фашистским кораблям, пытавшимся приблизиться к Кольскому заливу. Враг понял, что не сдобровать, быстро ретировался. Больше подобного желания у гитлеровцев не появлялось. Такова истина.

За нее-то и боролся подследственный. Но это не устраивало бериевских прихвостней. Один из следователей попытался проучить Душенова, размахнулся. Но не успел, получил встречный удар. Да такой, что при падении разбил о стол голову. В него флагман вложил всю свою неуемную силу и ненависть к истязателям. С того дня допросы превратились в настоящую пытку.

В январе тридцать восьмого пленум партии осудил раскаты репрессий. Кое-кого выпустили из лагерей, а Сталин сделал пересменку палачей. Но кровь безвинных продолжала литься.

О том, как погиб К. Душенов, до официального сообщения ходила другая версия. Сперва она появилась в газете «Известия», а в 1964 году и в девятой книжке журнала «Знамя». Автор «Колымских записок» Георгий Шелест, бывший комбриг – чекист немало отсидел в сталинских лагерях.

Он подробно описывает, как его звено золотодобытчиков нашло самородок весом кило семьсот. Сдать его поручили авроровцу и старому большевику Душенову, как вклад в победу над врагом, который в те дни стоял под Москвой. В другой главе, озаглавленной «Похороны Душенова», рассказывается, как красного адмирала провожали в последний путь.

Возможно, это вымысел, легенда. Но в записках наш земляк показан таким, каким он был в жизни – несгибаемым, истинным коммунистом.

Об этом у нас был разговор и с сыном флагмана.

– Документ есть документ, – заявил Юрий Константинович. – Что касается «Колымских записок», пусть они остаются на совести автора...

Потом мы говорили о его дяде – Николае Ивановиче. Работал он на другом конце страны, в Мортрансе Дальстроя. Но это не помешало его сделать «врагом народа» и засадить в Магаданскую тюрьму. Освободили, когда он от пыток и истязаний тяжело заболел и вскоре умер.

Недавно в одной из газет мне довелось прочитать и увидеть фотокопию письма Н. Душенова. Написано оно в мае тридцать девятого на подкладе пиджака и переслано родным с одним, вышедшим на волю заключенным.

В нем не только мольба о помощи, крик человеческой души, испытавшей все ужасы ада. Названы имена палачей.

Адресовано письмо известному полярнику И. Папанину, которого братья многие годы знали. Николай по совместной работе с двадцатого года, а флагман выручал его из ледового плена. Не только прочитать, но адресат отказался принять письмо, которое ему было доставлено лично. Так велик был страх в годы культа.

...Я стою у знаменитой «Авроры» и думаю. Думаю о том, что здесь, на берегах Невы, начиналась история двадцатого века. И делали ее такие, как простой крестьянский парень с Вологодчины К. Душенов.

Первое поколение североморцев, служивших под его командованием гордится, что Северный флот, ныне Краснознаменный, с честью выдержал все атаки гитлеровцев: на суше, на воздухе и на море. В этом есть заслуга и нашего земляка, видного флотоводца К. Душенова.

Жаль, что о нем мало знают на земле, где он сделал первые шаги в жизни, откуда ушел в революцию. Увековечить о нем память наш долг, его земляков.

Источник: Фарутин Н. Судьба комфлота / Николай Фарутин // Вологодский комсомолец. – 1991. – 22 февраля. – 4-6.