Выдающиеся люди Вологодского края

Первый раз мы встретились с Сергеем Васильевичем Викуловым в начале шестидесятых годов, когда он, уже сложившийся, но все еще «местный», «областного масштаба» поэт, стал первым ответственным секретарем Вологодской писательской организации. В середине мая 1963 года он приехал в Тотьму в командировку, зашел к нам в редакцию районной газеты. Встретили его приветливо, поговорили, сфотографировались на память. На той фотографии у Викулова серьезный вид, пристальный взгляд много думающего, много читающего человека. Я показал ему стихи, которые еще продолжал писать в то время. А вечером, чуть ли не всей редакцией, собрались порыбачить на реке Цареве.

Хорошо помню, что на рыбалке были Сергей Багров, будущий писатель, а также газетчики Александр Королев и Игорь Попов.

Рыбы в реке Цареве, как и во множестве других рек, отравленных многолетним сплавом, почти не водилось: сколько ни махали мы удочками, поклевок не было. И вдруг мой поплавок ушел под воду, тащу, радуясь тяжести, и выбрасываю на берег растопыренного рака! Хотел выбросить его обратно в реку, но Викулов запротестовал:

– Да ты что, Вася! Ведь раковая шейка – самая лучшая наживка! Давай его сюда!

Но рыба не польстилась даже на раковую шейку. Пришлось пить захваченное из дома спиртное под домашнюю закуску. Зато у костра долго говорили о жизни тогдашней деревни, о кукурузе, с помощью которой как раз в те годы пытались в очередной раз «вытащить» сельское хозяйство. Кроме выговоров председателям, безденежья колхозникам, искоренения клеверов и лугопастбищных трав, заметил Викулов, «королева полей» оставила и один добрый след: небольшие площади хорошо удобренных земель, ведь под посев кукурузы вкладывали в один год столько навоза, сколько эти земли не получали и за десять предыдущих лет. Но тогда, в разгар хрущевских «реформ», мы дружно ненавидели кукурузу, считая ее чуть ли не источником всех наших бед в сельском хозяйстве.

Перед отъездом из Тотьмы Сергей Васильевич подарил мне книгу «Хорошая будет погода», вышедшую за два года перед тем в издательстве «Советский писатель». Иногда я открываю ее, читаю автограф почти сорокалетней давности: «Василию Елесину – дружески, на память о встречах в Тотьме и на реке Цареве! Помню Ваши стихи. Смелей и уверенней – вперед! Сергей Викулов. 20 мая 1963 г. Тотьма».

Ровно через месяц он прислал нам с Багровым коротенькое письмо:

«Друзья! Пришлите-ка лучшие свои вещи мне. По-моему, кое-что можно будет опубликовать (для начала хотя бы в «Вологодском комсомольце»). Жду! С приветом С. Викулов. 20 июня 1963 г.».

Не помню, послали или нет что-нибудь в тот раз. Кажется, ничего не посылали. В то время я писал свою первую повесть. Именно с этой повестью связана одна из встреч с Викуловым. Я принес рукопись ему на квартиру, предварительно созвонившись по телефону. Сергей Васильевич вышел навстречу мне из кухни, жуя пирожок, взял рукопись и пообещал срочно отдать ее на рецензию. Кстати сказать, рецензию, причем очень благожелательную, написал тридцатилетний тогда Василий Белов. Вместе с ней я и получил рукопись обратно с письмом Викулова на официальном бланке с грифом: «Союз писателей РСФСР. Вологодское отделение»:

«Уважаемый Василий Дмитриевич! Я дочитал Вашу рукопись и согласен с рецензией Василия Белова. Он дал Вам ряд очень дельных советов, и, если Вы сумеете ими воспользоваться, – получится хорошая вещь.

Видимо, в следующем году мы будем иметь межобластной журнал, – им станет журнал «На рубеже», выходящий в Петрозаводске. Вот и давайте рассчитывать на этот журнал.

Желаю Вам успеха в доработке рукописи. Я думаю, ее надо расширить и сделать небольшой повестью, страниц на 100. С приветом С. Викулов. 1.11.64».

Воспользоваться советами Белова я не сумел. Слишком поздно пришло осознание, что литература требует человека всего, без остатка, делить ее с чем-либо – бессмысленно и вредно, в первую очередь для себя. Тогда же казалось, что сил хватит на все: и на работу в газете, и на заочную учебу в университете, и на литературу...

Теперь понятно, что ошибался в своей рецензии и В. Белов, – повесть в лучшем случае могла стать острой однодневкой, посвящена она была быстро родившимся и столь же быстро канувшим в Лету «общественным началам». Короче говоря, повесть «Карьера Ивана Кузьмича» была отложена в долгий ящик.

Потом встретились мы с Викуловым совершенно неожиданно. Снежным ноябрьским днем шестьдесят пятого года он вдруг появился в тотемской редакции и спросил меня:

– Ты знаешь, – несколько смущаясь, заговорил он, – приехал в Тотьму перед людьми выступить, а так оказалось, что и представить меня слушателям некому – даже заведующего Домом культуры на месте нет, хотя выступление и объявлено. Может, сходишь со мной на вечер?

– Конечно!

В назначенное время пришли в Дом культуры. В зале, несмотря на расклеенные по Тотьме афиши, собралось не больше десятка старух да несколько школьников из начальных классов.

– Будете выступать? – спросил я Сергея Васильевича.

– Буду, – серьезно ответил он. – Раз люди пришли, значит, я им чем-то интересен. Будет нехорошо, если обману ожидания этих старушек.

Я сказал несколько слов о Викулове, представил его, а затем он стал читать стихи из только что вышедшей в «Советском писателе» миниатюрной книжечки «Хлеб да соль». Открывалась книжка стихотворением:

Оглядываюсь с гордостью назад:

Прекрасно родовое древо наше!

Кто прадед мой? – Солдат и землепашец.

Кто дед мой? – Землепашец и солдат.

Солдат и землепашец мой отец.

И сам я был солдатом, наконец.

И, пожалуй, редко бывала у поэта столь отзывчивая, добрая аудитория!

После вечера я поинтересовался, когда Сергей Васильевич уезжает и устроился ли он в гостинице. Узнав, что уезжает на другой день, а в гостинице еще не был, предложил переночевать у меня. И мы двинулись на окраину Тотьмы, в двухэтажный деревянный восьмиквартирный дом. Незадолго перед тем я ездил на рыбалку в Заозерье – чудное место, где пять миниатюрных озер, словно пять бусинок, иголкой пронизывает речка Кулой. Окуни, привезенные из Заозерья, еще хранились в сетке, подвешенной за наружной форточкой кухонного окна.

Сказав матери и жене, чтобы побыстрей варили уху, я стал развлекать гостя, показывая книги и фотографии. Были там и фотографии самого Сергея Васильевича – память о его предыдущем приезде (в то время я занимался еще и фотографией). На одной из них он сделал шутливую надпись: «Итак, попробуем ушишки из окуней, что в Заозерье добыты! Тотьма, 26.11.65 г. С. Викулов».

Разговорились о его работе над стихами, и Сергей Васильевич прочел наизусть главу «Кирюхино похмелье» из только законченной поэмы «Против неба, на земле». Поэма увидела свет в 1966 году и принесла автору заслуженный успех.

Меж тем «ушишка» заставляла себя ждать. Зайдя на кухню, чтобы поторопить хозяек, я с ужасом увидел, что до «ушишки» еще целая вечность: женщины мои, желая сварить уху по высшему классу, мучились, счищая чешую с окуней, а отделить чешую у этой рыбы практически невозможно. Пришлось нам взять хлопоты на себя, и уху доваривали уже вместе с Сергеем Васильевичем.

Только успели сесть за стол, как на огонек заглянули Сергей Багров и Александр Королев. Услышав мои похвалы новой поэме, потребовали заново прочесть «Кирюхино похмелье».

На память об этом вечере Сергей Васильевич подарил мне книжку «Хлеб да соль» с надписью: «Василию Дмитриевичу Елесину на дружбу с пожеланием успехов во всем! 27.11.65. Тотьма».

Шло время. В 1966 году, закончив заочно факультет журналистики Ленинградского университета и вернувшись в Тотьму с дипломом, я получил страшное известие: в дорожной катастрофе погиб мой близкий друг, редактор вашкинской районной газеты Саша Погожев. Район в Вашках только что был образован вновь после разукрупнения, вновь создавали и газету. Саша не проработал там и полугода...

Обком партии предложил мне поехать на его место. В тотемской газете тоже сменился редактор, у меня начались с ним нелады, и предложение обкома я принял. Так и попал я из благословенной Тотьмы в захолустный Липин Бор, воспетый позднее в стихах Николая Рубцова.

О том, как выпускалась газета в Липином Бору, можно было бы написать целую повесть: бывало, что я уходил домой в четыре утра, а к девяти снова появлялся за редакторским столом, в комнате, где чуть не на головах друг у друга сидели все сотрудники, включая бухгалтера и корректоров. Эта же комната служила и жильем для бездомных сотрудников – долгое время в ней жил, например, поэт Сергей Чухин, заправлявший у нас районным радиовещанием.

Через два года, когда и типография, и редакция мало-мальски «встали на ноги», мне предложили поехать учиться в Москву. Приехав в столицу летом 1968 года, я решил навестить Сергея Васильевича в журнале «Молодая гвардия». В кабинет зам. редактора пропустили меня беспрекословно, но только позднее я узнал, что посетителям из Вологды здесь всегда была «зеленая улица». Викулов встретил меня приветливо, хотя и не мог скрыть нервозности – он куда-то торопился.

– Поседел, Сергей Васильевич, в Москве-то! – заметил я.

– Поседеешь, брат! Здесь хлопот хватает, не то что в Вологде!

Я сказал, что собираюсь послать в «Молодую гвардию» несколько рассказов.

– Лучше не надо. Я перебираюсь отсюда, назначен главным редактором журнала «Наш современник», вот и давай шли, что будет, туда.

На том и распрощались.

Впоследствии мне не раз приходилось слышать разговоры, будто Викулов в «Нашем современнике» печатает только вещи своих знакомцев, главным образом вологжан, и не очень требователен к качеству их произведений. Чепуха! Никогда журнал «Наш современник» не смог бы стать ведущим в стране, если бы основывался на узких клановых или областнических интересах. Наоборот, новый редактор сумел привлечь к сотрудничеству все лучшие литературные силы России. Созвездие авторов, печатавшихся в журнале, поразительно: Шукшин, Залыгин, Астафьев, Белов, Носов, Распутин, Лихоносов, весь цвет литературы шестидесятых годов группировался вокруг «Нашего современника».

Много лет спустя, в июне 1997 года, когда Викулов приезжал в Вологду отмечать свое 75-летие, я сказал ему:

– Мне кажется, в русской литературе можно отчетливо проследить параллель девятнадцатого и двадцатого веков. Тогда был поэт Некрасов и его журнал «Современник», задавший тон в общественной жизни. В двадцатом веке – поэт Викулов и его журнал «Наш современник», тоже выражавший интересы самых талантливых и совестливых людей своего времени. Достаточно вспомнить Юрия Селезнева, Игоря Шафаревича, Владимира Кожинова...

– Не совсем так, – возразил Сергей Васильевич. – Журналы – да, их можно сравнивать по значению для своего времени. А поэтов – вряд ли. Я не считаю себя равным Некрасову...

Журналу Викулов отдавался целиком. Ничего стоящего, нового он не оставлял без внимания. Опубликоваться в «Нашем современнике» в 70 – 80-х годах стало престижным для любого литератора. Но и люди «без имени» могли рассчитывать на публикацию, если им удавалось сделать что-то значительное.

В начале 1978 года я предложил журналу очерк о проблемах культуры на селе. И почти сразу же получил рукописный ответ главного редактора:

«Дорогой Василий Дмитриевич! Статью Вашу прочитал. Очень дельная, очень важная для современной нечерноземной деревни статья. Мы ее будем печатать. Но просим Вас подумать над нашими замечаниями, внести в нее дополнения, а там, где необходимо, цифры. И побольше раздумий, собственного отношения к проблеме... Ждем! Ваш С. Викулов. 12.04.78 г.».

Статья была доработана и увидела свет в десятом номере «Нашего современника» за 1978 год под заголовком «Деревня: клуб, самодеятельность, телевизор».

Викулова не избаловала Москва, не сделала чиновником от литературы, – он по-прежнему отзывчив и добр. Летом 1978 года общественность Вологды отмечала 60-летие Вологодского педагогического института. В то время я работал заведующим отделом культуры областной газеты «Красный Север». К юбилею хотелось опубликовать отзывы о своей «альма-матер» знаменитых питомцев института. Решил позвонить Сергею Васильевичу. Секретарша редактора замялась, прежде чем соединить, спросила, откуда звонят и, услышав, что из Вологды, тут же соединила. Я объяснил Сергею Васильевичу, в чем дело.

– Немножко не вовремя вы позвонили, – я принимаю чехословацкую писательскую делегацию. Позвоните завтра с утра ко мне домой.

Не совсем уверенно набрал я на следующий день домашний телефон Викулова. Он, поздоровавшись, тут же продиктовал:

«Самые добрые воспоминания остались у меня о годах учебы в Вологодском педагогическом институте. Поступил я туда в первый послевоенный 1946 год. Учились в институте в основном девчата. Большинство ребят погибло на войне, немногим посчастливилось выжить и поступить в институт, и среди них мне и Валерию Дементьеву. Потеряв за войну пять лет жизни, мы были жадными к учебе, стремились наверстать утерянное, без устали, как говорится, грызли гранит науки. Находили время и для работы в комсомоле. Вместе с Дементьевым руководили драмкружком, создали литературный кружок, первый опыт литературной работы приобрели именно в этом кружке. Хочется от души поблагодарить всех преподавателей тех лет: они так много для нас сделали!

Вологодский пединститут отличался тем, что умел поддержать в студенческой среде творческую обстановку. Не случайно через этот институт прошли Александр Яшин, Валерий Дементьев, Александр Романов, и это только на филологическом факультете. В институте делалось все, чтобы студенты могли развивать свои творческие способности. Атмосферу творческих отношений между студентами и преподавателями нужно поддерживать и впредь.

Мне не пришлось работать в школе, но я всегда с великим уважением относился к одной из самых важных профессий на Земле – профессии учителя. Воспитание современников зависит, в первую очередь, от школы. И важно не упускать из виду главное – не только научить писать, считать, но и повседневно воспитывать в ученике лучшие нравственные качества. Сейчас вопросы нравственности и морали – главные проблемы нашего общества. Я благодарен всем моим институтским учителям за науку и хочу пожелать нынешним студентам быть достойными лучших традиций института».

Этот отклик был опубликован в «Красном Севере».

Я не столь уж часто встречался с Сергеем Васильевичем, но из этих редких встреч сложился в памяти образ серьезного, вдумчивого, всегда корректного и вежливого человека. Не могу представить его вспыльчивым, вышедшим из себя, хотя, возможно, кто-то помнит его и таким – жизнь поэта была больше насыщена огорчениями, чем радостями. Могу судить об этом по одной из встреч.

В октябре 1980 года Викулов приехал в Вологду и, как всегда во время своих наездов, зашел в редакцию «Красного Севера». Посидел у меня в кабинете, расспросил о делах, о новостях. Я, в свою очередь поинтересовался его жизнью.

– Тяжело стало работать, Василий Дмитриевич! – пожаловался он. – Редкий номер «Нашего современника» выходит без придирок, без переделок. Часто уже готовую книжку журнала цензура возвращает, требуя снять то повесть, то очерк. Приходится срочно заменять, и не всегда равноценным. Вот и попадает на страницы серость, а обвиняют кого? Редактора, конечно. Настоящие бои выдерживать приходится. Хоть бы с той же распутинской повестью «Живи и помни». После публикации первой части посыпались в ЦК письма от отставных полковников да генералов: «Как? Сделать главным героем дезертира?! Безобразие! Прекратить!» Ну, вызвали меня наверх, предлагают вторую часть повести не печатать. Доказываю: мол, я бы каждому солдату в ранец эту книгу положил, чтобы знали, чем пахнет дезертирство. Да разве доказательствами проймешь! Пришлось упереться: или повесть публикуем, или я ухожу с поста главного редактора. Только так и удалось пробить!

Удавалось, по-видимому, не всегда. В. И. Белов не один раз обижался на кажущуюся мягкотелость Викулова. Публикуя «Воспитание по доктору Споку», он снял главу «Нарколог». В «Ладе» была снята глава «Еда». Викулов якобы сказал по этому поводу: «Нехорошо. В магазинах пусто, а мы публикуем, как питался нищий северный крестьянин деликатесами, о которых теперь и память потеряна!»

Снял он, будто бы, большой эпизод в романе Белова «Все впереди», в котором Бриш и Иванов спорят о будущем России. Этот эпизод, по словам Василия Ивановича на отчетном вечере писателей-вологжан в январе 1987 года, многое прояснял в романе. Случалось, что журнал отказывался от беловских рассказов и даже от документальной повести «Раздумья на родине».

Обиды Белова были понятны, но мне все не давал покоя тот разговор с Сергеем Васильевичем, все думалось: а сам ли он отказывался от публикации? Может, просто был поставлен в такие условия, когда не отказаться просто нельзя? Конечно, выход-то был всегда – уйти. А кто заменит? Детище, выращенное из захудалого журнальчика в лучший журнал страны, бросить для Викулова, думаю, было выше его сил.

В тот приезд Сергей Васильевич подарил мне только что вышедшую в издательстве «Современник» книгу своих очерков «Встать пораньше, шагнуть подальше». На титульном листе написал: «Василию Дмитриевичу Елесину с пожеланием успехов в очерке и публицистике! Убежден, что тут Вы можете... Сергей Викулов. 19.10.80 г.».

Годы перестройки дались Викулову нелегко. Рушилась вся система ценностей, надвигалась пора массового предательства прежних идеалов, наступало время хапуг, взяточников, людей без совести и чести. Наверное, не только возраст, но и неумение, нежелание примириться с новым, крововыжимательным режимом заставили Сергея Васильевича уйти из журнала. Однако писать стихи и поэмы он продолжал с прежней страстью. 30 сентября 1993 года, за пару недель до расстрела Белого дома, он отправил нам письмо и новую поэму. Вот что говорилось в письме:

«Дорогие земляки Евгений Викторович (Некрасов – редактор о «Красного Севера» – В. Е.) и Василий Дмитриевич! Благодарю за предложение напечататься в «Красном Севере», газете, которая дала мне путевку в жизнь. Сами понимаете, что у меня самые теплые воспоминания о ней. Ведь я в «Красном Севере» не только печатался, как молодой поэт и журналист, но и работал в качестве литконсультанта в отделе культуры.

В этом году я закончил работу над новой поэмой. «Лунно и морозно» – такое необычное у нее название. Ощущение (видение) лунной и морозной ночи ассоциируется у меня с нынешним положением дел в нашей вологодской деревне. Все, что в ней есть, навеяно впечатлениями от встреч с земляками в последние три года. Я не смог даже изменить фамилию и имя главного героя – так он вошел в мою душу. Хотя, как понимаете, не все, что есть в поэме, взято от него. И, значит, мой Шурка Степин – образ собирательный...

Поэма печатается в № 10 «Нашего современника» за 1993 год. Осталось около месяца до выхода журнала в свет. Решайте, как лучше поступить: взять ли главу из поэмы, напечатать ли ее целиком... Естественно, мне бы хотелось предстать перед земляками в полном объеме. В любом случае на гонорар не претендую: его я мог бы передать в фонд поддержки «Красного Севера»...

В ноябре планирую приехать в Вологду: В. Коротаев приглашает на семинар молодых писателей. И поэтому – до встречи! Ваш С. Викулов».

В ноябре, как и обещал, Сергей Васильевич приехал в Вологду. Подарил мне небольшой буклет со своими стихами, как всегда очень злободневными. Взять хотя бы отрывок из стихотворения «Святая простота»:

Только изменились времена-то,

Старое – оно ушло в песок.

И варягов звать уже не надо:

Их, охочих править, скажем так,

Да и володеть, – кругом и рядом

Ныне как нерезаных собак.

Всяк про гуманизм и про культуру

Говорит, а в мыслях держит, тать,

Как бы половчей Россию-дуру

Обвести вкруг пальца,

И не шкуру –

Целых две иль три с нее содрать!

Последняя встреча с поэтом состоялась, как я уже упоминал, летом 1997 года, на вечере, посвященном его 75-летию.

Родом из Белозерья, Сергей Викулов и в Москве не забывал о своей малой родине, – купил там дом и каждый год проводил в деревне часть отпуска.

Вполне может быть, что общение с родиной продлило его жизнь и позволило дописать все главное, что рождалось в душе.