Оботуров В. А. Во имя доброй памяти / В. Оботуров // Русский Огонек. – Вологда, 1995. – 29 сент. – 5 окт. – С. 7.
Василий Оботуров
ВО ИМЯ ДОБРОЙ ПАМЯТИ
Скоро в книжные магазины области поступит настоящий подарок для библиофилов – великолепно изданная фирмой «Вестник» книга «Сильнее судьбы» из серии «Северный архивариус», посвященная жизни и творчеству старейшего писателя-вологжанина В. С. Железняка-Белецкого (1904-1984). В сборнике впервые введены в литературный обиход редкие или вовсе не известные материалы. В них всесторонне открываются происхождение, жизненный путь и своеобразие творчества не только писателя, искусствоведа и краеведа, но и его жены, художницы Нины Витальевны. Книга подготовлена по инициативе Вологодской организации Союза художников, богато иллюстрирована рисунками и фоторепродукциями работ члена Союза художников России Н. В. Железняк и редкими фотографиями из семейного архива.
В книге имеются разделы, посвященные биографии писателя и краеведа, его творчеству, библиографии, литературному наследию.
Открываем страницы сборника, который мог бы быть гораздо объемистее, – вся долгая жизнь двух творческих людей под одну книжную обложку не втиснется. Жизнь открытая и скромная, жизнь тайная и напряженная, – не принято было драматизм судьбы выносить напоказ, да что там толковать – и опасно было показывать.
Вот и жили сын сенатора, товарища министра (т.е. по-нынешнему, его первого зама) внутренних дел при последнем Государе-императоре, и она, потомок древнего дворянского рода, – в вологодской кремлевской келье (вовсе для жилья не предназначенной), в одно- и двухкомнатной позже квартирке, – как у многих. А знали сослуживцы и соседи тихого музейного сотрудника Владимира Степановича Железняка (фамилия Белецкого долго была глубокой тайной) и его жену Нину Витальевну, скромную художницу.
Незаметно жили они, даже непритязательно, да и какие притязания могли быть? Живы, и слава Богу... О прошлом вспоминали разве между собой, но никогда за многие годы до последних! – даже с постоянными друзьями. И без того частенько встречали опаску окружающих, особенно чиновных; как же, ссыльные, лишенцы...
Сами они, конечно же, не могли не думать о том, что безвозвратно кануло. Богатства у них и раньше не было, а такого скромного достатка, что имели их родители, теперь и вообще ни у кого среди окруженья не сыщешь, так что убожество быта их не пугало. Только вот крохотная серебряная стопочка или рюмочка старинного хрусталя, чудом сохранившиеся в единственном числе, вдруг напомнят о самых родных, ушедших в небытие. А где-то в захоронке укрылись семейные фотографии, которые редко извлекаются на свет божий. Ведь среди них и фото отца, такого молодого, – расстрелян в пору мужества – сорока трех лет...
...Нет, никогда нам не представить в полной мере ни дум, ни настроений, ни потаенных душевных движений тех, чьи судьбы жестоко искорежены преступным режимом. Но поднять документы, поставить на службу суровой памяти живое слово, с горьким сочувствием увидеть на фото лица сгинувших, – это дано уму не ленивому, сердцу не черствому. Такой цели и должна послужить наша не совсем обычная книга, «Книга памяти» писателя-искусствоведа Владимира Степановича Белецкого-Железняка.
Книга сложилась в трех разделах, между которыми нет непроходимой границы. Все-таки жизнь человеческая, талант и одухотворенное знание питает и самое творчество. Надо ли удивляться тому, что потомок рода Дениса Давыдова обращается к образу легендарного предка. И любовь к Достоевскому, она могла бы остаться платонической, только внешним фактом биографии, – мало ли людей, увлеченных словом этого гения и пророка, – нет, любовь Белецкого-Железняка породила цикл отличных новелл. И все-таки, чтоб книгу выстроить, приходится определять разделы.
Открывается сборник целым рядом биографических материалов, – они по-своему неповторимы, тем более, что в нашей действительности мы незнаем, как правило, того мира, из которого пришли даже любимые писатели. И здесь сам Владимир Степанович кратко и суховато, почти бесстрастно рассказывает о себе. Гораздо более подробно и уже с увлечением он рассказывает об отце, Степане Петровиче, о своих детских годах. Помимо биографических сведений, мы попутно узнаем «происхождение» некоторых его произведений, например, «Оловянные солдатики» или «Перламутровый ножичек». Впрочем, отзвуки впечатлений, полученных в родительской среде, запечатлены уже в ранней повести «Она с востока».
Имя С. П. Белецкого, крупного государственного деятеля – сподвижника П. А. Столыпина, до сих пор окутано тайной, которую и мы не беремся постичь до конца, широко известен роман Валентина Пикуля «У последней черты», и в нем не раз упоминается имя Белецкого, но – ничегошеньки о нем документального! – сплошной вздор и вымысел. В трех номерах журнала «Россияне» за 1992 год опубликован большой материал о Белецком, но иначе как клеветническим его не назовешь.
Впрочем, чему же тут удивляться? В самом деле, служба в «органах внутренних дел» всегда – и в наши дни тоже – за семью печатями. Близко совсем увидел Белецкого Александр Блок, участвуя в следственной комиссии по делам царского окружения (См. дневники и письма А. А. Блока. Собр. соч. в восьми томах, т.т. 7,8. М.-Л., ХЛ, 1963; «Записные книжки», М.,ХЛ, 1965). И ведь совсем ничего не понял великий поэт: он, как большинство интеллигентов той поры, пораженный плесенью революционной разрушительности, и не мог оценить позицию человека, целью которого было спокойствие и величие России. И, может быть, не самый выигрышный для автора материал – тематически несколько зауженный да и созданный в неволе – воспоминания С. П. Белецкого о Григории Распутине, но мы извлекли его из забвения, чтоб читатель сам составил себе мнение об этом неординарном человеке.
Завершается первый раздел записками Н. В. Железняк о пережитом – «Глухие годы», – о себе, Владимире Степановиче, о родовых корнях и о творчестве, о бытовом и духовном в жизни двух российских интеллигентов. Воспоминания насыщены деталями и очень своеобразны, по-своему уникальны сами по себе и во многом предопределяют единство всей «Книги памяти».
Проблемы творчества составляют смысл второго раздела книги, опять же не изолированно от жизни и быта писателя и художницы. Рядом с очерком прозы Владимира Железняка мне представляется уместной и необходимой статья о творчестве Н. В. Железняк и ее интервью. Тем более уместны, что не только жизненный путь, но и творческие интересы писателя и художницы не просто совпадали, но взаимно проникали друг в друга и обогащали.
Самый личный и сокровенный жанр прозы – письма, но в наш изломанный век и они не всегда несут отсвет личности и лиризм, и нередко поневоле становятся деловым документом. Таковы и некоторые письма В. С. Железняку, в одних случаях – откровенно деловые как ответ на просьбы писателя – ради самозащиты в условиях тотального подавления (например, письма М. Шолохова, Н. Тихонова), в других – совет и взаимопонимание творчески близких людей (Б. Лобанов, В. Верещагин – сын).
И совсем неоценимы письма Юрия Домбровского, автора блистательного романа «Факультет ненужных вещей», – это поистине кладезь для понимания духовного облика двух друзей-писателей. Трудно даже представить себе, какие ассоциации могут вызвать эти послания, какую содержат глубину. В целом же подборки писем «Голоса в немоте» и «Сильнее судьбы» даже своей фрагментарностью, отдельными фактами и суждениями, оброненными пусть вскользь и непреднамеренно, намечают путь к постижению тайны свободного духа и независимого творчества.
Не самое увлекательное чтение – библиография, но людям любознательным она открывает возможность всестороннего знакомства с миром художника и, на основе знания, постижения тайны личности творца и его искусства. Наша библиография разнообразна, но не претендует на абсолютную полноту. В ней отражены биографические материалы и литература о творчестве В. С. Железняка, как в обобщающих статьях, так и в рецензиях на отдельные произведения. Учтены в ней художественные произведения писателя и его искусствоведческие работы. И, разумеется, полно представлены все отдельные издания. Подготовлен этот раздел книги ведущим специалистом-библиографом в соответствии с научными принципами подобных изданий. Несомненно, он будет полезен как учителю литературы или тем, кто интересуется историей, так и любому книголюбу.
Последний раздел книги традиционен для мемориальных изданий – из творческого наследия писателя, историка, искусствоведа В. С. Железняка-Белецкого. У нас был очень большой выбор, но объем книги не беспределен, и пришлось ограничиться немногим, но – в разных жанрах, чтобы представить творчество писателя в возможном многообразии. Тут маленькая повесть и русские новеллы, рассказ и очерк, и очень непохожие друг на друга герои этих произведений, и несхожая их стилистика. Но писатель и в них остается самим собою с его любовью к прошлому России, древнего Заволочья, с его уважением патриотического служения и человеческого достоинства.
Не просто было Владимиру Железняку публиковать свои произведения, получать бесконечные отказы. Даже будучи уверенным в удаче, откладывать готовые вещи на годы и десятилетия. Как это горько и тяжело – «работать в стол» – знают только писатели, кому выпал подобный жребий, а Железняку довелось принять его. Но в архиве историка-краеведа, в кое-каких иных «архивах», остались неопубликованные повести и рассказы. О них идет речь в заключении, от составителя, и таким образом наша «Книга памяти» не завершена, – она открыта в будущее.
Писатель не уходит бесследно, если труд его благодарно принял читатель, – он остается в своих книгах. И пусть творческое будущее Владимира Степановича Железняка-Белецкого, его бытие с читателем наедине станет долгим и счастливым – во имя славного прошлого России, во имя нетленного русского слова.
Источник: Оботуров В. А. Во имя доброй памяти / В. Оботуров // Русский Огонек. – Вологда, 1995. – 29 сент. – 5 окт. – С. 7.