Выдающиеся люди Вологодского края

Мамлеев Д. Н. ...Не поле перейти / Д. Н. Мамлеев ; лит. запись И. Собчука. - Огонек. - 1964. - № 3

"НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ..."

Д. Н. МАМЛЕЕВ,

управляющий трестом

"Череповецметаллургстрой",

заслуженный строитель РСФСР,

Герой Социалистического Труда

Все началось с почты

Строитель, человек беспокойной профессии, не часто позволяет себе предаваться воспоминаниям. Обычно куда острее думается о том, что происходит сейчас. Так и в этот вечер мне не давали покоя всякие неполадки на строительстве. Но мысли о прошлом разбудила Христина Яковлевна, моя жена. Вечер был обычный. Над Череповцом в высоком, без облаков, небе расстелился огромный северный закат, шумела молодежь на площади Металлургов, а Христина Яковлевна читала газету со статьей о героях штурма Берлина.

- ...Дима, помнишь сорок пятый год, Рыбинск, две бутылки шампанского?.. Неужели прошло столько лет?

Конечно, я помнил. Все помнил. Человеческая память - свидетель упрямый и жестокий. Какие бы пути ни пролегли за плечами, она свято хранит черты единственного уголка земли, где началось и промелькнуло утро жизни - детство. Мое прошло в Белебее. Обычное детство босоногого мальчишки.

Щедра и прекрасна земля Башкирии, но жилось на этой земле тяжко. Хуже всего было нам, ее исконным хозяевам, башкирам и татарам, которых чванные "столпы Российской империи" презрительно именовали "инородцами". Трудно вспоминать об этом, но так было.

Вечный труженик, хлебороб, мой отец всю жизнь выбивался из сил, чтобы с крошечного пригородного надела как-то прокормить множество наших ртов. Пределом его мечтаний в те годы был "человек с кокардой", акцизный чиновник, телеграфист, а то, чего доброго, и почтмейстер волостного масштаба. Так что выбор был сделан: почта. Но и это пришло не сразу. По березовым колкам и дубравам, по башкирским степям катились волны белогвардейщины и бандитизма. Тут, честно говоря, было не до учебы.

Лишь в 1924 году я окончил семилетку, курсы связистов и в 1925 году уже был "почтовым чиновником". Мечта отца сбылась.

Низкорослый степной конек бойко пылит по дороге. Тарахтят дрожки, а на поясе облупленный "наган" - предмет нестерпимой зависти сверстников и робкого почтения сверстниц. Однако я начал понимать, что времена пошли совершенно иные и не так уж ловко здоровому двадцатилетнему парню развозить по селам и деревенькам чужие посылки. В августе 1926 года отдел нацменьшинств ВЦИК СССР направил меня на рабфак: из неоглядных башкирских степей я попал на берега Невы.

Укрепрайон

Нас, студентов-старшекурсников Института промышленного строительства направили на практику в один из укрепленных районов Карельского перешейка не случайно: время было тревожное. Слишком много загребущих рук тянулось к Ленинграду с чужой стороны. Работа на оборонных сооружениях привлекла меня возможностями железобетона, которые я впервые начал постигать. Хотелось сделать быстро, хорошо, красиво. Верно, на красоту начальники мои не особенно-то обращали внимание. Иван Иванович К., начштаба, мужчина богатырского сложения, снисходительно поглядывал на меня с высоты своего завидного роста и бубнил:

- Красота, батенька мой, - чушь собачья! Прочность, неуязвимость, тактическое совершенство - вот альфа и омега оборонного сооружения.

Работы уже заканчивались, когда выяснилось, что все пошло насмарку: схема укрепрайона стала известна на "той" стороне. Надо все переделывать...

Приехал командующий округом. Меньше всего я думал, что он заметит меня. Оказывается, заметил.

Речь его была предельно скупой:

- Инженер, парень?

- Н-нет... Пока еще практикант...

- Так вот... - Он огромной ладонью придавил к столу генеральную схему района.- Два месяца срока. Переделать батареи, огневые точки, пулеметные бункера, узлы связи, коммуникации. Чтобы все было неожиданно и ново. Рокадные дороги перенесешь вот сюда... Ясно?

- М-м-минуточку, товарищ командующий, - с трудом выдавил я. - Ведь я не инженер... Тем более не военный инженер. Не смогу...

- Сможешь! - перебил он.- Пойми, хлопец, это очень нужно. Очень! Ведь ты комсомолец... Кому же поручать? Словом, добавлю четверо суток на пересмотр проекта. Дам два полка, три училища. Все! Исполняйте, товарищ Мамлеев!

- Постараюсь, - пробормотал я, огорошенный до крайности.

Командующий впервые улыбнулся.

- Положено отвечать: так точно! Ну, я пока не уеду. Проект пересмотрим вместе.

- А институт?.. - взмолился я, цепляясь за последнюю соломинку.

Командующий отмахнулся.

- Ерунда! Сергей Миронович позвонит декану. Дадим характеристику, справки. Теперь все?

Он не уехал и на восьмые сутки. Не помню, были ли в этом непрерывном восьмисуточном дне сон, отдых, какая-нибудь еда. Кажется, что-то было. Затем два месяца я метался с объекта на объект на дребезжащем "козлике", верхом, пешком, как придется. В моем подчинении оказались инженерные полки, саперные училища, масса людей и средств. Не понимаю, как я справился со всем.

В сизый осенний день комиссия принимала законченный рубеж, и начштаба Иван Иванович К. степенно гладил усы.

- Ну, Мамлеев, все сделано вполне. Теперь призовем тебя в кадры, пошлем в академию...

Вот когда я по-настоящему перепугался!

- Что вы?! Какой из меня военный? Даже на физзарядке через правое плечо поворачиваюсь, ну и вообще...

- Что "вообще"? - ухмыльнулся командующий, сосредоточенно сосавший папиросу.

Я расхрабрился и бухнул:

Кроме того... - Слов не хватило. Я беспомощно повертел пальцами и, запинаясь, договорил: - Чтобы создавать, а не это самое... Словом, не разрушать...

- Мальчишка! - гневно вскинулся Иван Иванович, но командующий остановил его коротким взмахом руки.

- Мальчишка? А район построен! Пусть уезжает, пусть учится, как хочет... - Он иронически прищурился на мои сугубо штатские штаны. - А вот одеть его надо. Лучшую командирскую форму. Только петлицы спороть. И сапоги... хромовые! Ясно? Исполняйте!

Так я стал обладателем превосходного костюма и сапог, что по тому времени было неслыханной ценностью.

Две бутылки шампанского

Восьмую годовщину свадьбы мы с Христиной Яковлевной собирались праздновать на Ижоре в воскресенье. Накануне я купил бутылку шампанского, не подозревая, что это воскресенье разделит жизнь на две половины. В первой осталось все, что было до войны. Во второй - война!

Грустно оборвалось наше маленькое семейное торжество, и, не сговариваясь, мы с Тиной решили одинаково: шампанское - в чемодан. Может быть, разопьем его в День победы.

На фронт меня не пустили, и в сентябре сорок первого в чистом поле под Уфой мы уже возводили стены и перекрытия над работающими станками.

Для каждого организатора-строителя процесс новой стройки делится на три этапа: создание коллектива, базы и, наконец, самой стройки. В войну все это сместилось во времени: стране нужны были новые заводы, способные давать вооружение.

Однажды ночью ко мне ворвался начальник техотдела треста Александр Петрович. Размахивая бутылкой шампанского, он с порога закричал:

- Думаешь орден зажилить? (Меня тогда наградили первым орденом Красного Знамени.) Не выйдет! Пронюхал! Христина Яковлевна, матушка, давайте скорее стаканы!

Он сел на табуретку и засопел, откручивая на бутылке проволочки. Христина, смеясь, отняла у него бутылку.

- Не дам! Шампанское - штука редкая. Разопьем в День победы!

Александр Петрович озадаченно покрутил головой.

- Ну да! А ежели я не доживу до этого дня?

- Доживешь, - успокоил я. - Здесь нас не бомбят, а кирпичи на голову валятся только ротозеям. Садись, чайком побалуемся.

Долгожданный день мира застал нас уже в Рыбинске, где мне поручили строительный трест, залечивавший раны, нанесенные жесточайшими бомбежками. Обе бутылки шампанского в тот день пришлись кстати.

Невская рапсодия

На восстановление Ленинграда меня перебросили ранней весной 1946 года. Искалеченный город, взорванные дома, руины заводов. Восстанавливать выгоревшее, разрушенное, начиненное невзорвавшимися бомбами и снарядами могли только люди очень терпеливые, осторожные, обладающие ювелирным мастерством. А город ничего не мог дать нам, кроме молодежи, пережившей блокаду. По существу, город и заводы приходилось создавать заново, проектируя на ходу. Тресту дали право вызывать в Ленинград людей. Это оказался рычаг огромной силы, но жилья практически не было. Секретарь Ленинградского горкома партии говорил нам:

- Трудно, но людей ищите. Понимаете, заводы должны быть. Нет Ленинграда без симфонии заводских гудков!

И мы искали. Но не все было гладко. Кроме нужных, в наш трест старались попасть и случайные люди, не думающие ни о чем, кроме собственной выгоды. Увольняли и "чистили" кадры довольно жестко, и кто-то даже пустил не очень приятную формулу: "Мамлеево побоище!" Секретарь горкома услыхал об этом и рассмеялся.

- Держись, Мамлеев! Есть люди, убежденные, что все на свете продается и покупается. Гони прочь! А симфония, брат ты мой, за вами!

Весенним утром взревел гудок восстановленного нами завода. Ему где-то откликнулся второй. В их могучие басы тонкой ниточкой вплелась сирена химического комбината. Борис Андреевич, главный инженер треста, вытянул острый нос, прислушался и с нежностью вздохнул.

- Оживает Ленинград! Ну, вот тебе и симфония. Звони в горком, пусть послушают.

- М-да! Это еще не симфония. Симфония - вещь более могущественная. А это... Ну, как тебе сказать? Рапсодия, что ли? Не буду звонить! Симфония еще за нами.

Череповец

Павел Александрович Юдин, министр, сердито погладил щеку.

- О Ленинграде забудь, товарищ Мамлеев! Объект закончат сами... - Он помолчал, подумал и тихо добавил: - Можно в Москву, начальником главка, или... - Он снова помолчал и совсем тихо закончил: - Или Череповец, хотя там еще кола не забивали. Одни перспективы, но очень богатые. Как ты думаешь?

- Я почти не занимался строительством металлургии, - ответил я.

Заведующий отделом ЦК партии, в кабинете которого шел этот нелегкий разговор, поднял утомленное лицо.

- Пожалуй, нет, и не может быть задачи увлекательнее, так сказать, краше судьбы строителя-организатора - создать на новом месте огромный металлургический комплекс и одновременно построить город. Построить и собственными глазами увидеть, как вошла жизнь в заводские цеха, как осветились многоэтажные дома, зазеленели парки, которых никогда не было раньше. Черт подери, это увлекательно! Я завидую вам, товарищ Мамлеев!

Он оказался мечтателем, этот суровый человек.

- Но имей в виду, - говорил тогда мне министр, - это не просто большая стройка. Череповец должен стать школой многих строек, если угодно - строительно-монтажным университетом. Учить людей, как нужно строить промышленность и быт. С таких позиций и будем рассматривать твою череповецкую епархию. Договорились?

Строить крупный металлургический завод с полным циклом - дело нешуточное. Тут не ограничишься привычными методами организации строительно-монтажного производства. Нужны иные приемы, иные, более интенсивные методы, иные нормы. Жизнь потребовала по самому большому счету переоценки ценностей. И поиска.

"Узловые" конфликты

Семен Осипович Резников покатал по столу карандаш, ухмыльнулся.

- Знаешь, Дмитрий, только в романах здорово пишут про конфликты. В жизни это куда огорчительнее. Но ничего не попишешь. Завод нельзя строить в детских штанишках. Будем воевать вместе.

Собственно говоря, Череповецкий металлургический завод уже работал. Давно был выдан первый чугун, давно чадила ТЭЦ, извергая из труб кубические километры сероватого дыма, была первая сталь, монтировался универсальный блюминг, строился и бурно рос новый городок. Но возникали и неурядица и препятствия, которые Семен Осипович объединял понятием "конфликты". Можно сказать, что вся жизнь руководителя стройки или завода состоит из бесконечных цепочек конфликтов, но они всегда разные, и поэтому голос Семена Осиповича звучал тревожно, хотя и пробивались в нем привычные ворчливые нотки. Конфликт, о котором шла речь, был, что называется, "узловой", принципиальный.

Родился он не у нас, в Череповце. Кое-кому из теоретиков планирования показалось, что наш первый чугун слишком дорог, что завод вообще выстроен не на месте, что он не может стать рентабельным, а значит, стройку нужно сокращать до минимума и поскорее заканчивать.

Нет смысла детализировать эту грустную повесть. "Теоретиков" давным-давно опровергла жизнь, и они успокоились после того, как государственная комиссия под руководством покойного академика Бардина четко определила, что только законченный цикл завода может дать дешевую и неуязвимо рентабельную продукцию. Но вся эта история нам с Семеном Осиповичем испортила много крови. Мы знали, что рентабельность завода, работающего на привозных оленегорских рудах и привозных печорских углях, станет неуязвимой только при условии его максимального расширения, при увеличении мощности, при выдаче проката и широкой переработке металла в полуфабрикат, в заготовки, в метизы и конструкции. Иными словами, завод в Череповце не планировали как чугунолитейный, и он не мог быть только поставщиком чугуна. И вдруг вместо расширения - сокращение. Мы понимали, что в государственном планировании лишняя проверка не помеха, и все станет на место. Однако "узловой" конфликт тянул за собой множество мелких.

С Семеном Осиповичем Резниковым, директором строящегося завода, мы подружились уже здесь, в Череповце. Не часто бывает, что "заказчик" и "подрядчик" тянут общее дело, так сказать, двойной тягой. У нас сложилось именно так, и директор завода не гнушался посещать бурные "оперативки" строителей.

Секретарь горкома Романов, услыхав, что стройка "спорная", решил торопить события. Первые стычки с ним произошли по странному поводу. Обеспечивая разворот строительства, наш трест создал мощную производственную базу, а Романов усматривал в этом не более как разбазаривание государственных средств.

- Трест "Металлургстрой" - организация временная. Городу ваши подсобные предприятия ни к чему.

Вскоре завод начал набирать темпы, дешевле и качественнее стала продукция, а конфликт решила комиссия академика Бардина. Вологодский, областной комитет партии нас поддерживал, к руководству городской парторганизацией пришел Леонид Николаевич Рудаков, человек широкого кругозора.

И тут началась "жилищная эпопея". Проектировщики собирались застроить город двухэтажными домами, и горисполком щедро раздавал участки под индивидуальную застройку. Это портило планировку будущих кварталов, создало "слоеный пирог", где многоэтажные дома рассекаются линиями крошечных частных домишек. А город, по новым наметкам, нужно расширять в 6-8 раз, с расчетом на 300 тысяч жителей. Большие масштабы жилого строительства потребовали уже не стройки, а, по существу, монтажа домов из сборных железобетонных панелей.

Элементарная логика подтверждала правильность такого направления, но убедить проектировщиков в том, что их проект негоден, - дело трудное. После долгих споров с учеными мужами мы пошли на хитрость: внесли "рацпредложение" о строительстве в Череповце многоэтажных сборных домов из железобетонных крупных панелей. Подействовало! Пока ломались теоретические копья, нам разрешили выстроить опытный многоэтажный дом из крупных панелей. Узнав об этом, Семен Осипович зашел ко мне, повздыхал по поводу тяжкой доли гипертоников, похныкал, затем хитро ухмыльнулся. - Ход конем? Ну и правильно! Давай новому жилью зеленую улицу.

Секретарь горкома партии Л. Н. Рудаков поддержал нас. И в январе, в тридцатиградусные морозы, опытный "череповецкий дом" был смонтирован за 27 дней. За месяц его полностью отделали и сдали в эксплуатацию. Такое случилось впервые в строительной практике.

Крестовые вехи

...Казалось, что еще совсем недавно я впервые ступил на землю Череповца, а уже пролетело столько лет. Давно работает мощный завод, и череповецкие белые ночи окрашиваются тревожными заревами плавок. Весь первоочередной комплекс завода создан за восемь лет - срок небывалый в истории строительства подобных предприятий... Череповецкий блюминг пущен за 19 месяцев - обычно на это уходили годы. На блюминге мы впервые применили "метод раздельных совмещенных потоков", давший возможность открывать в короткие сроки широкий фронт работ на сравнительно узкой площадке. На блюминге было четыре таких потока, а на прокатном стане "2800" - уже шесть. Стан вошел в строй за 13 месяцев вместо двадцати двух.

Прогрессивные приемы и конструкции дали возможность нашему коллективу сэкономить стране за последние годы более 200 миллионов рублей. Получается так, что новая гигантская доменная печь сооружена, по существу, за счет прибылей нашего строительства, полученных только в 1961 году.

Новый город металлургов ширится, растет, крепнет. Мужают люди.

В 1946 году окончил институт инженер Звездов. Я долго присматривался к молодому специалисту, отмечая его эрудицию, хватку, широту взгляда. Иван Михайлович прошел путь от мастера до начальника управления. Сначала его назначили на должность начальника "Кузнецктяжстроя", а сейчас он возглавил стройку западносибирского гиганта. Его однокашница Людмила Ивановна Бусыгина - давно главный технолог нашего треста. Нередко мы с Владимиром Павловичем Ассовским, бывшим секретарем парткома строительства, перебираем длинную цепочку людей, шагавших или шагающих рядом, и становимся в тупик: кто же лучший?

Каждый день приносит новые тревоги и новые радости. Руководителем завода сборного железобетона стал инженер Ганкин. Люблю я его, но попадает ему так, что не задремлет. Мы часто хвалим начальника "Жилгражданстроя" Задорожного, начальника "Прокатстроя" Юдина, инженера Шеляпина, но часто и ругаем. У нас это называется "снять стружку". Но стружка не "черновая". Это шлифовка характера, воли, мастерства...

Не берусь утверждать, что воспоминания можно украсить цифрами, однако в жизни строителя этот лаконичный язык цифр оживает, становится поэтическим. Цифры - своеобразные крестовые вехи, знаменующие собою свершения и повороты.

Допустим, вспоминается первая "штатская" стройка: один экскаватор "Марион", казавшийся чудом техники, а главная "механизация" - лопаты, волокуши, тачки да сотня лошадей. Иногда весь "вал" крупной стройки выражался миллионом рублей. А сейчас трудно перечислить все объекты, выросшие за десять лет на череповецкой земле. Их десятки и сотни, стоимостью в миллиарды рублей.

680 тысяч квадратных метров жилья - это уже город, которого не было раньше.

И везде - люди! Только последним Указом Верховного Совета СССР в нашем коллективе на три человека выросла семья Героев Социалистического Труда, 15 человек награждены орденом Ленина, 330 - другими орденами и медалями Советского Союза.

* * *

И вот снова вечер - пора раздумий. А думы обычные: как там с колоннами новых цехов? Вчера это был цех прокатки тонкого листа, затем стал цех "350", а теперь... Огромен комплекс нашего строительства, всего не перечислишь. Крестовыми вехами становятся уже не цехи, а заводы. На очереди Череповецкий химический комбинат. Я не оговорился: "Большая химия Череповца" - это не стремление выдать желаемое за действительность. Расчеты красноречиво говорят, что газовые компоненты наших коксовых батарей и "выброс" азота кислородных установок - все это может дать сотни тысяч тонн азотных удобрений в год. Таков потенциал семилетки. Но неужели Ганкин не выдаст за ночь нужные типоразмеры?.. И попадет же ему с утра пораньше, если не будет этих колонн!.. Эх, Ганкин, Ганкин, нелегкая у тебя жизнь! Впрочем, моя не легче. Искать иную нам не годится. Жизнь прожить - не поле перейти!

Литературная запись И. СОБЧУКА.