Выдающиеся люди Вологодского края

Культура. - 2003. - №8

Моя Джанна Тутунджан

Выставка работ в "Новом Манеже"

Мария ЧЕГОДАЕВА

Джанна Тутунджан... Художница русского Севера, вот уже более сорока лет как связавшая свою жизнь с вологодским краем, нашедшая себя там как живописец и график, обретшая свои темы, своих зрителей, свое признание. В 2002 году в связи с семидесятилетием прошла ее большая персональная выставка в Вологде; в феврале этого года ее работы предстали в Москве, в "Новом Манеже". Известный мастер. Заслуженный художник РФ.

А для меня Джанна Тутунджан - это далекие военные и первые послевоенные годы, когда учились мы в Московской средней художественной школе и каждое утро бежали из наших Плотникова и Сивцева Вражка в Лаврушинский, где прямо против Третьяковки помещалась наша МСХШ.

В свои 13 - 15 лет мы уже не были детьми - детство оборвалось 22 июня 1941 года. У нас не было своего особого "подросткового" мира, отделенного непроницаемой стеной от мира скучных, ничего не понимающих взрослых. У нас была одна жизнь со взрослыми - "одна на всех", как победа, и если были в той жизни иллюзии, заблуждения, романтические утопии - это были иллюзии и заблуждения всех, кому довелось жить в то удивительное время, независимо от возраста.

В каждом классе, наверное, бывает свой "неразменный рубль", свой лидер, которому верят, которым восхищаются, дружбой с которым гордятся и дорожат. Таким лидером в нашем классе была Джанна Тутунджан. Мы знали твердо: если бы Джанка была постарше - она бы ушла на войну, на самый опасный и трудный ее участок, стала бы героиней - как Зоя Космодемьянская, как Ульяна Громова. Знала ли Джанна о такой нашей вере в нее? Помнит ли? Молодые не поверят и посмеются над нами; мне самой трудно поверить, что мы были такими идеалистами: история слишком усердно потрудилась, разрушая и обесценивая наши иллюзии. Но в чем-то самом главном мое поколение - лучшие из моего поколения, такие, как Джанна Тутунджан, остались неизменными. Не зная безответственности и эгоцентризма юности, они не обрели равнодушия и цинизма старости.

Сорок лет - целая жизнь. Все эти годы мы редко встречались с Джанной, а когда встречались, то мельком, на людях - все наши задушевные, откровенные разговоры - там, за гранью лет, в той, другой жизни. Но со мной говорит ее искусство, и я вижу, узнаю: это все та же моя Джанка, долговязая девчонка, размашисто шагающая через Москву-реку навстречу ветру (я едва поспевала за нею, как придворные за Петром на знаменитой картине Серова "Петр I"); женщина из породы русских героинь. Ее творчество - это ее подвиг, бескорыстный и самозабвенный. Кто сказал, что сжигать свое сердце в творчестве легче, чем зайти в горящую избу? Кто решил, что покорить зрителя проще, чем остановить коня на скаку?

Тема ее искусства - Россия. Не та, выдуманная, никогда не существовавшая в реальности прянично-квасная "святая Русь", по которой скорбят и вздыхают национал-патриоты, (предпочтительно сидя где-нибудь в Давосе или Ницце), а настоящая, живая - трудная, подчас жестокая к своим людям, с бесконечным одиночеством и долготерпением женщин, устало опустивших натруженные, жилистые руки, с нерастраченной силой, способностью горы своротить и - с безнадежной пьяной слабостью мужчин. Россия, где девять месяцев в году зима и весне нельзя верить до конца - того и гляди, задует, заметет "Снежным маем"; поникшая хмельной головой с заросшими черной щетиной небритыми щеками "Сила есть", только куда деть эту силу цыганистому парню в красной рубахе? Сияющие родниковой чистотой лазоревых глаз "Девочки в красном углу"... Джанна любит эту Россию так, как только может, должна любить - до боли, до жестокого укора, ничего не скрывая, ничего не приукрашивая: "Родина! Меня обжигает стыд и бессилие, когда ты караешь невиновных..." Как тогда, в военные детские годы, она и теперь в свои семьдесят готова ринуться в бой за "невиновных" - за этих заброшенных, всеми забытых старух, за спутанного веревкой, поверженного на землю коня, вскинувшего в черное небо гордую, вольную голову. Триптих "Вольному - воля"...

Этот стреноженный, но не покоренный конь - кажется, слышишь, как оглашает он своим отчаянным ржанием безмолвную пустоту бурой мертвой земли - предстает для меня самым сильным, самым ярким воплощением не только искусства Джанны, но и ее человеческой сути. Да, она такая, я знаю ее, этот конь - это она сама: неукротимая, вольная, гордая, способная взмыть в небо - и притянутая к земле тяжкими путами своей - нашей - общей судьбы. Это она, не желая, не умея мириться с бессилием и несвободой, кричит нам о воле, о чудесной бескрайней свободе заснеженных полей и весенних разливов северного края, в правой и левой части триптиха, куда должен, просто обязан ускакать вольный конь, порвав свои путы.

И композиционные, тщательно продуманные, часто с элементами символики картины Джанны Тутунджан, и ее буквально воспроизводящие натуру рисунки - это всегда "крик души", сопереживание, исповедь, молитва, отчаянный призыв - только не констатация факта, только не "сочинительство". Как часто даже большие, честные художники все-таки оказываются более или менее заинтересованными сторонними наблюдателями жизни; воспринимают мир сквозь призму своих эстетических, художественных, стилистических пристрастий. Джанна - не наблюдатель. Поразительное ощущение: в ее искусстве кричит, стонет, исповедуется, рассказывает о самой себе сама Вологодская земля, обретают голос эти полные достоинства иконописные старухи, эти бесшабашные, потрепанные жизнью мужики. Она - их предстательница, их голос, их, а не свое, "самовыражение".

И в то же время творчество Джанны - резкое, жесткое, требовательное, иногда смущающее своей аскетической простотой, - это она сама. Горячее, страстное, скромное до самоотвержения, все без остатка отданное людям, лишенное какого бы то ни было эгоизма, - это она сама. Ее искусство - это ее судьба, судьба девочки с Арбата, с горячей армянской кровью своих предков со стороны отца и интеллигентским дворянским аристократизмом предков со стороны матери, неисповедимыми путями - как говорит она о себе самой - пришедшая - ... хоть странно,

Туда, за Вологду, в леса,

Где Сухона течет пространно,

Где неба - Высь,

Где Суть ясна!