Югай Е. Ф. Рассказы о причитаниях: вологодские записи 2015-2017 гг. / Е. Ф. Югай // Живая старина. – 2019. – № 1. – С. 11-14. – (Фольклористика в научных центрах: ЦТСФ РГГУ). – Библиогр. в примеч.
Представлен материал о "причитаниях" и о самих "причитальщицах".

РАССКАЗЫ О ПРИЧИТАНИЯХ: ВОЛОГОДСКИЕ ЗАПИСИ 2015-2017 гг.

Фольклорные тексты и практики воспринимаются носителями как естественные (и необходимые). В отличие от искусства, фольклорное исполнение не делит мир на артистов и зрителей. Напротив, магический специалист, обладающий навыком произнесения ритуальных текстов и выполнения сопутствующих им практик, стремится вовлечь в ритуал всех присутствующих. Соучастие сообщества (вера в лечебные свойства заговора или чудодейственность молебна) – необходимое условие существования практики.

Похоронные и поминальные плачи (причитания), сопровождающие ритуальное общение с покойным ритмические тексты, пропеваемые на мотив, который имитирует реальный плач, были распространены на территории Вологодской области до середины XX в. Будучи зафиксированы еще в первых летописях, плачи на Руси существовали долго и непрерывно, но именно информанты экспедиций 2000-2010-х гг. стали тем поколением, которое не переняло традицию. Некоторые жительницы деревень делятся причетами с участниками экспедиций, но часто уже не исполняют их на похоронах. Во многом это связано с изменением траурного этикета. В традиционном обществе эмоции публичны и регламентированы, значимые события предполагают их внешнее проявление.

Как показывают интервью, часто причитальщицы одновременно были «заводилами» на Святках и свадьбах. Их функцию можно определить как переключение эмоционального регистра, выведение людей из будничного состояния в другое, соответствующее особой дате, будь то праздник или похороны. В современном обществе, напротив, этикет предписывает сдержанность. Причет, цель которого – заставить окружающих плакать («разревить»), мешает выполнению этих новых норм. Поэтому родственники останавливали причитальщиц. Те, в свою очередь, не принимали новых норм: на деревенских похоронах второй половины XX в. были часты ситуации, когда причитальщицы упрекали «культурных» молчащих участников ритуала.

В то же время причитания как исчезающее явление экзотизируются и романтизируются. Особенно ярко это чувствуется в воспоминаниях тех, кто застал их ребенком.

Тема публикуемых фрагментов интервью – воспоминания об услышанных в детстве или юности последних причитаниях и о самих причитальщицах. Они высвечивают коммуникативную ситуацию, в которой существовали (а где-то продолжают существовать) причитания в конце XX – начале XXI в.

Все интервью записаны автором в Вологодской области. Записи из Кадуйско- го района сделаны совместно с А. А. Дудкиным. Тексты самих причитаний этого региона, в том числе собранные автором, опубликованы в сборниках [1; 2], а также в базе данных [3], созданной автором в 2014-2015 гг. в рамках работы в Центре типологии и семиотики фольклора Российского государственного гуманитарного университета (при поддержке грантов РФФИ № 14-36-50255 Мол_нр и № 15-36-50983 Мол_нр).

1. А мамка моя причитала. Пела что-то, это ж не каждый... Она всегда причитала, потому что мать рано умерла у мамки, у меня бабушек не было <...> И она, когда умирали в деревне (она же с этой деревни), так она всегда причитала по своей маме. [По маме?] А как же! Она причитала и приветы передавала своей матушке, как ей живётся. <...> [Передавала через умершего?] Через него, да. В деревне, считай, все свои [МКШ].

2. С покойниками всегда причитали. Я помню, и мама у нас умела это дело делать. Ещё были старушки очень... Мама у меня с девятьсот третьего года. У мамы был такой голос хороший, высокий. Громко она так, она плакала так, что заплачешь. <...>. Может быть, не назовёшь, что причитание, но плачет именно со словами. Это сейчас – вот я была на проводах родственника мужа. Но все боятся чихнуть, не то что плакать. Дом прощальный, но все вот так: «Ш-ш-ш». Родители уже все чёрные, но никто ни одного слова не говорит. Не знаю, я дак не могла так. Племянника мы похоронили 17 мая. Я на кладбище [плакала]. Они все: «Тише, тётя Аня». Я не могла тихо [АФТ].

3. Причитали люди, которые... я даже не могу объяснить, как... Тётя Марфа у нас была сильного характера. Она очень много в жизни пережила, одна четырёх дочерей вырастила. От безысходности, от тяжёлой жизни... <...> [А что говорила?] Говорила, что: «Как, зачем ты меня покинула или покинул, как же жить теперь я буду» да «Какая ты была, – дочери, – Аннушка, какая ты у меня была хорошая, да почему так получилось, что ты раньше ушла, на кого ты меня оставила». Всю свою боль она в при- читках и передавала. <...> Начнёт причитать, и сердце остановится [ААС].

4. [ГСР:] Бабка Валя вот как причитала. <...> Причитает, причитает, кричит-кричит, а потом раз и забыла, что кричит, уже начинает разговаривать. [ЗСР:] Ну, это неправильно. [ГСР:] Говорит совсем о другом. Потом опять причитает. <...> Тетя Валя была тринадцатого года, наша мама – одиннадцатого года. Они дружили. Мама-то раньше умерла. [А мама ваша не причитала?] [ЗСР:] Нет. <...> Специальные плакальщицы есть. Ну, раньше были специальные. [А как это делали?] Ну как, плачут, приговаривают... [ГСР:] Что хочешь. [ЗСР:] «На кого ты меня покинул или нас покинул, куда ж ты ушёл, да раньше времени, да жил бы да жил, да на кого ты своих детушек оставил, да на кого ты оставил свою матушку, да свою жёнушку», потом «о-хо-хо-хо, о-хо-хо- хо-хо». Потом опять: «Да зачем же ты ушёл, да куда же ты ушёл. Да куда твоя дороженька увела тебя, да как же теперь мы будем без тебя жить, ой-ой-ой-ой-ой». [По своим?] Почему? Могла любая женщина, тут все знали друг друга. А потом же тут почти все родственники. Тут двоюродные, а троюродные так все. Все-все родственники. [ГСР:] Она [Валентина] давно умерла, это было бы ей сто с лишним лет <...> [ЗСР:] Она была артистка самая настоящая... [ГСР:] Комичка... [ЗСР:] ...Комическая, что она вытворяла. Она любила Святки, наряжалась: нарисует это, тут бороду привесит, одевалась, какую-нибудь шапку, Бог знает что найдёт. Искать долго не надо – всё кругом тряпьё да резьё тогда было. Не было одежды. Но она очень похабные песни пела, ужасно похабные, и знала же откуда-то. [ГСР:] У неё такая труба была. [ЗСР:] Самоварная. Ой, мы хохотали, конечно. Но мы маленькие были. [А зачем труба?] [ЗСР:] Пела она туда, чтобы громче было. Про Ермоху ты помнишь, как? Ну, там похабная песня. Одне... [матюги] вот. [Она замужем была?] У неё было трое детей <...> Муж погиб на войне, конечно. А потом овдовел мужчина, она с ним сошлась. Дядя Ваня. Жила. Потом дядя Ваня умер, а она ещё жила. [А как она причитала?] Ну как, это такой чисто... это не было такое, чтобы вот она там. Это просто как спектакль. [ГСР:] Говорит-говорит... [ЗСР:] И тут же она могла отдохнуть, посидеть, поговорить о чём-то... [ГСР:] Потом опять покричит по покойнику. [ЗСР:] Она плакала больше для присутствующих. [ГСР:] Ну как бы так и надо было провожать этого покойника. [Голос был?] [ЗСР:] Да не сказать. Она любила немножко выпить. [ГСР:] Подурить. [ЗСР:] Весёлая. Интересная, с ней интересно было разговаривать.

5. А эта тётя Валя [причитальщица], она такая интересная всегда, помню, у нас был день рождения, у кого-то там в краю, мы сидели, и идём мы обратно: сестры свекровь, мы с Лёшей и мама. Он играет, и мы подошли к её дому, он так развёл вдруг, вот так окно распахивается, говорит: «Сейчас выйду». Вышла – запела. А напротив жила железнодорожница – может, час ночи – она проснулась, конечно, и говорит: «Во черти! Не дали мне поспать».

Вот она могла в любой праздник пройти взять сковороду. Вот так поёт частушки, бьёт по сковороде, как по колоколу. И идёт сквозь деревню, и всё частушки, любые, конечно и не очень хорошие. И помню, из Кадуя у нас был мамин брат. А он интеллигентный, он

работал в правительстве в кадуйском. Очень хороший, грамотный. Спит. И говорит: «Рая? А чего это? Кто это?» Она говорит: «А это Ермоха». – «А кто такой Ермоха?» – «Да Валька Сизова». Она всю деревню разбудила – час или два – а на обратный путь шла полем. Боялась, что кто-нибудь выскочит и её отругает [АФТ].

6. Да, и вот раньше, значит, мне мама говорила, люди шли на кладбища. Она вот сама погореловская. <...> И её бабушка водила на кладбище очень маленькую. Она после мамы трёх годиков осталась. <...> И там очень много людей на кладбище причитали. Потому что, говорит, заходили люди в церковь, заказывали молебны, потом шли на могилку, на могилке ложились на могилку и начинали, что: «Вот пришла я, горюшица, на святое-то кладбище. И зашла я в храм... в храм в этот-вот... И заказала три молебна Исусу Христу, Божьей Матери, а третий-то молебен да Васьяну великому». И дальше она начинала: «Что ты ушла-то рано, оставила деток, малых-маленьких... ты бы посмотрела сейчас, какони тоскуют по тебе...» Но там всё складно... «Посмотри-ка да по молись за них, за маленьких». Мама умерла при родах, она упала с печки, упала и разбилась. И родилась девочка. Девочка семи дней умерла после родов. <...> Так вот она [бабушка] и причитала: «И взяла ты своё дитятко... ангелочек... да пришла я тебе, горюшица, рассказать слезами горькими, что вот так вот живут твои детоньки, помолись ты за них». <.. .> Я раньше, когда была маленькой, на каждой могиле причитали, старались высказать своё горе. Вот рассказать ей, они даже захватывало, помню. Поперхнутся, остановятся, плачут-плачут-плачут, надумают что-то и опять начинают. Две строчки, и в каждой строчке был смысл жизни. После того как человек ушёл. Они приходили. Песня – не песня. Интересно так, но слушать [можно только] со слезами. Как будто своё горе принимаешь, близко стоишь. Эти причеты. А причёты довольно-таки долго. Вот праздники, допустим родительские субботы. Было слышно, причёты доносятся на угорах. Одна бабушка до чего допричитала. Она придёт и мужу своему причитала: «Зачем ты меня оставил, да молодюсеньку, да раным-ранёшенько, да мы с тобой не пожили». <...> Я тоже сама уж на седьмой десяток, а маленькая запомнила. Но я не любила, конечно, этого. Мне было страшно [ГАО].

7. В 81-м году у меня мать умерла, летом. Во время похорон, при прощании в доме, когда стоял гроб, – я был в подавленном, конечно, настроении – периферией зре ния видел, что зашли – ну, там люди сидели, прощались, настроение тяжёлое, но обычные дела, хоронят человека – и вот эти несколько тётенек зашли. Я краем глаза видел, что они зашли в чёрном и внезапно начали выть. Причитания эти. Они настолько были пронзительны, что я почти сразу почти впал в это состояние истерики и кричал: «Пусть они прекратят это дело!» И помню, отпаивали меня какой-то фигнёй. Но вот я именно это запомнил, что действует фантастично просто, это такой надрыв... Хотя они пропели и успокоились, не было ощущения, после того как они пропели, что это составляло их эмоционально, что они переживали это горе... Это действительно, видно, сама песня, эти причитания имеют древнюю трагическую насыщенность. Больше ничем я не могу. Потому что прошибает психологически, как... ураган – вжик – который насквозь тебя проходит. Я просто был размазан по стенке. Я, правда, был подготовлен. Но и всегда, когда причитания, все подготовлены, у всех тяжёлое состояние, когда прощаются с близкими. Но вот когда начинаются эти причитания... [АСП].

8. [А вы слышали причитания?] Я говорю, меня вырастила бабушка, у нас детского садика не было. Семья большая, четверо детей, я деревенская. Поэтому бабушка нас всегда таскала с собой, то на похороны, то на свадьбу, то на какие-то проводины, то подружки приедут, то гости, к бабушкам другим... Поэтому да, слышала, конечно. [А вот сама причитала?] Бабушка – да. <...> Когда я, конечно, маленькая была, я, конечно, этого пугалась. Потому что все с хлопотами похоронными, все делают, делают, и вот заходит женщина. И вдруг начинает громко разговаривать, и все начинают плакать навзрыд. А когда уже постарше стала – я и сейчас постоянно, потому что у меня там дача, и мама живёт... Видите, ещё в нашей деревне церковь есть, а служб никогда не было. Была ликвидирована давно. И поэтому, возможно, что не было отпеваний. И поэтому кто-то должен был провоцировать уход последний, чтобы достойно считалось. А по деревне достойно – это значит надо выплакаться, горе показать. И поэтому если подумать, смотреть с точки зрения взрослого человека. Что ты смотришь и думаешь, правильно это делают или нет, так вот, когда приходили, я что слышала: заходит женщина и говорит: «Ой ты, на кого ж ты нас покинул, милушка, / Да как твои детоньки будут, / Да как я молодая такая...» Она от своего имени, но жалобила жену. Или если речь шла о том, что что-то с сыном случилось, она начинала: «Как мать будет...» В общем, получалось так, что даже те, кто не плакали, она всё равно... они всё равно все расплакивались. И это вот было – видите, всё-таки... причитали-то всегда старые. Совсем старые. Уже потом. Есть женщина. Не знаю, сейчас дети возят или нет. Было, последний раз, я помню, что она причитала... [Это когда было?] На бабушкиных похоронах. Бабушка у нас умерла лет 8 назад. Потом у меня отец когда умер. Но там, видите, старенькие не могут в дом прийти. У нас сравнительно населённый пункт разбросанный. Деревни далеко друг от друга, по 7 километров. Поэтому она пришла на кладбище. Говорят, что на кладбище не плачут, она там. Потому что мы уже в какой-то степени, мы уж до того доплакали, у нас окаменело всё. Когда есть и потери в жизни, всё равно возраст такой. И уже вроде и слезинки засохли. Она начала что там как вот... А ещё было – подружка приходит примерно одного возраста. «Что ж ты, подруженька, меня покинула, да как я без тебя жить-то буду, да как...» Уже даже мужчины начинают хлюпать носом. Вот я сама по себе знаю. Когда были ситуации такие. Племянник погиб, маленький ребёнок. И вот нам плохо нам, и он мне раз таблетку, раз таблетку. И уже я толком не помню. И такой вот камень. Я только в 9 дней очнулась, что совсем плохо. А когда уже постарше, папа ушёл, сестра средняя, уже когда выревишься на похоронах, потом полегче. Такое ощущение... Чувство выполненного долга. Проводили достойно. Похоронили достойно. Плакали. Потом начинаешь уже хорошее вспоминать. И ещё сам процесс вот этот, что человека. Не просто он бесследно исчез: оно закрепляется, но уже плохого нет... <...> Бабушка умерла, стоим все с сухими глазами – пришла бабушки брата жена, и тоже та с причетами (ну, её нету уже, той женщины). Пришла ты – получается, она золовка – что: «Золовушка, как ты меня покинула, да передай привет моему муженьку, да там детонькам моим», – ещё когда у неё маленькие дети умирали во время... перед войной ещё – вот она так причитает, что: «Как мы с тобой прожйли- то, да дружно мы жили-то, да мы хорошо... жизнь-то с тобой трудную прожили, да как мы с тобой вот это делили-то». И, в общем, она рассказала то, что мы про бабушку не знали даже. Во время, когда причитала, она рассказывала, как: «Я познакомилась с твоим братом, да ты меня приняла в семью-то. Да ты меня хранила-берегла, когда брат на войне был...» Понимаете, что она... [То есть даже содержательно?] Да! Что вот она не просто там пласкливость вызвать... Мы даже слушали. Мы так вот ходим, ну что родственники, стоим прощаемся, но в то же время нужно подготовиться к поминкам, ко всем, да. Вот. А потом уже (бабушка в марте умерла) мы едем. А в деревне возят на открытой машине, в кузове. И бабушки на руках снежинки не тают. И тогда я поняла, что бесследно, что её нету. Атак вот лежит наша бабушка-старушка, такая, какая нас в детстве вырастила нас, вынянчила. И получается, до каждого человека в разное время доходит потеря-то, и мама потом говорила, что, если бы бабушка Маша не пришла да не поговорила, так бы... <...> И меня всегда удивляло, что бесконечно речь лилась. Она до бесконечности. И вот она, я так поняла, эта женщина, она всегда понимала, когда закончилось время прощания. Всё, наревелись. И тогда уже заходила другая женщина. У неё уже горькие1 разведены, чтобы провести окуривание и с ладаном, вересом провести процедуру, сделать. Потому что... Но вот эта вот песня – она песня! Она и складно. Прибирали хорошо. На каждого надо персонально получается. Но я слышала такое. Может, где-то в другой деревне по-другому. [То есть она плакала, пока все не выплачутся?] Вплоть до мужчин, все пытались, всех умудрялась разжалобить, что слезинки катились у всех. [А она сама?] Она не плакала. Она стояла, ходила, подходила. Но, конечно, кто как. Если на кладбище – она смотрела на усопшего и ему выговаривала [ЕАМ].

9. Ну как не слышал, слышал причитания, с плачем. Она последняя. <...> Моя бабушка очень верила в Бога, и, когда я в пять лет заболел воспалением легких крупозным, врачи уже маме сказали: «Денька три, через четыре придёте труп заберёте». Я уже лежал, всё, без памяти, ничего не помню. <...> Мама взяла меня под расписку, и, когда я очнулся, дома, лежу на кровати. Бабушка моя стояла с иконой Знаменья Божьей Матери и молилась, на коленях стояла она на полу. <...> И вот молитва, вы представляете, спасла. Так вот врачи, когда мы через два месяца пришли в поликлинику железнодорожную, врачи вот так вот все там на дыбы встали, вплоть до начальника: «Как это так? Он обречён» У мамы спрашивали. Но она, конечно, ни чего не сказала. Нам нельзя было говорить <...> Она [бабушка] и причитала, она умела и зубы заговаривать, она много чего хорошего умела, только, говорит, на хорошее бабушка. <.. .> [А почему, как вам кажется, это исчезло?] Понимаете, как вам сказать: при читания надо уметь. [А почему не научили? Мужчины вообще не причитают. Кому пере даётся? <...> [А бабушка ваша не расстраивалась, что ее не опричитают?] бабушка? Tai а у бабушки дочь причитала. А вот моя мам, не причитала почему-то, не знаю. <...> [A Bt не помните слова?] Ну как: «Зачем же ты на* рано так покинула, зачем же ты меня, – на пример, дочь свою, – оставила». Вот тако! вот. Много, много. «Ведь ты у нас единствен ная была, ведь ты у нас любимая была». Во такое вот, чуть-чуть я вот помню. [А вы ЧТО-TI чувствовали?] Да конечно, это было очень тяжело. <...> В 56-м году, мне было... не' я в шестом классе учился. [Тяжело, хотелось, чтобы она прекратила?] В таких случаях TOI да не было того заведено, чтобы прекрати ла, наоборот, слушали, потому что это был о её жизни, о её детях, она вспоминала свс их братьев погибших, то есть еёных сыновей. <...> Вот здесь у неё братья похоронен! в этом месте, уже и могилы-то нету. Вот ож когда умирали, моя бабушка причитала у и: И дома причитала. Она меня таскала, ведь я у её любимец был. Она меня, как говори ся – второй раз родился я, представляете! – она меня спасла. [Учила:] «Не забывала родню» [М].

Примечания

1 Вероятно, окказиональное обозн: чение для можжевельника или эллипск (горькие травы).

Список информантов

ААС, жен., 1925 г.р., д. Капчино, Ма: ский с/с, Кадуйский р-н; 2015 г.

АСП, муж., 1958 г.р., род. в лесном по «18 квартал» Грязовецкого р-на Волого; ской обл., жил в г. Тотьма; 2016 г.

Фольклористика в научных центрах: ЦТСФ РГГУ

АФТ, жен., 1930 г.р., д. Капчино, Маз- ский с/с, Кадуйский р-н; 2015 г.

ГАО, жен., 1952 г.р., г. Тотьма; 2016 г.

ГСР, жен., 1937 г.р., д. Капчино, Маз- ский с/с, Кадуйский р-н; 2015 г.

БАМ, жен., 1965 г.р., род. в Тотемском р-не, живет в Тотьме; 2016 г.

ЗСР, жен., 1939 г.р., д. Капчино, Маз- ский с/с, Кадуйский р-н; 2015 г.

М, муж., 1944 г.р., Вологда (интервью записано на вологодском городском кладбище в Троицкую субботу); 2017 г.

МКШ, жен., 1930 г.р., род. на хуторе Рудный Бор, живет в д. Капчино, Мазский с/с, Кадуйский р-н; 2015 г.

Литература

1. «Не пристать, не приехати ни к которому бережку...»: похоронные и поминальные причитания Вологодской области. Вып. 1: Тотемский, Тарногский, Бабушкинский и Никольский районы / Сост., вступ. ст. Е. Ф. Югай. Вологда, 2011.

2. «Потеряла я потерюшку...»: похоронные и поминальные причитания Вологодской области. Вып. 2: Кадуйский район / Сост., авт. вступ. ст. и коммент. Е. Ф. Югай. Череповец, 2016.

3. Словарь семантических единиц [и база данных] «Русские причитания» / Сбор и подгот. данных, метрический анализ Е. Ф. Югай; Разработка и имплементация базы данных Д. С. Николаев (2014, 2015) (http://www.ruthenia.ru/folklore/ dbases/yugay_laments).

 

ВОЛОГОДСКАЯ ОБЛАСТЬ В ОБЩЕРОССИЙСКОЙ ПЕЧАТИ