|
В этот раз филолог открыла книгу вологжанки
Натальи Боевой и, как обычно, выбрала одно стихотворение.
ИВОЛГА
а когда тебе шесть,
ты не думаешь, что тебя ждет,
у тебя все есть,
у тебя здесь бабушка,
яблоки, дом, самолет
пролетает над домом,
оставляя облачный след,
длинный - предлинный,
как линия жизни
исчезающий постепенно,
запрокинув голову, ты стоишь.
День бесконечный - идет,
скоро папа приедет,
он красивый и молодой,
он знает все чудеса мира,
всех диковинных птиц и зверей,
вот, скажет, есть, например,
птица солнца, золотая иволга,
но она прилетает лишь к тем,
кто любим,
и поет только им свои песни,
и однажды, действительно,
иволга прилетит,
сядет на старый тополь
за нашим двором,
приготовится петь,
но рассмотрит тебя,
и что-то ее спугнет,
и спустя столько лет
нелюбимых лиц,
и ненужных слов
на линии жизни,
исчезающей постепенно,
глядя в небо, ты снова
стоишь и ждешь,
что папа приедет,
самолет пролетит
и иволга запоет.
Поэтическую книгу вряд ли кто-то читает с последнего стихотворения, двигаясь
к началу. Чаще открывают именно первый текст или серединку издания, наугад.
«Знак улитки» Натальи Боевой (серия «Том писателей», 2015) не стал для меня
исключением. От «пойманной мышки сердца» первого раздела «Внутри» шла к тем
мыслеобразам двух других разделов «Снаружи» и «Движение», то радуясь прямоте
заявления («там, где меня ничего не касается, я прекращаю расти»), то
воспринимая тексты как эссеистические, требующие не столько эмоционального
отклика, сколько со-мыслия, со-раздумья.
И вдруг такой лирически захватывающий образ в конце! После иволги, которая
прилетает и не поет, а все же не лишает веры в то, что все будет таким же
чистым и нежным, как в детстве, кажется, что вся книга - поиски именно
этого, именно такого стихотворения, а само оно притягивает так, что издание
перечитываешь уже от этого заключительного текста. Первая строка
поддерживает вроде бы все «думать» и «не думай» этой книги, но она уже не
монологична, ибо начальное «а» более естественно в разговоре. Это как будто
продолжение диалога о давнем детском ощущении большого мира и сравнении
этого ощущения с нынешним - взрослым.
Диалогичность этого «а когда тебе шесть» усилена невольными вариантами
дополнений: а когда тебе десять, а когда тебе двадцать...
Но Наталья Боева не отвечает на такие ожидания читателя, у нее другой сюжет.
Прилетающую иволгу что-то пугает, не звучит ее голос, подтверждающий любовь.
И невольно кажется, что эта золотая, солнечная птица чувствует неготовность
к ответу, неготовность понять песню любви.
Однако надежда на появление любимого лица среди нелюбимых жива в героине, и
эта надежда связана с радостью воспоминания («папа приедет») и ощущением
высоты («самолет прилетит»). Такая светлая нота возвращает к некоторым
другим стихам книги, снимая тяжесть образа любого улиточного, замкнутого
существования. Автора не видишь уже как медитирующего поэта, сознательно
очерчивающего самодостаточные пределы своего поэтического «я», а видишь ее
иволгой, которая прилетит и споет о любви к тебе, когда ты сам научишься
любить большой мир или кого-то в этом мире. И тогда новый след на небе от
прилетевшего самолета будет новой линией твоей жизни, пусть и исчезающей
постепенно.
|
