|
Василий Иванович Белов, замечательный
русский писатель, в Москве бывает редко, наездами.
А когда появляется, дел у него невпроворот: и общественных, и писательских,
и семейных. Вот и на этот раз много сошлось
событий: дочь Анна защищала диплом в Суриковском, самому Василию Ивановичу
предстояла поездка в горячую Сербию... Все же он выкроил несколько часов и
заглянул в редакцию «Очага».
Разговор шел о жизни, о наболевшем...
Читаю ваш журнал и немного теплее, радостнее становится на душе. В человеке
много светлого, чистого, надо только почаще напоминать ему об этом. Но есть
и звериное, темное. Множество изданий эксплуатируют сегодня именно эту
сторону человеческой души. «Очаг» — редкое исключение.
Конечно, поводов для оптимизма нынче мало.
В нынешнем году впервые, может быть, за тысячу лет, пустуют вокруг моей
родной Тимонихи поля. Никто не сеял, не убирал. Печальное зрелище. Но еще
печальнее обилие смертей. В каждый мой приезд узнаю о новых потерях среди
односельчан. Вот недавно парня застрелили, перед этим отравились двое
каким-то зельем. Немудрено, ведь спаивает Россию сегодня весь мир.
— А как пишется? Что сейчас на рабочем столе?
— Стою на распутье: продолжать ли заниматься политикой или засесть за третью
книгу семейной хроники, которая продолжит «Кануны» и «Год великого
перелома». Она уже давно сложилась у меня в голове. Да и с героями своего
повествования я как бы сроднился, сжился. Долгие годы безжалостно ломали
мужика, делают это и сегодня. Может быть, даже более изощренно и
безжалостно, чем раньше.
— Чем сейчас живут люди в деревне?
— В материальном смысле — собственным огородом, хозяйством. А в духовном...
Газет, журналов нынче почти никто не выписывает: детей бы прокормить.
Остается телевидение, с какой-то неистовостью ринувшееся отуплять,
оболванивать людей, прежде всего детей, подростков. Можете себе представить,
как воспринимает роскошные рекламные ролики доярка, за свой каторжный труд
получающая 30—40 тысяч рублей, да и то нерегулярно. Отсюда тяжкий быт,
пьянство беспробудное, семейное неустройство...
— Впору вспомнить Радищева: «Оглянулся я вокруг, и душа моя уязвлена
стала...» Хотя за точность цитаты не ручаюсь.
— Все гораздо серьезнее, глубже. Мы стремительно становимся колонией, а это
не только экономика, это определенный тип мышления, отношения к жизни. На
глазах усредняется, нивелируется духовный мир людей. Сколько уже появилось
тех, для кого единственная цель— деньги, единственная страсть— нажива. Ну а
к Радищеву я всегда относился настороженно. Лет в девять случайно попалась
мне его книжка на чердаке старого заброшенного дома. Прочел и сердцем
почувствовал какую-то фальшь, искусственность. Позднее был невероятно
удивлен и, не скрою, польщен, что мои ощущения полностью совпали с мнением
Александра Сергеевича Пушкина. Заступников, подобных Радищеву, пламенных
радетелей за крестьян и ныне немало. Только вот дела все хуже и хуже.
— Кстати, что вы сейчас читаете?
— Читаю мало, но то, что как раз и требует неторопливого размышления. В
частности, труды Игнатия Брянчанинова. Самостоятельно выучил
церковнославянский язык, читаю библию. Язык этот куда более точный,
мускулистый, выразительный, чем наш нынешний. Вообще без дела стараюсь не
сидеть: это и для души лекарство. В деревне дел всегда много: посадить,
прополоть, убрать. Могу плотничать, с электричеством знаком еще с ФЗО.
Хочется и печное дело изучить, да все руки не доходят.
— А в свободное время чему отдаете предпочтение: охоте или рыбалке?
— Ни тому, ни другому. Свободного времени, как видите, у меня и нет. В
городе одни хлопоты — нынче вот теща больна, в деревне— другие. Но дело даже
не в этом. Охотиться я перестал после того, как подранил рябчика. Ну а что
касается рыбалки... Три года назад я чуть было не утонул. Бог спас. Вообще
это мистический случай, не стану рассказывать...
— Василий Иванович, вернемся к началу нашего разговора. Сегодня, по- моему,
уже очевидно, что политика — грязное дело. Зачем это вам?
— Вы ведете речь собственно о политике, политических деятелях. А для меня
политика в том, что я пишу, в моей публицистике. Я не понимаю людей, которые
стремятся жить сами по себе, делая вид, что ничего вокруг не происходит. Не
думаю, что может вечно продолжаться нынешний беспредел, противный, по-моему,
самой природе человека. Тревожно, конечно... Так тоскливо и тревожно бывает
на душе, когда ласточки на зиму улетают из деревни. Кажется, что осень,
зима, грязь и холод навсегда. Но ведь каждый из нас знает, что это не так, и
верит, и ждет, чтобы ласточки вернулись. Они ведь всегда возвращаются,
правда?
|
