Воспоминания автора о В. П. Астафьеве, в т.ч. опубликовано письмо писателя Д. Шеварову. К юбилею Виктора Астафьева.
«Дорогой Дима! Я с 4-го числа в деревне. Погода у нас ужасная. До сих пор холодно, идет снег, дождь, кругом сыро, непроглядно, —этакая погода — большой стимул для нашей работы, одиночество и плохая погода много помогли русской литературе, и Болдинская Великая осень была не у одного Пушкина.
Я заработался до колик в сердце. И Марья моя Семеновна тяжело заболела, надо бы в город подаваться, а она не велит: «Чем ты мне поможешъ-то? Работай!»
19-го собирается приехать, дочери исполняется 45 лет, так надо проведать ее на кладбище. Не знаю, как она выдержит и дату эту, и кладбище. Ну ничего, как Бог...
Конечно, был бы ты рядом, кое- что в материале почистили бы и поправили, а так попрошу тебя к фамилиям Гроссмана и прочих добавить: Василь Быков, Константин Воробьев, Иван Акулов, Юрий Гончаров, Евгений Носов, не ссорь меня с моими друзьями живыми и мертвыми.
Вася мне один раз звонил, сказал, что отобрали у него пистолеты в Домодедове, и все. Или он стесняется, или телефона здешнего не знает, но адрес-то известен же. Сообщаю тебе деревенский телефон — 2-70-55 (через Дивногорск Красноярского края) и желаю всего хорошего.
Адрес мой здешний — 663081, Красноярский край, Дивногорский р-н, село Овсянка, ул. Щетинкина, 26.
Поклон твоей супруге, поцелуй девочек.
Р. S. Осталось у меня для второго, очень емкого и трудного, захода 150 страниц, пройду, отдыхать стану, надеюсь, к той поре и у нас весна наступит — который год нет весны, вот чего мы с природой понаделали, и немудрено—в Сибири сто с лишним водохранилищ, из них 19 самые, конечно, в мире великие и самые ему нужные, особенно нам, около них замерзающим, от простуд и гниющих легких загибающимся...
Обнимаю — Виктор Петрович.
16 мая 1993 г. с. Овсянка».
Это письмо осталось единственным, полученным мной от Виктора Петровича Астафьева. Прошло тридцать лет, о некоторых деталях не сразу и вспомнишь. Какой материал мы должны были «почистить и поправить»?.. Интервью для «Комсомольской правды», за которым я и приехал в Красноярск в апреле 1993-го, к тому времени уже вышло. Задавали вопросы Виктору Петровичу мы вдвоем — я и тогдашний собственный корреспондент «Комсомолки» по Красноярскому краю, мой товарищ со студенческих лет Василий Нелюбин.
Астафьев относился к Васе по- отцовски нежно, любил его и интервью свое приехал вычитывать домой к Нелюбиным. Вася по та
кому случаю налепил, наготовил пельменей, никого не допуская к плите, в том числе и свою жену.
Виктор Петрович достал очки, взял текст, закрылся в комнате. Проходит полчаса, час — не выходит. Пельмени стынут. Миновало часа полтора. Волнуемся — не за пельмени, а за старика — все ли в порядке? Заглянули осторожно — сидит правит, на нас рукой машет. Через два часа вышел, утирая платком пот со лба: «Ну, умучили вы меня...»
Мы глянули машинопись и приуныли — по новой все надо перепечатывать. На каждой странице вьется, ползет по полям убористая правка.
Еще сутки молотили по очереди на машинке. На другой день Вася улетел в Москву, увез в редакцию текст. Обратно он должен был привезти... газовый пистолет для Виктора Петровича — вот откуда упоминание о пистолетах в письме. Время тогда наступило разбойное. Виктор Петрович и Мария Семеновна жили в ежеминутном опасении за внуков, которых им одним на старости лет пришлось поднимать на ноги. И вот Виктор Петрович искренне обрадовался, когда мы пообещали ему привезти газовое оружие для самообороны. Думалось, что такой пугач выручит в случае чего.
Вася улетел, а я остался в Красноярске дожидаться рейса на Волгоград, куда мне тогда следовало отбыть. Самолет летал раз в неделю. Нашелся повод еще два дня подряд бывать у Астафьевых в Академгородке. От тех дней, к счастью, осталась запись в блокноте, и нет нужды мучительно припоминать, что и как было.
«...В Академгородок к Астафьевым ехал через весь город, так долго — край света какой-то. Знакомый уже двор, подъезд.
После наших деловых разговоров Виктор Петрович зовет выйти к Енисею, он тут рядом, за гаражами. Спустились к реке, побродили по тропке среди прошлогоднего сухого бурьяна.
«Вон там — Овсянка», — Виктор Петрович машет рукой в сторону другого берега. Я киваю, но по близорукости ничего, кроме лесозавода, разглядеть не могу.
Возвращаемся домой. Петрович садится у телевизора, там мексиканский сериал. Приглашает меня сесть рядом. Вчера он был шумлив, а сегодня тих, грустен. Расспрашивает меня про жену, дочек, подписывает им книжки.
Входит седенькая, светленькая Марья Семеновна и сразу к окошку: «Где Поля-то? Пора бы...» Поля, внучка, ушла во двор. Я решил откланяться, а по пути найти и позвать Полю.
Вышли в коридор. Виктор Петрович подает руку, я жму сгоряча, а она, рука его мужицкая, —слабая, почти невесомая, я даже испугался. С виду-то он очень еще крепок, только на «брюхо» жалуется.
Спускаюсь по лестнице, а Марья Семеновна окликает вдогонку: «Позвони, как доберешься. И Полю, Полю кликни!»
На дворе, возле горки, нашел Полю. Дед с бабушкой, говорю, зовут. Поглядела недоверчиво, но побежала к дому.
Автобус тяжело развернулся, посигналил кому-то в сумерки. Прижав к себе пакет с книжками, я побежал к автобусу, к двум заморгавшим красным огонькам...»
Тогда, в 1993-м, Виктор Петрович сказал нам с Васей: «Вот закончу роман о войне — и возьмусь за сказку. Давно меня просят написать что-нибудь для детей. Напишу про собачку».
Мы, глядя на него, изработавшегося, обрадовались: «Вот это другое дело, Виктор Петрович, и правда — напишите сказку, а мы дочкам своим прочитаем. А то все про войну да про войну...»
|