Запиши деда в полк! : участие
библиотекарей во всероссийском проекте
Личные впечатления библиографа
ВОУНБ о работе с родственниками погибших и пропавших без
вести в года войны, обратившихся в областную библиотеку
с просьбой о занесении сведений о воинах в базу данных в
рамках проекта "Бессмертный полк".
Весной прошлого года огромное количество жителей нашей
страны вышли на улицы с портретами своих родственников —
участников Великой Отечественной войны. Все они хотели
показать, что не забыли о тех, кто ковал Победу, чтят их
память и гордятся ими. Готовясь к празднику, многие люди
занесли сведения о солдатах и тружениках тыла в базу
данных проекта «Бессмертный полк». Вологодская ОУНБ
приняла в проекте самое деятельное участие.
Проводя акцию «Поиск», библиотеки помогают людям
собирать информацию о пропавших и погибших в годы
Великой Отечественной войны с помощью баз данных «Мемориал»,
«Подвиг народа», портала «Саксонские мемориалы» и др.
Поток таких желающих со временем стал меньше, но, тем не
менее, мы не прекращали поиски. И, как выяснилось, не
зря. Логическая связка «областная библиотека —
информация о пропавших и погибших в войну — новые
технологии» прочно укоренилась в сознании вологжан.
Поэтому когда в областных СМИ прошли сведения о том, что
в рамках проекта «Бессмертный полк» создаётся единый
банк данных под девизом «Запиши деда в полк!», люди к
нам потянулись. Очень многие приняли участие в его
создании и стали вносить сведения о своих родных. В
марте-апреле число желающих было невелико, но чем ближе
к 9 Мая, тем их становилось больше.
На сайте проекта библиотеку указали просто как один из
пунктов, где можно «записать деда в полк». Однако быстро
сработал эффект «сарафанного радио», и по популярности
среди «мест занесения» мы оказались одними из первых в
городе. Непосредственно перед праздником пришлось
действительно непросто: в день к нам обращались не менее
20 человек. Сотрудники, которые их принимали, сильно
уставали.
И тут я подхожу к тому, почему эта работа была такой
тяжёлой и почему её нельзя было делать в ином, «облегчённом»
варианте. Ведь с чем мы имеем дело чаще всего, когда «записываем
в полк»? К нам приходит родственник солдата или
труженика тыла. В идеале — с уже составленным рассказом,
отсканированными фотографиями и документами.
Но так бывает очень редко. В лучшем случае у него на
руках есть снимки, орденские книжки, благодарности,
ответы из Центрального архива Министерства обороны. В
худшем — нет ничего, кроме разрозненных воспоминаний.
Чаще всего посетитель не умеет работать на компьютере,
самостоятельно регистрироваться на сайте, сканировать и
тем более обрабатывать изображения. То есть, скорей
всего, сам с задачей он не справится, даже если провести
экспресс-обучение.
От нас в данном случае требуется не только написать
краткую биографическую справку со списком наград,
занести эту информацию на сайт и успокоиться. Если
свести всё к этому, то особого труда не будет, но и
пользы, пожалуй, тоже. Требуется нечто другое: создать
некий центр по работе с родственниками погибших и
пропавших без вести в годы войны. В той мере, насколько
мы это можем.
Я всегда ощущаю, что набираю текст не только для
человека, сидящего рядом, но и для солдата, которого
давно уже нет, для всей его семьи. Он тяжело работал,
воевал — и не рассказывал об этом. Он уже не может
смутиться, махнуть рукой, мол, не надо об этом говорить.
Это надо нам — вспомнить о нём. И это связано с нашей
потребностью засвидетельствовать своё уважение уходящему
героическому поколению, внести свой маленький вклад в
некое общее дело — ради исторической справедливости.
Те, кто после войны и до неё вели, казалось бы, самую
обычную жизнь, тоже часто показывали чудеса героизма,
самопожертвования и выдержки. Именно из этих людей мы и
вышли, это наши предки, наш народ. Особенность
человеческого восприятия состоит в том, что нередко
плохое запоминается чаще, чем хорошее. Значит, хорошему
нужно уделять гораздо больше внимания. Пусть каждая
скромная, честная и правильная жизнь займёт своё место в
пантеоне памяти, получит искреннее восхищение и любовь.
Несмотря на то, что вышло так много книг и фильмов о
войне, многое не было сказано. О событиях прошлого
говорится «в общем» или «на примере», но почти в каждой
семье хранится память о том, какой ценой досталась
Победа. Есть погибшие и пропавшие без вести родные. Есть
тягостное чувство незавершённости.
Отец, дед или дядя пропал без вести, а никто в семье не
знает, где и как он погиб, и не узнает, скорей всего,
никогда. Мать в войну подняла десять человек детей, в
том числе четверых приёмных. Она подорвала здоровье и
умерла в начале 1950-х. Отец всю жизнь страдал от
последствий ранения и рано ушёл — никто, кроме родных,
об этом не помнит.
Ничем не компенсируешь отданные Победе здоровье, жизнь.
Но возможно, больше всего людей ранит незаметность
подвига их близких. Героических поступков у военного
поколения было так много, что они перешли в разряд
обыденных: «у всех так было». Особенно не повезло с этим
тылу.
Память о подвигах и тяжелейшем труде рассыпается, уходит
сквозь время, не оставив следа в сознании ныне живущих —
из-за скромности ветеранов, из-за их нежелания «выпячивать»
себя, из-за того, что уходили они слишком рано. Почти
каждый посетитель говорит: «Папа (дедушка) не любил
рассказывать о войне, не хотел вспоминать об этом».
Заглянешь на портал «Подвиг народа» и поражаешься: у
очередного простого счетовода или бригадира колхоза
оказывается такой военный послужной список, что диву
даёшься. И нет столько журналистов, чтобы досконально
вытянуть на свет божий все эти истории.
Но выслушать историю каждого незаметного героя,
разделить память о нём с его близкими — это мы можем.
Чаще всего на ум приходит слово «увАжить», именно с этим
ударением, именно в деревенском значении. Это означает,
что при письменной передаче рассказа нужно, где возможно,
сохранить лексику его автора. Пусть это не всегда
соответствует литературным нормам, но такой рассказ
бесценен, и зёрна правды в нём могут заставить трепетать
любого писателя.
Послевоенная жизнь любого солдата тоже очень важна:
каким он был отцом и дедом, как звали его детей, что
думали о нём соседи? Нужно собрать все свидетельства
памяти. Мы тщательно выспрашиваем своих собеседников,
проявляем любопытство: «А что было дальше? Где он учился
до войны? Когда женился? Сколько было детей?» Эти
простые, но такие правильные вопросы помогают воздать
должное человеку уже после его смерти. С помощью мелочей
и подробностей мы показываем его путь, рассказываем, как
он тяжело воевал, как трудно жилось после войны. И,
слушая одну за другой эти биографии, думаешь: «Насколько
они вообще молодцы, что были такими, какими были!»
Никогда бы не подумала, что сбор информации может так
выматывать. Но если поступать по принципу «нормально
делай — нормально будет», по-другому с большинством
рассказов разобраться не получится.
В силу личных особенностей или волнения люди чаще всего
плохо формулируют свои мысли — слова не складываются в
гладкие фразы. Их пугает опасность выразиться не так,
нанести в чём-то обиду памяти деда или отца. Страшатся
упустить единственный шанс рассказать о предках «на всю
страну», сберечь самое главное. Многие начинают плакать.
Главное тут для нас, как интервьюеров, — сохранять
спокойствие и не показывать никакой торопливости, будто
всё наше время принадлежит именно этому человеку.
Немного странное чувство, когда ты подогреваешь
заглохшую было историю детским вопросом: «А дальше что
было?» Но, как ни странно, это помогает разрядить
обстановку и даже вызывает улыбку.
В этот момент приходит время открывать базу «Подвиг
народа». Как показывает практика, документы оттуда часто
бывают настоящим откровением для родственников и ценным
дополнением к семейному архиву. И мы не устаём
удивляться, как важны они для людей. Многие привыкли,
что с уходом человека в другой мир закрываются все
ворота, информация теряется полностью. И вдруг из
темноты прошлой возникает описание подвига, который тот
совершил. Это кажется невероятным.
Долго беседуем про мирные годы ветеранов. В процессе
следуя заданной канве рассказа, собеседник расслабляется
и может выдать какие-то замечательные, яркие подробности
которые никакими силами было не добыть в его предыдущем
напряжённом состоянии. Например, про «волшебную
сковородку», на которой дед жарил очень вкусную картошку.
Или про золотые руки отца, который мог строгать, паять,
пилить, сам стриг дочерей, шил им платья и ходил на все
утренники и собрания в школу.
Есть в этом что-то от нарративной терапии. Мы записали в
«Бессмертный полк» более 220 человек, и практически всем
нужно было помочь создать историю близких. На основании
имеющихся фактов, документов — или их отсутствия, на
основе воспоминаний, стёртых временем, мы сочиняли
небольшой рассказ. В нём подытожилась жизнь человека,
всё хорошее, о чём помнили родственники и что никому,
кроме них, не было важно. Всё то, что они нигде не могли
записать для потомков. Конечно, есть Книги памяти —
хорошо, но это сухие данные. Есть статьи в газетах и
журналах — отдельные, более рельефные судьбы и характеры.
А всё остальное...
Мне кажется, это очень важная часть работы. Нет ничего
более печального, чем история жизни, состоящая только
лишь из фамилии-имени-отчества, деперсонализированная до
строки с воинского мемориала. А какой он был человек?
Как его вспоминают?
...У солдата на фотографии странный, полусонный вид —
глаза опухли, один почти закрыт. Но он стоит прямо,
расправив грудь с медалью. Его дочь, глядя на фото,
вспоминает услышанный когда-то разговор: «А что это ты
тут такой “хороший”?» — «Не поспи пять дней, так и ты
таким будешь».
Я представляю себе ощущения после пяти суток без сна:
остаётся лишь почтительно покачать головой. Они ещё и
сражались в этом состоянии, и работали по 20 часов в
сутки. Дальше она рассказывает, как отец строил
переправы через Вислу, Северный Донец под прицельным
огнём противника, в холодной воде. Как они шли на
спецзадание и стояли целые сутки в озере Сиваш. Как не
могли выйти — настолько сильный был огонь. Всю жизнь
после этого у него была экзема и болели ноги.
...А вот на другой фотографии щуплый, измождённый
подросток, лет четырнадцати на вид. Его дочь вспоминает:
«Это послевоенный снимок, ему здесь 18 лет. Папа сбежал
из дома, чтобы попасть на фронт. Его определили в
ремесленное училище, в Ленинграде попал в блокаду... Еле
выжил, их вывезли уже неходячих. Говорил, что “ехали в
теплушках в Вологду, на какой-то станции люди заходят в
вагон, а мы лежим, сказать уже ничего не можем. У людей
лица красные, они нам такими здоровыми показались. Ушам
больно было от их голосов”».
«...Отец на фронте заработал туберкулёз, и всю
последующую жизнь провёл то в госпиталях, то в
санаториях, потому что у него была открытая форма
болезни. Его отпускали домой один раз в год, где-то на
месяц летом. Ему нельзя было ни обнять, ни поцеловать
нас, он лежал всё время в кровати и старался за это
время “вложить” в нас как можно больше. Просто ставил
нас на расстоянии от своей кровати, вот таком (показывает
руками) и рассказывал, как нужно себя вести в жизни».
Историй много, и каждая уникальна — даже скупая строчка
из наградного листа. Сколько за этим жизни, страсти,
труда и сил:
«Тов. Москвин... в период боевых действий вывез из-под
огня противника по бездорожью в медпункт 72
тяжелораненых и оказал помощь 67 раненым красноармейцам
— наложил жгут при сильном кровотечении».
«Тов. Гусев... находясь на открытой огневой позиции,
командуя огнём своего орудия, уничтожил три огневых
точки, два станковых пулемёта и одну противотанковую
пушку, рассеял до двух взводов вражеской пехоты, убил до
50 солдат и офицеров противника...»
«...В числе первых ворвавшись в траншею врага,
красноармеец Игнатьев в ближнем бою, ведя огонь на ходу
из винтовки, а затем и из ручного пулемёта, уничтожил 12
белофиннов, обеспечив успех атаки...»
«...Работая круглые сутки, не имея почти никакого отдыха,
тов. Бачин сумел развернуть самозаготовки из местных
ресурсов: овощей, мяса и зерна — не только для своей
части, но и в целом для соединения... Ни одного случая
перебоя в снабжении продовольствием и фуражом в
батальоне не было — в этом большая доля самоотверженной
работы тов. Бачина».
«...При преследовании противника под городом Зволен
группа разведчиков под командованием тов. Соколова в
небольшом лесном массиве наскочила на засаду противника.
Тов. Соколов умело расставил свои силы, обошёл
противника мелкими группами со всех сторон, открыл
сильный огонь, тем самым навёл полнейшую панику среди
врага. Противник не выдержал и начал бросать оружие, а
сам сдаваться в плен. В этом бою разведчиками взято в
плен 56 солдат и офицеров, захвачено две пушки 75 мм,
три пулемёта и ряд другого вооружения. На поле боя враг
оставил 21 солдата и офицера».
...От слов «братья моей мамы» из уст пожилой женщины у
меня возникло ощущение безнадёжности. Скорее всего, речь
пойдёт о людях 1918— 1920 гг. рождения. Они ушли на
фронт в первые же дни — фотографий нет, писем нет,
наград нет, в базах значится «пропал без вести в начале
войны». И никакими силами не добыть что-то ещё, кроме
строчки из послевоенного военкоматовского списка
безвозвратных потерь. Человек остался где-то на полях
сражений, а его личная судьба затерялась в потоке
поколения.
Но родные помнят, что он «... был самый добрый из
братьев. С мамой, сестрой своей, он перед уходом
поссорился. Она его ругала, что отдал свою одежду
мобилизованному с того же завода — тому ехать было не в
чем. Мама потом так раскаивалась, всё плакала... А мы
про него вообще ничего не знаем. Ну вот, говорили, что
был серьёзный, умный, как все мамины братья. Девушка у
него ещё была, учительша».
Я сама уже семь лет участвую в поисковом движении, езжу
в экспедиции. На «Вахте Памяти», когда мы «поднимаем»
останки, часто от солдата находим очень мало — несколько
фрагментов тела, эмалевую звёздочку или расчёску. Раскоп
занимает несколько квадратных метров — ищем. Ищем упорно.
Новичкам бывает странно — зачем? Всё равно ничего нет,
найдётся какой-нибудь обломочек, и всё, зачем столько
труда?
А поисковики со стажем объясняют: понимаешь, у этого
человека нет ничего, даже имени. Если мы не найдём
заполненный медальон, он будет похоронен безымянным в
общей могиле. И всё, что мы можем для него сделать, —
искать его как можно тщательней. Это последняя дань
уважения.
И теперь, когда записываем истории фронтовиков, дело
обстоит точно так же. Зачем мы всё это собираем, упорно
«разговариваем» их родственников? Да затем же, зачем
поисковики просеивают и обминают в руках кубометры земли
вокруг найденных останков бойца. Есть одна
глупо-техническая фраза, но она точно отражает в высшей
степени нравственное понятие — «боец должен прийти из
леса полностью». Рассказ о нём должен быть собран с
максимальной полнотой, насколько это в наших силах.
Любой поисковик ведёт пусть примерный счёт «своим
солдатам — тем, кого он нашёл. Мы не претендуем на это,
масштаб работ несравним. Но чувство «своих» у нас тоже
есть, и оно почему-то кажется очень естественным.
Нередко слышны такие разговоры: «Ты занесла своих?» — «У
меня ещё один остался, надо по “Подвигу” перепроверить,
могли неправильно фамилию написать». Или: «А у меня
вообще орёл! Набирала сейчас описание подвига с
квадратными глазами — совсем мальчишка, разведчик, и уже
орден Александра Невского!»
Мы становимся ближе к совершенно чужим людям с их
историями. И этой близости не возникло бы в других
условиях. Нас, пусть на полчаса, впускают в семью, и мы
не просто слушаем чей-то рассказ, а расспрашиваем,
уточняем, формулируем фразы. Перед нами сидят пожилые и
вполне молодые люди: спокойные и нервные, бодрые и
больные, с одышкой, с трудом передвигающиеся.
Коллеги помогают тем, кому был дорог ушедший солдат или
труженик военных лет. Как в песне пелось: «...семья
советского героя, грудью защитившего страну». Внук, сын,
дочь, внучка и двоюродная племянница, троюродный
племянник... Ну или активист-энтузиаст-краевед. Солдат
бы это одобрил. А его родные часто говорят после встречи:
«Как же я рад, что зашёл к вам! Теперь моя совесть чиста».
Впрочем, бывает, что совесть не затихает никогда. Вот
женщина говорит про деда, умершего в госпитале: «Я
совсем не подготовилась, раньше нужно было думать.
Наверное, поезд ушёл — но мы же не задумывались тогда.
Мы жили не в Вологде, и бедно очень жили, бабушка только
на рынок приезжала, продать что-то от коровы. А я была
очень маленькая, и крестик на кладбище был деревянный,
он скоро сгнил, и могила дедушки затерялась. Но кто же
знал, ведь тогда об этом не думалось».
Она чувствует вину, что не начала искать раньше, хотя на
руках уже была пачка ответов из Военно-медицинского
архива в Питере. И в Центральном архиве Министерства
обороны нашлась знакомая, которая обещала лично поискать
информацию о деде. Это очень, очень большая
предварительная работа, и мне хочется убедить её в этом.
Вместе мы обсуждаем, куда ещё можно обратиться.
Нередко встаёт вопрос с обработкой снимков. Некоторые —
очень маленькие, некоторые — порванные и смятые. Или
переснятые сквозь стекло с бликом от вспышки. На иных
оказались пятна, которые даже при всей аутентичности «старого
фото» смотрятся плохо. И тут работает принцип «нормально
делай — нормально будет».
Пройдёмся в фотошопе «штампом», «восстанавливающей
кистью», уберём явные огрехи, обрежем рваные края.
Совершенство, конечно, недостижимо, но мы сделаем всё
возможное, чтобы изображение смотрелось хорошо. Мы это
делаем, даже если просто видим в общей базе плохо
обработанные фотографии солдат, которые занесены не нами.
И снимок принимает нормальный вид, «встаёт в строй».
Можно ли этого не делать? Можно. Но нужность этой работы
сомнений не вызывает..
Вспомним всех поимённо. Именно так. Нужно вспоминать
горем — и уважением. Быть персональным журналистом,
создающим статью или хотя бы заметку. Обсуждать, какие
страницы из орденских книжек нужно прикрепить к рассказу,
и приходить к выводу, что все, даже с юбилейными
медалями, так красивее смотрятся. Формулировать
ускользающую мысль: «Не помню, что закончил — продтех
или не продтех, — потом стал агрономом...» — «Напишем
“учился на агронома”?» — «Да, так, а потом работал
учителем».
Кстати, об энтузиастах-краеведах: часто такие люди не
смущаются громадьём работы. Они ищут информацию обо всех
ушедших на войну призывниках своего села или хотят
занести в «Бессмертный полк» всех ветеранов своего
сельсовета. В этом мы тоже можем помочь. В частности,
этой весной мы обработали и внесли в базу целый список
солдат из памятного альбома «Ветераны Шевницкого
сельского совета Харовского района». Это был детский
альбом с вырезанными и наклеенными фотографиями, с
именами, выведенными фломастером и краткими рассказами,
написанными от руки.
Пришлось разбираться с каждым: отсканировать и
обработать заглавную фотографию, перепечатать информацию
с листа, проверить ордена и медали на портале «Подвиг
народа». Тут труднее, родственников не спросишь, рассказ
выходит коротким. Нашли выход: стали перепечатывать
наградной лист с описанием подвига, если он есть.
Подытожить эту статью трудно: мы не знаем, как будут
обстоять дела с «Бессмертным полком» дальше, в
неюбилейные годы, когда проект уже не будет столь
активно освещаться в СМИ. Станут ли люди по- прежнему
массово идти к нам перед Днём Победы, чтоб занести в
базу информацию о своих родных? А библиотеки между тем
имеют сегодня все ресурсы для того, чтобы собирать эту
память. Даже в некотором роде унифицировать её, чтобы
она легче и яснее читалась.
А если помечтать, может быть, дело дойдёт до соединения
базы «Бессмертного полка» с огромным банком данных «Память
народа», где данные из государственных учреждений и
архивов о каждом солдате и труженике тыла смогут быть
органично дополнены воспоминаниями о нём же, рассказом о
его послевоенной судьбе.
Именно такого, открытого и огромного собрания памяти
заслуживает поколение наших дедов и бабушек, прадедов и
прабабушек — людей, которые вынесли на своих плечах
тяготы военного времени и строили большую, мирную и
светлую жизнь для всех нас.
Источник:
Библиополе. - 2016. - № 4. - С. 32-37 |