В конце 1898 года П. А. Дилакторский обратился к незадолго до того назначенному вологодскому губернатору гр. А. А. Мусину-Пушкину с просьбой о содействии задуманному им изданию. Граф, кажется, не отвечал явным отказом, но советовал обождать немного, с целью убедиться – нельзя ли будет слить воедино намеченное им расширение программы местных официальных ведомостей с изданием Дилакторского.

1-го января 1899 года вышел 1 № обновленных ежедневной неофициальной частью «Вологодских Губернских Ведомостей» под редакцией В. И. Беляева, впоследствии председателя Устьсысольской земской управы.

Газета выходила шесть раз в неделю; подписная цена была назначена – 6 р. в год. Дело это было начато, в общем, бестолково. Газета открыла трудную кампанию... без сотрудников.

И не только не озаботились своевременным личным приглашением местных литературных сил, но в аншлаге о выходе газеты не проронили ни звука, хотя бы о ничтожном гонораре за сотрудничество.

Известно, что чистый дивиденд губернской типографии шел на награды лицам, так или иначе прикосновенным к губернскому правлению, а часто и вовсе неприкосновенных. Отсюда могла получиться курьезная нелепость: в случае удачи газеты, вологодские литераторы стали бы работать безвозмездно на пользу вологодских чиновников. Последние предвидели, впрочем, провал газеты и, естественное отсюда обременение типографии расходами, не имеющими окупиться, и посему смотрели на предприятие графа, как на бесполезную, а самые строгие по взглядам, – даже как на вредную затею. Для гарантии достаточного числа подписчиков, впрочем, была принята оригинальная, в двадцатом веке отзывающаяся анахронизмом, мера. Собирание и привлечение подписки (вернее, к подписке) было возложено на околоточных надзирателей, каковые и посетили с означенной целью все без изъятия вологодские торгово-промышленные заведения.

Первый редактор ежедневных «Ведомостей», специалист земского дела. В. И. Беляев, влечения к литературной деятельности отнюдь не имел и согласился занять кресло над редакторской корзиной исключительно в силу настойчивых просьб и старого знакомства с графом.

Все вышесказанное предвещало мало хорошего.

Началось с агентских телеграмм. Последние, ввиду незнания большинством телеграфистов иностранных языков, носили прямо символически характер: названия газет, географические обозначения, имена, фамилии, все это – записанное русскими буквами и неузнаваемо-искаженное – было порою под стать скорее всего, какому-нибудь ассирологу. Местами встречалась настоящая юмористика. Напр., телеграмма о каких-то уличных беспорядках в Париже гласила: (русскими буквами) все на площади кричали: «а ба камло» (т. е. долой газетных разносчиков!), а в газете печаталось: «все на площади кричали: а ба кюлот (т. е. снимайте панталоны!). Смеху было достаточно.

Первые месяцы своего существования газета поражала бедностью содержания. Приходило с досады на ум, что редактор не только за перо, но даже и за ножницы не имеет расположения взяться, как следует. Кое-какое оживление вносили бойкие фельетоны Комара (А. Н. Бунакова, сына педагога). Летом я познакомился с В. И. Беляевым и получил предложено сотрудничать. Было условлено, что раза два в неделю мною будут присылаться передовицы: дом начали красить с крыльца.

Здесь я должен напомнить, что преобразование «Ведомостей» в газету вызвало в известном кругу чиновников глухое недовольство. Вице-губернатор А. И. Лаппа-Старженецкий открыто называл реформу «Ведомостей» пустым делом, и наотрез отказался цензуровать несимпатичную ему газету. Граф назначил цензором правителя канцелярии П. А. Евстратова (кандидата историко-филологического факультета). Первые две мои передовицы прошли гладко, но с третьей вышло уморительное, пера Гоголя достойное, приключение. Случилось, что граф был в отпуску, за границей, а в это время телеграф принес известие о смерти экс-короля Милана. Дорошевич написал язвительную статью, где «по поводу» покойника говорил о тяжелом положении печати. «Я мысленно благодарю его за все свое благосостояние, шутил блестящий фельетонист, за этот стол, за эту этажерку. Они его, Милана. Когда ни о чем нельзя было писать, я брал перо и отводил душу на Милане» и т. д.

Соответственные воспоминания о деятельности покойного короля были помещены везде, не исключая «Правительственного Вестника».

Я сделал кое-какие справки в «Брокгаузе» и написал большой фельетон, посвященный истории Сербии, начиная с 1874 года: разумеется, Милану было воздано должное. Вечером сдал свой «труд» в типографию, а на другой день утром прихожу к редактору. Номера нет. Звоним в типографию. Отвечают со смехом: набор рассыпался. Что за притча? Наконец с опозданием на два часа против обычного времени появляется типографский рассыльный. Смотрим на первоначальный оттиск и глазам не верим. Весь фельетон о Милане зачеркнут синим карандашом, и внизу написано: «печатать не дозволяю. И. д. губернатора Лаппа». Редактор пожал плечами, но «отстаивать» статью не поехал. Оказалось, что управляющий губернской типографией, человек старого закала и ветхозаветных убеждений, был поражен появлением на столбцах «казенного издания» жизнеописания Миланова с его любовными связями, столь печально отражавшимися на делах страны, с кутежами и игрой, отказом за деньги от престола и пр. Едва дождавшись утра, он взял извозчика, и поехал не к цензору, про которого был уверен, что он «заодно со студентами» а прямо к вице-губернатору. Инкриминируемая статья была, конечно, с великим удовольствием зачеркнута. Я отправил статью и вырезки из других газет, в том числе «Правительственного Вестника», к губернатору.

Граф не менее других был удивлен злостной комедией. Он вскоре возвратился, но время ушло, и газетная статья утратила свежесть и свой летучий интерес.

Осенью 1899 года В. И. Беляев получил другое назначение и фактически редактором остался я. Мало помалу газета расправляла крылья. Сначала пришлось орудовать с «вырезками». Выбиралось все «интересное» из нескольких прогрессивных изданий, и всему материалу было дано вполне определенное «направление». На приглашение сотрудничать (бесплатно: ибо рискнуть типографскими доходами в виду упомянутого отношения чиновничества, значило наживать новые неприятности) откликнулись некоторые вологжане-писатели. Стала увеличиваться подписка и приток частных объявлений. Дело, по-видимому, налаживалось...

Обстоятельства, однако, круто перевернули все редакционные планы, расчеты и надежды. 18 октября на «городском» обеде по случаю чтимого в Вологде дня памяти св. евангелиста Луки, связанного с построением Спасо-Всеградского собора, произошел общеизвестный конфликт между гр. Мусиным-Пушкиным и некоторыми представителями купечества. Не стоит повторять детально этой грустной истории. В принципе граф был глубоко прав, отстаивая праздничный отдых для служащих, т. е. то, что сейчас стало совершившимся фактом, но выражения, в которые вылилась мысль, были чрезмерно резки. В несколько отдаленном, но неизбежном, будущем предстояла перемена графом места службы.

В 1900 году подписная цена для частных подписчиков была уменьшена, а газета стала выходить все семь дней в неделю по примеру столичных изданий. Подписка увеличивалась. Содержание газеты в смысле возбуждаемого ею интереса постепенно прогрессировало. Особенно полно были проведены отчеты о губерн. земском собрании. Здесь можно поставить точку: в начале апреля я уехал на два месяца из Вологды, а возвратившись, не застал уже здесь графа...

Приняв во временное управление губернию, A. П. Лаппа приказал «сократить» «Ведомости» во избежание ожидаемого типографского перехода. Газета изменилась до неузнаваемости. Корреспонденции, городская хроника, оригинальные статьи – были совершенно «изъяты из обращения в публике», их заменили сплошь – сначала вырезки, затем одни телеграммы и объявления.

По приезде в Вологду я отправился к А. П. Лаппе, был принят очень любезно, но с первых же слов стали ясно, что о продолжении «Ведомостей» в прежнем их виде не может быть и речи.

Тоном триумфатора А. П. заявил, что «он не позволит разорять губернскую типографию».

– »Да, подумайте сами, убеждал А. П., имеет ли свой резон такая «казенная» гласность? Кто с ней станет серьезно считаться? «Ого! подумал я. В воздухе запахло едва не либерализмом. Чего доброго: пожалуй, и субсидируемых печатных паразитов порицать станет!» «Но позвольте, ведь мы же имеем обязательства по отношению к подписчикам. Ведь, знай, они, что газету так окорнают...» – «О каких подписчиках вы тут говорите? – раздраженно перебил А. П., ведь «Ведомости» прежде всего казенное издание, слышите: казенное. И раз я вижу явный убыток... трату сумм, какое мне дело до ваших обещаний... Деньги казенные». Разговор оборвался.

«Какой, однако, законник!» – подумал я. Тут мне пришли в голову разные мысли: веселые и невеселые. Но не стану утруждать ими внимание читателя. «А скажите пожалуйста, А. П., за что вы запретили мою передовицу о Милане?» – обратился я с вопросом, давно меня мучившим. – «За что? – опять загремел генерал. За ее тон! именно за тон. Вы на забывайте, что это был король, а не… – «Виноват, да хоть бы император! Ведь важно, что личность стала при жизни исторической, ведь сам государь Александр III знал цену этому Милану и не пускал его к себе на глаза!» Но А. П. повторял свое: «Важна не личность, а принцип! принцип! «Но ведь если так, лепетал я, третий класс гимназии... Коммод и Калигула». «И нельзя, нельзя!» – сердито и, очевидно, не слышав, что я сказал, проговорил А. П., вставая с кресла. Ситуация была высоко-комическая.

Так кончилась санкционированная самим представителем губернии попытка издавать политическую и литературную полуофициальную газету.

Теперь дело прошлое, – и, надо сознаться, во многом А. П. Лаппа был прав. Как вреден был в свое время, период т. н. «официальной народности», блестяще обрисованный покойным академиком А. Н. Пыпиным, так нелепы, а в известных руках – вредны «общественно-литературные официальные «Ведомости». Тут не идут в счет солидные политические газеты, вдохновляемые центральным правительством; эти газеты отчасти даже необходимы для показания «видов и настроения». И читает их почти исключительно интеллигенция. Она сумеет отделить добытые официозами факты, от их освещения и соответственного «назидания». Другое дело «Ведомости», по закону получаемые в каждом волостном правлении. Их станет читать, и при гр. Мусине-Пушкине читал, крестьянин. Значить, дело надо вести с особливо-тщательно вымытыми руками. Но, довольно об этом... а то как бы не использовали этой идеи присяжные ревнители народного просвещения.