Вспоминается мне город детства – послевоенная Вологда, которая в те времена была тихая, деревянная. Казалось, что никогда не грозит ей превращение в Вологду-Сити.

Дом, где жила наша семья, стоял на берегу реки Золотухи. Это был двухэтажный каменный особняк, отапливавшийся дровами. В первом подъезде располагались коммунальные квартиры, во втором – гостиница для офицеров, прибывающих в Вологодский гарнизон. Наши офицеры того времени, победители над Германией, пользовались заслуженным почетом и уважением. Нигде не было таких интересных танцевальных вечеров, как в Доме офицеров, который возглавлял мой отец.

Как замирали сердца студенток педучилища и пединститута, когда они с трепетом переступали порог танцевального зала. Моды того времени отличались мягкостью, добротой, милой женственностью: косы в веночек на голове, длинные танцевальные платья. Как трепетно принимались приглашения на вальс и наклонялись головы в поклонах, как нервно теребились белые платочки в тонких девичьих пальцах, сколько было надежд и восторгов, которые уравновешивались хорошим воспитанием и умением владеть собой. Время было трудное, но наша офицерская семья жила очень хорошо в материальном плане, мы помогали соседям, отдавая часть своего пайка.

У соседки тети Марфуши муж погиб на фронте, осталось двое детей. Марфуша – уроженка вологодской деревенской глубинки, умела делать любую работу, никогда я не видела ее с грустью на лице, она вся была в действии... Марфуша пекла отличные пироги в русской печи, умела плести кружева. У нее я увидела белый валик и деревянные коклюшки. Галя и Володя, Марфушины дети, были спокойные, послушные, трудолюбивые. Позднее долгие годы работала тетя Марфуша в Доме офицеров. Ей, глубокой старухе, страшно и трудно было сдерживать поток хмельной молодежи, которая устремлялась на танцы в такой чинный и благопристойный ранее танцзал.

Своим особым нравом отличалась Екатерина Виссарионовна, завуч педучилища. В детстве я слышала, что ее жених якобы тоже погиб на войне, а искать другого она, видимо, не хотела или не могла, не до этого ей было, постоянно загруженной своей работой. Но однажды в небольшой комнате Екатерины Виссарионовны появилась Оля, очаровательная девушка, лет 16. Ее, студентку-сироту из своего педучилища, удочерила Екатерина Виссарионовна. Не знаю, почему она выбрала именно Олю, но замирает мое сердце от волнения и восторга, когда я вижу фотографию Оли – симпатичной девушки пятидесятых – тонкое измученное лицо, светлые локоны до плеч, ласковые глаза, улыбка, прикрытая букетом цветов.

Судьба Оли сложилась удачно. Ее приемная мать, не желая девушке повторения своей участи, постаралась вовремя выдать Олю замуж за офицера с положением, сама стала бабушкой для двоих Олиных детей, прожила в семье своей дочери до глубокой старости и умерла в Вологде в своей однокомнатной квартире, которую получила перед пенсией.

На первом этаже нашего вологодского дома жила тетя Катя Дементьева, мать известного писателя Валерия Дементьева. В комнате тети Кати было много книг, газет, старых журналов. Мне нравилось приходить туда, выбирать «Огонек» и подолгу рассматривать цветные вклейки. В комнате было тепло, уютно, тихо звучала музыка по радио, в печке потрескивали дрова, и на душе становилось спокойно и хорошо.

Тетя Катя отличалась властным нравом, любила судить да рядить, читать наставления. Позднее она получила другое жилье и часто в начале 70-х приходила обедать в столовую Дома офицеров. Высокая, прямая тетя Катя с узлом поредевших волос на голове надолго запомнилась мне в эти встречи в столовой.

Соседи по дому ссорились редко, чаще помогали друг другу, с желанием, с добром. В годы войны перед домом были вскопаны небольшие грядки, выращивали картошку, овощи, цветы. Возле дома стоял большой дровяник, где складывали топливо на зиму. Дети после кори, скарлатины изолировались от других детей и гуляли, как в клетке, за оградой внутри дровяника. Во дворе стояли гаражи для машин Дома офицеров. Эти машины, грузовые и легковые, были предметом неиссякаемого детского любопытства.

Попасть в баню в те времена было непросто. Мать водила нас с братом в железнодорожную баню, что и сейчас стоит в Вологде. Мы мучились в длинной очереди, желая достичь заветной двери банной раздевалки, скорее вымыться, а на обратный путь уже часто не было сил.

Зимой Вологда утопала в снегу. С началом весны оживали сердца. Дети бродили по тающему снегу, утаптывали его, любовались закатным небом, ждали какого-то чуда.

Но самое прекрасное – золотые рыбы. Задворки наши были грязные, замусоренные. На крутом берегу росли летом лопухи, были вырыты небольшие ямы, спускаться к воде мы не решались. Из окна нашей комнаты на втором этаже я жадно следила за бликами солнца на густо-синей водной глади. Солнечные лучи пронизывали воду, роились солнечные блики, река кишела золотыми рыбами. Таких рыбок я не видела больше никогда, да и есть ли они на белом свете? 

Волшебно блестела лунная дорожка на полу в ночные часы. Зимние ночи выдавались суровые, холодные, не по-теперешнему. Родители включали электронагреватель, железная круглая печь топилась дровами вовсю, но на окнах намерзал лед. 

Часто не спалось, и спасением от ночных страхов, приходом утреннего сна были позывные радио в 6 часов утра: «Союз нерушимый республик свободных...».

В пору летних прогулок на высоком холме в парке ВРЗ стояла деревянная беседка, оттуда мы видели родные вологодские дали, крыши домов, силуэты церквей, водоразборные колонки. Тихие, прямые улицы манили к себе и обещали, что когда мы вырастем, то заживем в этом чудесном мире особой, счастливой и таинственной взрослой жизнью.

Потрясло душу посещение театра. В тот день давали для детей спектакль по сказке Аксакова «Аленький цветочек». Страшное чудище, которого мы так боялись, оказалось добрым и красивым молодцем. Пережитое потрясение, чудо «Аленького цветочка», осталось в душе на долгие годы. Когда в моем уже давным-давно взрослом мире мне бывает нелегко, когда перед внутренним взором вереницей плывут лица людей, растерявших себя в суровом странствии по жизни, мое воображение летит в детство. Там отдыхает душа. Добрее в моей старой Вологде. И странным сном кажется явь сегодняшних дней.