|
Плотников В. / В. Плотников // Наш современник. – 2011. – № 1. – С. 259-260. – (Память).
Слушаю Николая Рубцова. Мерно звучит ритм напевной интонации, растет напряжение в голосе и неожиданно смягчается нотками неизбывной тоски, невозвратности: «Прошла пора, когда в зеленый луг я отворял узорное оконце – и все лучи, как сотни добрых рук, мне по утрам протягивали солнце... «. Мы стоим под навесом крылечка старого здания редакции котласской газеты «Двинская правда». Почему вызвался он читать стихи? Не знаю. Возможно, потребность излить кому-то душу. Рядом оказался я – молодой, не испытанный жизнью. В тот день конца 60-х я забежал в редакцию газеты обговорить содержание краеведческой странички. Валентина Красавцева – корреспондента, с которым была договоренность – не оказалось на месте. Кто-то из газетчиков заверил: должен вот-вот подойти. Вышел в коридор. У окна стоял небритый мужчина в темном потрепанном плаще. Он был хмур и озабочен, казался забредшим отогреться бродягой. Находиться рядом с ним не было желания. Я вышел на улицу. Закурил. Порывистый ветер сбивал с тополей листья, оголяя серые узловатые ветви. Небо было закрыто тяжелой тучей, моросил дождь. Не прошло и минуты, как незнакомец спустился ко мне. Попросил закурить и в виде благодарности, похлопывая по карману, предложил выпить. Я отказался, но сигарету ему дал. Он закурил, достал бутылку красного вина и отхлебнул из горлышка. Лицо его быстро оттаяло, приобрело живые черты. Он с любопытством стал разглядывать меня. Почувствовав, видимо, мою настороженность, вытащил из кармана четвертинку бумаги и протянул мне. Я мельком взглянул. Это была путевка бюро пропаганды Вологодской писательской организации, выписанная на имя Рубцова. Фамилия мне ни о чем не говорила. В те годы «на слуху» были Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина. Из северных поэтов я знал стихи Александра Яшина, Сергея Викулова, Ольги Фокиной... «Слушай!» – предложил незнакомец и тут же начал по памяти: «А между прочим, осень на дворе... Ну что ж, я вижу это не впервые. Скулит собака в мокрой конуре, залечивая раны боевые». Первые строки я воспринял безучастно: какая-то собака, конура... Но вскоре стихи захватили меня. А он продолжал:
Казалось, все это написано буквально сегодня, в это утро, настолько реальная обстановка, окружавшая нас, соответствовала содержанию стихотворных строк:
Закончив читать, взглянул на меня. Глаза его сияли: мол, что – утер нос? От реки донесся тревожный и глухой бас теплохода, спешащего по последней воде в затон. Откликаясь на этот гудок, он тут же прочел «Осеннюю песню». Я одобрительно отозвался о его стихах. И он уже по-свойски пожаловался, что ему в Котласе не организовали платные выступления, он оказался без денег, нечем заплатить за гостиницу. Я предложил ему три рубля – все, что тогда у меня было. Стало зябко и неуютно. Он опять похлопал по карману, где покоилась початая бутылка, пригласил в гостиницу. Я отрицательно покачал головой и, сославшись, что меня ждут, поднялся в редакцию. Возвращаясь обратно, Рубцова уже не застал. Широко заговорили о Николае Рубцове после его смерти. Появились массовые издания книг. Где-то в сельской глубинке мне удалось купить сборник его стихов. Я сразу узнал знакомые строки, звучавшие в тот осенний день. Было горько сознавать, что не смог тогда ему по-настоящему помочь. Лет через десять произошла еще одна встреча, связанная с именем Рубцова. В гостиничный номер, возбужденные и раскрасневшиеся от мороза ввалились двое мужчин. Познакомились. Газовики-инженеры: один из Ярославля, другой – из Приводина. Вернулись с ликвидации аварии на газопроводе. На трубе разошелся шов. Все обошлось благополучно – шов заварили, хотя была опасность взрыва. «Русский характер – ничего не боимся, – первое, что сказал приводинец Чудинов, растирая окоченевшие руки: – Если не мы, то кто же?» – И, помедлив, добавил: – «Сила силу ломит». Когда было выпито «за удачу» по стопке водки и улеглись страсти вокруг аварии, тот же Чудинов, откинувшись на спинку дивана и смежив глаза, начал читать стихи. Оказалось, он знает их великое множество: Тютчев, Блок, Есенин, Пушкин... В конце импровизированного поэтического вечера он прочел несколько стихотворений Рубцова. Я похвастался своей случайной встречей с ним. И тут же был повержен неожиданным заявлением Чудинова: Николай Рубцов – его однокашник по Никольской неполной средней школе. Учился Рубцов, по его словам, неважно. Поэтических способностей в школьные годы не выказывал. Был он небольшого роста, коренаст, ершист. До четвертого класса Чудинов часто дрался с ним. Этим и запомнился ему Коля Рубцов. И еще тем, что оба любили кататься «на валенках» с ледяной горки. Помолчав немного, Чудинов с болью в голосе прочитал одно из последних рубцовских стихотворений – «Я умру в крещенские морозы...» Было жаль чудесного русского поэта, рано ушедшего из жизни. Притихшие, мы взглядывали друг на друга. Каждый думал о чем-то своем и не решался высказать затаенное. Я пытался вспомнить тембр голоса Николая Рубцова. И не мог. Наплывали картины, прочно осевшие в памяти: дождь... осенние листья... Рубцов в старомодном плаще... пугающие глубиной его глаза...
Комментарии автора: |
 |
