Рубцовский сборник. Вып. 1 : материалы науч. конф., [27-28 апр. 2006 г.», посвящ. 70-летию со дня рождения поэта]

/ Федер. агентство по образованию, ГОУ ВПО «Череповец. гос. ун-т». – Череповец : ЧГУ, 2008. – 164, [1] с. : ил., портр. – Библиогр. в примеч. в конце ст.

Из содерж.:
Эстетическая ценность функционирования атрибутивных именных сочетаний в поэтических текстах Рубцова / Т. В. Семенова. – С. 50-58.

Атрибутивные именные сочетания, соответствующие модели «прилагательное + существительное», выступают в текстах как цельные единицы и выполняют две основные функции: сообщения, или номинативную, и, являясь эмотивно отмеченными, «воздействуют», то есть создают определенный художественный образ [1] [См. по данной проблеме: Винокур Г. О. Понятие поэтического языка // Избранные работы по русскому языку. М, 1959: Горбачевич К. С. Язык неистощим в соединении слов // Русская речь. 1973. № 4. С. 3–8; Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Л., 1928: Тер-Минасова С. Г. Словосочетание в научно-лингвистическом и дидактическом аспектах. М: Высш. шк., 1981.].
Богатство лексико-семантической природы атрибутивного сочетания заключается в семантическом богатстве его компонентов. Поэтому, исследуя данные единицы как средство создания художественного образа в поэтических текстах Н. Рубцова, мы рассматриваем прежде всего опорное слово сочетания — имя существительное — с точки зрения понятийной отнесенности, частотности и сочетательной активности, что дает представление о тех предметах и явлениях действительности, которые стали основой реального и языкового мира поэта.
Имена существительные, отобранные нами для анализа, с точки зрения понятийной отнесенности делятся на две зоны. Первая зона объединяет имена существительные, обозначающие предметы окружающего мира, видимые и ощутимые, то есть все то, что относится к миру природы, вещей. Условно эта понятийная зона названа полем природы (здесь и далее выделено нами. — Т. С.). Вторая зона связана с полем человека. Имена существительные, входящие в нее, обозначают человека как живое существо, а также психические, интеллектуальные, социальные явления, процессы, состояния.
В результате соответствующих вычислительных процедур выявлено, что атрибутивные сочетания, в которых опорные слова принадлежат понятийному полю природы, вещей, представлены в наименьшем количестве употребленных лексем, но отличаются более высокой частотностью, в то время как мир человека, выраженный в субстантивированных лексемах изучаемых сочетаний, более многообразен, но частотность имен существительных снижается в два раза. Таким образом, соотношение того и другого полей в языке поэзии Н. Рубцова почти уравновешено, что уже может свидетельствовать о гармоничности поэтического языка.
Аспекты изучения атрибутивного именного сочетания многочисленны. Рассмотрим один из них: определение эстетической ценности качественного переосмысления относительного прилагательного и выявление его стилистической функции в конкретном художественном тексте.
В языке поэзии Н. Рубцова генетически относительные имена прилагательные с предметной основой представлены широко: из 496 прилагательных, входящих в атрибутивные сочетания, 25 % обозначают признак через отношение к какому-либо одушевленному или неодушевленному предмету. Некоторые из них отмечены высокой частотностью: осенний (26), русский (22), ночной (21), морской (17), лесной (13) и т. д.
Минимальный контекст, каким является двусловное атрибутивное сочетание, для большинства подобных имен прилагательных не является достаточным для выявления их функции в тексте. Только на фоне всей ткани стиха можно, с одной стороны, определить роль относительных прилагательных в тексте и, с другой стороны, выявить их художественную ценность в поэзии Н. Рубцова.
Проиллюстрируем эту мысль несколькими конкретными примерами:

1. Аспидное небо:

А ночью под аспидным небом [*] [Здесь и далее выделено нами. — Т. С.]
В томительных сумерках юга 
Груженные спиртом и хлебом 
Суда окликают друг друга... 
(«Волнуется южное море»; II, 17).

2. Оловянное небо:

Прошел октябрь. Пустынно за овином.
Звенит снежок в траве обледенелой.
И глохнет жизнь под небом оловянным...
(«Осенние этюды»; I, 273).

Эти сочетания интересны не только тем, что благодаря денотативному сходству сочетающихся слов указывают на конкретный цветовой признак (черно-серый и светло-серый), но и тем, что, будучи контекстуально обусловленными, создают определенный поэтический образ.
Связь между предметами мысли, заключенными в прилагательном «аспидный» (относящийся к слоистому минералу черного цвета) с существительным «небо», на первый взгляд кажется неестественной и непривычной. Но прилагательное «аспидный» в данном значении семантически согласуется с существительными «ночь», «сумерки», «юг», стоящими в одном синтагматическом ряду. Они как бы поддерживают друг друга и делают связь между предметами мысли в сочетании «аспидное небо» более тесной.
Интересное явление мы наблюдаем во втором отрывке. Художественная ценность, точность метафоры «оловянное небо» просматривается только в контексте. Картина холодного предзимья создается посредством ассоциативной цепочки: снежок звенит, трава обледенелая, небо оловянное (выделено нами. — Т. С.). Так, прилагательное «оловянный» (в переносном значении «имеющий светло-серый цвет, как у олова») сохраняет в своей семантической структуре и семы «металл», «твердый», «холодный», что поддерживается стоящими в одном синтагматическом ряду словами «звенит», «обледенелый», и тем самым делает пространственное представление не только чувственно-конкретным (цвет), но и создает яркий поэтический образ.
Мы рассмотрели тот случай, когда денотативная связь в сочетающихся словах непрозрачна и поддерживается согласованием сем близлежащих слов. В художественном тексте слова, соединенные не совсем привычно, останавливают на себе внимание, представляя собой своеобразные стилистические фигуры, в данном случае — метафористический эпитет. 

3. Полынные воды:

Вспомни — о родина! — праздник на этой дороге!
Шумной гурьбой под луной мы катались играя,
Снег освещенный летел вороному под ноги.
Бег все быстрее... Вот вырвались в белое поле.
В чистых снегах ледяные полынные воды (курсив наш. — Т. С.).
Мчимся стрелой... Приближаемся к
праздничной школе...
Славное время! Души моей лучшие годы.
(«У размытой дороги»; II, 40).

Не в словосочетании, а в более широком контексте прилагательное «полынный» реализует свое значение «относящийся к полынье». Это сочетание в контексте одной строки несет прежде всего информативную нагрузку: информация о том, что река не крепко скована льдом, полыньи скрыты под снегом, а вода ледяная. Таким образом, на данном участке текста сочетание «полынные воды» можно считать логическим определением. Но функции его расширяются в масштабе всего текста. Прилагательное «полынный» не отмечено экспрессивностью, но, неся определенную информацию, это сочетание принимает участие в создании эмоционального образа праздника, юности, безоглядности, стремительности, которым проникнута вся приведенная часть стихотворения «У размытой дороги». В этом смысле относительное прилагательное в поэтическом тексте звучит в гармонии с другими изобразительными средствами создания эмоционального облика поэтического произведения: композиции, синтаксической и ритмической организации, мелодики и т.п. 

4. Пугачевские степи:

Не порвать мне житейские цепи. 
Не умчаться, глазами горя. 
В пугачевские вольные степи, [*] [Курсив наш. — Т. С.]
Где гуляла душа бунтаря.
(«Посвящение другу»: II, 18).

Это элиминированное атрибутивное сочетание, появившееся в результате устранения предиката, опрощения сложной синтаксической конструкции (пугачевская степь — это степь, в которой... и т. д.). Так, в основе наименования лежит целое сложное понятие, но в данном тексте оно эксплицитно развернуто. Связь с денотатом/сигнификатом, лежащим в основе прилагательного, обнаруживается легко не только благодаря воспроизводимости этого понятия в сознании каждого русского человека, но и с помощью контекста: горя глазами, бунтарь, гулять, вольный. В тексте постепенно предстает перед нами не только смысловая, но и эмоционально-эстетическая значимость прилагательного «пугачевский». Будучи транспонированным в такой контекст, относительное прилагательное как бы впитывает качественность, исходящую от его словесного окружения, но и само, обладая высокой информативностью, делает поэтический образ емким и точным.
Важным становится вопрос о типологии атрибутивных именных сочетаний с точки зрения тех функций, которые выполняет определение как выразитель отношений между субстанцией и признаком.
Рассматривая атрибутивные сочетания в поэзии Н. Рубцова с точки зрения характера определения, мы предлагаем такую классификацию:
— терминологические определения (выявлены в 14 % сочетаний). Характеристический потенциал этих определений минимален, выражены они в основном относительными и притяжательными прилагательными, потенциальная качественность которых не может быть выражена в сочетании: детские годы, судоходная река, левый берег и т. п.);
— логические определения (выявлены в 30 % сочетаний). Обозначают признак, непосредственно направленный на предмет, т. е. присущий самому предмету: темная волна, крупная слеза, старый конь и т. п.);
— языковые эпитеты (выявлены в 13 % сочетаний). Это определения, называющие признак на основе переносного значения прилагательного, оно воспроизводимо в речи, зафиксировано словарями: сладкая песня, светлая душа и т. п.);
— оценочные эпитеты (выявлены в 19 % сочетаний). Собственно оценочное значение можно рассматривать как наиболее обобщенное и абстрактное значение прилагательного, имеющее к тому же и наибольшую субъективность: дивное счастье, чудный месяц;
— окказиональные эпитеты (выявлены в 24 % сочетаний). Это речевые определения, выражающие значения, метафорически переосмысленные и присущие только языку поэта: молчаливый восторг, допотопный ужас, укромный край, гнетущая высь и т. п.
Следует учесть, что границы между указанными группами сочетаний подвижны. Многие относительные прилагательные в определенном контексте могут приобретать качественное значение и использоваться таким образом как характеризующее определение, перемещаясь при этом из группы терминологической сразу в «эпитетную» группу. Уловить грань, на которой происходит такое перемещение, сложно и зачастую в контексте двусловного сочетания невозможно. Поэтому даже такие сочетания, как «пасхальные дни», «архангельский дождик», «вологодское поле» в ткани стихотворения если не становятся полностью качественными, то приобретают некий эпитетный оттенок:

Только знаю: потянет на Русь! 
Так потянет, что я поневоле 
Разрыдаюсь, когда опущусь 
На свое вологодское поле... [*] [Курсив наш. — Т. С.]
(«На злобу дня»; II, 188).

Лишь в контексте становится понятным, что «вологодское» — означает родное, дорогое сердцу. Так появляется коннотативный оттенок, и терминологическое сочетание становится эмоциональным центром строфы.
Имена прилагательные, сохраняющие свое прямое значение (как терминологические, так и логические по нашей классификации), конечно, нельзя отнести к тропам, но в художественном тексте они могут получить дополнительную эстетическую нагрузку и стать эпитетом (в широком понимании термина) — сильным изобразительным средством.
Природа эпитета сложна, здесь взаимодействуют языковые, стилистические и психологические факторы. Помимо контекстного фактора, влияющего на характер определения, в процессе превращения логического определения в эстетически ценную категорию — эпитет, мы должны также учитывать характер семантического взаимовлияния вступающих в сочетание слов. Рассмотрим, например, следующий стихотворный фрагмент:

В черной бездне (курсив наш. — Т. С.) 
Большая Медведица 
Так сверкает!..
(«Гололедица»; II, 65).

В семантической структуре существительного «бездна» есть сема «беспредельность», то есть непостижимость, и, сочетаясь с прилагательным «черный», обозначающим конкретный цветовой признак, образующаяся при этом языковая единица — сочетание «черная бездна» — несет двойную нагрузку, а именно: передает цвет ночного неба и характеризует состояние человека перед этой беспредельностью и непостижимостью. Так самое обычное слово, употребленное в прямом значении, сочетаясь с существительным, как бы впитывает в себя его семы и приобретает тем самым особую выразительность и изобразительную силу.
Нами замечен характерный механизм переноса значений в поэтических текстах Н. Рубцова. Метафоризация в зоне «природа» происходит в основном за счет так называемой «интеллективной лексики» (тоскливая осина, яростный ветер, горестная тень), и, наоборот, метафорически переосмысленное значение в понятийной зоне «человек» появляется на основании переноса прямых значений признаков, присущих предметам материального мира природы, вещей (тихое сердце, горькая грусть, глухой покой, жгучая тайна). Соответствующим образом переосмысленные значения присущи 38 % «эпитетных» сочетаний, используемых для описания природы, 21 % таких же сочетаний функционирует в понятийном поле «человек».
Выведенная закономерность является особенностью поэтики Н. Рубцова и даже подтверждается некоторыми биографическими данными. Так, в письме Александру Яшину от 22 августа 1964 г. Н. Рубцов замечает: «Здесь за полтора месяца написал около сорока стихотворений [*] [Здесь и далее в тексте письма выделено Н. М. Рубцовым. — Прим. ред.]. В основном о природе... Но написал по-другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет и столько же будут жить после нас» (III, 315).
Следовательно, некая наблюдаемая нарочитость в преобладании подобных определений в лирических текстах о природе продиктована, возможно, сознательным убеждением и стремлением к этому самого поэта. Подведем итог.
1. Обилие логических и терминологических определений в поэтических текстах Н. Рубцова вовсе не говорит о некой упрощенности его поэзии. Образность в этом случае создается не посредством метафоризации, а логической сочетаемостью и особого рода эмоциональным переосмыслением значений слов, входящих в сочетание.
2. Относительные прилагательные, широко представленные в языке поэзии Н. Рубцова, будучи внесены в ткань поэтической речи, активно приобретают черты качественных и являются мощным средством создания поэтического образа.
3. Стилистическая функция относительных прилагательных выражается в следующем:
— синтезированный признак, лежащий в основе атрибутивного сочетания, вызывает ассоциации, порой необычные, и тогда, в результате переноса значений, возникает метафорический эпитет — яркое стилистическое средство;
— оставаясь логическим определением, относительное прилагательное в широком контексте стихотворения способно влиять на его эмоциональный строй. Такое сочетание несет не только мысль, но и эмоцию, что также стилистически значимо;
— сочетания с относительными прилагательными, благодаря их природе, заключают информацию о разных вещах, тем самым привносят в содержание произведения дополнительную информацию и делают это сжато, часто элиминируя целые высказывания. В результате возникает максимально уплотненная фраза, сохраняющая исходное значение и обогащенная новым содержанием, теми ассоциациями, которые предлагаются текстом. Стилистически это чрезвычайно важно для поэзии как литературы малых форм и жанров.