Морозов Г.Ф.
О лесоводственных устоях

Вы помните, господа, что в начале года я приглашал Вас продумать и разработать Ваш собственный лесоводственный символ веры. Таковыми должен, по-моему, обладать всякий научно-образованный лесовод. Лесоводство есть, в сущности, наука нормативная, наука, трактующая о том, что должно быть, а не только о том, что есть, каков должен быть хозяйственный лес, дабы основное веление лесоводства – начало постоянства пользования – и самая коренная черта лесоводства, идея возобновления в процессе пользования лесом, осуществлялись бы полностью. Лесоведение – безусловно необходимая ступень в нашем образовании, но ступень недостаточная. Мало знать законы статики и динамики леса, необходимо еще все эти закономерности, вскрытые основной наукой, лесоведением, оценить с точки зрения только что приведенных начал, с точки зрения, если хотите, идеала хозяйственного леса.

Кроме основной науки, лесоведения, как помните, я указывал еще в первой лекции на другие составные части общего лесоводства – на технику, или лесоводство в узком смысле слова, которое изыскивает пути осуществления лесоводственных начал или принципов, и на политику лесоводства, т.е. ту его часть, которая ставит себе задачей выяснить, насколько законы жизни леса должны и могут быть принципами хозяйства; это та часть знаний, которая ставит себе задачей выяснить основные, по крайней мере, черты лесоводства, суть нашего символа веры, идеал хозяйственного леса и лесоводственные принципы.

Вы помните также, что я приводил несколько примеров того, что можно быть одинакового мнения, одинаково признавать тот или иной закон в жизни леса, но по-разному расценивать приложимость такого закона в качестве лесоводственного принципа деятельности. Я сознаю также, что термин «политика лесоводства» – термин неудачный, но я сейчас не нахожу подходящего другого.

То, над чем я предлагал Вам призадуматься, есть учение о лесоводственных принципах, есть учение о том, какими чертами должен отличаться хозяйственный лес, дабы он мог, не теряя своей жизненной устойчивости, удовлетворять основному запросу хозяйства – идее постоянства пользования, тесно связанной с идеей возобновления.

Вы помните также те соображения, которые я приводил в первой лекции в пользу того, что этот отдел я излагаю в конце курса, а не сейчас после лесоведения. Этот отдел – это святая святых нашего лесоводства, логически должен бы предшествовать изложению техники дела и стоять между лесоведением и лесоводством, в узком смысле слова. Я же помещаю его в конце нашего общего учебного пути, в конце IV курса, уже после рассмотрения отдельных случаев диагностики лесоводства, т.е. после вопроса о возобновлении сосны, дуба, вопроса об уходе за лесом, после описания типов насаждений некоторых областей России и т.д. Конечно, не лишенный своего лесоводственного символа веры, я проводил его в течение всего нашего курса при изложении любого отдела лесоводства, будь то общий, будь то частный вопрос о способах возобновления или методах воспитания – все равно. Если я излагал удовлетворительно и в достаточной мере ясно и полно, то, в сущности говоря, каждый, прослушавший курс, может уже сам извлечь отдельные черты этого символа, чтоб из них построить более или менее цельное мировоззрение, придать им более или менее систематическое выражение. Это и я бы мог сделать, но, с педагогической точки зрения, мне представляется важным активное участие студентов, приобретение ими научных знаний, научных методов и научного мировоззрения; оттого я так горячо призывал Вас на лесоводственные семинары, стараясь увлечь Вас интересом различных тем, оттого и теперь я Вас усердно прошу самостоятельно в течение оставшегося времени подумать, лучше сказать – вдуматься в тот материал, который Вы усвоили, ознакомясь с лесоведением и лесоводством, чтобы вывести, так сказать, за скобки, изложив в некоторой последовательности, общие положения, которыми должно руководствоваться в лесоводственной практике.

Представьте Вы себя в положении лиц, призванных или организовывать, или управлять каким-нибудь крупным лесным хозяйством; Вам неминуемо приходится подумать тогда о том, какие же части лесоводственного начала Вы положите в основу Вашей и Ваших сотрудников деятельности. Я не имею в виду принципов хозяйственной или экономической политики или каких-либо административных распорядков, я касаюсь только чисто лесоводственной стороны дела, или технической стороны.

Что практически выработка такого цельного мировоззрения чрезвычайно важна, я думаю, доказывать нет надобности. Без такого мировоззрения не будет у нас руля, а одних ветрил мало. Не спорю, Ваше мировоззрение в течение Вашей деятельности под влиянием жизненного опыта может измениться в ту или другую сторону как в частностях, так и в более крупных частях. Все в жизни течет, все изменяется, все, надо думать, эволюционирует, но чтобы все это происходило с пользой для дела и для Вас, надо и на первых шагах своей лесоводственной деятельности иметь свой компас, свой руль, свой символ веры.

Вы знаете хорошо, что лесоводство – совсем особый род геокультуры, не похожий на сельское хозяйство. Особенности его, как Вам известно, кроются прежде всего в идее постоянства пользования лесом и в идее возобновления его. К этим двум, неразрывно связанным друг с другом, особенностям присоединяется то, что лесоводство имеет дело с лесом, т.е. совокупностью лесных сообществ, состоящих из растений долголетних, диких, неодомашненных. Такая совокупность сообществ всегда занимает более или менее значительные пространства. Эти последние обстоятельства плюс ряд еще таких условий, как дикость растений, большое пространство и время, а также еще и тот момент, что мы должны иметь дело с сообществами, а не отдельными растениями, заставили и должны были заставить лесоводов ценить естественные условия роста, обязывая приспособлять свои долженствующие регулировать жизнь сообществ мероприятия к окружающей обстановке.

Но нужно принять во внимание, что всякое вторжение в лес, даже самое рациональное, всегда будет нарушением того подвижного равновесия, которым характеризуется природа вообще и природа леса в частности. Это нарушение равновесия в лесу отражается прежде всего на ослаблении биологической устойчивости наших объектов – насаждений. Между тем, принимая во внимание необходимость работать на больших пространствах, оперировать с большим количеством времени, мы неизбежно должны выдвинуть в качестве самого первого, самого основного условия для осуществления идеи постоянства пользования некоторое жизненное и определенное требование – это создание и поддержание устойчивости лесных насаждений.

Итак, наша регулирующая общественную жизнь древесных пород деятельность или, иначе говоря, наше лесоводство должно прежде всего заботиться, при неизбежном вмешательстве в жизнь леса, при неизбежном нарушении подвижного равновесия, о возможно меньшем ослаблении устойчивости лесных сообществ. Вот первый принцип нашего хозяйства. С точки зрения этого коренного начала мы должны уже рассматривать все остальные задачи, как то: оценку различных методов возобновления, задачу увеличения производительности наших лесов, меры ухода, меры охраны и, в особенности, всю лесокультурную деятельность.

Было бы напрасно перечислять все вопросы, которые должны подчиниться этому коренному требованию, но я все же Вам напоминаю некоторые из них только для того, чтобы показать, что на протяжении нашего курса, явно или скрыто, но всегда этот принцип доминировал. Выбор пород, выбор форм насаждения, способы добычи, предпочтение естественного возобновления искусственному – все это находилось под властью этого начала. Теперь мы поставим вопрос иначе: что же нужно, чтобы принцип устойчивости насаждений возможно полнее осуществлялся? Для этого необходимо прежде всего соответствие состава насаждения, формы насаждения, плотности его населения условиям местопроизрастания; чем больше все стороны жизни насаждения приспособлены к местным условиям, тем спокойнее можно быть за лес, тем легче будет возобновление и охранение, тем легче поднять производительность леса. Лесоводственная деятельность, как я сам объект ее, лжна быть актом приспособления к наличным условиям природной обстановки.

В естественном девственном лесу силой, укладывающей в гармонию все взаимные отношения всех живых существ, образующих лес, является естественный отбор, подчиненный, в свою очередь, власти земли в широком смысле этого слова. Мы своим хозяйством нарушаем подвижное равновесие, изменяем сложившиеся условия, вводим новые условия и нового хозяина. Получается двоевластие. Если мы слепы, если мы не сумеем понять, представить и учесть все последствия такого нарушения равновесия, не сумеем, пользуясь своим разумом и знанием, противопоставить исчезнувшим звеньям какие-либо свои воздействия, то устойчивость леса может быть поколеблена. В этом и заключается, если можно так выразиться, трагизм лесного хозяйства. Агроном может гораздо дальше идти, чем мы, в создании искусственных условий и в активном воздействии на свои объекты. Он может ставить себе даже задачей воспитать, как я бы выразился, физиологических уродов; если таковые предоставлены будут сами себе, то они, конечно, вымрут. Мы же поставлены в этом отношении в гораздо более тяжелые условия: с одной стороны, неизбежное нарушение равновесия природы, с другой – невозможность одомашнивания древесных пород, ограниченное применение искусственного отбора и, наоборот, важность естественных условий и приспособления к ним.

Перед лесоводом стоит задача: выработка таких принципов вмешательства человека в лес, которые, увеличивая производительность природного леса, вместе с тем в возможно меньшей степени ослабляли бы биологическую устойчивость его. Для этого необходимо прежде всего чутко прислушаться к природе стихийного леса, т.е. как можно полнее познать законы его жизни. Мало того, нам необходимо знать опыт прошедшего и настоящего, т.е. то хорошее и то дурное, что внесло вмешательство в жизнь стихийного леса. Необходимо ясно и полно проанализировать все последствия нарушения подвижного равновесия. Если все это будет так, то понятно, что вышеназванные особенности леса и лесного хозяйства именно и не позволят недопустимо далеко уклониться от тех путей и тех естественных условий, в которых живет стихийный лес. Верно, что некоторые уклонения, как я говорил, здесь всегда неизбежны, однако все дело будет лишь в количественной стороне, но не в изменении качественной основы. Точно и полностью следовать за природой мы не можем, так как своим вмешательством мы неизбежно нарушим равновесие. Но творческая задача лесоводов должна суметь законы жизни леса превратить в принципы хозяйственной деятельности, зорко учитывая и следя за всеми изменениями в жизни прежней стихии.

Для того чтобы показать, что мы не можем вполне следовать во всем природе, приведем несколько примеров.

Мы не можем прежде всего быть столь расточительными, хотя бы в отношении семенного материала, как расточительна, например, сама природа. Сколько поколений группового подроста так и не доживет до лучших дней, так и не станет господствующим насаждением, не увидит верхнего полога! Благороднейшей было бы задачей исследовать, например, сколько за время жизни верхнего полога какой-либо формы леса было семенных годов, сколько индивидуумов породила за этот срок чудовищная плодовитость природы и какой громадный процент в среде древесных всходов погиб, не достигнув полога, не заменив собою материнских деревьев. Стихийный лес своей большой устойчивостью, между прочим, обязан этим своим качеством именно чудовищной плодовитости и великой смертности. Имея это в виду, мы можем себе представить и действительно имеем к характеристике интересного для нас явления уже большой цифровой материал, как интенсивно происходит в лесу борьба за существование. Принимая во внимание громадный промежуток времени, в течение которого происходят эти явления, мы ясно видим ту постепенность, которая так характерна, не считая отдельных катастроф, для динамики стихийного леса.

Итак, стихийный лес не знает ни экономии во времени, ни экономии в материале. Он несказанно плодовит, он рассчитан на громадный промежуток времени и на медленный ход вещей, на большую консервативность. Для нас, как для хозяев, прежде всего необходимо соблюдение принципа экономии, экономии во времени, в материале, в силе и средствах. И как мы ни будем дорожить принципом постепенности действий, но, конечно, в той мере, в какой это практикует природа, мы осуществить это не будем в состоянии.

Как ни велико то время, которым мы оперируем, по сравнению с сельскими хозяевами, но, конечно, все наши обороты рубки – небольшая дробь того времени, где совершается круговорот замены одного поколения другим в стихийном лесу. Как ни велико количество семян, которое высевает наш лес при заложении, например, семенных рубок, это количество опять-таки, охватывая иногда несколько семенных годов, совершенно ничтожная величина по сравнению с тем, что совершается в стихийном лесу; о малой плотности населения при искусственном возобновлении не стоит уже и говорить. Уже это одно обстоятельство уменьшает интенсивность борьбы за существование. Мы совершенно справедливо, желая поднять производительность леса и прибегая для этой цели к промежуточным пользованиям, сознательно ослабляем процесс борьбы.

Зная, что природа леса плохо переносит резкие вторжения, стремление наше к возможно большой постепенности во всех наших действиях, как мы подчеркиваем, совершенно законно. Соблюдая, однако, принцип постепенности действий, мы не должны все же связывать себя всецело по рукам и ногам. Есть случаи, где относительно быстрые и, следовательно, резкие вторжения вполне целесообразны. Например, упрощенные семенные рубки, положим, в два приема уместны в тех случаях, где имеется уже подрост и где мы имеем дело с насаждениями, не обладающими резко выраженной внутренней средой, где занятая ими атмосфера мало отличается в составе своих элементов от той, которая господствует на полянах, допустим, в некоторых сосновых лесах.

В некоторых случаях, как выражается Д.М. Кравчинский, в жидких наших ельниках, по-видимому, целесообразен и безвреден более быстрый темп семенной рубки (например в три приема), чем обычный, рекомендуемый в учебниках. Попутно упомянем, что и выбо– рочно-лесосечные рубки Гайера, имея многие вообще достоинства, между прочим, тем еще хороши, что соединяют в себе большую постепенность вместе с относительной быстротой действий. С этим Вы согласитесь, если припомните, что при такого рода рубках отличают два периода возобновления: один общий по отношению ко всей лесосеке, он длителен, обнимает собою, как Вам известно, число лет более класса возраста, следовательно, 30-40 и даже 60 лет, но в отдельных частях лесосеки возобновительный период может быть весьма короток. В данном случае начинают рубку с таких групп, где дальнейшее угнетение со стороны материнского полога не желательно, где более поздняя уборка материнских деревьев может принести большой вред в смысле поломки молодняка и в то же время такой молодняк уже не нуждается в защите. В таких группах подроста начинают рубку, как Вам известно, с окончательной стадии.

Итак, при самом разумном и осторожном вмешательстве в жизнь леса, мы как хозяева неизбежно связаны с необходимостью соблюдать экономию во времени, неизбежно вынуждены, стремясь к постепенности, действовать скачками и быть бережливыми в возобновительном материале. Благодаря этому мы уменьшаем плотность населения, ослабляем борьбу за существование и последствия ее, ослабляем интенсивность естественного отбора и создаем невольно некоторые новые условия, которые могут быть выгодны для одних пород, для одних растений и невыгодными для других. Этими новыми условиями могут воспользоваться светолюбивые породы и наоборот, они плохо отразятся на теневыносливых. То же самое, в еще большей степени, происходит обыкновенно по отношению, с одной стороны, к элементам живого покрова и по отношению ко многим вредителям леса, животным и насекомым, с другой стороны.

Наши действия, так сказать, неравномерно распределяются по своим последствиям на весь организм, на все сложное общежитие, каковым является лес: человек невольно создает для одних элементов как бы покровительственное влияние, для тех, кто способен приспособиться к новым биологическим условиям, и отрицательное для других, не способных помириться с изменением привычной для них обстановки. Вспомним, например, исчезновение при некоторых условиях нашего вмешательства тенелюбивой флоры и замену ее луговыми сорными элементами; появляются эти сорные и вредные элементы как среди растительности, так и среди животных. Не всегда умея оценить эти новые категории, близоруко часто недооценивая свойства одних элементов как полезных, других как вредных, человек усиливает создавшуюся разруху. Оттого так важны предупредительные меры против вредных насекомых и растений и оттого так необходимо при изучении лесной энтомологии и лесоохранения, а также лесной зоологии исходить не только из биологии тех или других организмов, но и из свойства той обстановки, которую создает человек в лесу, и из степени соответствия ей природных биологических свойств названных организмов.

В стихийном лесу происходит не только борьба за существование, там не в меньшей мере царит закон взаимного приспособления организмов друг к другу, иначе не было бы подвижного равновесия природы. Мы, к сожалению, этот закон взаимного приспособления как пород друг к другу, так и всех организмов, образующих лес и живущих в нем, знаем очень мало, а нарушаем вольно и невольно на каждом шагу.

Если принять сказанное во внимание, если мы проникнемся взглядом на лес как на сложное взаимодействие не одних только древесных пород, но и всего живого в лесу, иначе говоря, последуем термину зоогеографов (Мобиус) и начнем оценивать лес как биоценозу, т.е. как сложное общежитие разнообразных организмов, объединенных общностью условий жизни, тогда верховенство закона, или принципа, устойчивости станет еще более несомненным. Лес стихийный устойчив потому, что все стороны жизни его, как то: взаимоотношение пород друг к другу, биологические особенности пород, возобновительная способность насаждений, плотность населения, взаимоотношения всего живого в лесу, фауны и флоры, энергия и направление естественного отбора, – все это находится под властью земли, притом под властью, гармонизирующей взаимные отношения.

В лесу внутренние взаимоотношения элементов друг к другу подчинены внешним условиям почвы и климата, и потому лес представляет собою сложный организм, все внутренние части которого и все стороны жизни известным образом соответствуют друг другу; нарушение такой цельной связи в каком-либо месте ведет через некоторое время к восстановлению прежнего порядка, прежнего строя так, как это бывает в организмах. И мы в хозяйственном лесу должны следовать тем путем, каким следует природа, только количественно, но не качественно отличаясь от нее. И мы должны дорожить массовым элементом, способностью пород взаимно приспособляться друг к другу, началом борьбы за существование, особенностями внутренней среды леса, естественным отбором, ведущим к улучшению местных рас, соответствием состава насаждений внешним условиям, соответствием формы насаждений тем же внешним условиям и т.д., и т.п.

Одним словом, лес наш должен проявлять во всех деталях акт приспособления всех внутренних сторон его жизни к внешним условиям. И если приемы хозяйства нашего будут отвечать природе леса, т.е. природе составляющих его единиц и их взаимных отношений, природе внутренней среды, создаваемой ими, и внешней географической среде, то наши насаждения, несмотря на вмешательство человека, будут сохранять необходимую и достаточную для нас устойчивость. Тогда легче будет возобновление и лесоохранение, тогда больший эффект мы получим и в определенном стремлении увеличить производительность леса. При выполнении основного требования создания и сохранения устойчивости леса мы неминуемо в формах осуществления этого начала придем к необходимости соблюдения географического принципа, так как первое условие для биологической устойчивости как в стихийном, так и в хозяйственном лесу – это соответствие всех внутренних отношений, всего живого в лесу внешним условиям местопроизрастания. Можно выставить положение, что чем больше это соответствие, тем устойчивее лес, чем меньше, тем менее устойчив. К этому можно привести целый ряд иллюстраций как из заграничной практики, так и из нашей собственной, хотя бы из лесокультурной деятельности, из области степного лесоразведения и т.п.

Таким образом, основной закон хозяйства приводит нас к географическому, т.е. типологическому началу: хозяйство наше должно соответствовать особенностям типов насаждений. Все это рассмотрение приводит нас также к заключению, что мы не можем и не должны игнорировать стихийные элементы в лесу, наоборот, мы должны в большей мере, чем это делаем, уметь использовать эти стихийные элементы. Мало сказать, что лесоводство есть только регулирование общественной жизни древесных растений, оно берет в свои руки и сознательное регулирование жизни всей биоценозы, т.е. целой совокупности взаимно связанных друг с другом биологических кругов.

Многому хорошему научило нас наше лесоводство; вспомним то предпочтение, которое оно стремилось оказывать естественному возобновлению перед искусственным, ту осторожность и постепенность действий, которую оно рекомендовало везде и всюду, но в особенности при ведении прореживаний, или, например, предпочтение смешанных насаждений и сложных форм чистым и простым, надлежащее правило для выбора семенников, затем то внимание, которое стремилось оно уделить сохранению местных рас, групповой метод возобновления, придержку к разновозрастной структуре леса, принципы гайеровского возобновления вообще, французский метод ухода за лесом. Все это и многое другое – высокие достижения старого лесоводства, которые исходят из момента устойчивости леса и, в свою очередь, ведут к созданию этого момента.

Многие неправильно понимают учение Гайера, полагая, что на его знамени написано, прежде всего, сохранение смешанных насаждений. Благодаря ли тому, что монография его носит название «Смешанный лес», или по другим причинам, но такое мнение, кажется, господствует. Между тем, это не так. При всех преимуществах смешанных насаждений можно ли, однако, этот лесоводственный принцип класть в основу всего нашего дела? Очевидно, нет. Ведь там, где тощие или сухие пески, там и будет расти только одна сосна, например. Не только о сухих борах может быть такая речь: смешанный состав насаждений исключается и для дубрав на солонцах, и для черноольховых трясин, и пр.

Некоторые лесоводы исключительно полагают, что если ввести липовый подлесок на боровую почву, то рост сосны улучшится; или, наблюдая лучший рост сосны в низинах между дюнами, где она растет в смеси с березой или осиной, наблюдая в этих местах группы соснового подроста, некоторые лесоводы объясняют и более высокий бонитет, и лучшую возобновляемость таких мест именно свойствами смешанных насаждений, а не свойствами залегающих в низинках почвогрунтов, более плодородных и более влажных. Верно, что принцип смешанных насаждений весьма важный, но он должен быть оценен только как частный случай общего закона о необходимости соответствия состава и формы насаждения условиям местопроизрастания; принцип предпочтения смешанных насаждений стоит под другим принципом, более широким, более общим, именно предполагающим необходимую заботу о сохранении природной устойчивости леса. И лишь, кажется, у Гайера эта мысль проведена достаточно ясно, тем более что наряду со смешанным характером он указывает на другие начала, именно на необходимость групповой и разновозрастной структуры леса.

Вся реформаторская деятельность Гайера и все им предложенное возникло под влиянием тех разрух, тех несчастий, которые переживали немецкие леса, когда под влиянием одностороннего стремления к повышению доходности в то время стали вводить рентабельные породы – ель, например, на такой почве и в таком климате, которые иногда ей совсем не соответствовали. Когда естественное возобновление заменилось в широких размерах искусственным, не всегда это последнее оказалось благонадежным, хотя и успешным на первых порах; именно тогда и появились целые эпидемии, сокращавшие жизнь леса. Я когда-то назвал Гайера лесоводственным Руссо и думаю, что я был прав, так как он в своей реформаторской деятельности стремился повернуть лесное хозяйство на путь большого подражания тем приемам, которые в ходу у стихийного леса, – к формам естественного леса, – поскольку, конечно, они могут быть сохранены в хозяйстве, т. е. при вмешательстве человека в жизнь леса, которое в существе своем всегда есть некоторый компромисс с деятельностью самой природы.

И вот регулирующая деятельность лесовода в лесу и будет тогда здоровой, когда он сумеет с помощью своего гения удовлетворить, с одной стороны, запросы человечества к лесу и, с другой стороны, сумеет направить свои хозяйственные мероприятия по отношению к лесу как к живому организму, подымая его производительность и мало ослабляя его устойчивость, когда сумеет выпадающие звенья в сложной жизни леса заменить сознательно определенными мерами противодействия тем зачаткам разрушительных сил, которые он неизбежно часто вводит в жизнь стихийного леса, превращая его в хозяйственный.

Не имея сейчас под руками сочинений Гайера, я не могу подтвердить сказанное цитатами, но думаю, что, будучи учеником его, я в изложении как его учения, так и тех лесоводственных устоев, коим посвящена наша лекция, не отступал от духа его учения. Я глубоко убежден, что наше географическое лесоводство и учение о типах насаждений есть только дальнейшее развитие и более живая формулировка идей лесоводственного начала, которые воодушевляли деятельность великого лесовода Гайера, которому Бавария, а с нею и весь образованный мир ставит памятник в Мюнхене, как в городе, где в университете протекла значительная часть его долголетней жизни.

Итак, стремление к созданию и к сохранению устойчивости насаждений, являясь верховным принципом лесоводства, наиболее верным путем ведет прежде всего к удовлетворению основной задачи – постоянства пользования; сущность данного принципа вытекает из основных свойств объектов хозяйства – леса и особенностей лесного хозяйства. Таким образом, он, этот основной принцип, покоясь на свойствах сущего, удовлетворяет и тому, что должно быть, и соединяет в себе фактическое с идеальным. Как самый основной и первый принцип лесоводства, он объединяет в себе все другие подчиненные начала, на которых должно стоять хозяйство, как то: принцип смешанных и сложных насаждений, оценку соответственной густоты древесного населения, постепенность действий, сохранение борьбы за существование и отбор, соответственный выбор пород и т.д. Только при соблюдении всех указанных устоев может быть осуществлен этот основной принцип, и только обеспечивая устойчивость насаждений, мы в состоянии будем наиболее простым и удачным способом и ухаживать, и охранять, и возобновлять наши насаждения.

Если мы вдумаемся в эти указанные связи, то получим взаимно переплетающиеся устои, взаимно пересекающиеся круги, дающие целостную систему, некоторое единство в лесоводственных мероприятиях. Сохранение устойчивости насаждений, будучи центральным пунктом всей лесоводственной политики, в свою очередь, осуществляется соблюдением самого коренного условия, именно: соответствием состава, формы и других элементов насаждения условиям местопроизрастания, т.е. тому, что диктуется географическим началом. Иначе говоря, этот верховный принцип, имея как бы абсолютный, безусловный для всякого лесовода характер, в действительности будет выражаться и осуществляться в относительных формах, формах, географически обусловленных; отсюда соединение общего с частным.

Я несколько дольше остановился на самом основном устое лесоводства ввиду крайней его важности, ввиду той связующей роли, какую он играет в объединении других начал лесоводственной деятельности и в благосостоянии леса, и ввиду того что он, коренясь в биологической природе леса, соединяет лесоведение с лесоводством. Неоднократно в течение курса я высказывал ту мысль, что к лесоводству надо идти через лесоведение. Но придавая такое значение этому краеугольному началу, я еще не сумел подчеркнуть в достаточной мере ясно другие устои лесоводства. Попробую это сделать теперь.

Я уже упоминал, что в лесоводстве, как во всякой хозяйственной деятельности, человек прежде всего стремится осуществить свои задачи, кладя в основу своей деятельности принцип экономии сил, средств, времени и пр.

Научная философия справедливо рассматривает всякое обобщение человеческой мысли как экономию мысли; кажется, многие применяют этот критерий к эстетике, и мне кажется, что он является присущим всякой человеческой деятельности, которая достойна именоваться культурой. В основе всей и всякой человеческой культуры лежит и не может, мне кажется, не лежать закон экономии сил, т.е. стремление достигать своих целей с затратой наименьшего количества времени, сил и средств, смотря по обстоятельствам. Весь прогресс техники, всякого рода организаций, физической и умственной деятельности людей, деятельности педагогической и т. д. проникнут этим всеобъемлющим началом. Не может не быть этого начала, конечно, и в лесоводственной деятельности. Это общеизвестно, и если я несколько остановился на этой теме, то не потому, что хотел сказать что-нибудь новое, а по другой причине, о которой и будет сейчас речь.

Вмешательство человека в жизнь леса может быть всякое: и целесообразное, и хищническое, и полезное, и вредное, но оставляя в стороне даже невольные ошибки, предполагая, что наше вмешательство при осуществлении хозяйственных целей в лесу будет только правильным, спросим себя, какая же основная черта определит для такого нормального случая форму нашей лесоводственной деятельности? По-моему, суть дела здесь опять-таки будет в стремлении к осуществлению все того же основного принципа экономии сил, времени и средств.

Однако мы знаем, что природа как стихия работает, пользуясь другими началами: чудовищной плодовитостью, энергетичнейшей борьбой за существование, – в колоссальных размерах проявляя закон смертности, не считаясь с временем. В нашей деятельности, в отличие от стихии, должна соблюдаться экономия; эта-то экономия и ведет за собой то, что уменьшает массовый элемент и, следовательно, борьбу за существование, а также ослабляет интенсивность отбора, вводит новые элементы в жизнь леса, изменяя взаимные отношения и ослабляя устойчивость. Вот в этом-то и лежит трагизм лесоводства и сродных ему хозяйственных областей, как то: промысловой охоты, задач использования морского дна и т.п.

Соблюдение географических принципов является поэтому основным стержнем таких отраслей хозяйства. Девиз их: возможное соблюдение естественных условий и возможно полное приспособление всех действий к этим естественным условиям.

В отличие от более активного характера агрономии, лесоводство и сродные ему отрасли характеризуются пассивностью. В этом обстоятельстве есть, конечно, некоторая основа того, что естественные условия роста в той или иной степени могли бы оставаться в наличности, да и действительно в нашем взгляде хозяйственный лес не должен лишаться своей биологической устойчивости, так как по особенностям нашего хозяйства мы не бываем в состоянии его опекать активно, как это может делать по отношению к своему объекту агроном или полевод в своей области, но все же этого мало. Перед творческими силами лесовода вырастает колоссальная научная задача – соблюдение основных законов жизни леса, сохранение тех начал борьбы за существование, которые лежат в основании всего живого, но на почве стремления к экономии. И если естественный отбор в руках сельских хозяев превращается в искусственный, то у нас естественный отбор должен измениться, я бы воспользовался выражением Дарвина, в сторону сознательного отбора.

Мы везде, регулируя жизнь нашей биоценозы, не должны отказываться ни от массового элемента, ни от естественного отбора, ни от борьбы за существование, ни от других биологических начал, но, не будучи в состоянии соблюдать количественную сторону, мы должны обратить внимание на качественную и в нашей регулирующей деятельности развивать эту последнюю. Вот где лежит труднейшая, но и увлекательнейшая задача для лесовода – в этом примирении или в отыскании такого синтеза, который примирил бы наше стремление использовать стихийные начала деятельности природы с экономическим принципом, лежащим в основе всякой культурной деятельности человека. Если нас в лесоведении проблема вмешательства человека в жизнь леса интересовала как факт, или, если хотите, как фактор лесообразования, обусловливающий в жизни леса ряд метаморфоз, придающий ему различные состояния, вводящий в него ряд изменений, то в лесоводстве эта же проблема становится интересной с точки зрения должного, а не сущего.

Одним словом, нам надо, соблюдая упомянутый выше экономический принцип, вести дело так, чтобы постоянство пользования было налицо, но чтобы лес не терпел заметного ущерба в своей биологической устойчивости, по возможности был притом и самодеятелен в смысле возобновления, и отличался от стихийного большей производительностью. Наша задача, иначе говоря, ведет к умению сохранить в должной мере стихийное начало, дополнив его такими актами с нашей стороны, которые ослабляли бы вред от уменьшения подвижного равновесия. Еще иначе, перед творческой задачей лесовода встает такая проблема: как превратить закон статики и динамики леса в принципы хозяйства.

И с точки зрения такой грандиозной задачи, какими ничтожными кажутся те некоторые течения лесоводственной мысли, которые пропагандировали шаблон, или такие исключительные тенденции, как безусловное предпочтение культур или одного какого-нибудь ухода или возобновления леса! Какими узкими кажутся все изобретатели универсальных инструментов, универсальных методов, всякого рода панацей и т. п.! И каким широким простором веет на горных вершинах био-географического или типологического направления, которое, признавая абсолютное значение, при постоянстве пользования, закона устойчивости леса как сложное, многогранное биосоциальное явление, как биоценозу, и решает основную задачу через посредство регулирования жизни леса на почве географической обусловленности самого явления, синтетически соединяя в себе абсолютное с относительным, оставаясь глубоко принципиальным и обеспечивая себе расширение своих целей!

Такое понимание природы лесоводства и задач, стоящих перед ним, конечно, шире и глубже тех односторонних и узких воззрений, которые характеризуются рецептурностью, шаблонностью, техницизмом и т.п. Но конечно, создание такой лесоводственной дисциплины во всем ее объеме и во всей глубине – дело не близкого будущего. Сейчас она мыслима только в отношении отдельных частей, лучше разработанных. Такое понимание задач лесоводства, уничтожая почву для шаблона, для рецептов и обеспечивая, наоборот, широту постановки вопросов и глубину их решения, обеспечивает в то же время самобытность в развитии нашего искусства.

В строе лесного хозяйства любой страны или даже какой-нибудь ее части самым характерным и самым полезным для дела, как когда-то заметил М.К. Турский, является самобытность тех форм, с помощью которых оно разрешает основную свою задачу – постоянство пользования лесом. Эти формы обычно не являются вдруг, но вырабатываются постепенно под влиянием опыта, сознательно или стихийно, как бы под влиянием своего рода отбора. Творятся такие формы под влиянием особенностей местной природы и, конечно, той стадии экономического развития, в какой находится данная страна или какая-либо часть ее в данное время. Природа страны есть первейший и самый основной фактор для лесоводственной самобытности, и поэтому географическое лесоводство с его учением о зональности и о типах насаждений есть, по моему глубокому убеждению, правильное решение вопроса, который в свое время вызывал так много споров между Гартигом и Пфейлем.

Итак, к лесоводству через лесоведение. Но так как само лесоводство, как мы старались показать, распадается на две отрасли: на науку о должном и о принципах (политика лесоводства) и на науку о путях и средствах к осуществлению этих принципов, то к нашему сопоставлению – к лесоводству через лесоведение – привключается положение: к технике через политику. Только широкая постановка вопросов так называемой политики лесоводства может обеспечить должную широту воззрений в технике, отнять абсолютизм ее решений и т.д.

Итак, через лесоведение к политике лесоводства, а через нее – к технике лесоводства. Тогда последняя, опираясь, с одной стороны, на фактическую основу, на знание природы леса, с другой стороны – на широкие принципы лесоводства, в свою очередь извлеченные из глубоких недр леса, должным образом критически освещенные и оцененные, только и в состоянии обеспечить нам целесообразные решения, далекие от шаблонных решений и рецептуры.

Я сознаю хорошо, что все изложенное страдает еще многими недостатками, но в некоторых случаях может иметь значение самая постановка вопроса, если бы даже в данный момент разработка его встречала бы большие затруднения. То, что было темой моего изложения, представляется мне тем идеалом для разработки лесоводственных вопросов, к которому надо стремиться и к которому в ближайшее время можно, вероятно, сделать один или несколько шагов. В этих случаях, быть может, не столько важно число шагов, которые мы в состоянии будем сделать, сколько направление, в котором мы будем их делать.

Таким образом, фундамент лесоводства я вижу в двух научных дисциплинах: во-первых, в объективной науке, вскрывающей природу леса в связи, конечно, с изучением факторов лесообразования, – это лесоведение – первая и необходимая основа, и во-вторых, в политике лесоводства или учении о принципах лесоводства, стремящегося оценить законы жизни леса в качестве руководящих начал для лесоводственной деятельности, памятуя высокую ценность устойчивости леса и, стало быть, тех условий, какие обеспечат это качество при неизбежном вмешательстве человека в жизнь леса, при необходимости соблюдения экономии во времени, в силах и средствах.

Пессимистическое воззрение Руссо, что все, исходящее из рук творца, совершенно, и все, к чему прикасается человек, теряет совершенство, думается мне, не может быть общепризнанно. В тех или других частных случаях, конечно, это так, но значение за этой оценкой вещей как общим правилом признать нельзя. Тогда нужно человечеству кончать самоубийством. Мне, наоборот, представляется культурная деятельность человечества и в частности воздействие человека на природу, в другой окраске, несмотря на все ошибки.

По мере развития науки, культурная деятельность человечества будет опираться на все более и более глубокое познание свойств внешнего мира и все лучше и глубже будет оценивать принцип воздействия на этот внешний мир, а потому будет находить и лучшие пути, чтобы овладеть и покорить природу, пользуясь ее же стихийными силами и сохраняя на иной несколько лад ту гармонию отношений, какая в ней господствует. С этой точки зрения и лесокультурная наша деятельность, а не только лесное хозяйство, не представляется мне в таком печальном виде, как многие ее рисуют, односторонне видя спасение только в естественном возобновлении и в возврате к природе. И приемы лесокультурной деятельности могут быть таковыми, которые не будут стоять в противоречии с природой леса и будут поэтому характеризоваться не только успешностью, но и благонадежностью создаваемого насаждения. Как в сельском хозяйстве возникла целая отрасль селекции, или искусственного отбора, так и у нас в лесоводстве должна возникнуть особая глава о сознательном отборе, представляющем собою регулирование естественного отбора в условиях и в порядке хозяйственной дисциплины.

Позвольте мне закончить указанием, которое я сделал в первой лекции этого года, на сложную природу лесоводства: на то, что лесоводство не есть только лесоведение, не есть также только техника. Пути и средства осуществления хозяйственных задач, покоясь прежде всего на принятии во внимание фактов действительности, на природе леса, на лесоведении, должны быть подвергнуты широкому освещению и оценке в новой области нашего знания – в систематическом учении о лесоводственных принципах. Современное лесоводство жаждет этой дисциплины, для которой я не нашел пока более целесообразного названия и некоторые черты которой я старался посильно изложить.

Морозов Г.Ф. О лесоводственных устоях / Г.Ф. Морозов // Лесоводственные устои / [сост. : Ю.П. Дорошин и др.]. – М., 2006. – С. 64-88.