Утвердилось мнение, что Тендряков, оказавшийся на войне почти с самых ее первых дней и «побывавший на самых горячих точках фронтов: в Сталинграде, потом «задел» и Курскую дугу, где воевал на самом южном участке», писал о войне крайне мало (Тендряков В. // Советская Россия. – 1983. – 16 декабря). Почти в каждом интервью и на читательских конференциях ему неизменно задавали один и тот же вопрос – почему вы мало пишете о войне? Ответы его отличались по форме, но суть их была одной: «Тема эта для меня особенно дорогая, поэтому и храню ее столь бережно и долго».
«Когда я пришел с войны, то самым большим моим чувством было – война в прошлом, слава Богу, наступил мир. А когда наступил мир, появились новые проблемы, я заинтересовался этими новыми проблемами, интересуюсь по сию пору. Все мечтаю прорваться к войне. Мечтать-то мечтаю, но современность держит меня, не отпускает... Признаюсь, я недостаточно писал о войне. Поживем, может быть, исправлюсь» (Стенограмма выступления в МГПИ им. В.И. Ленина, 1982).
В литературу В. Тендряков пришел с первым военным романом «Экзамен на зрелость», написанным в 1944 году. Это был период ученичества, роман не был опубликован.
К теме войны Тендряков вернулся спустя много лет. И его первые военные рассказы родились из непосредственных устных зарисовок. Все они имеют реальную жизненную основу.
«Письмо, запоздавшее на двадцать лет» снабжено авторским уточнением: «Это произошло летом 1943 года. Имена и фамилии здесь подлинные. Автор обращался к героине рассказа Любови Дуняшевой с просьбой откликнуться». В той же короткой записи замечает: «Похоже, не дошло... Этот рассказ напечатали в журнале, перепечатали в книге, а ответа все нет и нет. Где ты, Любовь Дуняшева?» Последняя приписка была сделана уже в 1970 году, спустя семь лет после первого опубликования. «Прошло еще шесть лет, по моему рассказу снималась киноновелла режиссером Ю. Соловьевым. А через год, разбирая читательские письма, я ахнул... Любовь Дуняшева отозвалась. Пришел ответ на «письмо, запоздавшее на двадцать лет». (Авторский комментарий к переписке с Л. Кожевниковой-Дуняшевой, архив писателя.)
По отдельным высказываниям писателя в письмах и интервью, по дневниковым записям, по воспоминаниям, отложившимся в памяти друзей, создается образ человека, активно не приемлющего войну, как противоестественную крайность, несовместимую с высокими гуманистическими целями человечества.
С горечью Тендряков писал: «Возникло заносчивое суждение, которое шумно подхватили не слишком взыскательные литераторы: война, мол, нравственно очищает человека, делает его честней, отзывчивей, житейски крепче, даже добрее. Увы, война есть война, да еще столь жесточайшая, какой не знала история. Когда гибнут миллионы, человеческая ценность падает, а это неизбежно сказывается и на человеческих отношениях. Те, кто перестрадали войну, ни добрей, ни честней, ни нравственней не стали, напротив, многие все еще продолжали оправдывать свои поступки ходячей фразой: «Война все спишет».
И только у людей с обостренной совестью и врожденной душевной чуткостью жестокости войны вызывали неистовое – до страдания, до самоотречения – стремление к «разумному, доброму, вечному»».
Эта мысль подтверждается далее: «Жестокость, может быть, неизбежная на войне, в равной мере опасна и для побежденных и для победителей» (Тендряков В. Архив писателя).
Заслуживает серьезного внимания признание писателя в интервью, которое он дал «Литературной газете»: «Как ни странно это прозвучит, на войне я прожил самые уравновешенные дни моей жизни – не знал никаких внутренних сомнений, никаких колебаний. Я знал одно: впереди противник, рядом с тобой товарищи, позади страна, которую я защищаю... Думаю, что о войне еще напишу...» (1979. – 18 апреля).
«Я знаю таких писателей-солдат, которые избегали писать о войне... Никто, кроме близких, не знал, что в самое последнее время он начал писать о войне. О своей войне. Что-то вдруг потянуло. Я могу представить себе это что-то. Оно прорывается сквозь любую злободневность. Память о войне, о своих товарищах по полку, погибших, пропавших, память эта, оказывается, жила в тебе неистребимо. Однажды ее жар прорывается и все далекое высвечивается до малейших подробностей. Целая жизнь, прожитая после войны, куда-то исчезает, и ты оказываешься лицом к лицу со своей юностью, с войной – с теми «сороковыми-роковыми».
Владимир Тендряков подчинился этому зову. Он успел написать несколько военных рассказов от первого лица, и в них происходит почти все так, как это было с ним самим в тот 1942 год. Его рассказы удивляют свежестью, я бы сказал, безыскусностью... Как будто они написаны тогда, ну хотя бы в госпитале. В них нет знания того, что будет: Сталинграда, разгрома немцев, наступления... То, что всегда так опасно в книгах о войне... И это незнание открывает великую нравственную силу героя – восемнадцатилетнего солдата. Детали военного быта – они сохранены совершенно точно, но, что куда дороже, это правда состояний, психология того времени, восприятие первого боя» (Гранин Д. // Дружба народов. – 1985. – № 1).
В интервью, которое оказалось последним, Тендряков говорил: «Наконец хочу написать о войне. Это будет связный цикл повестей и рассказов. Первая повесть – мой первый день на войне – почти буквально, фотографически день, который вытеснил всю прошлую жизнь. Книга будет состоять из военных эпизодов о буднях войны» (Литературная газета. – 1984. – 8 августа).
Военная тема Тендрякова была продолжена рассказами «Донна Анна» и «Вилли».