Прожито
мною немало - разменял девятый
десяток годков. Память пока, не
изменила. Иногда часами мысленно
уходишь в своё прошлое, юность и
невольно, анализируешь,
сравниваешь с юностью нынешнего
поколения. Условия жизни, путь
становления в зрелость не входят
ни в какие сравнения. И мне хочется
на своем примере рассказать
молодежи о том, как трудно было в
дореволюционное время приобрести
такую обыденную профессию, как
профессия продавца.
Большинство
моих сверстников трудились в своих
хозяйствах, преемствуя от
родителей хлебопашество. Мой отец
для меня избрал иной путь: решил
отдать мальчиком к купцу
Малофеевскому, что проживал в
деревне Кулибарово бывшей
Миньковской волости.
Как
сейчас предстает передо мною июнь
1910 года. Тогда я покидал нашу
Сосновку, чтобы обучиться
торговому делу. Это учение, если
можно его так назвать, согласно
договоренности отца с купцом,
должно было продолжаться три года.
Повел меня из родной семьи мой
дедушка.
Дом
купца с мезонинами по обе стороны и
с балконом на фасаде: выделялся
среди других в деревне Кулибарово.
Принимал нас с дедушкой Павел
Семенович Макаров, зажиточный
крестьянин, который приходился
тестем купцу Малофеевскому,
уроженцу Городишны Тотемского
уезда. Самого молодого хозяина не
оказалось дома. По правилам
русского гостеприимства, Макаров
угостил нас чаем с баранками, а
после того, как дедушка отправился
в обратный путь, повел меня
познакомиться по дому.
Вначале
пришли в кладовку, где хранилась
домашняя утварь – лукошка, решета,
посуда и прочее. Предупредил меня:
«Когда бабушке Ирине по ее просьбе
будешь носить эти предметы,
обратно положишь на то же место». В
сарае, показав, где хранится овес,
сказал: «Тебе придется иногда
давать овес лошадям, смотри, чтобы
он был просеян. Я проверяю в
колодах у лошадей. Будешь наказан,
если обнаружу в овсе песок». В
другой кладовке, куда мы затем
пришли, хранилась сбруя. Макаров
рассказал, какой комплект
принадлежит Рыжку, какой – Бурку,
Серку (клички даны по масти).
Когда
мы вышли на улицу, старик пояснил,
что воду из колодца они не пьют, что
в мои обязанности будет входить
иногда и подвоз воды из реки Вотчи,
что после выполнения этой работы
кадка-водовозка должна быть
поставлена под навес. А затем,
показав на штабель кирпича,
приказал носить его на потолок
дома.
Кирпича
было много, я уже устал, но сказать
об этом не посмел. По окончании
работы Павел Семенович сообщил мне,
что питаться я буду на кухне вместе
с работником и работницей, которые
были у них в услужении.
На
следующий день, утром, оказался
дома сам Малофеевский. Он призвал
меня в свой кабинет. Там и
состоялось знакомство. Я услышал
наставления, как я должен
обращаться с членами семьи, как
называть их.
«А
тебя, - сказал он, - мы все будем
звать Мишуткой». Потом повел на
склад по приему-закупке ивового
корья. Показав весы и гири,
рассказал, какую кору надо
принимать. Вручил книжку для
записи поступающего от крестьян
сырья. В тот же день сводил меня на
дегтекуренные заводы. Их было три,
расположены по правому берегу
Вотчи в полутора верстах от
деревни.
В
своей лавке Малофеевский
ознакомил меня с ценами,
обозначенными цифрами и десятью
буквами (ДЕМИКАТОНЪ). При этом
пояснил, что цену, указанную цифрой,
надо понимать как цену с запросом,
а цену, указанную буквами, надо
считать окончательной, но… не
убыточной. Поучал вежливости при
обращении с покупателями, требовал
расторопности.
И
началась моя хлопотливая жизнь,
дни которой так похожи один на
другой.
Убирать
в магазине, в зимнее время топить
там печь и сметать снег с гавдарей,
согревать хозяевам самовар –
также входило в мои обязанности.
Ранним
утром встанешь, взглянешь в окно, а
там уже стоят десятки подвод с
корьем, со скалой. Крестьяне
окрестных деревень везли ее, чтобы
заработать денег – предстояла
Ивановская ярмарка. Едва
управившись с приемом, надо бежать
по делам хозяина на дегтекуренные
заводы, вернешься в магазин, а тут
ожидают люди кто с чем: один принес
в корзине овса, другой – ржи,
третий – льносемян, чтобы их
продать, и на вырученные деньги
приобрести товары первой
необходимости.
При
уборке в магазине я много раз
находил на полу деньги – по пять,
десять, иногда пятнадцать
копеек. Это хозяин специально
подкладывал, проверяя мою
честность. Монеты я выкладывал на
прилавок магазина, давая понять,
что я не прельщусь на его монетки.
Через
некоторое время меня отпустили
домой за бельем. Я не намерен был
возвращаться к купцу. Но без отца
мать с дедушкой не решились
позволить мне такую вольность. А
отец в то время отлучился на
богомолье.
Самое
для меня обидное и унизительное
было не то, что приходилось кроме
ученичества. в лавке выполнять
множество других работ, связанных
и не связанных с торговлей, а то,
что кормили нас на кухне кусками,
покупаемыми стариком Макаровым у
нищих и странников по дешевке – по
копейке за фунт. Я брезговал есть
их и голодал. Заметила это бабушка
Ирина, стала украдкой от старика
давать мне домашнего пирога,
съедал я его тоже украдкой, в
чулане.
...Усиленно
готовились к ярмарке. Целыми днями
упаковывали товары, чтобы
перевезти их в Миньково. У хозяина
там был склад и большой тесовый
балаган по правой стороне дороги у
церкви.
В
дни ярмарки купец выезжал туда с
супругой – они торговали
мануфактурой. И вели кассу. Их
воспитанница Анюта торговала в
галантерейном отделе, мы с
работником в продовольственном (чай,
сахар, крупы, мука сортовая,
махорка, и прочее). За время
служения мальчиком мне четыре раза
пришлось быть на Ивановской
ярмарке и три раза – на Никольской
(зимой).
Народ
был темный, религиозный. Без попа
не обходились ни при радостных, ни
при печальных
событиях. Без участия святого отца
не проходили и эти ярмарки. Поп со
своей свитой обходил все балаганы,
кропил «святой водицей», за что
получал определенную мзду от
торговцев.
Вскоре
после Ивановской ярмарки
начинался сенокос. Тут уж мной
командовал старик Макаров. Вместе
с ним, его работниками я шел на
покосы. Кроме угодий в Кулибарове,
у Макарова, была – собственная
лесная дача с сенокосными угодьями
в Минькове – это по правой стороне
дороги к Левашу. Эти площадки он
сдавал обрабатывать крестьянам
исполу. Сено они были обязаны
доставлять на своих лошадях в
Кулибарово.
Пока
я находился в учении у купца,
летами выполнял все крестьянские
работы – вывозил навоз на поля,
бороновал, сеял, сено косил.
Малофеевский
наживал прибыли от своей торговли.
Закупал не только кору, скалу
березовую, но и ликоподий. Продавал
его с большим барышом. Ликоподий
увозили они с женой прямо в Москву
в торгующую фирму «Гуревич и К». На
вырученные деньги вез из Москвы
товары в ассортименте. Помимо этой
фирмы, Малофеевский покупал много
товаров через лодзенских вояжиров.
Весной
1913 года – на третьем году моей «учебы»
– Малофеевский назначил мне
длительную и ответственную
командировку: сплавить на паромах
85 бочек парового дегтя со своих
личных заводов. Путь этот – от
деревни Кожухово нашего района
реками Юзой и Унжой, до города
Макарьево Костромской губернии –
был нелегок, прошел не без
трудностей.
По
возвращении из командировки
кончался срок моего ученичества.
Но хозяин не отпустил меня –
требовалась помощь в летних
полевых работах, а главное,
поторговать на Ивановской ярмарке.
Пришлось смириться, иначе мог бы я
получить не желаемую для меня
характеристику. А в августе дал
документ, подтверждающий о моей
способности быть приказчиком, и
написал сопроводительное письмо
своему земляку, богачу
Кормановскому, проживающему в 30
верстах от Вологды по Вятской
железной дороге.
Кормановский
принял меня старшим приказчиком.
Назначил в помощники двух юношей,
которые уже работали у него, как и я
у Малофеевского, - без оплаты труда.
С первых же дней нас отправил
хозяин на вязку снопов за жнейкой.
Ночевали на сеновале. От ребят я
узнал о жестоком характере нового
хозяина и уговорил их тайком
уехать в Вологду для подыскания
себе нового места работы.
Случай
привел меня в дом Гусева (теперь в
нем помещается ресторан «Север»).
Здесь, внизу, размещался тогда
магазин. На втором этаже
содержалась гостиница «Славянская».
Гусев принял меня на работу
приказчиком. Около двух лет я
работал тут, а в мае 1915 года
застигла повестка к призыву на
военную службу.
Годы
подневольной жизни, испытание на
себе властвования имущих, война,
вызывали на раздумья. И когда
грянула Октябрьская
социалистическая революция, такие
как я, сразу почуяли новое
дуновение, справедливое
устройство общества.
По
возвращении в родные края, я хотел
не только трудиться в личном
хозяйстве, но сделать что-то
полезное своим односельчанам.
Организовал Турцевское общество
потребителей. В него входили
граждане деревень Турцево, Шилово,
Заломье и Сосновка.
Позднее,
уже в тридцатые годы, мы с
товарищем Григорьевым (присланным
к нам в числе
двадцатипятитысячников)
организовали в Турцеве колхоз
имени Ворошилова. Я был избран
председателем ревизионной
комиссии. В первое время
проползали к руководству,
колхозами люди, далекие от забот об
общественном деле. Так получилось
и у нас в колхозе. Ревкомиссия
обнаружила хищение колхозных
денег председателем А. А Власовым и
счетоводом П. С. Власовым. Оба они
понесли наказание по законам
Советской власти.
Будучи
членом Миньковского волисполкома,
куда я избирался несколько раз, мне
приходилось участвовать в
поездках по волостям с вооруженным
отрядом красноармейцев по
заготовке хлеба для Красной Армии,
а также был участником по
раскладке контрибуции с
зажиточного населения.
Пятьдесят
девятую годовщину Октября скоро
отметит наш народ. Как изменилась
жизнь за эти годы, несмотря на
опустошительную вторую мировую
войну. Смотришь на красиво и богато
одетую молодежь, сразу вспоминаешь
свою юность – так в наше время было
трудно с деньгами в крестьянских
семьях. Чтобы одеться к празднику в
ластиковую рубаху или купить ситцу
на платье, родители несли под
заклад лавочнику домотканую
холстину. Какую цену назначит тот
за аршин, на эту сумму отрежет
ситца. В редкой семье учились дети.
Теперь путь в науку открыт всем.
Учись,
трудись. За труд получишь сполна.
Личность твоя свободна.
Все
есть для культурного отдыха. И нам,
старикам, обеспечена старость.
Хочется
пожелать молодежи – помните о
прошлом ваших дедов, это заставит
вас по достоинству ценить
настоящее и еще лучше трудиться во
имя счастливого будущего.
М.
Козлов, пенсионер
Село
им. Бабушкина.
|