Черкасова М. С.

Новые документы о Вологде в период Петровских реформ
// Историческое краеведение и архивы : [сб. ст.]. – Вологда, 2004. – Вып. 11. – С. 80-91.

Большая совокупность документов о Вологде в первой четверти XVIII в. до сих пор оставалась вне поля зрения историков и краеведов. По ним можно изучать ряд актуальных вопросов народонаселения города и уезда, системы управления, пребывания здесь торговых иноземцев, шведских военнопленных, налогообложения и участия вологжан в мероприятиях начального этапа Петровских реформ. Эти материалы хранятся в трех фондах РГАДА: ф. 137 (Городовые и боярские книги), ф. 350 (Ландратские и переписные книги) и ф. 717 (Вологодский городовой магистрат). В ф. 496 (Духовная консистория) ГАВО имеется комплекс переписных монастырских книг первой четверти XVIII в., ряд дел о состоянии семьи и брака у городского и сельского населения, наследовании имущества, ранние образцы метрических тетрадей, духовные грамоты горожан и крестьян. В предлагаемой статье сосредоточим внимание на двух группах источников: 1) новых документах о торговых иноземцах в Вологде в Петровское время; 2) данных об исторической демографии города в начале 1720-х годов.

Дела Новгородского приказа и Вологодского магистрата о торговых иноземцах

Сведения о торговых иноземцах можно почерпнуть из дел Новгородского приказа 1702-1705 гг., представляющих росписи судов и различных запасов (железа, кирпича, извести, теса, драниц, древесных крыжей и осей, ветчины, масла, сала, говяжьих и свиных «мяс», прочего) на нужды русской армии в начальный, наиболее напряженный для России период Северной войны. Перечисленные материалы собирались с населения города и уезда выборными земскими целовальниками и затем отправлялись в Архангельск. Данные о торговых судах (лодьях, лодейках, дощаниках) голландских купцов В. Вернера(«Велнера»), И. А. Гутмана* [В тексте в зависимости от написания в источнике используется двойная редакция (Гутман, Гоутман)] и А. А. Дебоса находим в росписях от 10 января 1702 г. В них же упоминается английский консул в России Карлус Христофоров Гутфель (Гутвел). Он как агент Табачной компании «приказывал» А. А. Дебосу «табашные дощаники». Из материалов, имевшихся у И. А. Гутмана и Владимира Эвотца, в росписи упоминаются 70–100 тыс. «кирпичю» и по «груде извести».

5 февраля 1702 г. вологодским земским бурмистрам поступило предписание из Московской Ратуши сыскать на Вологде связное железо на пушечные станки и колеса, дубовый или лиственный лес. В своей отписке в Ратушу 27 марта того же года бурмистры писали, что в самой Вологде им не удалось сыскать такого железа, зато иноземец Владимир Эвотс должен получить 400 пудов железа с белозерских заводов Андрея Бутенанта [1]. У И.А. Гутмана и Вл. Эвотса было куплено по 70-93 пудов станочного железа. Деятельность голландского купца Владимира Эвотса Де Юнга отмечена В. Н. Захаровым в интервале между 1668 и 1711 гг.[2] Андрей Иванов сын Бутенант относился к группе московских торговых иноземцев. Выходец из Гамбурга, он имел железоделательное производство в Олонецком крае, некоторое время являлся комиссаром датского короля, за что, по предположению В. Н. Захарова, снискал дворянство и именовался Бутенант фон Розенбуш [3].

Несколько неизвестных документов отражают взаимоотношения торговых иноземцев между собой и с местным посадским населением. Речь должна идти в основном о денежных займах, делаемых вологжанами у состоятельных иностранцев и о сделках с недвижимостью (дворами, дворовыми и огородными местами) между ними. Эти дела многосоставны, поскольку нередко включают в себя списки с более ранних документов.

Так, в деле по челобитью голландского купца Козьмы Дебоса о записи за ним двора в Петровской улице 1722 г. приводится копия закладной Ивана Данилова С. Хлебникова отцу челобитчика, Козьме Андрееву с. Дебосу-старшему на этот же самый двор с дворовой и огородной землей за 22 серебряных рубля 7 декабря 1705 г.4 Соседями в закладной показаны В. П. и И. В. Неподставовы. Срок выплаты долга определялся до Рождества Христова 1706 г. Вышло так, что И. Д. Хлебников кабалу просрочил, и Дебос-младший имел основание считать заложенный двор своим, но каким был исход этого дела - неизвестно, поскольку конец в нем отсутствует.

17 декабря 1717г. лекарь Адмиралтейского приказа Кашпир Иванов сын Венс (Вейс) продал гамбуржцу Пилигриму Пилигримову сыну Германсу свой двор в Вологде с дворовой и огородной землей и хоромами за 100 руб. в Рощенской улице. По соседству располагался двор посадского человека Дмитрия Вагина. Свидетелями в купчей названы торговые иноземцы Еремей Меер, Андрей Гоутман, Питер Коно, Павел Роз («по-немецки руки приложили»), сама же купчая была написана подьячим вологодских крепостных дел Семеном Бовыкиным. В январе 1719 г. П. П. Германс обратился к Петру I с просьбой записать за ним проданный ему двор в Вологде. Вологодские земские бурмистры Афанасий Рыбников с тов. установили, что продавший П. Германсу двор Венс живет на Москве и прежние крепости на этот двор у него сгорели в «пожарное время». Было также выяснено, что этот двор по переписной книге 1678 г. принадлежал торговому иноземцу Томасу Келдерману, а по переписной книге 1711 /12 г. - другому известному московскому торговому иноземцу Павлу Вестову. На основании Петровского указа о единонаследии 1714 г. с П. Германса была взята пошлина (гривна с рубля), что при стоимости двора в 100 руб. составило 10 руб. плюс по алтыну за сажень с размера поперечника двора. При 11 саженях поперечника это составило 11 алтын, итого 10 руб. 11 алт. После этих выплат двор на законном основании был признан собственностью П. Германса [5].

Торговые иноземцы приобретали в Вологде у местных жителей не только дворы, но и огородные места. 28 марта 1719 г. голландский купец Андрей Иванов с. Гоутман купил за 49 руб. у земского комиссара Ивана Михайлова с. Борисова огородное место на посаде в Козленской улице6. По соседству находились огородные места посадских людей Федора Свешникова, Степана Апраксина, Дмитрия Ягодникова. В составе дела имеется копия с более ранней купчей - 1687 г., по которой сам И. М. Борисов приобрел это огородное место у собственной тетки Пелагеи Степановой дочери, вдовы архиерейского дьяка Кирилла Борисова[7]. По решению вологодских земских бурмистров Афанасия Рыбникова с тов. это огородное место было записано за А. Гоутманом, и с него взяты пошлины на основании 12-го пункта Указа о единонаследии 1714 г. - 4 руб. 30 алт. С голландскими купцами Гутманами связано еще несколько документов из фонда Вологодского магистрата РГАДА. (Магистраты как органы городского самоуправления с судебно-административными полномочиями были учреждены в России в 1720-1724 гг. и пришли на смену бурмистерским избам). Женой упомянутого Андрея Иванова с. Гоутмана была Екатерина, урожденная Ферколен. Уже будучи вдовой, она в 1722 г. дала взаймы посадскому человеку Андрею Иванову с. Смольникову 224 руб. до 15 марта 1723 г. Поручителями указывались И. И. Попов с матерью Катериной Ивановой (она же являлась матерью А. Смольникова) и И. А. Чадов. На них возлагалась ответственность за своевременную выплату А. И. Смольниковым долга. Поскольку А. И. Смольников не только не смог на указанный срок вернуть 224 руб. Е. И. Гоутман, но и вообще, по словам матери, съехал с Вологды в Санкт-Петербург, «два пая» долга (149 руб. 11 алт.) пришлось внести И. И. Попову и Катерине Ивановой в мае 1723 г. Другому же поручителю, И. А. Чадову, было дано предписание явиться в магистрат к допросу 13 апреля 1724 г. «не позднее втораго часа дни поутру»[8]. В своем допросе в магистрате И. А. Чадов говорил, что оставшийся долг обязаны платить заимодавице Е. И. Гоутман И. Попов с матерью, поскольку в феврале 1724 г. состоялся полюбовный раздел денег и всяких пожитков между А. И. Смольниковым и И. Поповым.

В состав дела включен указ из Вологодской камерирской конторы в магистрат о том, что в первую очередь с посадских людей должны быть взысканы недоимки по кабацким и таможенным платежам и лишь затем - по челобитным в заимодавстве. В самом же взыскании долгов по челобитным приоритет отдавался иностранным купцам: «долговые денги наперед править чюжеземцом, а русским людем править после» На основе указанных принципов и должен был действовать президент Вологодского магистрата Алексей Рыбников с тов. Однако в данном деле нет конца, и неизвестно, получила ли удовлетворение в своем иске Е. И. Гоутман.

С Екатериной Гоутман (урожденной Ферколайн, невесткой крупного голландского купца Ивана Алферьева с. Гоутмана [9]) связано очень большое по объему судебное дело 1723–1730 гг. со шведским офицером Вилимом Дугласом. Это дело представляет интерес в плане истории одной отдельно взятой голландской купеческой семьи, длительное время действовавшей в России и жившей в Вологде. В нем раскрываются многие стороны взаимоотношений между самими торговыми иноземцами, а также их деловые контакты с русскими торговыми людьми [10]. Один из участников спорного дела, Вилим Дуглас находился в Вологде в плену, и в 1715 г. женился здесь на дочери И. А. Гутмана Марии. Другая же дочь И. А. Гутмана Екатерина была замужем за Леонардом Дюпиром. После смерти И. А. Гутмана в 1718 г., между Андреем Ивановым с. Гутманом и Вилимом Дугласом было составлено письмо, в котором они договорились совместно противодействовать притязаниям Леонарда Дюпира на наследство умершего. Когда же в 1721 г. умер и Андрей Иванов с. Гутман [11], то приехавший из Москвы в Вологду Леонард Дюпир начал требовать от вдовы Екатерины Ивановой Гутман выплаты денег по долговым счетам покойного свекра. В этой ситуации Вилим Дуглас отказал Екатерине во всякой помощи, и ей пришлось заплатить истцу долг своего свекра в размере 1450 руб., в том числе и половину суммы (725 руб.), положенную к уплате В. Дугласу, согласно договорному письму.

После заключения Ништадтского мира между Россией и Швецией, Вилим Дуглас уехал на родину, так и не вернув Екатерине Гутман причитающихся ей 725 руб. К этому времени в Голландии умер избранный ими посредник Яков Адольфов с. Гоутман и, несмотря на неоднократные предложения Екатерины к Дугласу избрать нового посредника, он ей ничего не отвечал. Способ взыскания требуемой суммы она усмотрела в оставшихся на трех посадских людях Вологды (Иване Смуром и др.) кабальных долгах Вилиму Дугласу в сумме 550 руб. и в продаже его прежнего дома здесь. Об этом ею была направлена челобитная на имя Петра  15 сентября 1723 г., а другая подана непосредственно в руки императору во время его приезда в Вологду в марте 1724 г. Материалы дела интересны с точки зрения судопроизводства в России в Петровское время, порядка ведомственной переписки (между Вологодским и Главным магистратами, Кабинетом е. и. в., а также местными учреждениями – провинциальной канцелярией, камерирской конторой и др.). В состав дела входят несколько документов на голландском языке - это копии деловых писем Ек. Гутман в Швецию Вилиму Дугласу в мае и октябре 1723 г. с сообщением о смерти в Амстердаме Я. А. Гутмана, а также их переводы на русский язык. Важны сведения и о том, как использовалось Петровское законодательство (указ о единонаследии, Генеральный Регламент и другие установления) в конкретном дело- и судопроизводстве тогдашней России.

Екатерина Гутман с сыном Яковом продолжала жить в Вологде еще и в 1741 г. В том же фонде РГАДА удалось обнаружить челобитную вологодских купцов от 27 июля 1741 г. на Якова Андреева с. Гутмана, скрывающегося от уплаты по просроченным векселям у своей матери Екатерины. Екатерина отказалась пустить канцеляристов Вологодской Ратуши и купцов в свой дом для сыска ее сына и описания его имущества в погашение долгов по просроченным векселям [12].

В ф. 496 ГАВО (Консистория) было обнаружено дело о торговой казни какого-то иноземца, новокрещена Якова Калленка в 1706 г. Его вместе с неким иконником Алексеем и попом Московской церкви Пречистые Богородицы за Смоленскими воротами Иваном Лукьяновым обвиняли в воровском подметном письме и в порче. Дело расследовал Патриарший духовный приказ и Преображенский приказ. По решению митрополита Рязанского и Муромского Стефана Яворского виновные были нещадно биты кнутом, поп Ив. Лукьянов был навечно сослан в Спасо-Каменный монастырь, откуда ему, однако, удалось бежать [13].

В плане гендерном несомненный интерес представляет дело об украденных вещах у иноземки Марии Фельдгузен 1723 г. Оно показывает взаимное восприятие друг друга иностранными и русскими женщинами в начале XVIII в. Суть дела заключалась в том, что в октябре 1722 г. у Марии Фельдгузен в доме произошла кража большого числа разных предметов («постилалников», наволочек, скатертей, рубах, шапок, рукавиц, перчаток, тканей) на общую сумму 120 руб. А в апреле 1723 г. Мария Фельдгузен опознала одну из украденных вещей (плат немецкого полотна) на незнакомой ей вологжанке, поймав которую с поличным, она привела в Вологодский магистрат. В челобитной Марии Фельдгузен представляет интерес ее указание на норму Соборного Уложения 1649 г согласно которой можно было пытать человека, пойманного с поличным. Это свидетельствует об определенном правосознании иностранцев, проживавших в России и знавших нормы тогдашнего русского права. Пойманная с поличным вологжанка оказалась женой посадского человека Василия Драницына Анной Родионовой, сказавшей в допросе, что тот плат дала ей ее сестра Агрофена Свинобоева для продажи. Последняя также во время допроса в магистрате сказала, что в течение 5-7 лет у нее в доме стояли 4 шведки, на которых она работала «всякую работу», а затем они съехали в Нарву. Перед отъездом они подарили Агрофене небольшой узорчатый плат, причем в присутствии ее снохи Прасковьи Свинобоевой. Конец дела не вполне ясен, но, вероятно, Мария Фельдгузен удовлетворения не получила [14].

Материалы первой ревизии Вологды

В неопубликованной работе Н. В. Фалина по исторической демографии Вологды отмечалась неполнота источников об ее народонаселении в Петровское время. Фалин анализировал данные из обширной статьи Н. И. Суворова «Вологда в начале XVIII столетия» [15]. В ней автор сообщал, что в 1713 году в Вологде было всего 1713 дворов. Полагая число жителей на 1 двор равным 6, он определял общее число жителей в 10278 человек (душ об. п.). При этом, как писал Фалин, Суворов не принимал во внимание населения с. Фрязинова, являвшегося в сущности пригородом Вологды. Другой историк статистики, В. А. Попов, определял население города в 8565 человек (исходя из населенности двора 5 чел. и без с. Фрязинова)[16].

Н. В. Фалин считал, что в начале XVIII века большой удар процветанию города нанесло основание Петром Первым Петербурга и последовавшие его указы о том, чтобы в Архангельск для экспорта за границу направлялись только те товары, которые производились в бассейне Северной Двины, товары же, следовавшие из других мест, направлялись бы прямо на Петербург. Этим было в корне подорвано благосостояние города и надолго остановлен его рост. Хотя преемники Петра и отменили стеснительные для вологодской торговли его указы, тем не менее город уже не мог подняться до прежнего уровня, и мы видим, что как в начале XVIII века, в 1713 году - число жителей города определяется свыше 10 тыс. человек, точно так же в 1797 году оно было тоже около этого числа [17].

В указе «Об устройстве губерний и определении в оные правителей» от 29 мая 1719 г. было приведено общее число дворов в Вологодской провинции (отнесенной к Архангелогородской губернии) - 27. 800. Согласно опубликованному В. М. Кабузаном и Н. М. Шепуковой Табелю первой ревизии в России 1718-1727 гг., в Вологодской провинции по Вологодскому уезду числилось 2622 души м. п. купечества [18].

В ф. 350 РГАДА имеются данные о дворовой переписи части Вологодского уезда в 1710 г. и его ландратской переписи 1717 г., а также о первой ревизии, произведенной в городе в 1719–1722 гг. К сожалению, полных сведений о первой ревизии по Вологде и уезду даже в РГАДА нет. Сохранились данные лишь о духовенстве городских и посадских церквей города, о посадском и разночинском населении только двух слобод - Власьевской (вокруг церкви Власия Севастийского – ныне ул. Челюскинцев, рядом с ГАВО) и Спасской (вокруг церкви Спаса на Болоте - ныне ул. Пролетарская, напротив здания музыкально-педагогического факультета ВГПУ) за 1722-1723 гг. Внутри слобод описание поместило ориентиры типа «От Никольских каменных ворот по левой стороне», «На Пятницкой  улице», «Улица Ехаловы Кузнецы», «Солдатская слобода», «Около церкви Владимирские Богородицы», напоминающие аналогичные ориентиры в переписной книге Вологды 1711/12 г.

Судя по преамбуле сборника ревизских сказок 1722-1723 гг., проведение переписи в Вологде было поручено полковнику Пярнуского полка Якову Островскому. В переписи должны были принять участие слободские сотские. Составленные переписные книги Я. Островскому предписывалось подать в «Канцелярию свидетельства душ и расположения полков» генерал-майору Федору Гавриловичу Чекину.

Каждый зафиксированный по первой ревизии двор, включенный в общую переписную книгу переписчика полковника Якова Островского, был пронумерован. Всего по Власьевской слободе было отмечено 105 посадских дворов, а по Спасской - 94 двора.. Переписчики регистрировали по дворам (домам) посадских людей, их детей и свойственников, приказчиков, работников «с летами» (то есть с указанием возраста), «не обходя ни единые мужеска полу души». В перепись должны быть также включены пришлые на Вологду люди из других городов с их детьми свойственниками и работниками. Речь шла о фиксации только душ мужского пола, даже если это были младенцы нескольких недель. Женское население в ходе ревизии фиксировалось только применительно к вдовам-дворовладелицам, и это роднит первую ревизию с предшествовавшими ей переписными книгами XVII - начала XVIII в. При отсутствии хозяев-мужчин сведения о них («скаски») предоставлялись переписчикам их женами или матерями.

Ревизия представляла собой обширную совокупность однородных описательных статей. Их формуляр можно продемонстрировать на конкретном примере: «двор посацких людей Василья да Ивана Никитиных детей Крупениковых. От роду им лет: Василью 52 года, Ивану 49 лет. У них детей и работных людей и свойственников при их доме николо нет. А ежели Василей да Иван что при сей преписке утаили детей своих и свойственников и своих служителей и работных людей мужеска полу, которые у нас живут в доме нашем, или которые из дому нашего куда отлучились при сей переписке не объявлю, а после о том кто изветит и про то сыщется, и за ту утайку указал бы его императорское величество учинить мне смертную казнь, а движимое и недвижимое наше имение взять на его императорское величество» [19].

В отличие от переписных книг Вологды XVII - начала XVIII в., каждая ревизская сказка в 1722-1723 гг. скреплялась в конце собственноручной подписью самого дворовладельца, если он был грамотным, или другого лица (посадского человека, священника, пономаря), приложившего руку по его велению. Особенно часты под ревизскими скасками подписи Осипа Белянкина. Например, «вместо Матвея Кочютина посатцкой человек Осип Белянкин по его прошению руку приложил»[20].

В записях первой ревизии интересны сведения о миграциях населения Вологды. Назывались они «отлучениями». Обычно указывались Москва (скажем, сыновья посадского человека живут в Мещанской слободе) или Санкт-Петербург («сошел для работы»). Порой фигурирует Великий Устюг, куда зажиточные вологжане направлялись по своим торговым делам, или Тотьма, где они помогали мобилизовывать профессиональных мастеров для работ в северной столице. Иногда место, куда отъехал хозяин, не указывалось: «двор посадского человека Михаила Иванова с. Акишева, оной ныне в отлучке для торгу своего». В некоторых случаях во дворе у посадского человека мог быть отмечен «работник по записи москвитин, а прежде он бывал родом вологжанин...» [21]. Казенные ремесленники (например, записные прядильщики) отмечены сошедшими в Петербург для работы.

Среди живущих на подворье у посадских людей отмечены ученики (… «у него ж живет в учении чеботному мастерству по записи в урочных годех до 725 году такой-то, отроду ему 14 лет»)[22]. Следовательно, отношения ученичества среди посадских людей оформлялись специальными записями и ограничивались определенным сроком. Для изучения социальных отношений в посадской среде важны сведения ревизских сказок о проживании во дворах крепостных людей со своими семьями. Судя по возрасту, иногда крепостными людьми посадских людей считались и дети-сироты.

В переписи Я. Островского весьма интересны сведения о выезжих иноземцах, оказавшихся в Вологде в Петровское время. Например, во дворе разночинца-живописца Ивана Иванова сына Иевлева отмечен иноземец торговый человек Иван Ланк, переведенец из Дерпта, 43 лет. Во дворе помещика Федора Вараксина показан живущий на дворничестве 25-летний «рижский житель» Максим Иванов, выехавший в 1710 г. из Риги, крестившийся в Вологде в православие и имеющий годовалого сына.

Переписью были также учтены солдаты Вологодского гарнизона, их сыновья, дочери и солдатские вдовы (всего 188 дворов). Помимо солдат в гарнизоне служили драгуны, капралы, сержанты, также отмеченные переписью. К Вологодской солдатской роте были «приверстаны» и некоторые оставшиеся в Вологде шведские пленные, список которых приведен в переписи Я. Островского. В списке указывался возраст шведских солдат и их сыновей. Например: «Ян Улас 52 лет, у него два сына - Санкрест 6 лет, Адам 2 лет; или: «Адам Сиверсон 45 лет, а детей и свойственников и работников у него нет»[23]. За солдат в конце ревизских сказок обычно расписывался ротный писарь Семен Сучков.

В записях первой ревизии по Вологде содержатся сведения и об отставных солдатах, живущих во дворах посадских людей. При этом указывались точно датированные документы, на основании которых была произведена отставка («пашпорт явил за подписанием рук Архангелогородской губернии подполковника Ивана Кокошкина, вице-губернатора Петра Лодыженского за справою подьячего Ивана Богданова» [24]) и ее причины: увечен («нога переломлена», «на голове на теме рубец»), за глухотою, за худобою, за ранами, по старости, дряхлости и т. п. Отставка от солдатской службы могла быть совершена и «за свидетельством дохтура» Солдатские жены, вдовы и дети отмечены были также и на подворьях у посадских людей. Помимо посадских людей, бобылей, архиерейских детей боярских, вологодских помещиков, перепись отметила в Вологде и таких явно новых лиц, как почтмейстера Степана Ключарева или названных выше выходцев из прибалтийских городов Нарвы, Дерпта, Риги а также Швеции.

В конце переписи было дано три табеля, обобщающих количественные показатели населения по трем категориям дворов (домов) - посадские, разночинцы, солдаты. Нами эти показатели были сведены в одну таблицу. Из нее следует, что во Власьевской и Спасской слободах (это Верхний посад Вологды) по данным первой ревизии было 707 посадских, разночинских и солдатских дворов и в них 1287 чел. м. п. (см. табл. 1).

Таблица 1.

Население двух слобод-сотен Вологды в 1722 г.

Источник: РГАДА. Ф. 350 (Ландратские и переписные книги). Оп. 1. Ч. 2. Кн. 675.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 РГАДА. Ф. 137 (Городовые и боярские книги). Вологда 6; Новгород 156,157,159. Выражаем свою признательность И. В. Пугачу, обратившему наше внимание на книги по Новгороду.

2 Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. Эпоха Петра 1. М., 1996. С. 315 № 169.

3 Там же. С. 50. 51,193,319.

4 РГАДА. Ф. 717. Оп. 1. № 457. Л. 1 об.-2. Со стороны К. А. Дебоса закладную подписал его работник Иван Мухин («по приказу хозяина своево, а подлинную к себе взял»).

5 РГАДА. Ф. 717. Оп. 1. № 274.

6 там же. № 297. Л. 1 об.-2об. Купчую писал подьячий крепостных дел Семен Бовыкин.

7 Там же. Л. 3-3об. Купчая оформлялась в Москве подьячим Ивановской площади сотенным Стрелецкого полка И. Е. Цыклера М. Капрановым.

8 РГАДА. Ф. 717. Оп. 1. № 528. Срок, установленный И. А. Чадову для явки к допросу в магистрат, определялся наступлением страстной недели и пасхи.

9 Подробнее о Гутманах см.: Захаров В. Н., Черкасова М. С. Иностранные купцы и их дворы в Вологде в XVII - первой четверти XVIII в. // Вологда. Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда, 2000. С. 104-107,119-120.

10 РГАДА. Ф. 717. Оп. 1. № 504. Воспроизведение голландских текстов в деле принадлежит нашему коллеге из Нидерландов (г. Гронинген) Яну Виллему Велувенкампу, которому мы выражаем глубокую признательность.

11 В. Н. Захаров указывает период деятельности Ивана Гутмана с 1684 по 1712 гг. (Захаров В. Н. Указ. соч. С. 313. № 67).

12 РГАДА. Ф. 717. Оп. 1. № 875. Благодарю научных сотрудников РГАДА Н. П. Воскобойникову и С. И. Сметанину за возможность познакомиться с содержанием этого документа. В. Н. Захаров указывает время деятельности Екатерины Гутман с 1719 по 1724 г., а Екатерины Ферколен - с 1724 по 1726 г. (Захаров В. Н. Указ. соч. С. 313. № 66; № 154. С. 315). Скорее всего, речь идет об одном и том же лице.

13 ГАВО. Ф. 496. Оп. 1.№216.

14 РГАДА. Ф. 717. Оп. 1. № 480.

15 Суворов Н. И. Вологда в начале XVIII ст. Топографический и статистический очерк // Памятная книжка для Вологодской губернии на 1861 г. Вологда, 1861. С. 1-104, 127-129.

16 Попов В. А. Движение народонаселения в Вологодской губернии // Записки Русского Географического общества. Отделение статистики. СПб., 1871 и отдельное изд. За это исследование В. А. Попов получил в 1865 г. малую золотую медаль РГО.

17 Фалин Н. В. Краткий обзор движения населения города Вологды // ГАВО. Ф. 652. Оп. 1.№43. С. 8.

18 Кочина З. В. Вологда при Петре I. Хроника и российские законы. Вологда, 2002. С. 111; Кабузан В. М., Шепукова Н. М. Табель первой ревизии народонаселения России (1718-1727 гг.) // Исторический архив. 1959. № 3. С. 144. См. также: Кабузан В. М. Народонаселение в России в XVIII - первой половине XIX в. М., 1963.

19 РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Ч. 1. Кн. 675. Л. 2-202. По листам кн. 675 скрепа переписчика полковника Якова Островского. Далее в кн. 675 описание г. Кологрива Костромской провинции.

20 Там же. Л. 3.

21 Там же. Л. 14.

22 Там же. Л. 13,24.

23 Там же. Л. 164–200 (всего пронумеровано 94 солдатских двора). Информация о солдатах в первой ревизии является ценным источником для изучения Вологодского гарнизона при Петре I.

24 Там же. Л. 53.