Жижина С.
Деревянное кружево

Событие на выставке

Начало нашего века. 1900 год. В Париже открывается всемирная выставка. Эйфелева башня снова, как и одиннадцать лет назад, на выставке 1889 года, становится ее своеобразным символом. Международные выставки начали устраиваться не так давно. Первая была в 1851 году. С тех пор их стали делать регулярно в разных городах и столицах мира: в Париже, Стокгольме, Чикаго, Вене. С каждым разом международные выставки приобретали все большую популярность, в них участвовало все больше стран. В 1900 году на выставку в Париж приехали представители 65 стран.

Среди участников была и Россия. Русский павильон, построенный в виде древнего кремля с теремами, шатровыми башнями, крытыми крылечками, привлекал к себе множество посетителей. Привлекал не только замысловатым видом, но и тем, что было представлено внутри. Многие стремились побольше узнать о русском народе, увидеть, что умеют делать в этой большой и непонятной стране. Особенно много людей толпилось там, где были выставлены изделия народных мастеров. Здесь можно было увидеть много красивого и необыкновенного.

Бурак, или туес, сосуд для питья. Резчик И.А. Вепрев украсил его тонкой прорезью с подложенной цветной фольгой.

Но, пожалуй, самым неожиданным и самым удивительным оказались изделия из резной бересты; почти невесомые, с розоватой бархатистой поверхностью, с тончайшей прорезью, из-под которой поблескивала, отливая разными цветами, фольга, они напоминали дорогие и изысканные изделия из кости с ажурной резьбой. Табакерки, шкатулки, портсигары, круглые бураки – сосуды для питья – и все это из простой бересты. Париж трудно удивить, но парижане были в восторге от этих необычных вещей, в которых чувствовался большой вкус и мастерство художника.

Все эти вещи были сделаны руками крестьянского резчика Ивана Афанасьевича Вепрева из деревни со странным названием Курово-Наволок, недалеко от Великого Устюга. Имя Вепрева впервые стало известно в 1882 году, после выставки в Москве. Она принесла ему славу, успех и серебряную медаль. Теперь, после Международной выставки в Париже, его узнала Европа. Из Швеции, Норвегии, Франции шли заказы на изящные изделия из бересты. Резьбой по бересте занимался не только Вепрев. В ближних деревнях и селах крестьяне тоже делали вещи, похожие на вепревские. Все они жили в одной Шемогодской волости, поэтому и появилось название «шемогодская резьба по бересте» или просто «шемогодская береста».

Кружево из бересты

Береста – это верхний слой березовой коры. Везде, где растет береза, а растет она по всей России, русский крестьянин делал из бересты множество поделок. По-разному называли и называют ее в разных районах России. Древнее название «бересто» известно с XV–XVI столетий. Потом появляются «берёста» и «береста». Она обладает удивительными свойствами – легкая, прочная, с мягкой теплой поверхностью. На что только не употребляется она в хозяйстве русского крестьянина!

На севере России с берез снимали большие пластины бересты. Называли их скалами, скальем. С незапамятных времен скалье продавали на всех северных ярмарках и рынках. Используя замечательные свойства бересты, пропитанной смолистыми веществами, ее прокладывали на крышах домов, чтобы предохранить бревна от гниения и сырости. Из бересты делались различные сосуды. Крестьянин, уходя в поле на работы, всегда брал с собой туесок с водой или квасом. И в самый жаркий день питье в туеске оставалось холодным. Но, пожалуй, самое удивительное – это берестяные грамоты. В XI–XII веках в древнем Новгороде берестяные пластины использовались для письма. Это был удобный доступный материал. Писать на нем было очень легко – остро заточенная палочка процарапывала на мягкой поверхности контуры букв. Древние новгородцы, вероятно, не подозревали еще об одном удивительном свойстве бересты – ее способности сохраняться долгие годы. Новгородские письма на бересте, пролежав в земле больше восьми столетий, дошли до нас.

В старину умели не только использовать чудесные свойства бересты, ее умели украшать, превращать в нарядные, полные гармонии и изящества вещи. Интересно, что уже в середине XVIII века техника резьбы по бересте была хорошо известна. Об этом писал Андрей Болотов.

Один из просвещенных людей XVIII столетия, он занимался переводами, сам писал книги, издавал сельскохозяйственные журналы. Двадцать семь лет Болотов вел дневник, который и был опубликован как «Жизнеописание Андрея Болотова». Для современных историков эта книга служит энциклопедией жизни XVIII века.

Болотов писал обо всем: об обычаях, нравах, быте, о хозяйственной жизни, политических событиях того времени. Есть у него заметки и о резьбе по бересте: «Никакая работа и мастерство мне так не полюбились, как одна особливая – производить из простой бересты табакерки, стаканчики, кружечки». Болотов научился украшать их резьбой и тиснением, которое еще называется чеканкой. Он подробно объясняет, как это делается: «Сия чеканная работа производится маленькими палочками, у коих на концах вырезаны разные фигуры и расположенные так, чтобы при наставлении палочки на бересту и при ударении в другой конец ее молотком выпечатывалась на бересте довольно возвышенная фигурка». А для резьбы по бересте никаких особенных орудий, кроме ножа и, может быть, еще шила, не требовалось. Тупой стороной ножа или шилом на бересте наносится контур рисунка, а потом вырезается острым концом.

Премудрый Драбант

«Иже премудры Драбант имел два лица». Эта надпись обрамляет резной портрет самого Драбанта. Кто такой был Драбант, мы не знаем. По-видимому, он обладал веселым характером и, конечно, был необычен. Еще бы! Посмотришь с одной стороны – он изображен в профиль, в круглой рамке, украшенной цветами. Перевернешь вверх ногами – то же самое, тот же смешной Драбант с длинным носом и загнутым подбородком. Смешная картинка, говоря современным языком – изошутка. Выполнена она на дне берестяной табакерки, украшенной орнаментом с виноградными гроздьями, цветами, лентами. На крышке изображена сценка: кавалер и барышня играют в карты. Позади них, за стульями, стоят слуга и служанка. Все это выглядит очень забавно. Разодетые господа надуты и важны. Так же важны и их слуги. Мастер старается передать все детально: резные завитки на ножке стола, оборки на юбке дамы, люстру. Люстра непомерно огромная царит в этой сцене над всем. Она намного больше своих реальных размеров и занимает все свободное пространство. Вероятно, тот, кто резал табакерку, был мастером-самоучкой, как и все народные мастера. Его нигде не учили законам рисунка, он не сумел передать перспективу и пропорции, но это не снижает цельности и художественной ценности резного изображения. Пусть оно выглядит немного наивным и не совсем умелым, но вся сценка искрится юмором, герои ее живут, и мы все время чувствуем отношение к ним автора, полное лукавой насмешки.

С донышка берестяной табакерки смотрит на мир «премудрый Драбант». Перевернешь табакерку вверх ногами – опять тот же Драбант.

Под изображением стоит подпись: «Играет с милым в...», а во что – не хватило места. Табакерку опоясывает надпись: «1832 го марта 12 числа деланъ сей подарок в Устю». Опять автор не рассчитал, и не хватило совсем немного места для двух букв, чтобы получилось «в Устюге». Конечно, в Устюге, старинном центре резьбы по бересте, была сделана эта веселая тавлинка (так в старину называли табакерки), и делал ее веселый мастер. Он любил жизнь, любил смех и свою работу. Об этом говорят вещи, сделанные его руками. Есть еще две табакерки, похожие на первую, как родные сестры. Одна хранится тоже в Историческом музее в Москве, а другая – в Ленинграде, в Музее этнографии народов СССР. Сравним изображение на крышках тавлинок, хранящихся в Москве. Игра в карты продолжается, игроки те же, но обстановка изменилась. Служанка готовит им чай или кофе. К сожалению, надпись на табакерке не сохранилась, утрачена от времени. Но зато на третьей табакерке мы снова встречаемся с веселым Драбантом. Под портретом этого смешного человека надпись: «Веселица и поет сей премудрый Драбант». Тут же слова, которые были традиционными на изделиях народных мастеров: «Сия т (т. е. тавлинка) в знак дружбы и любви». А дальше дата: «1832 го марта 16 чи делана». То есть эта табакерка была сделана через четыре дня после первой! Даты на произведениях крестьянского искусства вообще большая редкость. Как правило, вещи приходят в музей без подписей авторов, без датировки. А здесь такая редкая удача: две табакерки датированы, да еще делались почти одновременно. Все табакерки очень похожи, но в то же время не повторяют друг друга до конца. У одной на дне сделана резная сетка, у другой – веселится и поет Драбант. Две табакерки опоясаны полосой узорного орнамента, а на третьей вместо нее надпись. Любой народный мастер, резчик по дереву, живописец или костерез, сколько бы ни повторял одну и ту же вещь или один и тот же мотив, никогда не сделает их точными копиями. В каждую он внесет что-то новое, добавит какую-нибудь новую деталь.

Итак, все три сестры-тавлинки сделаны в Великом Устюге в 1832 году. В эти годы и раньше Великий Устюг и его окрестности были центром производства художественной бересты. Об устюжской бересте в 1791 году писал известный ученый-путешественник П. И. Челищев. Он путешествовал по русскому Северу и оставил свои путевые дневники. Описывая ярмарку в Великом Устюге, Челищев упоминает «берещеные, фигурками напечатанные бураки (туески)», т. е. берестяные туески, украшенные тиснеными изображениями.

Великий Устюг был одним из богатейших городов в старину. Этот древний русский город стоит у подножия горы Гледень, у слияния двух северных рек – быстрой коварной Сухоны и Юга. Отсюда и пошло название города: Устье Юга – Усть-Юг – Устюг. Он упоминается в летописи уже в 1192 году. Летописец писал, что в этом году пришли на Устюг казанские татары, «город лестию взяли и разорили». Устюгу приходилось обороняться от многих врагов, даже от реки Сухоны, которая, внезапно меняя русло, не раз набрасывалась на город.

В XVI–XVII веках Великий Устюг становится большим городом, через пего проходит важнейший торговый путь, которым шли заморские купцы из Архангельска на Москву. В нем процветают различные ремесла. В конце XVII столетия в Устюге было 5 больших площадей, множество улиц, был выстроен огромный гостиный двор. Для купцов («гостей») в Великом Устюге было отстроено восемь торговых рядов, двести сорок лавок и амбаров.

В городе бурлила жизнь. Сюда на ярмирки отовсюду шли обозы с товарами. Злесь было что посмотреть, чему поучиться. Но в начале XVIII века с появлением новой столицы – Санкт-Петербурга торговые пути изменили свое направление. Торговая жизнь в Устюге пошла на спад, и он превратился постепенно в маленький уездный городок. Но в нем остались жить богатые традиции, его мастера передавали из поколения в поколение свое мастерство.

Когда устюжские резчики брали в руки бересту, чтобы превратить ее в тончайшее кружево, перед ними всегда были образцы, которым можно было подражать. Это была, во- первых, тонкая резьба по кости, которой занимались мастера-костерезы в Холмогорах под Архангельском. Кость стоила дорого. А из бересты можно было сделать дешевую, но не менее красивую вещь. Вот и получался ларчик, совсем как из кости, весь покрытый прорезью, с блестящим фоном от подложенной фольги.

Другие мастера делали берестяные изделия, которые очень напоминали узорное просечное железо. И это понятно. Испокон века Устюг славился на всю Россию и даже за ее пределами сундучками, окованными полосами фигурно высеченного железа. Самые замысловатые узоры выделывали из железа устюжские кузнецы. А те, кто резали по бересте, умели и эти узоры передать на своем мягком и податливом материале.

Все, что появлялось нового, интересного, что нравилось резчикам, они обязательно использовали в резьбе по бересте.

Вернемся к веселому Драбанту. На всех табакерках с его изображением вырезан красивый орнамент из виноградных гроздей. Откуда он мог появиться здесь, на севере, где виноград никогда не рос? Гроздь винограда с красивыми листьями появилась в русском искусстве Севера в давние времена. Она пришла на Русь вместе с древними легендами, и изображение этих диковинных плодов далекого Юга связывалось с представлениями и мечтами о заморских странах, полных чудес. Здесь же, в Великом Устюге, в XVIII– XIX веках процветало искусство черни по серебру. На фабрике, которая выпускала серебряные изделия, одним из лучших художников был мастер финифтяных дел1[1 Финифть – старинное название эмали, стекловидной массы разных цветов, которой украшались изделия из меди, золота, серебра] Алексей Жилин. Он был автором узора с гроздьями винограда, который появился на серебряных изделиях в начале 30-х годов. По всей вероятности, этот красивый орнамент на дорогих серебряных вещах и был использован на бересте, более дешевом и доступном материале.

Почти все изделия из бересты, которые дошли до нас, говорят о большом мастерстве резчиков, об их удивительном умении использовать мотивы и приемы, употребляемые в других материалах – в резной кости, просечном железе, черненом серебре. Но это умение никогда не переходило в простое подражание. Большинство вещей, сделанных ими, неповторимо.

«Работал устюжский мещанин Степан Бочкарев»

К этим словам нужно добавить дату: «1817 года месяца октября 20 числа» – и получится надпись на красивой берестяной шкатулке. Шкатулка эта не простая. Она сделана так, что внутри нее помещаются четыре коробочки, а в коробочках – фишки для карточной игры. Они и сейчас в ней хранятся, плоские костяные фишки красного, коричневого, желтого и зеленого цветов. Коробочки, оклеенные берестой, окрашены в цвет фишек.

Шкатулка для хранения фишек для карточной игры. Сделана она чудесным устюжским мастером Степаном Бочкаревым в 1817 году, о чем он и написал на крышке шкатулки.

Степан Бочкарев... До нас дошли только две вещи, сделанные его руками, но и в них виден большой художник. Он жил в Устюге, раз подписывает свою работу «устюжский мещанин», т. е. устюжский житель, ремесленник. Ведь в то время слово «мещанин» вовсе не означало то, что мы теперь подразумеваем под этим словом. В XIX веке мещане – это городское сословие, состоявшее из ремесленников и мелких торговцев.

Можно даже предположить, что жил Бочкарев не в самом Устюге, а в его пригороде. В старину, как правило, ремесленники, кустари жили в слободах, расположенных вокруг городов. И вот на одной табакерке он изобразил дома, улицу, за ней другую. Если присмотреться повнимательнее к этим улочкам с домиками, то видно, что мастер взял эту картинку не из книги, не с рисунка, а прямо из жизни. Что увидел вокруг себя, то и вырезал острым резцом на бересте. А чтобы было понятней, написал: «Река. Сия горы Мраморны. Селение на них Кадьяков». Поэтому мы и можем предполагать, что в этом селе Кадьякове, пригороде Устюга, жил и работал резчик по бересте Степан Бочкарев.

Шкатулка для фишек почти вся покрыта полосами прорезного орнамента, из-под которого поблескивает фольга. Пока не возьмешь ее в руки, не верится, что сделана она из простой бересты. А на крышке – изображение какой-то занятной сценки. Колодец. Из него выглядывает козлиная голова с рогами и бородой. Рядом с колодцем – лиса, петух и собачка. Откуда попало сюда это изображение? Где мастер Бочкарев мог его взять?

По всей вероятности, это сюжет какой-то басни. Если это так, то его нужно искать среди иллюстраций к басням того времени. На шкатулке дата – 1817 год. Значит, это может быть только басня, написанная до 1817 года. Берем книги известных русских баснописцев Крылова, Хемницера, Богданова. Ничего похожего нет. В таких поисках разгадка приходит всегда неожиданно и совсем не там, где ее ждешь.

В Москве – в библиотеке имени Ленина, в Ленинграде – в библиотеке имени Салтыкова-Щедрина и в других наших крупных библиотеках есть специальные отделы рукописей. И вот среди списков рукописных книг, поступивших в библиотеку имени Ленина, указана рукописная книга конца XVIII столетия «Жизнеописание Эзопово и притчи Эзоповы». Оказывается, рукописные книги с баснями Эзопа были широко распространены на Севере. В Вологодской губернии их хорошо знали, любили и читали во многих деревнях и городах. Вот одна из таких книг. Называется она «Книга глаголемая Езопф по-русски, а по-гречески стихислов: елниски вирша, в ней те напиеашася повествование о небесных птицех, о земных скотех, о зверех, о гадех, и приводится ко всякому человеческому разуму, нраву, притчами сказуется о дружбе, о недружбе, о лести». Название длинное, мудреное, но попробуем разобраться. «Книга глаголемая» – это понятно: «книга называемая». Дальше идет имя «Езопф». Это неверно переведенное имя знаменитого древнегреческого баснописца Эзопа, жившего в VI веке до н. э. «Стихислов» мы можем перевести как «сборник стихов», а «виршами» в старину называли стихи. Слово «елниски» – искаженное, с ошибками написанное слово «эллинские», что в старину значило «греческие». А дальше все слова понятны. Эта надпись хорошо показывает, за что любили басни Эзопа в России – за меткий, образный язык, за хлесткую сатиру и глубокую мудрость.

Итак, мы выяснили, что в Вологодской губернии было много рукописных книг с баснями Эзопа. Но тогда там же должен был быть и печатный подлинник этой книги, а в нем, возможно, были иллюстрации.

Есть в библиотеке Ленина отдел редких книг. Здесь хранится не одно издание басен Эзопа. Одно из первых – «Эзоповы басни» – вышло в Санкт-Петербурге в 1792 году. Книга ветхая, с пожелтевшими от времени листами. В ней под номером 71 стоит басня «Козел и Лиса». Она рассказывает о том, что в жаркий летний день Лиса и Козел решили напиться. По пути им встретился колодец. Они забрались в него, утолили жажду, а затем коварная Лиса, забравшись на Козла, вылезла и ушла, бросив его одного без помощи, да еще добавила:

«Друг мой, если бы ты имел столько же разума, сколько твоя борода волосов, то бы не вошел в сей колодец, не подумав прежде о способах, споспешествующих выйти из оного».

Рядом с текстом помещена иллюстрация к этой басне. И изображение на ней почти во всем совпадает с рисунком на нашей шкатулке. Тот же колодец, выложенный брусками, в нем – глупый козел, рядом – лиса, распустившая от удовольствия хвост. Все как на нашей шкатулке, но нет в этой картинке петуха, собачки, нет некоторых деталей. Вот здесь-то и видим мы удивительное умение народных мастеров всегда сказать свое собственное слово. Перед Бочкаревым была иллюстрация из известной и популярной в городе книги. Но он увидел ее по-своему. Добавил в нее действующих лиц, вырезал фон из елочки и дерева в виде цветка. Пространство понемногу заполнилось, вся картина ожила и заиграла.

Путешествие за львами

Это будет путешествие в дальнее далеко, но не в знойную Африку, а в давно прошедшие времена. И охота будет не только за львами, но и за неведомыми зверями – грифонами, грифольвами, двуглавыми чудищами. Все эти сказочные звери населяют мир берестяных табакерок и шкатулок. Откуда пришли они в северную резную бересту и почему поселились здесь среди сценок и картинок, взятых из книг и лубков?

Два льва с добродушными мордами улыбаются с крышки берестяной табакерки и каждого, кто открывает ее, приветствуют цветками, которые трогательно держат в лапах. Такие же львы разгуливают по крышкам берестяных изделий, и не только берестяных. Лев – один из любимых героев русского народного творчества. Он пришел на Русь в далекой древности вместе с восточными преданиями как олицетворение спутника божества, защитника и охранителя перед грозной страшной силой. Лев вошел в герб владимирских князей древнерусского государства. Львов изображали в белокаменной резьбе владимирских соборов. До наших дней сохранился изумительный памятник древнерусского зодчества, церковь Покрова на берегу реки Нерли, построенная недалеко от Владимира в 1165 году. С ее фасада смотрят смешные добродушные морды львов. Таких же забавных зверей мы можем видеть и на стенах Дмитровского собора во Владимире. Их можно встретить на страницах старинных рукописей. Вместе с ними они путешествовали из древнего Киева и Владимира в Новгород, Поволжье, на Север – в Вологодскую и Архангельскую губернии. С годами символика их утратилась, а любовь к этому образу осталась. Поэтому львиные морды, львиные фигуры можно встретить в любых видах народного искусства: на резных деревянных досках крестьянских домов в Поволжье, на расписных северных прялках и, наконец, на резной бересте. Причем среди них мы не найдем свирепых кровожадных зверей, грозных царей пустыни. Львы, вырезанные на бересте, всегда выглядят добрыми и веселыми. Мастера, которые их вырезали, видели их только на картинках, в рисунках. Поэтому случается, что львы эти не всегда похожи на своих настоящих собратьев. Но зато часто они приобретают удивительное сходство с русскими мужичками. У них появляются человеческие лица, иногда даже с бородкой, и всегда с добродушной усмешкой.

Наряду со львами на берестяных изделиях изображали сказочных грифонов. У них лапы и туловище льва, а голова – орлиная с хищным огромным клювом. Над плечами – громадные крылья. В глубокой древности грифону поклонялись как божеству. Его большие крылья были символом победы и сверхъестественной силы. Грифонов обожествляли в древней Греции и на Востоке. Во дворце скифского царя Скила стояли большие скульптурные изображения грифонов. Их любили изображать и в древней Руси. Грифоны украшали шлем князя Мстислава, сына Юрия Долгорукого. Они должны были охранять его от враждебной силы так же, как, по старинному преданию, они охраняли Александра Македонского. Такого же грифона с огромными крыльями и клювом мы видим на бересте. Его окружают плавные завитки растительного побега, и вид у него далеко не грозный. Время стерло память о волшебном сверхъестественном свойстве грифона, и он превратился в «мирного» зверя, знаменитого только своим экзотическим видом.

Бывало так, что у мастера не было под рукой ни картинки, ни книги, с которых он мог срисовать фигурку сказочного животного. Тогда на помощь ему приходила его собственная фантазия. Вероятно, так появилось на одной берестяной шкатулке неуклюжее чудище с двумя головами – человеческой и звериной. Вырезано оно на фоне чудо- дерева.

Сказочный зверь грифон – нередкий гость на берестяных шкатулках.

Кроме этих фантастических зверей, резную бересту населяют вполне реальные существа – олени, лани, лисы, птицы. В каждой фигуре умело передана грациозность и плавность движений животных. В этом сказывается твердая рука и меткий глаз резчиков. Фигуры зверей обязательно вписаны в прорезной узор из растительных побегов с множеством завитков с листьями и цветами.

Разговор не окончен

Постепенно, к концу XIX века орнаментальное узорочье из бересты начинает вытеснять сюжетные изображения, а потом и совсем побеждает. В работах И. А. Вепрева, с которого мы начали наш рассказ, и его учеников мы уже не встретим ни забавных чаепитий, ни человеческих фигурок, ни фантастических зверей. В узоре – только орнамент, но уже не такой, какой окружал грифонов, львов и птиц. Ветки превращаются в спиральные завитки, цветы – в розетки, из растительного орнамент становится стилизованным, геометрическим. Так резал по бересте Иван Вепрев и все крестьянские мастера из соседних деревень. Четырнадцать сел занималось этим промыслом на рубеже двух веков.

После Великой Октябрьской социалистической революции в деревне Курово-Наволок мастера, резавшие по бересте, объединились в артель. К 1935 году в ней было почти сто человек. Вепревы, потомки прославленного Вепрева, были в ней лучшими художниками. Открылась художественная мастерская в Великом Устюге. В ней тоже резали по бересте. Появились шкатулки, табакерки, портсигары с новым орнаментом и с новыми сюжетами. Встал на страже границы пограничник, вскинул ружье охотник, запрыгали на берестяных изделиях белки, опять побежали олени.

К сожалению, в наши дни этот древний, исконный русский промысел почти забыт. Но мы не теряем надежды и верим, что этот замечательный вид народного искусства возродится. И тогда снова под резцом мастера запляшут веселые человечки и диковинные звери, снова заведет свою тихую красивую сказку берестяное кружево.

 

Жижина С. Деревянное кружево / С. Жегалова [и др.] // Пряник, прялка и птица Сирин : Сб. ст. : Для детей – М., 1971. – С. 152 – 174.