Жегалова С. К.
Алексей Гольцов из Устюга Великого

Среди живописцев русских северных городов добрую славу имели художники Великого Устюга. Он стоит на реке Северная Двина, в том месте, где два притока ее – Сухона и Юг – сливаются. Одна из рек дала имя городу: Устюг (устье Юга).

В XVII веке в этом городе было восемьсот домов – для того времени очень много, и к имени города прибавили слово «Великий», т.е. «большой». Вокруг старого города – городища, основанного еще в XVI веке, вырос новый город – острог. Город был окружен деревянной стеной из стоячих бревен, заостренных на концах. В самом городе было пятнадцать улиц, застроенных с обеих сторон, и тридцать односторонок, т.е. с домами по одну сторону улицы, четыре торговые площади с лавками и амбарами.

Расположенный в центре пересечения торговых путей того времени Великий Устюг еще в XVI веке стал крупным торговым центром. Сюда приезжали «гости» (купцы) со всех концов света. Население города быстро росло: вокруг острога, за городской, стеной, слободами и посадами поселились ремесленники. Среди них было много искусных мастеров, делавших ажурные вещи из бересты, из драгоценных металлов; умелые руки кузнецов превращали железо в узорное кружево.

Среди мастеров было много живописцев-травщиков (в XVII веке их было более 35 человек). Они писали иконы по заказу церквей и монастырей, они же украшали росписью бытовые вещи для горожан.

В отличие от иконописных заказов, где художники должны были точно следовать установленным церковью правилам – канонам, при росписи бытовых предметов они рисовали все, что хотели: что видели вокруг себя и что поражало их воображение.

Устюжских живописцев не раз звали в столицу для росписи царских хором. Так, в 1669 году восемь художников-устюжан «писали травы» в Коломенском дворце. Среди них находился Иван Семенов сын Гольцов. Кроме Ивана Гольцова, писали иконы еще два Гольцова: Семен Яковлев и Степан. Иконописным ремеслом, как и многими ремеслами в Древней Руси, занимались семьями, и оно переходило от отца к сыну, от деда к внукам. Неудивительно поэтому, что в списках иконописцев первой половины XVII века числился Семен Иванович Гольцов – отец Ивана Семеновича, украсивший травами Коломенский дворец в 1669 году.

Вполне вероятно, что и Алексей Гольцов, украсивший росписью теремок, происходил из семьи иконописцев Гольцовых, а мастерство устюжан в писании трав нашло отражение в искусном выполнении им растительного орнамента.

Потомственное занятие иконописью нередко отражалось в прозвищах: Илья-иконник, Карп-иконник, Карпа-иконника сын, а потом становилось фамилией: Иконников.

Богатырь Полкан

А теперь продолжим знакомство с героями росписи на сундуке-подголовке. Посмотрим внимательно на человека-коня – Полкана. На всаднике – кольчуга и круглая опушенная мехом шапка. Откинувшись назад и склонив голову, чтобы лучше прицелиться, он сильно натянул тетиву лука: вот-вот спущенная стрела, со свистом рассекая воздух, полетит и пронзит врага.

Откуда пришло на Русь это фантастическое существо?

Если мы обратимся к древнерусской литературе, то встретим там немало персонажей, нашедших отражение в изобразительном народном творчестве. С давних времен Русь поддерживала связи со своими соседями, но именно с юго-запада больше всего проникала сюда переводная литература. Иноземные повести, легенды, мифы, романы по-своему переосмысливались, и только те герои, которые оказывались близки русскому читателю, становились популярными и присоединялись к любимым народным героям.

Полуконь-получеловек по имени Китоврас, или Кентавр, попал к нам впервые вместе с библейским сказанием о мудром царе Соломоне.

В этом сказании Кентавр – родной брат Соломона, помогающий ему во всех делах. Русскому читателю образ Китовраса полюбился не только своей необычностью: ведь и в былинах конь и человек всегда действует заодно. В русских народных сказках Кентавр был наделен и всеми достоинствами русского богатыря: силой, мужеством, быстротой – каждый скок его равнялся семи верстам; имя его Китоврас, непривычное для русского уха, сменилось на знакомое – Полкан.

В произведениях устюжских художников Полкан встречается часто. На нем то кольчуга, то русский кафтан и круглая опушенная мехом шапочка. Вооружен он всегда луком со стрелами. Нацеливая стрелу или прямо перед собой, или повернувшись всем корпусом назад, Полкан всегда в движении, искусно переданном художником.

В отличие от росписи с Самсоном, где все персонажи обрамлены пестрыми цветами, на некоторых рисунках художник отделил Полкана от травного орнамента круглой рамкой. Вокруг героя оставлено свободное поле и как бы уходящие вдаль горки и холмы: они создают впечатление пространства и глубины. Такими простыми средствами художник сумел показать нам быстроногого богатыря. Окружающий рамку с Полканом растительный орнамент состоит из тех же пестрых цветов на тонких стеблях. Они призваны вызывать ощущение природы, населенной птицами и зверями.

В представлении людей того далекого от нас времени природа являлась таким же мыслящим существом, как и человек. В сказках и былинах природа участвует во всех делах героя, сочувствует его переживаниям, а порой и помогает.

Не сырой дуб к земле клонится, Не бумажные листочки расстилаются, Расстилается сын перед батюшкой, Он и просит себе благословения, – поется в былине о сильном богатыре Дюке Степановиче. Разнообразные причудливые растения – природа – всегда присутствуют и в росписях. Устюжский же художник сделал их по-настоящему живыми: из сплетения стеблей, листьев и цветов на нас смотрят человеческие глаза, смотрят со всех сторон, как будто вместе с птицами и зверями наблюдают за героями, за происходящими событиями.

Два Полкана

В росписи на коробье художник тоже изобразил Полкана. Правда, здесь нельзя говорить о большом мастерстве рисовальщика: изображения всадника и коня не переходят плавно одно в другое, как бы срастаясь в единое целое, а соединены почти под прямым углом. Создается впечатление, будто похожая на столбик фигурка человека вставлена в туловище коня.

Вместе с тем автор росписи удачно передал движение скачущего галапом коня: передние ноги его подняты в воздух, а задние уперлись в землю, чтобы оттолкнуться для очередного скачка «на 7 верст». Передать движение наездника художник не сумел, поэтому, несмотря на стремительный бег коня, стрелок сидит очень прямо и спокойно, целясь из лука в сидящего против него огромного попугая.

Мы видим, что у устюжского художника Полкан скачет по земле: она показана, как и на иконах того времени, находящими друг на друга холмиками с травкой. В росписи коробьи изображения окружены травами одинаково со всех сторон: в их гуще, как в лесу, мчится всадник, в их сплетениях укрылся попугай. Оттого, что оба как бы повисли в воздухе, роспись кажется нам более сказочной и фантастичной.

Несмотря на различия изображений, объясняющиеся уровнем мастерства, в технике этих росписей много общего: и тут, и там сначала наносился черный контур, а потом рисунок раскрашивался (так же писались иконы). И тут, и там сюжетные сценки окружены растительным орнаментом, который превращает роспись в нарядный цветной ковер, а красочная гамма состоит в основном из двух цветов – красновато- коричневого и синевато-зеленого. Сходство особенно заметно в деталях: оба автора одинаково рисуют глаза, подчеркивая их снизу несколькими параллельными черточками, одинаковыми скобочками показывают округлость корпуса коня.

Видимо, живопись устюжских художников – мастеров своего дела – пользовалась у населения заслуженной славой. Однако их искусство ценилось высоко, вещи с росписью устюжан были дорогими и доступны не всем. Художники, расписывавшие лубяные сундучки, хорошо знали работы своих собратьев по искусству. Похоже, что они и жили где-то недалеко от города Великого Устюга. Взяв росписи устюжан за образец, они выполняли те же сюжеты, но по-своему.

«Птица папагалъ»

В росписях на сундуках Полканы сражаются с богатырями или с невидимым нам врагом. А на коробье Полкан прицелился в попугая, который по размеру больше него. На лубяных сундучках попугая можно увидеть не раз, и всюду он изображен очень большим. Чтобы подчеркнуть величину птицы, художник помещает ее в рамку так, что хвост и голова упираются в эту рамку, и оттого что попугаю тесно в отведенном ему пространстве, у нас создается впечатление его непомерной величины.

Чем же так привлекала художника эта птица? На Руси попугай был большой редкостью, «заморским чудом». А ведь всякое чудо волнует воображение гораздо больше, чем повседневность.

Впервые в Москву «птица папагалъ» попала в 1490 году. Римский посол преподнес ее в подарок князю Ивану III. После такие же подарки не раз привозили в Москву немецкие, английские и другие гости. Попугай нравился нашим предкам, и этих птиц стали привозить в большем количестве. Уже в XVII веке попугая, как и любой другой товар, можно было купить в Москве в Охотном ряду. Красивая птица с ярким оперением, естественно, привлекла внимание и автора росписи на коробье. Как «модную новинку» он поместил ее на самом видном месте. Преувеличивая размеры попугая, художник вовсе не пытается передать его истинные размеры, а просто хочет привлечь к нему внимание зрителя.

С той же целью художник тщательно вырисовывает каждое перышко, расцвечивая их яркими красками. И здесь он не копировал природу, а стремился передать нам и передал свои впечатления (в данном случае впечатление от заморской птицы в ярком оперении).

Отсюда мы должны сделать для себя важные выводы:

1) автор росписей коробьи – деревенский художник с далекого Севера, – оказывается, нисколько не отставал от своего времени и в своих произведениях старался отразить все, что волновало его современников;

2) его художественные приемы своеобразны; художественный язык, заимствованный от далеких предков, был хорошо понятен современникам;

3) а нам, если мы хотим «услышать» голос художника, проникнуть в его мир, надо изучать его эпоху, все особенности его творчества и художественного языка.

Храбрый богатырь

Всадник мчится во весь опор. В поднятой руке меч, готовый поразить врага. На всаднике боевые доспехи, на голове корона, за спиной развевающийся плащ. Конь в богатой сбруе, узорном чепраке. Изображение всадника помещено на фоне прихотливо переплетающихся стеблей. Изгибающиеся во все стороны растения цепляются друг за друга ветками и усиливают впечатление стремительности бега коня. По тому, как тщательно выписана каждая деталь рисунка, как одинаковой штриховкой из тонких уменьшающихся черточек автор оттеняет глаза человека и корпус коня, складки одежды всадника и изгибы листьев, нетрудно узнать руку устюжского знаменщика. Обратим внимание также на обрамление росписи – «веревочку». Это любимый орнамент устюжских художников, который они переняли от своих предков; мы не раз встретимся с ним в живописи XIX века. В обычное сочетание красного и зеленого добавлено золото, отчего роспись стала еще ярче. По-видимому, этот сундучок-теремок был преподнесен в дар какому-то важному лицу.

Но мы еще не знаем, кого же изобразил автор росписи в этом царственном воине. Обратимся опять к лубочным картинкам. Наше внимание привлечет одно изображение: на скачущем коне тот же всадник, так же богато убран конь, так же пышно облачение воина и даже в том же движении поднята рука с нацеленным оружием. Правда, вместо меча у него копье с прапорцем, но схожесть обоих изображений от этого нисколько не уменьшается. Под всадником на лубочной картинке надпись: «Храбры богатырь Бова Королевичъ». Оказывается, в роспись на сундуке попал сам Бова Королевич, главный герой повести, причисленный к русским богатырям! Что это за повесть? Что нашел в ней русский читатель?

Повесть рассказывает о приключениях Бовы Королевича и царевны Дружевны. Попав к нам на Русь из Западной Европы в середине XVI столетия, это произведение стало таким популярным, что даже иностранные имена – Бова, Лукопер – вошли в число русских имен, а имя Личарда стало нарицательным в значении «рыцарь». Сказание о Бове быстро «обрусело», сблизилось с устным народным творчеством. В описании обстановки, обычаев все иноземное вытеснилось и заменилось чисто русским. Повесть пленила читателя занимательностью приключений. Храбрость, мужество и благородство, которые проявляет Бова в этих приключениях, ставят его в ряд любимых героев, а сам Бова зовется богатырем.

Содержание повести таково. В некоем царстве, в некоем государстве, в славном городе Антоне жил царь Гвидон. Ему понравилась дочь соседнего короля – прекрасная королевна Милитриса, и он женился на ней. Вскоре у них родился сын Бова. Недовольная этим браком Милитриса задумала злое дело: она подговорила короля Додона убить Гвидона и жениться на ней. Тот так и сделал. Бова узнает о страшном злодействе матери, бежит от нее, поклявшись отомстить за смерть отца. С малых лет оставшись один, Бова оказывается среди врагов и, чтобы отстоять свою независимость, вынужден сражаться. В этих битвах и проявляются его необыкновенное мужество, храбрость и сила; уже в семилетнем возрасте он побивает полчища врагов, побеждает владыку соседнего царства царя Салтана (т.е. турецкого Султана), похищает и увозит с собой прекрасную королевну Дружевну. Благородство и смелость героя покоряют даже самого сильного врага – Полкана, и тот из недруга Бовы превращается в его защитника и брата. Поэтому в росписях сундуков и в лубке художники изображали Полкана, тоже близкого по духу русским богатырям.

На лубочной картинке под копытами коня Бовы в разных позах лежат поверженные им враги. Автор лубка хотел передать самое главное достоинство непобедимого героя: как говорится в повести, Бова метал врагов с коней, как снопы, и ехал по ним, «аки по лесу». В росписи сундука художник сознательно эту деталь опустил. Перед ним стояла другая задача – украсить предмет, сделать его как можно ярче и наряднее. Поэтому он и написал любимого героя на фоне травного орнамента, напоминающего ковер.

Королевна Дружевна

В повести о Бове не менее мужественно ведет себя и королевна Дружевна. На ее долю также выпало немало страданий. Сначала ее собираются выдать за нелюбимого короля Маркобруна. Но перед самой свадьбой Дружевну похищает Бова, и они женятся. Однако скоро судьба их снова надолго разлучает: Дружевна живет в бедности, растит сыновей, но остается верной женой. Как видите, Дружевна – настоящая героиня. Однако в росписях XVII века героев-мужчин много, но женщин нет. Чем это объяснить? По-видимому, здесь отразилось отношение к женщине в XVI–XVII веках: по законам того времени она должна была жить затворницей и не вмешиваться в дела мужчин.

Именно поэтому в росписи на одном сундуке привлекает сценка, где женщина не только присутствует, но, по всей видимости, играет главную роль. К сожалению, роспись не полностью сохранилась: в центре крышки сундучка, там, где рука человека много раз прикасалась к красочному слою, она почти стерлась, а вместе с ней исчезли лица персонажей сценки.

В круглой рамке, обрамленной «веревочкой», всадник и женщина. Несмотря на то, что лица не видно, женщину легко узнать по одежде: на голове у нее невысокая шапка, а из-под шапки на плечи спадает легкая белая ткань – убрус. В XVII веке такой головной убор был непременной принадлежностью женщины. Одета она в нарядное платье, поверх него телогрея: длинные рукава ее висят до полу, а руки продеты в специальные прорези – проймы. Без верхней одежды женщина в ту эпоху не имела права выйти не только из дому, но и из своей половины. Рядом с женщиной всадник. Женщина протянула ему чарку, как бы приветствуя его.

Среди приключений Бовы есть такой эпизод. В день, когда готовилась свадьба Дружевны с королем Маркобруном, Бова явился во дворец, переодевшись странником. Однако королевна сразу узнала его, и они вместе бегут из дворца. Возможно, художник и отразил в росписи это событие, перенеся действие из хором в привычную обстановку, на «лоно природы»: под ногами героев холмики с травкой, за рамкой изгибающиеся на тонких стеблях, похожие на тюльпаны цветы. В гуще растений укрылись большие хищные птицы, их пестрое оперение сливается с окружающим орнаментом. Глаза птиц как-то настороженно смотрят на зрителя, наблюдая за происходящим. Женщина выше коня с всадником. Но мы уже знаем, что так художник показал, что именно этот персонаж главный. А всадник меньше женщины и одет подчеркнуто скромно: ведь он не должен быть узнанным.

В лубке и росписях XVIII века Дружевну можно увидеть значительно чаще, однако, облик ее совсем иной. Так, на одной из лубочных картинок мы видим нарядную жеманную даму с томным взглядом и цветком в руке. Одета она в соответствии с требованиями той эпохи: на ней платье с открытым воротом, узкой талией и широкой, похожей на кринолин, юбкой. Под стать Дружевне и Бова. Этот щеголь, одетый в короткий расшитый камзол и туфли с чулками, совсем не похож на храброго рыцаря.

Видимо, в XVIII веке интерес к повести о Бове у русского читателя не угас, однако теперь привлекали не так подвиги героев, как бытовые детали.

Похожих на лубочных Бову и Дружевну можно увидеть и в росписи коробьи. На внутренней стороне крышки художник изобразил эту пару в подчеркнуто праздничных нарядах. Уперев руки в бок, они как бы позируют перед зрителем, демонстрируя блеск туалетов. Забавная пара эта скорее напоминает вышедших на праздничную прогулку супругов, чем мужественных героев повести.

Царь Александр Македонский

Перед нами опять всадник, но совсем не похожий на Бову. Вместо стремительного движения вперед – спокойствие и неторопливость, вместо галопа коня – нарочито замедленный шаг. От всего изображения веет царственным величием. Это подчеркнуто убранством коня, одеждой всадника и венцом на его голове. Беспокойный, волнующийся орнамент росписи сундука с Бовой сменили три цветка, выполненные в полном соответствии с содержанием данной живописной сценки. Склонившиеся к царственному всаднику головки растений как бы подчеркивают его величавое достоинство.

Чтобы узнать, кого изобразил художник в этой важной персоне, обратимся опять к лубочным картинкам. На одной из них всадник очень похож: как и на сундуке, он в венце и кольчуге, голову коня украшает такое же пышное перо. Надпись около всадника на лубке гласит: «Царь Александръ Македонский». Значит, знаменитый полководец древности был хорошо знаком устюжским художникам.

Этот герой на Руси был весьма популярен. Книга об Александре Македонском называлась «Александрия». В ней рассказывалось о его военных походах и доблестях, причем особенно яркими в книге были те места, где показывались храбрость, мужество, сила и бесстрашие этого героя, т.е. именно те черты, которые роднили греческого полководца с русскими богатырями. В заглавии «Александрии», которое являлось скорее обращением к читателю, прямо указывалось на это: «Повесть сиречь история о великом и храбром царе Македонском. Нынешнего времени достойно послушати, кто хощет... к воинской храбрости добродетельного мужа Александра Македонского» (т.е. стоит и в наше время историю об Александре Македонском послушать тому, кто хочет поучиться у него воинской доблести).

В походах на Восток, в «страны чудес», Александр победил персидского царя Дария, индийского царя Пора. Эти походы в свободных пересказах превратились в невероятные фантастические истории. Особенно привлекали читателя рассказы об Индии, где Александр сражался с необыкновенными чудищами: у одних было тело человека, а голова собаки; у других уши были такие длинные, что свисали до плеч, а у третьих была всего одна нога, но такая большая, что ею можно было закрыться от солнца, да и бегать быстро. Были еще и такие, у которых, вообще, головы не было, а глаза, уста и «прочие чувства» находились в груди. Эти сказочные существа пробуждали фантазию доверчивого читателя, их изображения печатали на лубочных картинках, вырезали на дереве, с ними можно было встретиться в произведениях самых различных видов народного искусства.

Написанный на сундуке Александр полон величия и сдержанной силы, в руке его скипетр – эмблема царской власти. Так же спокоен и величествен его конь Буцефал. Удивительно схожи устремленный вдаль задумчивый взгляд полководца и взгляд коня. Так же одинаково нарисованы их глаза: миндалевидные с круглыми, как бы приклеенными сверху зрачками и тонкими бровями. Согласно сказаниям, конь Александра был под стать своему хозяину. С самого появления на свет по силе, уму и красоте не было ему равных. Никто не мог справиться с Буцефалом, никому он не подчинялся, а Александру Македонскому подчинился сразу. С тех пор конь стал его верным помощником и другом. Вот это сходство в характерах двух выдающихся героев – человека и животного – показал художник в своем рисунке.

«Ура! мы ломим; гнутся шведы...»

В двух росписях крышки сундука художник показал нам картины настоящего боя. Справа мы видим часть крепости, окруженной рекой. Хотя места для нее было мало, художник сумел показать все самое главное: каменную стену с зубцами и бойницами, башню со входом, остроконечной шатровой крышей и вышкой для наблюдения. За стенами можно различить даже крохотные жилые домики. Чтобы у зрителя не оставалось сомнений, автор росписи сделал надписи. «Река» написано у одного из изгибов линии, ограничивающей воду, и около крепостной стены «град» (хотя надпись почти стерта, первые буквы ее хорошо различимы).

К осажденному городу шеренгой движутся воины, вооруженные копьями, мечами и огнестрельным оружием. У первого на вершине копья маленький флажок – прапорец. Мы помним, что в XVII веке каждый полк нес прапорец как свой особый воинский знак: по рисунку на флажке можно было определить, где эта воинская часть была сформирована. Один из воинов бьет в барабан, другой трубит в рожок, давая сигнал к атаке.

Точно такая же сценка написана на крышке сундучка-подголовка. Большая поверхность дала возможность живописцу показать эту сценку детальнее, тем более, что он еще увеличил пространство, как бы отодвинув город за пределы крышки и показав только одну его стену с башней. Шеренга воинов здесь также направляется к воротам крепости, а предводитель с копьем в руке обернулся к отряду и показывает на город, как бы давая знак к нападению.

Что же за сражение изобразил художник и какую крепость собираются атаковать воины?

Нам нужно представить себе время, когда была сделана роспись, и вспомнить историю. Мы уже обратили внимание, как в некоторых рисунках в одежде героев смешиваются две эпохи: одни одеты так, как это было принято еще в XVII веке, другие – согласно требованиям моды начала XVIII века. Следовательно, авторы произведений жили на рубеже двух эпох.

Если мы приглядимся к вооружению воинов, то заметим то же самое.

Хотя огнестрельное оружие – пищали, мушкеты – употреблялось уже в XVII веке, но в первые годы XVIII века еще в ходу было старинное холодное оружие: копья, бердыши, сабли и мечи. Это оружие мы видели много раз у легендарных героев росписи, а богатырь Полкан везде вооружен только луком со стрелами. У атакующих крепость воинов оружие также смешанное: у одних пики и бердыши, у других уже мушкеты (художник очень тонко передал очертание сильно изогнутого приклада). На воинах еще нет специальной, введенной Петром I, формы: они одеты в кафтаны, круглые шапочки с мехом и заправленные в сапожки штаны. Следовательно, отраженные в живописи события происходили на рубеже XVII и XVIII веков.

Самым значительным событием этого времени была, конечно, Северная война. Стремясь отвоевать у шведов выход к Балтийскому морю, Петр I вступил в коалицию с Польшей и Данией и осенью 1700 года осадил Нарву. Начало войны было для России неудачным: не успев как следует подготовиться к ней, Петр вынужден был отступить, а Нарва осталась у шведов. Однако уже в следующем году русские войска снова начали наступление и в сентябре 1702 года осадили Нотебург – крепость, имевшую важное стратегическое значение. Расположенная на острове, в том месте, где Нева вытекает из Ладожского озера, эта крепость была ключом к выходу в море. Осада закончилась победой русских войск, Россия получила доступ к морю, а в начале следующего года был уже заложен Петербург. Победа в Северной войне, безусловно, взволновала всю страну. Это событие, по-видимому, и изобразил художник из Устюга Великого в росписи сундучка.

Несмотря на условность и известный схематизм рисунка, показано самое основное: очертание крепости, окруженной со всех сторон водой, ее толстые каменные стены с башнями и бойницами. Город виден как бы сверху, поэтому за его стенами можно различить небольшие жилые строения. Воины, осаждающие город, показаны крупным планом: ведь именно они главные герои изображенной сцены. В их плоскостных, лишенных объема фигурках очень верно схвачены пропорции, движение, детали одежды, вид оружия. Повернув солдат к зрителю в три четверти, художник поставил их для нас в самую выгодную позицию: хорошо виден каждый воин, кто как одет и чем вооружен, что делает. Вместе с тем профильное изображение ног создает впечатление четкого и мерного шага отряда, движущегося на штурм крепости.

Но осада крепости занимает не всю поверхность расписанной крышки сундука. Большая часть ее отведена художником любимым легендарным героям. Здесь разместились Самсон и лев, Полкан, сражающийся то с богатырем, то с большой хищной птицей. Эти герои показаны в тесном окружении растений и птиц, а около воинов цветов очень мало, птиц же совсем нет.

Мы уже знаем, что крышка сундука-подголовка имела скос, чтобы сундук можно было класть под голову. Скос у крышки начинался не сразу: часть ее – меньшая – у задней стенки делалась прямой и плоской, а дальше начинался наклон. В связи с этим петли на крышке подголовка делались иногда в двух местах: в месте соединения ее с задней стенкой сундучка и в месте начинающегося скоса. Меньшая часть крышки закрывала расположенное у задней стенки скрытое – тайное – отделение сундучка. Поэтому крышку подголовка можно было открывать двояко: или всю до конца – тогда зрителю видна была сразу вся ее расписанная поверхность; или же до скоса – тогда сценка атаки крепости оставалась скрытой.

Случайно ли так поместил ее художник? Видимо, нет. Здесь мы встретились с одной из характерных черт народного искусства. Традиционные и привычные мотивы художник располагал на самом видном месте, в центре своего «полотна». А все новое, подчас еще робко пробивающееся сквозь традиционные сюжеты, размещал на оставшейся свободной (иногда неприметной на первый взгляд) поверхности предмета. Поэтому и здесь, в росписи сундука, главное место заняли сказочные персонажи, легендарные герои, фантастические звери, птицы и растения. Заполнив основную поверхность крышки привычными изображениями, художник спрятал подальше от зрителя часть росписи, новую по теме, отражающую важные политические события в стране.

Всадник на белом коне

Навстречу друг другу движутся всадники, по два с каждой стороны; в самом центре живописного поля крышки сундучка они встретились и остановились для взаимного приветствия. Внимание зрителя сразу привлекает фигура справа: художник выделил ее богатой одеждой, величественной осанкой и даже мастью коня – белого в яблоках.

Всадник на белом коне одет «по-иноземному». На нем короткий кафтан-мундир, такие же штаны – кюлоты, ноги обтянуты чулками и обуты в туфли, или башмаки. Саблю, как на параде, он держит «на плечо», а правая рука со шляпой поднята как бы для приветствия. Второй всадник справа тоже одет в иноземное платье, но более скромное, шляпу он также держит в поднятой руке.

Пара всадников слева, видимо, встречает тех двух. На них длинные русские кафтаны, круглые с мехом шапочки и заправленные в сапожки штаны. Именно так одевались на Руси в XVII веке.

Приглядываясь внимательно к облику главной фигуры, мы замечаем, что отдельные черты ее имеют сходство с Петром I. Может быть, художник и изобразил здесь царя России? Современники подчеркивали, что у Петра были волнистые, спускающиеся до плеч волосы. Вернувшись в 1697 году из-за границы в Москву, Петр сбрил бороду, оставив лишь усы. В это же время он начал одеваться по-голландски: носил короткий, подпоясанный шарфом кафтан, чулки, полусапожки и круглую мягкую шляпу с низкой тульей.

Все эти характерные детали облика Петра I, его одежды видны на рисунке. Художник подчеркнул значимость царя, показав его более крупным планом. Светлая полоска над воротником означает любимый Петром белый шейный платок, а треугольничек на груди напоминает по форме офицерский знак, который в самом начале XVIII века носили военные командиры и сам царь.

Деятельность Петра I в значительной мере была связана с районами Севера: именно здесь развернулось строительство русского флота, отсюда вывозили плотников для разных государственных работ. В 1693 году Петр посетил Архангельск, а во время постройки в устье Двины крепости жил там более двух месяцев. Для него был выстроен специальный дом. Этот «домик Петра» перевезен под Москву и в настоящее время стоит на территории музея «Коломенское».

Вполне естественно, что приезды такого высокого гостя произвели на северян большое впечатление. Это отражено художником в росписи сундучка.

Вместе с тем именно среди жителей русского Севера недовольство насильственными нововведениями Петра (бритье бороды, одежда иноземного покроя) было особенно сильным. Это северяне создали в лубке самые злые карикатуры на Петра I: «Как мыши кота хоронили», «Кот Казанский, ум астраханский», «Баба-яга и крокодил». Вспомним, что отпечатанные с деревянных досок лубочные картинки и роспись устюжан очень близки по характеру исполнения и сюжетам.

Выразить свое неодобрение нововведениям царя художник не посмел: большой сундук не так легко спрятать от посторонних глаз, как листок бумаги. Однако косвенную критику «Его величества» можно различить и здесь: художник как бы противопоставил ему коренных россиян. Возможно, поэтому фигуры левых всадников изображены в позе наблюдателей: старший скосил в сторону царя глаза и смотрит на него как бы оценивающим взглядом, а на лице младшего (безусого юноши) явное удивление. Интересно отметить, что, несмотря на миниатюрность изображения, крошечным белым пятнышком на верхней губе у всадника на белом коне художник сумел показать характерную особенность подбритых снизу петровских усов; недруги царя насмешливо называли их «котскими» (т. е. такими, как у кота).

Сценку с всадниками автор росписи окружил привычными персонажами и орнаментом: наверху в круглом клейме мчится, стреляя из лука, Полкан, вьются пестрые цветы, а на их тонких стеблях сидят большие хищные птицы, озирающиеся по сторонам. Кроме этих наблюдателей за происходящим, из каждого растительного завитка выглядывают человеческие глаза, смотрят отовсюду: прямо, сбоку, сверху... Возможно, помещая в роспись «всевидящее око», художник хотел подчеркнуть значение изображенного события.

Мы рассматривали росписи, главными персонажами которых были люди – сказочные и реальные герои. Однако наряду с ними в росписях имеются и фантастические персонажи из сказочного царства.

Два льва

Снаружи этот сундучок совсем непривлекательный: дерево от времени сильно потемнело, железные полосы частично обломались, исчезли подложенные когда-то под прорезной узор цветная бумага и слюда. Но как только мы поднимем его крышку, впечатление от ветхости предмета исчезает: яркий узор из трав и цветов и помещенный на их фоне лев кажутся только что написанными. Дело в том, что роспись сундучка была реставрирована, т.е. промыты потемневшие от времени краски, восстановлен стершийся рисунок. Работу эту доверяют только специалистам.

Лев стоит на задних лапах, а передние подняты в воздух: он приготовился к прыжку, собираясь, по-видимому, напасть на невидимую нам жертву. Поэтому так широко раскрыта его пасть с двумя рядами острых зубов. Пышная грива покрывает не только шею животного, но и его голову. Миндалевидные глаза льва напоминают человеческие. Почему облик зверя получился таким фантастическим? И каким образом этот обитатель тропиков попал на далекий Север?

История появления его на Руси довольно сложная и уходит в глубокую древность. В странах Востока, т.е. у себя на родине, лев считался когда-то божеством; видимо, это почитание зверя было вызвано его свирепостью и силой. Как эмблема (знак) этой силы льва всегда изображали рядом с правителями государств. Из стран древнего Востока еще в первые века нашей эры лев перекочевал к нам на Русь. Однако в представлениях наших предков характер зверя стал иным: он как бы утратил черты свирепого и злого хищника, остались только сила, мужество и благородство, т.е. те черты, которые русский человек испокон веков ценил превыше всего, воспевая их в песнях, былинах и сказках.

Образ льва стал на Руси весьма популярным: его изображение можно увидеть в скульптуре, на изразцах, в рисунках тканей, в изделиях из серебра, простого металла, дерева и многих других. Как подсчитал известный исследователь древнерусского искусства Г. К. Вагнер, только на рельефах владимиро-суздальских строений XII – XIII веков изображение льва встречается 82 раза! Этого зверя можно часто увидеть даже в иллюстрациях церковных книг: он фигурирует там как «борец со злом» или как «каратель за грехи человеческие». Так, например, в одной из них лев очень похож на зверя, нарисованного художником на рассматриваемом нами сундуке: у него такой же очеловеченный облик, так же широко раскрыта оскаленная пасть и точно так же встал он на задние лапы, подняв передние. Только в этом случае рядом стоит жертва, которую лев, выйдя из бездны, должен покарать по «божьему повелению». Видимо, сходство льва, написанного на сундуке, с библейским «карателем» получилось у художника не случайно. Мы знаем, что художник занимался еще иконописью, он мог и церковные книги иллюстрировать, поэтому именно такой облик животного был для него наиболее привычен.

Однако в росписи лев похож на библейского лишь внешне. Значение же его совсем иное. Помещенный на фоне расцветшего яркими узорами ковра, зверь прыгает и резвится, как на цветущем лугу. Его очеловеченная морда лишена суровости исполнителя «высшего приговора», а оскаленная пасть чем-то напоминает улыбку.

В уверенных линиях видна рука талантливого рисовальщика; художник не ограничивается силуэтным изображением животного, но тонкой и разнообразной штриховкой показывает мускулатуру ног, грудную клетку, шерсть. Накладывая местами тень, он нарушает плоскостность изображения, делает его объемным. Можно заключить, что автор росписи был знаком с образцами современного ему западного искусства, где знание натуры в то время уже стало законом.

В росписи коробьев «царь зверей» встречается часто. Его изображения украшают то стенки, то крышку, то сразу несколько сторон сундучка. Одно из них показывает, что деревенские художники в окрестностях Устюга хорошо знали работы опытных иконописцев и по- своему трактовали их, перенося на свои изделия. На внутренней крышке одного из лубяных сундучков лев изображен точно в той же позе, что и на подголовке: готовясь прыгнуть, он уперся задними ногами в землю, а передние поднял в воздух. Таким же округлым контуром очерчена широко открытая пасть, и такая же пышная грива украшает голову и шею льва. Вместе с тем как сильно отличаются и манера исполнения, и облик зверя! Обрисовав его силуэт точным и быстрым движением кисти, автор очень хорошо передал стремительный бросок вперед: он показан и вытянутым в длину туловищем, и приподнятой головой, и спутанной косматой гривой. Также усиливают движение и небрежно разбросанные вокруг льва цветы: они как бы оторвались от стебля и подняты ветром в воздух. Кстати, взяв за образец и растительный орнамент на подголовке, автор росписи коробьи опять исполнил его по-своему: значительно упростив, лишив ковровой яркости, он приблизил его к окружающей природе – раскрытые чашечки цветов с остроконечными пестиками напоминают полевые колокольчики.

Реальным, живым выглядит лев на коробье: без торчащих из пасти острых зубов и очеловеченного взгляда он кажется добродушным и очень похожим на собаку. Если изображенный на подголовке лев сошел со страниц церковных книг, то зверь деревенского художника очень близок русской сказке. Как и в изобразительном искусстве, в устном народном творчестве лев – частая фигура. В северных сказках лев – преданный человеку друг, служащий ему верой и правдой. В сказке об Иване-царевиче, например, лев помогает герою в битве с волком, выполняет разные поручения мужика и даже перевозит на себе своих «хозяев». Образ льва здесь, как и в росписи на коробье, больше похож на собаку, чем на грозного и свирепого хищника.

На одной из стенок короба художник поместил льва в круглой рамке, внутри которой зверь бежит, как в колесе. Высунутый из пасти, язык, скошенный в сторону круглый глаз и торчащие прямо вверх уши придают ему вид глуповатого щенка, вдруг остановившегося в удивлении перед незнакомым предметом. Не менее забавно другое изображение льва, также ограниченное кругом: выпустив когти и как бы готовясь прыгнуть, зверь слегка пригнул голову и раскрыл пасть; однако добродушие его от этого не уменьшилось, так и кажется, что он сейчас разразится звонким лаем.
Произведения народных художников, выполненные скупыми художественными средствами (силуэт и несколько штрихов), подкупают своей выразительностью.

Крылатый зверь

Этот крылатый зверь укрылся в секретном отделении сундука-теремка. Его крышка – уступ крыши терема, – сливаясь в одно целое с самой крышей, совсем незаметна для глаза. Но стоит поднять крышку – и крылатый зверь предстанет перед зрителем. У него мощные лапы с выпущенными когтями, поджарое туловище, а шея с пышной гривой завершается птичьей головкой с острым клювом. Поднятые вверх передние лапы, закрученный хвост, расправленные крылья и хищно раскрытый клюв показывают, что зверь приготовился поразить своего противника. Под ногами зверя – холмы с травкой, а вокруг – извивающиеся стебли цветов пестрой окраски. Этот мифический зверь – грифон. В уверенном и точном рисунке росписи мы узнаем руку устюжского рисовальщика: силуэт зверя очерчен одной тонкой и плавной линией, закрашен одним цветом, без оттенков. Вместе с тем так умело схвачены основные изгибы тела животного, так верно передано движение, что кажется, будто зверь большими прыжками мчится вперед, мелькают под его ногами уходящие вдаль холмы, раскачиваются в ритме его движения окружающие растения. Темно-зеленый силуэт грифона четко выделяется на светлом фоне. Уходящие за пределы крышки стебли цветов, травы и очертания холмов создают впечатление продолжения действия, делают изображение как бы частью какого-то большого полотна.

Мы уже знаем «биографию» льва. А откуда пришел к нам на Русь мифический зверь грифон?

Много сотен лет до нашей эры в странах древнего Востока грифон, как и лев, считался божеством, позже стал эмблемой царской власти. С Востока, через Италию и Византию, он попал в страны Западной Европы и к нам, на Русь. Как и лев, грифон привлек россиянина своей храбростью и силой, причем своим могуществом он превосходил льва: ведь у грифона было туловище зверя, орлиный клюв и огромные крылья. В реальность существования грифона в XVII–XVIII веках верили так же, как в то, что существуют заяц или олень. В книге, рассказывавшей о природе и ее обитателях, наряду с такими животными, как конь или собака, дается описание и грифона. «Гриф – это пернатое четвероногое животное, похожее на льва, только с крыльями и головою орла. Обитают они в Азиатской Скифии (т.е. в Сибири), владеют золотом и серебром. Эти жестокие и яростные птицы набрасываются на тех, кто покушается на их богатства – как будто наказывают за корыстолюбие»1 [1 Буслаев Ф. Критика о русских народных книгах и лубочных изданиях.– Журнал «Отечественные записки», т. CXXXVIII, отд. III, с. 41]. Вот, оказывается, почему художник поместил грифона на крышке сундучка, да еще на той, которая закрывала секретное отделение, – свирепый. зверь охранял ценности владельца сундука-теремка.

Лубяные сундучки тоже были хранилищами имущества, поэтому и на коробьях можно увидеть грифона. Однако, как и лев, грифон на них совсем не похож на злое и свирепое существо. Контуры животного – крупное и мощное туловище, толстые когтистые лапы,– как обычно, очерчены точными и лаконичными линиями, а маленькие черточки и штриховка уточняют его «природу»: покрытую чешуйками грудь, зубчатое крыло и маленькую птичью головку с настороженным круглым глазом. Ограничивающая изображение рамка тоже включается в действие: она стала как бы опорой для зверя. Обрамляя грифона тесной для него рамкой, художник тем самым подчеркнул величину зверя, и изображение его, несмотря на плоскостной характер, кажется нам объемным и значительным. Сама рамка превратилась в окно, из которого зверь выжидающе смотрит на нас, округлив глаза. Украсив шею и грудь животного чешуйками- листиками, а его голову – хохолком-трилистником, художник придал изображению декоративный характер (даже крыло зверя напоминает причудливое растение). От этого грифон потерял свой воинственный вид. Он выглядит нарядным и забавным. Этого грифона художник заключил, как и льва, в круг. Несмотря на то, что его облик почти точно повторяет облик грифона в квадрате, зверь в круге кажется более легким и подвижным: охватив когтями края обода рамки, он приготовился то ли прыгнуть, то ли взлететь.

Удивительно, как одними и теми же художественными приемами художник умел придать каждому изображению свою неповторимую индивидуальность!

У льва и грифона одинаковые туловища и когтистые лапы, одинаковые скобчатые черточки подчеркивают их звериную природу. Подрисовав к туловищу вместо львиной голову птицы с чешуйчатой шеей и добавив крыло (как бы выросшее из передней лапы зверя), художник получил грифона. Чтобы сделать роспись как можно более яркой и нарядной, художник все время чередует яркие контрастные цвета: зеленую головку зверя с одной стороны оттеняет красный кустик-хохолок, с другой – того же цвета чешуя. Темно-зеленое туловище и крыло грифона окружены крупными причудливыми цветами, у которых сердцевина или лепестки, все время меняясь в окраске, становятся то темно-зелеными, то киноварно-красными.
Это умение – скупыми художественными средствами сделать изображение выразительным, а всего двумя красками придать ему яркость – художник унаследовал от своих предков. Поэтому мы и называем его искусство традиционным.

Лев и единорог

В росписи коробеек лев изображается часто борющимся с непонятным существом: оно очень похоже на коня, но у него на лбу растет длинный и острый рог, за что его так и назвали – единорог, инрог или индрик. После открытия стран Востока, особенно Индии, русскому человеку стали известны такие звери, как обезьяна, носорог, слон. Однако подлинные сведения о дотоле невиданной стране настолько обросли чудесами, что носорог, животное с одним рогом, у нас превратился в единорога, причем рог стал обладать таинственной силой, способной поразить любого врага. Далекий для наших предков облик носорога изменился на хорошо знакомый. Художник представлял себе его в виде коня с рогом на лбу.

Таким иногда рисовали и коня Александра Македонского: ведь по сказаниям его Буцефал обладал необыкновенной силой.

В некоторых легендах единорог, или индрик, слившись в один образ с каким-то неведомым божеством, становится царем всего подземного царства:

У нас индрик зверь – всем зверям отец,
Ходит он по подземелью.
Пропущает реки, кладези студёные,
Куды хочет идет по подземелью,
Как солнышко по поднебесью1, –

[1 Миллер В. Ф. Исследование о лютом звере народных песен. Труды Московского Археологического общества. М., 1877, т. VII, вып. 1, с. 5–8]

поется о нем в одной из народных песен.

Нарисованный на крышке на фоне трав и цветов, единорог весело скачет, напоминая жеребеночка, выпущенного пастись на зеленую травку.

Это сходство еще увеличивает его глуповато-удивленная мордочка, приподнятые для прыжка передние ноги, мягкая шоколадная окраска животного. Чтобы показать зрителю, что действие происходит «на лоне природы», художник разбросал по фону растения. Желтовато-красная гамма росписи делает ее мягкой и изысканной по колориту.

В росписях на коробьях единорог изображается то один, то вместе со львом. Звери показаны в позе борцов: поднявшись на задние лапы, они обхватили друг друга передними, а рог единорога, изогнутый, как бы вонзился в голову противника. Несмотря на «ожесточенность» сражения, оба зверя выглядят весьма добродушно. Лев, как собачонка, высунул язык, а единорог будто разглядывает его скошенным круглым глазом. У обоих торчат треугольничками уши и изогнуты хвосты. Кажется, что звери не борются, а резвятся и играют.

Расцветка подчеркивает их забавность и сказочность: у зеленого единорога ушки и челка окрашены желтым, отсвечивают золотом большой круглый глаз и крючком загнутый хвостик. У желтого льва – пышная зеленая грива, а длинным красным языком он как будто собирается лизнуть «врага».

Несмотря на сходство в позах, очертаниях туловища и движениях, у каждого зверя четко выражена «индивидуальность»: показана параллельными полосками грива льва, в промежутках она украшена точками, а у единорога шея – чешуйками. Чуть удлинив морду единорога, придав его туловищу большую гибкость и подрисовав копыта, художник подчеркнул его самые отличительные черты.

Можно предположить, что позы борющихся друг с другом зверей были навеяны изображением на гербе: в XVI веке лев и единорог, стоящие друг против друга на задних лапах, стали фирменным знаком Московского печатного двора. Этот знак часто изображался на переплетах книг той эпохи. Однако у народного художника эти звери потеряли характерную для герба торжественную неподвижность.

Борьба льва и единорога могла рассматриваться и символически, как борьба светлого и темного, дня и ночи, правды и кривды. По-видимому, это об их нескончаемом единоборстве говорится в народной песне:

Кабы два зверя собиралися,
Кабы два лютые собегалися,
Промежду собой дрались, билися,
Один одного одолеть хочет...

Это не два зверя собиралися,
Не два лютые собегалися,
Это кривда с правдою соходилися,
Промежду собой бились, дралися...

Этот сюжет долго сохранялся в росписях – вплоть до начала XX века.

Стратим-птица

В средневековых легендах представления о птицах были не менее фантастичны, чем о животных. Им приписывали мифическую силу и власть. Считалось, например, что павлин своим криком может прогнать змей. Видимо, поэтому в росписях устюжан обязательно присутствуют птицы.

Мы уже видели их в сценах сражений и рядом с легендарными героями. Спрятавшись в завитках растительного узора, повернув голову, птицы внимательно и настороженно смотрят на зрителя. В одном месте около птицы есть надпись «Орелъ». Видимо, и в царстве птиц, как и в зверином, художника привлекла самая сильная, гордая и неприступная птица.

В средневековой русской литературе орлу приписывались мифические свойства. Согласно представлениям той эпохи, орел, чтобы проверить силу и жизнеспособность своих детенышей, обращал их к солнцу: тех, кто не мог смотреть на солнце прямо, не закрывая глаз, сбрасывал с высоты. Таинственная сила птицы передавалась даже его перьям. Поэтому к боевой стреле прикрепляли перо орла, чтобы она стала быстролетной и меткой. Такие стрелы ценились особенно. У былинного богатыря Дюка Степановича, например, из трехсот стрел таких было всего три, и им «цены не было». «Потому тем стрелам цены не было, [что] колоты оне были из трость дерева, клеены они клеем осетра рыбы, перены они перицем [т.е. пером] сиза орла, а сиза орла, Орла Орловича...»

Орел на росписях устюжских художников как живой: с толстыми когтистыми лапами, крупным телом, большим хищно загнутым клювом. По размеру орел больше всех остальных персонажей сценок, будь то заяц, олень или человек. В сцене битвы с Полканом орел превосходит размером даже самого богатыря. Следовательно, автору росписи эта птица казалась такой значительной, что менее крупным планом показать ее было нельзя. Часто орел изображался с добычей в клюве или терзающим свою жертву.

Однако наряду с орлом народные сказания воспевали и другую птицу – владычицу океана. В одном из произведений XVI–XVII веков, в «Голубиной книге», эта птица характеризуется так:

Живет Стратим-птица на Окияне-море,
Стратим-птица вострепёнится,
Окиян-море восколыхнется,
Топит она корабли гостиные,
Со товарами драгоценными.

Стратим-птицу изображали в росписях на коробьях. У нее сильно вытянутое, будто сложенное из двух плоских дощечек туловище, которое под прямым углом переходит в такую же длинную шею, заканчивающуюся маленькой головкой с большим загнутым клювом. Такой же, как у грифона или льва, скошенный круглый глаз с любопытством смотрит куда-то вдаль, сильные когтистые лапы охватили край рамки, а поднятые крылья говорят, что птица готова взлететь. Не пытаясь детализировать изображение или сделать его объемным, художник одинаковыми косыми штрихами зачертил тело птицы, ее шею и край крыла. Тем не менее, птица кажется нам живой, полной мрачной таинственности и загадочности: она не похожа ни на одну из известных в природе птиц.

В росписи другого мастера контуры птиц получились не такие резкие и угловатые. Очерчивающие их линии мягко и плавно показывают изгибы шей, спин, приподнятые хвосты. Автор этой росписи, в отличие от первого, стремился приблизить изображение птиц к природе, сделать его более реальным; мелкими разноцветными чешуйками он показал их оперение, прямыми полосками – более крупные перья хвостов, а головки птиц украсил забавными хохолками из трех листиков. Несмотря на то, что и у этих птиц хищный, загнутый клюв и сильные, когтистые лапы, они не кажутся нам загадочными и страшными, а чем-то напоминают индюков, или «индейских кур», как тогда называли их на Руси. Эти куры, хотя и продавались на рынке Великого Устюга, были еще диковинкой. Поместив птиц одну против другой, художник придал им вид бойцов: собираясь померяться силами, они, подобно молодым петушкам, приглядываются друг к другу, скосив глаза.

* * *

Птицами мы исчерпали знакомство с персонажами росписей устюжских художников и с их творчеством. Перед нами прошла вереница героев Древней Руси: легендарные богатыри, загадочные звери и птицы, невиданные растения. Видимо, авторы росписи хорошо знали и любили художественные произведения своего времени. Некоторые были грамотными и могли сами читать и писать (мы видели включенные в роспись надписи), другие слышали их у деревенских сказителей – ведь большая часть древнерусских произведений дошла до нас в устной передаче.

Мы видели, что наряду со сказочно-фантастическими сюжетами художники использовали для своих рисунков и темы, заимствованные из окружающей жизни; кроме того, даже сюжеты, навеянные сказкой или легендой, приобретали порой под рукой живописца реальные черты. Эту важную особенность творчества народных художников мы должны особо запомнить, с ней мы много раз встретимся дальше, при знакомстве с произведениями XIX–XX веков.

Художники, расписывавшие дорогие окованные сундуки и простые коробейки из луба, отличались по мастерству. Живописцы из города были потомственными иконописцами, унаследовавшими от своих предков мастерство рисунка. Творчество устюжан нашло отражение в искусстве деревенских художников. Упрощая технически рисунки устюжских росписей, они по-своему трактовали и содержание их. Поэтому, если образы, созданные городскими художниками, близки церковной книге, то у деревенских они родственны былине и сказке.

Мы заметили также, что основная особенность творчества устюжан заключалась в большом мастерстве рисунка: одной линией и штрихом они умели сделать изображение точным и выразительным. Цвет в их искусстве играл подсобную роль: раскрашивая контурное изображение, художник отнюдь не пытался подражать природе или же оттенками цвета сделать их объемными. Главной целью его было сделать предмет как можно ярче, декоративнее. Потому устюжские росписи похожи отчасти на восточные ткани XVI–XVII веков.

В связи с тем, что именно линия в устюжском живописном мастерстве была главной, устюжский рисунок называют графическим (от французского слова graver – гравировать, вырезать, чертить). А поскольку рисунок еще и раскрашивался, его называют расцвеченной графикой.

Таковы особенности одного из направлений народного изобразительного искусства конца XVII – начала XVIII века. Передававшееся по наследству и складывавшееся в относительно изолированных центрах нашей страны народное живописное искусство образовало несколько так называемых школ. У каждой были свои традиционные особенности.

 

Жегалова С. К. Алексей Гольцов из Устюга Великого // Русская народная живопись : книга для учащихся старших классов. – М., 1984. – 176 с.