Стояли они теперь молча над битыми белыми черепками.
Казалось, и Митишатьев что-то понял.
Безумно и бледно горело длинное Левино лицо.
Ну, все.
Он не видел Митишатьева. То, что перед ним — было зло, геометрический его объем.
Испугаться — можно было. Митишатьев испугался.
Чернильницу Григоровича незаметно опустил в карман и там держал наготове. Лева совершенно не заметил этой его уловки. Он был безумен — это то слово. Широко расставились его глаза и плыли по бокам лица, как две холодные рыбы. Щетина проросла на его посмертной маске. Волос вдруг стало много — спутанные кудри. Шея стала худой, свободно торчала из воротничка. Был он совершенно спокоен. Руки его так висели, ни к чему.
— ЕГО я тебе не прощу, — ровно сказал Лева.
— Дуэль? — опасно хихикнул Митишатьев. Он испугался Левы.
— Дуэль, — согласился Лева.
— На пушкинских пистолетах?
— На любых, — Лева все бледнел.
— Мне льстит дуэль с тобою, — усмехнулся Митишатьев. — Ты меня возвышаешь до своего класса.
— Мы из одного класса, — сказал Лева без выражения. — Из пятого «а» или из седьмого «б», точно не помню.
— Ха-ха! — сказал Митишатьев. — Браво! Какой юмор накануне дуэли! Удивительное самообладание.
— Покончим с этим делом скорее, — брезгливо поморщился Лева.
Митишатьев взглянул на него с удивлением.
— Не может быть… — сказал он потрясенно. — Ты это всерьез?..
— Вполне, — Лева стоял все на том же месте, губы его с трудом произвели это «вп» — он чуть качнулся.
Митишатьев усмехнулся и потупил взор.
— Хорошо, князь. Но ты должен помнить, что дуэль подразумевает равного соперника. Дуэль со мной тебя обесчестит.
— Дуэль подразумевает только одно, — ровно пробубнил Лева, так же не видя перед собой этими своими широкими рыбами. — Она подразумевает полную невозможность нахождения каких-либо двух людей на одной земле.
— Слава Богу! дожили, — обрадовался Митишатьев. — Но это, князь, не дуэль, это как раз то, о чем я тебе давеча изволил докладывать, а именно, что мы живем друг на друге. У нас не может быть дуэли. Мы можем лишь убить друг друга.
— Мне безразлична классификация, — твердо сказал Лева. — Главное, что одного из нас не станет.
— Однако логику ты не утратил. Даже… я бы сказал, приобрел… — Хорошо. Идет. — И Митишатьев направился в уголок смерти Пушкина и вернулся с пистолетами.