Р.Лазарчук. Отец поэта

// Череповецкий металлург. – 1992. - №110 (сентябрь)
  

Константину Батюшкову было шесть лет, когда заболела его мать, и не было восьми, когда она умерла. Значит, отец должен был заменить ему мать. Смог ли? Между тем именно «общество родителей, благие примеры», «легкий деревенский воздух», «счастие», которые деются «редко, очень редко, даже и детям», стати основными составляющими созданной поэтом концепции «домашнего воспитания». Связаны ли эти представления с его собственным детством или они рождались «от противного» и были всего лишь неосуществленной мечтой о Доме и Семье?

Свой взгляд на отношения отца и сына Батюшковых предлагает Римма Михайловна Лазарчук, кандидат филологических наук, доцент Череповецкого пединститута.

Отец поэта, Николай Львович Батюшков, как следует из его послужного списка, хранящегося в Государственном архиве Ярославской области, родился в 1752 году. Подобно многим представителям своего старинного рода, он выбрал военную службу. Поручик Архангелогородского полка Н. Л. Батюшков участвовал в сражении с турками «за Дунаем при Туртукае и местечке Разграде» под командою генерал-аншефа графа И. П. Салтыкова. Однако военной карьеры не сделал. Вступив в военную службу в 1767 году, он ушел в отставку из-за болезни в конце 1776. По-видимому, женитьба на дочери вологодского помещика подполковника Григория Григорьевича Бердяева Александре Григорьевне (между 1776 и 1780 годами) заставила Николая Львовича искать место по «статской части». Внешне карьера Батюшкова на новом поприще кажется вполне благополучной. С 1790 года он губернский прокурор Вологодского наместничества, в 1792–1794 годах – Вятского; кавалер ордена святого Владимира 4-й степени с 1793. Но как медленно и трудно продвигался он по иерархической лестнице. Дважды, в 1794 и 1796 годах, Сенат представлял надворного советника Батюшкова к награждению чином коллежского советника. Несмотря на блестящую аттестацию и ходатайство высокого покровителя генерал-прокурора графа А. Н. Самойлова, Екатерина II «всеподданнейший доклад Сената» не подписала. Чина коллежского советника Батюшков был удостоен только после смерти императрицы. Неудачи Н. Л. Батюшкова по службе первый биограф К. Н. Батюшкова Л. Н. Майков объяснял опалой, с юности тяготевшей над отцом поэта. Он был привлечен к следствию по делу дяди Ильи Андреевича, обвиняемого в причастности к заговору против Екатерины II. Но существовали и другие причины царской немилости – скрытое противостояние. Своим, надежным Николай Львович так и не стал. Можно представить, чем была для Н. Л. Батюшкова, воспитанного на идеалах просветительской философии XVIII в., прокурорская служба, воспоминания о которой мучительны для него и много лет спустя: «коль несносно читать, а иногда и подписывать: высечь его кнутом, вырвать ноздри, послать на каторгу, а за что и почто Бог ведает». Однако все попытки переменить свою судьбу (в 1795–1796 годах он служил «сочинителем» «сверх комплекта» (т. е. без жалованья) в Комиссии для составления законов Российской империи и надеялся получить место Советника в государственном заемном банке) оказались безуспешными. Петербург для Николая Львовича закрыт. Ему оставалась глухая родовая усадьба Даниловское недалеко от Устюжны. Он принужден был заняться тем, к чему не имел никаких наклонностей, хозяйственной деятельностью. В отставку отец поэта вышел только в 1815 году. В течение восемнадцати лет он находился «не у дел». Может быть, все еще надеялся быть полезным? У Николая Львовича была трудная судьба... Добавим к этому тяжелую болезнь и смерть жены. На руках у Николая Львовича пятеро детей... Своей матери он лишился в 12-летнем возрасте.

Л. Н. Майков считал отца поэта «человеком по своему времени хорошо образованным». Дополним духовный портрет Н. Л. Батюшкова несколькими деталями из архивных источников. В описи книг села Даниловского из собрания Центрального государственного исторического архива значится «книга нотная Николая Львовича». Французскому языку отец поэта «не учился» и своему знакомству с творениями великих Вольтера, Руссо, Мармонтеля обязан лишь собственному прилежанию. Столь подробный экскурс в биографию Н. Л. Батюшкова предпринят не случайно. Постигая судьбы родителей, мы несомненно приближаемся к сыну, потому что детство – это корни, традиции, первые нравственные уроки, это все или почти все в характере человека, потому что, как писал Константин Батюшков:

Сохранилось четыре письма Константина Батюшкова отцу, относящиеся к периоду его пребывания в пансионе. Их можно прочитать. Оки опубликованы и позволяют нам представить отношения между отцом и сыном. Тревоги по поводу отсутствия вестей от отца, беспокойные мысли о его нездоровье (чем иначе можно объяснить молчание?), ожидание его приезда, обстоятельный отчет о своих делах (изучении наук, рисовании: «...начатую же картину без Вас кончил»). Привязанность, потребность в подробном рассказе о себе, убежденность в ответной заинтересованности... Первая публикация К. Батюшкова – перевод на французский язык речи митрополита Платона по случаю коронования Александра I – не просто дарится «моему любезному папеньке»: она посылается на критический, профессиональный суд вместе с «оригиналом».

Представления Н. Л. Батюшкова о том, каким должен быть отец (не строгий наставник, а мягкий, гуменный воспитатель, внушающий добродетель личным примером, товарищ, друг), сложились под влиянием «Эмиля» Руссо. Вот почему так огорчительна для него смена обращения в письмах сына, происшедшая после ссоры, вызванной женитьбой Николая Львовича на А. Н. Теплевой: «Оставь, мой друг, вперед писать милостивый государь батюшка. Пусть будет по-прежнему». По-прежнему – значит «любезный папенька», «любезный батюшка», именно так начинаются дошедшие до нас письма поэта. О том, как тяжело переживает Н. Л. Батюшков этот конфликт и какие усилия предпринимает для того, чтобы остаться для Константина «отцом и другом», свидетельствуют его письма сыну, хранящиеся в рукописном отделении Института русской литературы. Они дают возможность не только выслушать другую сторону (несчастного отца), но и понять, что разлад между ними не затронул глазного – жизненной позиции, убеждений, духовной близости. Поразительно совпадение оценок и вкусов. Оба любят Гомера, а литература одна из постоянных тем их переписки. Об этом свидетельствуют отзывы Николая Львовича о прочитанном, просьбы прислать очередную книгу («Я, прочтя, доставлю обратно в целости»). Вот так же, десять лет назад, находившийся в петербургском пансионе Константин просил у отца сочинения Ломоносова и Сумарокова, «Кандида» Вольтера, Геллерта, Мерсье... Из воспоминаний брата поэта Помпея Николаевича Батюшкова известно, что Константин «был похож на отца» не только «лицом», но и «всем обликом».

Николай Львович гордился литературными успехами Константина: «Читал, мой друг, твои «Воспоминания», читал и плакал от радости и восхищения, что имею такого сына». Не удивительно и то, что именно отец предсказал этим стихам «бессмертие». Он любил сына «больше, нежели самого себя» и только им «навсегда» «надеялся быть счастливым».

Письма Н. Л. Батюшкова оставляют грустное впечатление: за ними неоправдавшиеся надежды, человеческая драма... Постоянные болезни, «климат, в котором предопределено обитать одним медведям», обрекли его на жизнь в «заключении», на томительное ожидание писем от сына. Спасали только книги. Вольтер, Руссо, Фенелон, Корнель, Монтень, Мирабо. «Памятниками» этих уединенных занятий и тоскливого одиночества стали надписи на книгах: «Прочитано 1808 года в Даниловском Николаем Батюшковым». «Прочитано 1815 году»; «Прочитано 1809 г. Николаем Батюшковым». «Прочитана в 1815 г. Б.». Но самые горестные времена у Николая Львовича еще впереди: смерть второй жены, оставившей после себя двух сирот – шестилетнюю Юлию и полуторагодовалого Помпея, и окончательное разорение. Только в занятиях с Помпеем и письмах к Юлии (в 1816–1817 годах она находилась в Ярославском пансионе для благородных девиц) отогревается родительское сердце. С трудом верится, что тринадцать писем, хранящихся в рукописном отделении Государственной публичной библиотеки имени M. Е. Салтыкова-Щедрина, принадлежат больному, старому, измученному человеку: столько в них душевного тепла, мудрого покоя, радостного приятия жизни, планов на будущее... Николай Львович интересуется успехами дочери («Пришли мне пропись французского письма... не мелко ли ты пишешь?», ты «уже, может быть, и начинаешь говорить по-французски», «Учишься ли ты на фортепиано и имеешь ли успехи... О учении немецкого и английского языка я писал к мадам»). Иногда он дает маленькой Юлии советы («Привычку читать книги глазами оставь, а читай вслух. От сего навыку будешь иметь хорошее произношение...

Семена Сидоровича попроси, чтобы он выбрал тебе из лучших стихотворений пьесы, кои выучивай наизусть – они останутся в памяти твоей навсегда»). Очень редко отец журит дочь («Ты забыла поздравить меня с днем моего ангела, впредь помни...»), но чаще подхваливает («Порадовался почерку руки твоей, ты начинаешь лучше писать». Науки «упрямы к тем, которые учатся лениво. Но сего пороку, я надеюсь, в тебе нет»). Николай Львович поддерживает переписку с содержательницей пансиона мадам Бертэ и учителем Семеном Сидоровичем Устимовичем. Он намерен дать Юлии «воспитание совершенное». Самое горячее его желание, чтобы дочь стала «такова», как «покойная мать» ее. Упоминания, воспоминания об Авдотье Никитичне часты, трогательны сообщения о маленьком брате и его «приписка» (начертанное детской рукой «Помпей»). Беспокоит отца, писала ли Юлия «брату Константину в Москву». Любовь и дружба в его семействе – главная забота Николая Львовича. Он балует дочь, посылая ей подарки (башмаки, а в них завернутые в ленточку сережки), деньги на лакомства... Не забывает и ее няню Степаниду, хотя сам испытывает нужду в самом необходимом. Почти в каждом письме: «Какие тебе надобны книжки...» «Почему ты не пишешь, что тебе нужно». Николай Львович навещает дочь и, едва оправившись от болезни, собирается в Ярославль: «...Мне полегчало, и я начинаю бродить по горнице… Если в силах буду, то неотменно в августе месяце приеду». Эти строки написаны 30 июля 1817 года. Николай Львович умрет в конце ноября. Столь обширные цитаты из писем Н. Л. Батюшкова дочери приведены нами совершенно сознательно. Убеждены, такие же письма он посылал много лет назад сыну в петербургские пансионы Жакино и Триполи. Их писала безмерная отеческая любовь. Нет сомнений и в том, что своим благоговейным отношением к матери («лучшей из матерей»), которую Константин Батюшков не мог помнить, он был обязан своему отцу.

Последний раз К. Батюшков был в Даниловском в августе 1817 года. Известие о смерти отца застало его в Петербурге. Отдать последний долг родителю К. Батюшков не смог. Он всегда был убежден в том, что «доказательство приязни» к отцу «не в слезах и рыданиях», но «на делах и в чувствах». Эти «дела и чувства» нам хорошо известны. До тех пор, пока рассудок не оставил его, Батюшков заботился о маленьких «милых братце и сестрице».