А.Бобров. История одной дружбы, или Неспособность лгать

// Русский Север. – 1991. – 31.08
  

Даниловское, родовое гнездо Батюшковых, давших России знаменитого поэта, связано, как известно, с именами и других замечательных литераторов. Здесь у одного из потомков поэта – Ф. Д. Батюшкова часто гостил А. И. Куприн. Писатель приезжал обычно в Даниловское на все лето и очень любил эти места.

Александра Ивановича Куприна и Федора Дмитриевича Батюшкова связывала многолетняя тесная дружба. Они познакомились в редакции журнала; «Мир Божий» в 1902 году. А. И. Куприн ведал отделом беллетристики, а Ф. Д. Батюшков был редактором. Профессор, крупный знаток западной литературы, разносторонне образованный, он был хорошо известен в литературном мире. Он переписывался с А. П. Чеховым, А. М. Горьким, И. Е. Репиным, В. Я. Брюсовым. Его знал Л. Н. Толстой, и другом был В. Г. Короленко. Батюшков ценил огромный талант А. И. Куприна и немало сделал для него. Он стремился отвлечь писателя от влияния литературной богемы, морально поддерживал в трудных обстоятельствах, предоставил ему возможность жить и работать в своей усадьбе Даниловское, заботился, чтобы ему ничто не мешало. 

Александр Иванович ценил это внимание и писал Федору Дмитриевичу в 1906 году: Запомни мои слова: первый раз в жизни я так интимно и так решительно отдал свою дружбу человеку, и она не изменится, ни от сплетни, ни от вражды, ни от ненависти, ни от твоих или моих ошибок… Я не только люблю тебя несравненно, но и горжусь твоей дружбой». 

В архиве Ф. Д. Батюшкова, находящемся в Пушкинском Доме, сохранилось более 150 писем А. И. Куприна к нему.

За время пребывания в Даниловском в 1906-1911 годах, Куприн написал ряд выдающихся произведений, таких как «Суламифь», «Изумруд», «Как я был актером», «Обида», начал «Яму», задумал «Гранатовый браслет».

В свою очередь, Ф. Д. Батюшков, зная так долго и близко Куприна, написал о нем воспоминания «Стихийный талант», лучшие из воспоминаний современников о писателе.

Последние годы жизни Ф. Д. Батюшков служил в Публичной библиотеке в Петрограде и сотрудничал в издательстве «Всемирная литература» у Горького. Умер он 19 марта 1920 года.

А. И. Куприн в эти годы находился в эмиграции и узнал о смерти друга позднее. Он написал об этом в газету русских эмигрантов в Париже «Общее дело» заметку, которая и публикуется в нашей печати впервые.

Следует подчеркнуть, что Ф. Д. Батюшков во многом сегодня – неоткрытая, неизвестная личность. Ныне мы мало знаем о творчестве критика, есть множество противоречий в его биографии. А то, что Ф. Д. Батюшков был крупной и интересной фигурой в русской литературной жизни – несомненно. Открыть это, уточнить обстоятельства его жизни и творчества – наш долг. Итак, слово Куприну, его памятной книжке.

ПАМЯТНАЯ КНИЖКА

Скончался Ф. Д. Батюшков. Раньше я не хотел верить. Многих хоронили преждевременно. Похоронили Е. А. Аксакова, а он, однако, жив и здоров и читает в Брюсселе лекции. Но теперь, увы, смерть Батюшкова несомненна. 

Он не оставил после себя фундаментальных ученых трудов. Незамеченными прошли его работы о Ронсаре и формировке средневекового шведского языка, а также критические статьи о современной русской литературе, Впрочем, он совершенно не умел устраиваться, то есть торчать часами в передних, льстить, закрыв рукой глаза совести, кланяться минутному успеху, заискивать у людей случая или влияния. А ведь сколько мы знаем карьер молниеносных и незаслуженных.

Достоинство – а если кому угодно, недостаток – этого ВОИСТИНУ ЧЕЛОВЕКА заключалось в его полной, органической неспособности лгать. Право, в этом смысле он был каким-то прекрасным уродом на пейзаже русской интеллигентной действительности. На его слово – не на «честное слово», не на клятву, а на простое да и нет можно было положиться тверже, чем на всякие временные законы и декреты.

Иногда эта верность слову у него выходила трогательно-смешной. Так, в 1902 году по поводу мартовского избиения студенческой сходки на Казанской площади профессора Петербургского университета единодушно вышли в отставку. В числе их и Ф. Д. Батюшков, читавший тогда курс «Западной литературы». Потом они все постепенно заняли свои кафедры. Укорять в этом я их отнюдь не намерен: бастовать учителям и ученикам против науки почти то же, что младенцу бойкотировать материнские сосцы. Но Батюшкова так никто и не мог уговорить читать лекции. «Отставка есть отставка. Выйдет, что я не хозяин своему слову».

Его очень любили простые люди. Соседние с его бездоходным имением в Устюженском уезде мужики из Тристенки, Бородина, Высотина и Никифоровской, конечно, поделили между собой его землю под влиянием какого-то идиотского министерского распоряжения (зачем говорить об осле, если видны его уши?), но все как один решили: «Усадьбу Федору Дмитриевичу оставить, старых лип не рубить, яблок не красть и, спаси Господи, не трогать книг».

Так они и сдержали слово. Но потом в милый старый ветхий дом с приклеенными колоннами вселился какой-то центропуп. Вырубили деревья, посаженные в 1813 году французскими пленными, и куда-то к чертовой матери пошли д'Аламберовское издание энциклопедического словаря, первопечатные книги Вольтера, римские классики с параллельными текстами, латинскими и французскими – все в переплетах из телячьей кожи с золотым тиснением. Может быть, на краги полковнику Каменеву! Может быть, в библиотеки любителя книги Горького!

В то время, когда Ф. Д. был секретарем, казначеем и председателем Литературного фонда, он очень часто, оберегая кассу, помогал литераторам и журналистам из своего скудного кармана. Бывало так, что приходил какой-нибудь беззастенчивый репортер и со слезами на глазах просил денег на похороны своего незабвенного товарища, специалиста по пожарам. А через два дня Ф. Д. встречал веселого покойника на Невском, и со свойственным ему мягким юмором говорил: «Очень рад вас видеть. Как поживает ваша вдова! Надеюсь, в добром здравии!».

Последняя моя встреча с Ф. Д. была в конце 19-го года на углу Садовой и Инженерной. Он шел в Публичную библиотеку и остановился взять с лотка полугнилое яблоко. Я спросил его: «Зачем!» «Это мой завтрак». Он умер от истощения.

Целую землю, под которой ты лежишь.
                                            А. КУПРИН.

P. S. Может быть, меня спросят, какой он был партии! Никакой. Он был родной брат Декабристам.

* * *

В этой статье имеются неточности, и они нуждаются в пояснении.

В Даниловском после его национализации в 1917 году возникла коммуна. В августе 1918 года Федор Дмитриевич в эти места приехал последний рез. Из Весьегонска он пришел пешком, никакого транспорта не было. В даниловском доме с 1913 года жили его племянники, малолетние дети умершего брата, Николая Дмитриевича. Их звали Лена, Мара и Алеша. Мать у них умерла, жили они с бабушкой. Федора Дмитриевича беспокоила судьба детей – сирот.

В письме В. Г. Короленко он писал тогда, что коммунары встретили его хорошо. «Мы вас за коммуниста считаем. Если бы приехали пораньше, то и землей бы наделили». И добавляет далее: «Корову для детей оставили, а сенокоса не дали». Федор Дмитриевич устроил племянников в детский дом в Устюжну. Мара и Алеша умерли. Лена выжила, получила медицинское образование, в звании майора вынесла всю блокаду Ленинграда, а позднее стала одним из организаторов музея в Даниловском.

По свидетельству крестьянина деревни Тристенки Андрея Васильевича Коршунова, который был в 1918 году членом Никифоровского волисполкома, у Ф. Д. Батюшкова была охранная грамота от А. В. Луначарского. Ему разрешалось взять из своего дома все, что необходимо. Он взял лишь игрушки для детей, а старинную библиотеку своих предков передал уездному отделу народного просвещения. А. И. Куприн был прав: народ сохранил книги Батюшковых.

Вскоре в Устюжне возник краеведческий музей, который и принял библиотеку. Здесь ее изучали, привлекли знающих французский, немецкий и латинский языки, составили очень подробный каталог на все 1108 книг, с русским переводом заглавий. А вот дальше судьба обошлась с ней не очень-то благосклонно. 

В 1937 году, когда Устюжна переходила из Ленинградской во вновь созданную Вологодскую область, библиотеку Батюшковых изъяли из фондов музея и передали в библиотеку им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Там не нашли в ней ничего достойного внимания, самостоятельной коллекцией не сохранили и поместили в запасный фонд. Через 50 лет Вологодский и Устюженский музеи вернули для себя лишь два-три десятка даниловских книг.

Окрестные жители долго хранили и старый дом Батюшковых и прилегающий к нему старинный парк. В гостинном зале ставились спектакли, а в годовщину смерти Ф. Д. Батюшкова в 1921 году состоялся памятный вечер. Пианистка В. У. Сипягина-Лилиенфельд выступила с воспоминаниями и дала концерт. В парке при Ф. Д. Батюшкове и после его смерти проходили народные гуляния.

Разрушение дома и парка развернулось позднее, когда в бывшей усадьбе Батюшковых обосновалась МТС. Здесь появились машины, ломаная техника, сюда запустили скот. В 1940 году приступили к разрушению церкви Батюшковых, задумали устроить в ней гараж. Уничтожили надгробия отца и деда поэта, что находились в приделе церкви. Гаража не получилось, осталась большая гора битого кирпича.

В наше время, в 60–80 годы, по требованию общественности дом Батюшковых восстановлен, в нем открылся музей, сначала народный, а потом филиал государственного. А парк и сосновая аллея, посаженные пленными французами в 1813 году, медленно погибают.