назад

 
Епископ Неофит. В дар Христу (Воспоминания о юродивой монахине Асенефе Клементьевой)

. – М., 1917
  

В 30 верстах от г. Вологды есть имение Несвойское, издревле принадлежавшее знатному роду Клементьевых.

Осенью 1816 года здесь владелицей имения Александрой Алексеевной Клементьевой был устроен прощальный обед для соседей и знакомых. Клементьева оставляла Несвойское. За два года перед тем она лишилась горячо любимого супруга Михаила Ивановича Клементьева. Смерть его была тяжелым ударом для супруги. Она тосковала и плакала, не находя нигде покоя. Наконец, как бы проснувшись от глубокого сна, вдова всем сердцем своим обратилась к Богу, ища в нем себе истинного утешения. Она стала часто посещать храм Божий, пребывая в постоянной молитве. Как жить, как воспитать своих детей: на руках у нее оставались три дочери: Серафима 18 лет, Аполлинария 15 лет и Раиса 12 лет, – этот вопрос более всего занимал вдову. С этим вопросом Александра Алексеевна решила обратиться к известному в то время подвижнику Феофану, Архимандриту Новоезерскому, к которому с великим усердием устремлялись не только окрестные люди, но и жители отдаленных городов и весей, кто за врачеванием скорбящей души, кто за советом, кто за благословением. Чрез сей сосуд благодати Александра Алексеевна надеялась услышать волю Божью о ней и ее детях. Она отправилась в славную обитель Новоезерскую – поклониться в благоухании святыни почивающим открыто цельбоносным мощам преп. Кирилла и увидеть духоносного старца. О чем беседовал с Александрой Алексеевной старец, неизвестно, но результатом беседы было то, что с Нова-озера она заехала в Горицкий Воскресенский женский монастырь и решила поселиться здесь со всеми своими детьми.

После прощального обеда Клементьева и выехала в обитель со своею семьею.

Воскресенский Горицкий монастырь находится в Новгородской губернии, в Кирилловском уезде на берегу р. Шексны. Местоположения монастыря весьма живописно. Внизу обители серебристой змейкой вьется Шексна, омывающая холмистые, покрытые вечнозеленым лесом, места, у подножия которых приютилось несколько красивых белых с золотыми крестами храмов. В стороне высится громадная гора Маурина, на вершине которой виднеется часовенка, – место молитвы и бесед преп. Кирилла Белозерского с преп. Ферапонтом, а за горою знаменитая обитель Кирилла Белозерского с ее древними башнями, бойницами, точно купающаяся в обильных водах красивого озера.

Горицкий Воскресенский монастырь весьма древний и довольно знаменитый. Он построен в 1544 году иждивением сына великого князя Иоанна III, удельного князя Андрея Старицкого и жены его Евфросинии Васильевны. Последней обитель, ею созданная, послужила и местом заключения. Она сослана была сюда племянником своим Иоанном Грозным, постриженная в монашество с племянницею своей Иулианией, вдовою царского брата Юрия. Узницы инокини по приказанию Грозного были утоплены в Шексне-реке. Во дни Грозного царя и даже позже Горицы были исключительно местом ссылки царственных и княжеских инокинь. Сюда заключена была четвертая супруга Грозного, во иночестве Дарья, несчастная красавица Анна Колтовская; жила дочь Бориса Годунова Ксения; здесь в одно время томились жена Феодора Никитича Романова (патриарха Филарета) инокиня Марфа с будущим царем Михаилом Федоровичем. В стенах монастыря много было пролито слез томившимися тут знатными узницами, здесь же неслись ими к небу горячие вздохи и теплые мольбы.

В Горицкую обитель и поступила Александра Алексеевна Клементьева со своими дочерьми при игуменье Маврикии (Ходневой), беседа с которой после посещения Клементьевой старца Феофана Новоезерского произвела на нее сильное впечатление. М. Маврикия была великая подвижница и мудрая управительница. При ней Горицкий монастырь стал поправляться после упадка его в прежнее время. М. Маврикия нуждалась в хорошей и разумной помощнице, которая и нашлась в лице Александры Клементьевой, постриженной с именем Агнии.

Александра Алексеевна скудной средствами обители принесла в дар щедрые и богатые вклады и все свое достояние, но выше всех жертв ее была жертва самой себя и трех юных дочерей своих.

Воспитанные в роскоши и неге богатой дворянской семьи мать с дочерьми охотно приняли и с необыкновенным усердием несли все монастырские послушания, являясь образцом для прочих сестер. Тогда происходила постройка величественного Троицкого храма в обители. М. Агния с дочерьми трудились наряду с прочими сестрами из простого звания и даже усердием превосходили их. Клементьевы приготовляли кирпичи, носили воду для постройки и исполняли другие тяжелые и непривычные для них работы.

Для постройки храма привлечены были крепостные люди: каменщики и другие мастеровые, которых м. Агния привезла с собою.

Трудами и иждивением предавшей себя на служению Богу семьи Клементьевых устроены были два каменных корпуса, высокая кругом всего монастыря ограда, придел в холодном храме Воскресенского во имя чудотворного образа Смоленской Божьей Матери. Клементьевы в пользу святой обители употребили и все свои дарования и способности: мать, например, хозяйственные, дочь Аполлинария, во иночестве Арсения – административные, когда сделалась игуменией и много содействовала благоустроению монастыря, дочь Серафима, во иночестве Аркадия, отдала обители свой художественный талант, занявшись писанием для обительских храмов св. икон, причем замечательно, что в это время она возлагала на себя строгий пост, питаясь одною просфорою и усугубляя молитвенные подвиги.

Но особенною подвижническою жизнью прославилась младшая сестра Раиса, которая вступила в монастырь совсем юной, около 14 лет. Она с самоотвержением предалась подвигам монастырской жизни, и нужно сказать, вполне добровольно, по любви к Господу.

У Клементьевых был брат Никтополеон Михайлович, занимавший весьма видный пост в Петрограде. Услышав о водворении матери и сестер в монастыре, он приехал в Горицы, предлагал сестрам, воспитанным в довольстве, знавшим музыку и иностранные языки, оставить монастырскую суровую обстановку и вести в Петрограде светскую жизнь, особенно уговаривал младшую сестру Раису, но она, как и другие сестры, оставалась непреклонна при всех увещеваниях брата, который, видя безуспешность своих трудов, с искренним чувством сказал им: «Вы – Божии».

Малолетняя Раиса Клементьева с первых дней пребывания в монастыре удивляла сестер своим усердием и любовью к подвигу. Она ревностно исполняла послушания: писала иконы, пела на клиросе и читала в церкви. Кроме того она ежедневно носила на потребу монастыря от 20 до 40 ушатов воды, поднимаясь на страшную крутизну берега Шексны.

В приготовлении кирпичей, в трудах при постройке церкви Раиса не отставала от других сестер. Однажды приехал в Горицы Никтополеон Михайлович повидать мать и сестер. Не нашел он их в монастыре: они все были на послушании, делали кирпичи на постройку храма. Пошел и он туда: картина черной работы сестер поразила его. Он был смущен. А сестры дали ему еще в уки кирпичиков, которые выпали из рук его. «Никтополеон, ты и кирпичей держать не умеешь!» – говорили ему сестры.
Тело свое Раиса изнуряла разными подвигами, несла суровый пост, иногда не вкушая пищи по 12 дней сряду.

В трудах послушания провела Раиса 13 лет.

Видя в лице юной ревностной подвижницы особую избранницу Божию, игумения решила на 27 году от роду постричь ее в мантию. Раису нарекли Асенефою.

Св. Авва Дорофей говорит о великих подвижниках и богоносных отцах: они не только сохранили заповеди, но и принесли Богу дары. Заповеди даны всем христианам, и всякий христианин должен исполнять их. Это есть то же, что в мире дань, должная царю. Но как в мире есть люди великие и знатные, которые не только дани дают царю, но приносят ему и дары – за что удостаиваются великой чести, наград и достоинства: так и отцы не только дань принесли Богу, но принесли ему и дары – девство и нестяжание, кои не суть заповеди, а дело произволения.

С отроческих лет отдавшая себя на служение Христу м. Асенефа при постриге, подобно другим иночествующим, принесла в дар Христу девство и нестяжание. Но она еще принесла в дар и большее, именно, разум свой, приняв на себя высокий подвиг юродства, сделавшись буеи Христа ради.

Юродивые – это люди, жаждавшие стяжать ту чистоту духовную и общение с Богом, которого лишился первый человек, желавшие уничтожить в себе кичение разума, гордыню и невоздержание, которые привели первых людей к бунту против Бога и лишению первозданной красоты. Ради становления сей чистоты юродивые отказываются от того, чем отличается человек от животного, – от разума; будучи часто богато одаренными разумом, смирялись глубоко и добровольно шли на всякие лишения, претерпевая голод и холод, все оскорбления, какие им, казавшимся безумными, наносили люди. Подвиг юродства о Христе широко распространен был в Вологодской стране. Кому из благочестивых людей не известны жития праведников – юродивых Прокопия и Иоанна Устюжских, Андрея, Максима Тотемских, Василия Спасо-Каменского? Воодушевляемые сказаниями о сих подвижниках, многие вологжане принимали на себя, при помощи Божией, юродство Христа ради и достигали чрез тяжелый подвиг высоты добродетелей. Во все времена в Вологодской стране то там, то сям появлялись истинные подвижники-юродивые, которые привлекали к себе любовь тех, кто шел правым спасительным путем жизни. Юродивые не переводились, являясь учителями истинной жизни, своим примером показывая то главное, что особенно необходимо для спасения нашего.

Воспитанная в благочестивой семье мать Асенефа в детстве слыхала трогательные рассказы о жизни юродивых. Высота их жизни пленяла сердце отроковицы…

Благодать Божия, которая согрела душу юной подвижницы, предавшей себя Христу, подвигла ее принять подвиг юродства. В день пострига после трапезы, когда сестры разошлись по своим келиям, м. Асенефа стала бегать и вертеть скамейки и кричать: «Давайте танцевать».

В последующие дни она продолжала проявлять буйный характер.

Ночью убежит из своей кельи, ворвется в чужую келью, начнет бить и бросать все, что попадется ей под руки и всех встревожит. С трудом удавалось водворить ее в своей келье.

Службы церковной она никогда не оставляла, пела на клиросе, в келье занималась чтением св. отцов и подвижников, жизни которых старалась подражать.

Но вот м. Асенефа идет из храма. Народ, почуявший своим простым сердцем, какой подвиг приняла на себя м. Асенефа, бежит ей навстречу, говоря про себя: «Вот идет блаженная». Тогда м. Асенефа бежит и прямо бросается в пруд, который находится за собором. И выходит оттуда вся промокшая. Кто-нибудь из близких скажет ей: «Зачем, матушка, скочили в воду и так промокли?» А она отвечает: «Ты слышала – они говорят «блаженная», а какая я блаженная?»

Прискорбно видеть было матери ее, м. Агнии, дочь свою безумствовавшею. Она приходила иногда в страшный гнев, в порыве которого приказывала своему бывшему швейцару Виссариону, жившему за оградой, запирать дочь в келье или в подвале. Здесь юродивая пламенно молилась Богу; но как только ее выпускали на свободу, она снова убегала и принималась за прежние выходки. Мать приказывала иногда приковывать блаженную к стене цепью за руку или пояс, а раз в гневе распорядилась приковать ее к большому чурбану в подвале. На утро приходит мать и видит, что лицо дочери светло, как у ангела Божия, а на стене написано: «Блаженны нищие духом, яко тех есть царство небесное». После этого м. Агния долго не беспокоила подвижницу.

Юродивая м. Асенефа часто ходила на Маурину гору, на камешек, на котором молился преподобный Кирилл Белозерский. Камень этот очень велик. На нем заметны следы, по преданию, стоп Преподобного, и знаки в виде бороздок от слез, которые с лица стекали на камень. Впоследствии над этим камнем архимандритом Кирилло-Белозерского монастыря Иаковом построена была маленькая часовня, где поставлена икона Смоленской Божией Матери и образ собеседующих преподобных Кирилла и Ферапонта. М. Асенефа прибежит, встанет на камушек и горячо и долго молится. Иногда брала с собой маленькую девочку Дуню. Дуня была дочка Виссариона. Когда она родилась за оградой, мать Асенефа говорит всем: «У меня родилась горничная». Когда Дуне исполнилось 3 года, м. Асенефа взяла ее к себе и всю жизнь с нею не расставалась. Иногда на Мауру брала с собой юродивая девочку Фишу (Корчагину), которую четырехлетним ребенком носила на руках; впоследствии она была пострижена с именем Асенефы и теперь настоятельствует в Горицком монастыре. Когда посторонние заставали юродивую у камешка за молитвой, она быстро убегала. Случалось, что когда по-видимому бессмысленные поступки м. Асенефы сильно тревожили мать ее, монахиню Агнию, она предпринимала далекие и трудные путешествия к святым местам, дабы у св. угодников вымолить исцеление дочери. Часто в монастырях ее отчитывали. Была м. Асенефа с матерью у святынь Киевских и у святителя Митрофана Воронежского. М. Агния возила Асенефу и к Георгию затворнику. Когда они были уже недалеко от него, блаженная весьма напугала мать: она выскочила из кареты и убежала в лес. Подумали, что она порченая, бесноватая, ибо не едет к св. старцу. Когда мать Агния вступила в келию подвижника Георгия, то пришла в удивление: старец уже благословил юродивую и сказал: «Ну, Асенефа, велик ты крест взяла на себя, снесешь ли его?» После этого мать уже почти никогда не беспокоила блаженную.

Одежду и обувь м. Асенефа переменяла только раз в год, именно в день своего рождения, 29 июня, и потому всегда ходила грязной, оборванной и часто босой, несмотря ни на какую погоду. В келию свою она никого не принимала: в ней было грязно, везде валялся сор, спала она на голом полу, большую же часть ночи проводила в сыром, темном подвале. Если кому приходилось заглянуть в ее келью, то всегда видали ее стоящею на молитве; как бы из некоего забытья выходила блаженная и весьма огорчалась, что ее заметили стоящею на молитве. М. Асенефа притворялась безумною. Бывало, подряд несколько лет она, дождавшись вечера, снимала в келье портрет своего отца покойного и несла его в подвал: «Он меня беспокоит, не дает спать». Раз приехал в обитель брат Никтополеон Михайлович, пришел к сестре м. Арсении, стали приглашать и ее туда, но она как бы и не слышит зова; брат идет к ней со словами: «М. Асенефа, встречай». Та кричит: «Некогда, я папашу иду принести из подвала». Так и избежала встречи с братом.

Пищу приносили м. Асенефе с игуменского стола, но все принесенное блаженная разделяла на равные части и велела относить нескольким старицам, часть уделяла птичкам, коих очень любила, сама же питалась самою скудною пищею. Пост она несла удивительно суровый. Рассказывают, что в год пострига в прощеное воскресенье м. Асенефа была по обычаю за вечерней в церкви, усердно молилась и со всеми простилась. Затем ушла в свою келью и заперлась. До Христова дня никто ее не видал. В своей келии она постилась, читала слово Божие и писания св. отцов и горячо молилась. К пасхальной заутрени она явилась в храм вместе с остальными сестрами и казалась бледнее обыкновенного. Похристосовалась со всеми и начала юродствовать по-прежнему. Лицо ее покрылось румянцем. Вид лица ее был весьма привлекательный и благолепный.

Наступил второй великий пост, и м. Асенефа все исполнила по-прежнему, взяла ведерко снегу, заперлась в келье, пребывая весь пост в посте и молитве до самого праздника.

Так, в непрестанной молитве, суровом посте и лишениях проводила жизнь блаженная. Терпеливо сносила она все обиды и раны, причиняемые ей родной матерью, все оскорбления и насмешки со стороны тех людей, которые, не имея внутреннего света, не уразумевали, что кроется в этой кажущейся безумною инокине. Она радовалась, ибо все терпела ради Господа, по любви к Нему. Сия любовь побуждала ее забывать все тленное и устремляться всем существом своим к Нетленному жениху Христу. Она, скажем словами св. Макария Египетского, «подобно людям, на которых уканула оная роса Духа божественной жизни и уязвила сердце божественной любовью к небесному Царю-Христу, привязалась к оной красоте, к неизглаголанной славе, к нетленному благолепию, к недомыслимому богатству истинного и вечного Царя-Христа. Она отдается в плен вожделению и любви, всецело устремляясь к Христу, и вожделевает улучить те неизглаголанные блага, какие созерцает духом, и ради сего ни во что вменяет всякую на земле красоту, и славу, и благолепие, и честь, и богатство царей и князей, потому что уязвилась она божественною красотою, и в душу ее уканула жизнь небесного бессмертия. Посему и желает едтной любви небесного Царя, с великим вожделением Его единого имея пред очами, ради Него отрешается от всякой мирской любви и удаляется от всяких земных уз, чтобы возможно было сие одно желание иметь всегда в сердце и не примешивать к нему ничего иного» (Бес. 5, 6).

Большинство знавших блаженную подвижнице видели в ней особенную избранницу Божию и чем более к ней присматривались, тем более проникались благоговейным чувством и уважением. Многие монахини искали у нее утешения, доброго совета и чувствовали дивное влияние ее слов, ее духа на их души.

М. Асенефа за свои великие подвиги прияла дар Духа, дар прозрения и утешения. Благоговейная память монахинь Горицкого монастыря и многих мирян, обращавшихся к ней при жизни за молитвою и наставлением сохранила многочисленные случаи ее прозорливости. Упомянем о некоторых из них.

10 июня и. игуменья Маврикия за усердные труды по управлению обителью получила в награду от Св. Синода наперсный крест. Сестры с радостию сообщили об этом м. Асенефе. «Эка беда, – сказала блаженная, – что матушку наградили крестом, это не беда, а вот завтра так будет беда». В тот же день приехала мать блаженной, м. Агния, с ярмарки, где была по делам монастыря, в ночь тяжко заболела и скончалась. М. Асенефа горько плакала, скорбь была и для всех сестер при утрате трудолюбивой помощницы игумении Маврикии и доброй монахини.

Пред смертью сестры своей игумении Арсении м. Асенефа прибегает к м. Филарете, тогдашней казначее, и говорит: «Матушка Филарета, не оставьте вы меня», – и кланяется в ноги. Та удивилась, почему так просит ее м. Асенефа. Подняла и говорит: «Что с вами, матушка? М. игумения вас не оставляет, она ваша сестрица».

– Матушка, не оставьте, пошлите когда чайку и сахарку, – вновь говорит юродивая и снова кланяется. Через несколько времени выяснились слова ее. М. Арсения захворала и умерла. Игуменьей через несколько месяцев была утверждена м. Филарета.

М. Филарета долго управляла монастырем. Стала она слаба. Управляли обителью старшие монахини: казначея, ризничная и благочинная. Сестры спрашивали блаженную: «Матушка Асенефа, кто же у нас будет игуменией?» Она рассмеялась и говорит: «Юлия Красивая». В обители в то время была лишь одна Юлия, молоденькая девушка, прачка, другой, постарше, не было. Конечно, м. Асенефу не поняли, и некоторые из сестер посмеялись. Скончалась игумения. На ее место избрали монахиню Нилу. У новоизбранной игумении была в г. Кириллове хорошая знакомая, дворянка Юлия И., м. Нила пригласила ее в обитель и потом передала в управление ей все монастырское хозяйство.

При жизни м. игумении Маврикии однажды прибежала в ее покои блаженная и написала на стене, никому не сказав ни слова: «Помни Мариино стояние» (бывает на пятой неделе поста); словам, написанным на стене, не придали значения, м. Маврикия, в схиме Мария, заболела именно в этот самый день, и болезнь свела ее в могилу.

М. Асенефа всегда была близка к сестрам. Часто обращались они к ней, веря, что через нее услышат волю Божию, глубоко веря в силу ее молитв. Рясофорная монахиня Елизавета Свешникова надумала переселиться в Корецкий монастырь, пришла к м. Асенефе проститься перед отъездом и просит молитв. «Ну, приедете постригаться опять сюда», – говорит ей блаженная. И что же, уехала сестра, недолго прожила в новой обители и опять возвратилась в Горицы; приходит она к м. Асенефе здороваться, та с радостью приветствует ее и говорит: «Ну вот, постригут в мантию».

– А когда же, матушка?

– Да годочков через восемь.

Действительно, так и случилось. Через 8 лет после этого ее и постригли с именем Адрианы (была игуменьей Горицкого монастыря с 1906 по 1910 г.) Вскоре сестра Свешникова приходит к блаженной за советом: родные просят взять к себе в монастырь девочку и ходатайствовать о принятии ее пред м. игуменьей Филаретой. «Как благословите, матушка, просить ли за девочку Сонечку?» – «Бог благословит, – отвечает юродивая, – хоть 10 лет поживет в монастыре». Приняли девочку, отдали на воспитание Свешниковой. Та выучила девочку разным рукоделиям. Выросла она. Старица боялась, как бы придя в возраст, девица не вышла из монастыря. Но к общему удивлению она стала хворать и умерла ровно через десять лет по вступлении в монастырь.

М. Асенефа очень любила принятую 4 лет в монастырь дочь управляющего имением Клементьевых Анфию Корчагину. Нередко она носила девочку на спине. Однажды блаженная сделалась очень печальна, усиленно ласкала Фишу, называла ее бедной сироткой. Через несколько времени прибежала в келью, где жила Фиша, с плачем и со словами «А вот и папа умер».

Вскоре после этого приехали за девочкой, чтобы повезти ее домой, так как отец ее опасно заболел. Собралась Анфия, поехала домой. Но отца уже в живых не застала.

В другой раз приехал навестить сестру Анфию в монастырь ее брат родной. Слышит, как блаженная, высунувшись из окна, громко кричит: «Огонь, смотрите, огонь!» Корчагин не придал значения этим словам. Он понял их тогда, когда вернулся домой и узнал, что в это время у него сгорели два овина.

Анфия пострижена в монашество с именем Асенефы и теперь управляет Горицкою обителью, с благословением относясь к памяти блаженной Асенефы, считая ее и теперь молитвенницею за свой монастырь.

Сестры примечали слова и действия м. Асенефы, в которых потом усматривали предуказание на случаи в их жизни, убеждаясь, какой высокий дар имеет старица, и как счастливы они, живущие под кровом одной с нею св. обители.

Случалось, что м. Асенефа придет к какой-нибудь сестре, ляжет на диван или на кровать, застонет и закричит: «Ой, я захворала!» После этого сестра обязательно чем-нибудь захворает. Приходит в келию к матушке одна послушница: «Благослови, матушка, съездить на родину, повидаться с родными», – говорит она, кланяясь блаженной. Та, не отвечая на привет, начала стонать и охать: «Ой, ой, у меня нога заболела, не могу ходить». Сестра домой уехала совершенно здоровая, а вернулась больная. На родине заболела у нее нога, ничем не могли залечить ее, ногу стянуло, и сестра осталась на всю жизнь хромой.

М. Агафоклия рассказывает: «В монастыре иногда бывают приношения от благодетелей в пользу певчих и других сестер. Раз я разносила по кельям пожертвованный чай. Вижу, идет м. Асенефа. Подойдя ко мне, она вдруг заплакала: «Ой, как нога-то болит, и не сгибается, не уйти самой!» Это она говорила обо мне. Я почувствовала сильнейшую боль в ноге, еле добралась до своей кельи. Сняла обувь, оказалось рожистое воспаление. Пришлось пролежать три недели».

Четыре раза происходили в обители пожары. Пожары были сильные. Все сестры выходили из ограды. Но м. Асенефа оставалась. Пред пожаром накануне она ставила ведро с водой около собора.

Замечателен такой случай прозорливости старицы м. Асенефы. Блаженная посылает свою Дуню к монастырскому священнику: «Дуня, сходи к Марии Александровне (жене священника) и попроси ее, чтобы она испекла мне пирог посдобнее и принесла мне».

Матушка, жена местного священника, была очень рада исполнить просьбу блаженной. На другой день она приготовила прекрасный пирог с рыбой и яйцами и сама принесла к м. Асенефе. Та приняла пирог, поблагодарила матушку. Когда матушка отправилась домой, юродивая закричала: «От пирога пахнет покойником». М. Екатерина, бывшая около старицы, говорит:

– Что вы, матушка, пирог со свежей рыбой и от него ничем не пахнет.

– Нет, пахнет покойником, – возражает юродивая.

Спустя четыре дня жена священника умерла от родов, а была очень здоровая женщина.

У племянницы монахини м. Адрианы Свешниковой выходила замуж дочь из г. Пошехонья. Приехала невеста с матерью в Горицы за благословением к м. Асенефе.

– У Петра горе большое, у жениха дело расстроилось, – сказала прибывшим м. Асенефа и горько зарыдала.

Не поняли слов юродивой. Решили выдать замуж родители свою дочь. Приехали в Романов ко дню свадьбы и остановились в гостинице. Все было готово к браку. В день свадьбы ранним утром хватились невесты спавшие с нею мать и тетка. Ее нет. Городовой сообщил, что какая-то женщина в одном белье бегает по улице. Оказалось, это была невеста. Она оказалась вне ума. Свадьба расстроилась.

Достопримечателен случай прозорливости м. Асенефы из жизни ее родственниц. В монастыре гостила Анна Дмитриевна Сандомирская со своей матерью Верою Н., племянницею м. Асенефы. Как придет к ней Анна Дмитриевна, блаженная все говорит: «Как скверно пахнет, не выношу». И все торопит гостей выездом, потому что был у Анны Дмитриевны жених православный. В день отъезда она говорила: «Сегодня вечером уедут, и не будет их, и никто не приедет, – а во время гостьбы все пела, – возле речки, возле моста трава росла, мурава зеленая. Траву в три косы косила, приговаривала: ради друга, ради гостя дорогого, сердечного. Если ты, моя радость, вздумаешь жениться, заезжай ко мне проститься; если ты, моя радость, не заедешь, через реченьку поедешь да потонешь, через быструю понесешься, захлебнешься».

И вот что произошло. Приехали Сандомирские в Петроград. Муж Веры Никтополеоновны находился в это время на золотых приисках. Через управляющего дома мать и дочь познакомились с католическим ксендзом, который увлек их в католичество. «С сего дня они не жена и не дочь мне», – сказал Сандомирский, узнав о поступке их. Они уехали в Лувр во Францию, где ксендзы Луврскими чудесами очень укрепили в них преданность католичеству. Там Анна Дмитриевна вышла замуж и скоро умерла; матери показали покойную лишь через маленькое окошечко. Вера Никтополеоновна писала своим в Россию, чтобы вырвали ее из Лувра, из сетей иезуитов, но она так и умерла во Франции, вдали от родины.

Блаженная любила иногда говорить в рифму. Монахиня Горицкого монастыря Нила отправилась собирать для монастыря на Дон. Походила она там с товарками, собрала мало и уехала в Сибирь, долго не уведомляя о себе. М. игуменья и сестры беспокоились о сборщицах. М. Асенефа и говорит м. Феофании: «Доны, доны Капитоны, прощайте!» Получилось известие, что монахини-сборщицы находятся в Сибири.

В день смерти своего брата Никтополеона Михайловича, скончавшегося в Петрограде, м. Асенефа ранним утром прибежала к священнику и просит, кланяясь в землю: «Батюшка, помолитесь за брата!» Священник, собираясь в церковь к ранней литургии, говорит: «Матушка Асенефа, мы молимся ежедневно за весь ваш род», а она плачем и говорит: «Батюшка, за братца-то помолитесь!» В это время, как потом получилось известие, скончался ее брат в Петрограде.

В 1881 году 1 марта в 2 часу дня пришла к матушке Асенефе Елизавета Свешникова за благословением написать письмо родным. Мать Асенефа горько заплакала и говорит: «Закатилось красное солнышко», а сама горько плачет. Не поняв слов блаженной, Елизавета, вернувшись в келью, заскучала. Она раздумывала, что бы значили слова матушки Асенефы. На другой день получена была в Кириллове телеграмма, что 1 марта в 2 часа пополудни убит царь Освободитель.

Слово блаженной отличалось особенною силою, оно производило неотразимо сильное впечатление на душу тех, кто к ней обращался, ибо исходило от сердца, полного молитвы и благожелания: оно изменяло настроение, часто производило переворот в жизни, направляя ее по правильному руслу. Замечалось, что когда что матушка Асенефа с радостью благословит, то приносило успех и счастье.

Александр Гаврилович Новоникольский рассказывает, что пред женитьбой он был за благословением у блаженной. Она его благословила на брак. Скоро после женитьбы Новоникольский заболел и сильно, показалась кровь, так что он думал уже, что и смерть близко. Приехал с женою в Горицы и сразу к м. Асенефе. Сообщил с грустью о своей болезни. Блаженная велела своей келейнице Евдокии найти вина – портвейна. «Давай, Дунька, выпьем за здоровье молодых!» Эти слова юродивой ободрили Александра Гавриловича. Он стал лечиться воздухом и народными средствами – настоем из сосновых шишек, и скоро совсем поправился. «Молитвы праведницы помогли», – заключает он свой рассказ.

Монахиня Агафоклия из Никулина трогательно сообщала о том, как блаженная утешила ее в минуты тяжелого уныния, доходившего до отчаяния. 8-ми лет поступила она в монастырь в Горицы. И одолела ее через несколько лет страшная тоска, нигде не находила она покоя и не знала, что ей делать. Однажды подходит к ней матушка Асенефа, взяла ее за нос и говорит: «Что тоскуешь, красный нос». И чувствует она, как будто что-то кругом ее головы обошло. И всякая тоска пропала.

Пришла блаженная к одной сестре, обуреваемой нечистыми помыслами, и говорит ей: «Ты бы, матушка, одела очки, ведь ничего не видишь». Сестра тотчас будто прозрела, очнулась от греховной спячки и стала думать об очищении своего сердца от грешных помыслов.

Подвизавшаяся в Никулине старица Елена с благодарностью вспоминает, как матушка Асенефа избавила ее от тоски, когда она поступила в монастырь. Подошла к Елене и говорит: «Надень черную одежду, и тоску как рукой снимет».

Имея дар утешения, сколько ран душевных залечила блаженная, сколько слез утерла, сколько радостей дала, сколько людей возвратила на путь правый и от гибели вечной отвела!

Среди монашествующих Горицкого монастыря особенно живо хранится рассказ, как м. Асенефа спасла от смерти одну женщину из Горицкой слободки, которая хотела кончить жизнь самоубийством. У этой женщины была злая свекровь и злой муж; они томили несчастную в тяжелой работе, оставляя ее даже голодать. Долго терпела она и, наконец, приходит к блаженной, горько плачет и рассказывает свою горемычную жизнь, заключая: «Не могу больше терпеть, утоплюсь в реке!» М. Асенефа стала ее уговаривать: «Потерпи еще недолго, все пройдет…» Скоро свекровь захворала и умерла. Муж переменился, супруги стали жить между собой мирно. Счастливая, потом уже, по смерти блаженной, часто ходила к ней на могилку и со слезами благодарила свою спасительницу от страшной смерти.

М. Асенефа ежедневно в известные часы ходила навещать, беседовать о предметах духовных и молиться к другой, жившей в монастыре старице, Асенефе Меньшуткиной. Сия м. Асенефа была расслабленная с младенчества, всю жизнь лежала на коротенькой скамеечке, так что и голова, и ноги ее висели, страдала страшно, но переносила болезнь с удивительным терпением и радованием. М. Асенефа Клементьева иногда говорила болевшей: «Долго ли ты еще не умрешь-то? Как ты умрешь, так я больше и ходить не буду». И ее слова сбылись в точности. В 1877 году расслабленная Асенефа скончалась, и к этому времени блаженная лишилась зрения и сильно заболела ногами.

Последние 16 лет блаженная не выходила из своей кельи. Она лежала там на полу над холодным подвалом.

С этого времени она стала принимать к себе всех. Сестры ходили за советом, приходили иногда толпами в келью блаженной и миряне, иные приезжали издалека видеть блаженную и просить благословения и наставления, другие писали ей письма, спрашивая, как им поступить в том или другом случае. И каждого примет старица: у кого скорбь, побеседует, утешит сладостными своими словами и выходит из ее кельи посетитель радостный, успокоенный… Бывало, что некоторые приходили к ней из любопытства. С теми она ничего не говорила.

В 1891 году навестил блаженную приснопамятный батюшка о. Иоанн Кронштадский. В каждое лето о. Иоанн имел обыкновение из Петрограда ездить на родину в Архангельскую губернию, в Суру, на своем пароходике. Путь его лежал по р. Шексне. О. Иоанн любил Горицкую обитель, останавливался, служил литургию.

Придя в келью к м. Асенефе, он приветствовал ее: «Трудись, матушка, трудись, трудись, сколько лет лежишь?» Она отвечает: «16».

– Ты меня не видишь, не знаешь меня? – наклонился к ней, благословил, держал головушку, погладил спину, поцеловал блаженную в голову, дал ей платочек. – Вот я тебе платочек подарю, прощай.

Она спокойно улыбнулась.
День своей кончины блаженная предсказала за несколько времени. Проведя первую неделю поста великого, в воскресенье (в неделю Православия) она спросила м. Екатерину Корчагину: «Мать Екатерина, завтра Радожное Воскресение (Фомино)?» М. Екатерина отвечает:

– Что вы, матушка, только что прошла первая неделя Поста, а завтра вторая начнется.

Старица ей говорит: «А я думала, что завтра Радожное Воскресение. Ведь я умру тогда, и вы никто не увидите», – и сама это говорит с ангельской улыбкой.

– Что вы, матушка, как мы будем без вас жить? – возражает монахиня.

– Не увидите, как я умру, – настаивает на своем блаженная. И многим монахиням она это говорила.

Незадолго до смерти у м. Асенефы сделались нестерпимые боли в руках и ногах. Когда она 16 лет лежала на полу, терпела сильные страдания; перед смертью она даже стала стонать. Боли были невыносимы. Близкие просили ее согласия позвать доктора.

На их предложение она говорила, что у нее ничего не болит.

Все же игуменья Нила пригласила доктора. Тот пришел. Матушка спрашивала его о семье, как живут они. «Матушка, позвоьте посмотреть ручку и ножку», – просит доктор.

– Мне уже матушка Адриана посылала лекарство, и ничего теперь у меня не болит. 

А пред приходом доктора, действительно, м. Адриана присылала ей мази, мазью намазали ей руки и ноги, больная полежала и велела стереть ее, говоря: «Вот и прошло». А доктору она руки и не показала. Когда он ушел, попросила принести ей сена: «Вот сенцом-то попахнет, все и пройдет». Когда настала Пасха, и пришла м. игуменья христосоваться с ней, она попросила на другой день вызвать монахинь из Никулина и Фетинина и простилась с ними. Прощались два дня и горицкие сестры.

В субботу она никого не принимала, ни монашествующих, ни мирских. Но вот приходит мужичок, плачет и говорит: «Пропала корова, давно ее нет», – пришел спросить матушку за 400 верст. Доложили матушке. Она сначала сказала, что ничего не знает. Ей рассказали, как плакал мужичок, она приняла его. Мужичок упал в ноги и плакал.

– Не плачь, – сказала ему блаженная, – поставь свечку святителю Николаю. Где была отпущена, там и найдешь.

Через короткое время приходит мужичок благодарить матушку: слова ее исполнились. Но блаженная уже отошла в райские обители. Она умерла 19 апреля в Фомино воскресенье в 7 часу утра. Кончины ее никто не видел, как она и сказала ранее. М. Екатерина ушла к ранней обедне в церковь, Дуня – за водой. Когда она пришла в келью блаженной, то душа ее уже оставила тело. Она отошла ко Господу, так горячо любимому, которому с детства она отдала свою жизнь.

Было дивное утро, радостно сияло солнышко, так, будто и природа ликовала вместе с ангелами, принявшими чистую душу великой подвижницы и праведницы.

Кончина последовала на 93 году жизни.

Тело м. Асенефы стояло в келье. Священники беспрерывно служили панихиды, монахини непрерывно читали Псалтирь, и днем, и ночью. Похороны были 22 апреля. Отпевал старицу многочисленный собор священнослужителей. Храм не мог вместить богомольцев, из коих некоторые приехали издалека. Многие, особенно сестры, плакали. На гробе было много живых цветов. Все цветочки и листочки разобрали почитатели блаженной на память. На день смерти и погребения блаженной одним ее почитателем составлено было следующее стихотворение.

Страдалица! В стенах монастыря,
В недугах тяжких жизнь твоя прошла.
И с детских лет молясь у алтаря,
Покой лишь в старости ты здесь себе нашла.
«Уснуть хочу», – послышалось, как эхо,
И вот настал давно желанный час,
И в мир иной предстала Асенефа,
С ней род Клементьевых угас…
С благоговением, бескровными устами,
С молитвой к ней монахини, склоняясь,
Несли почившей гроб, украшенный цветами,
И в храме общая молитва их слилась.
И полон был народом этот храм,
Сестер духовных песнь парила до небес,
С загробной песнию курился фимиам,
И в храме раздавался гимн: «Христос воскрес».

Могила блаженной находится на северной стороне Воскресенского собора. На могиле родными ее поставлен прекрасный белый мраморный памятник: большая скала с водруженным вверху крестом.

В неприкосновенном виде хранится и келейка м. Асенефы: небольшая комнатка, в переднем углу большое резное Распятие, дивная икона Владимирской Божией Матери, писанная самою матушкой, по стенам живописные портреты отца, матери, брата, сестер, Георгия Затворника. Тут находится и цепь, которой приковывалась блаженная к стене, по приказанию матери, рубашка холщевая, в которой померла, камилавка юродивой старицы.

Память о юродивой м. Асенефе живет и среди сестер обители, и среди народа, передаваясь в грядущие поколения. У могилы блаженной молятся усердно все, кто изнемогает под бременем греховным, кому тяжело живется, кто ищет утешения. Они с глубокою верою взирают на крест, высящийся на беломраморной скале, с верою, что Господь, по молитвам праведницы, поможет им, носимым волнами житейского моря, донести крест до конца.

 

 

 назад