И. Савицкий. Вытегорский помещик Август Геральд: портрет на фоне времени

// Вытегра: Краеведч. альманах. – Вып.2. – Вологда, 2000
  

Интерес к человеческой личности в последнее десятилетие превратился в магистральное направление развития ряда отраслей отечественной науки – истории, психологии, права и т. д. Особое внимание уделяется изучению мировоззрения людей давно ушедших эпох. В 1980 –1990-х годах эта тема стала объектом соприкосновения интересов не только историков, но и лингвистов, литературоведов, искусствоведов и представителей многих других специальностей. Едва ли не настольной книгой для изучающих культуру и мировоззрение отдельных представителей русского общества XVIII – XIX веков стали труды российского исследователя Юрия Михайловича Лотмана [1]. Не остались в стороне и исследователи Русского Севера. 

Несмотря на привлекательность подобного направления, методика его научного осмысления и источниковая база еще не вполне разработаны. Самый легкий путь, по которому идет большинство исследователей, заключается в цитировании и анализе источников личного происхождения – мемуаров, дневников, писем и т. д. Однако такой подход дает упрощенную картину внутреннего мира объекта исследования. Личность – понятие не просто социальное, но и культурно-историческое. Поэтому при анализе мировоззрения человека необходимо учитывать его происхождение, имущественное положение, а также историческую обстановку того времени и много других кажущихся второстепенными факторов. 

Почему в качестве объекта исследования взята именно фигура Августа Герольда? Источники, дающие представление о нем, довольно разнообразны. Заметки Герольда, опубликованные в центральной и местной печати [2], благодаря минимальной редакторской правке, носят ярко выраженный отпечаток личности автора. Более того, они позволяют проанализировать не только основные черты социальной психологии представителей дворянского сословия России, но и историю развития сельскохозяйственной науки в нашей стране. Другим видом письменных источников являются делопроизводственные материалы, в частности переписка Герольда с олонецкими губернаторами, а также журналы Олонецкого губернского по крестьянским делам присутствия [3]. Несмотря на установленный порядок ведения протоколов заседаний, эти документы содержат весьма разнообразную информацию – выписки из донесений сотрудников присутствия, тексты выступлений его членов и т. д. Эта важная особенность олонецкого учреждения позволяет анализировать различные подходы к возникшим перед дворянством пореформенного периода проблемам, проявившиеся в дискуссиях между мировыми посредниками, государственными чиновниками и временнообязанными крестьянами. Наконец, важные материалы содержатся в статистических источниках (в данном случае – поместного землевладения середины XIX века). Таким образом, выявляется источниковая база, достаточная для анализа мировоззрения провинциального помещика. 

Отставной инженер-полковник Август Яковлевич Герольд появился в Вытегорском уезде в 1842 году. О его жизни в предшествующие годы сведений в архивах практически не сохранилось. Известно лишь, что он был прибалтийским дворянином немецкого происхождения, вероятнее всего из Курляндии, – упоминания об этой территории в его записях встречаются чаще всего. Выйдя в отставку, он поселился в имении, купленном в 175 верстах от города Вытегры, в Ухотской волости на берегу озера Лача. По северным меркам положение имения было весьма удобным: почвы – наиболее благоприятные в Олонецкой губернии, транспорт – Архангельский почтовый тракт, по обе стороны которого раскинулись поля новоявленного помещика. По 10-й народной переписи, в 1858 году имение насчитывало 266 крестьян – 118 мужского и 148 женского пола (по другим данным, всего свыше 300 крестьян), являясь одним из крупнейших в губернии. 

Однако образованный дворянин А. Я. Герольд хорошо понимал, в какие условия он попал. Олонецкую губернию считали непригодной для земледелия из-за сурового климата и малоплодородных, заболоченных почв. Основывать здесь так называемое рациональное (то есть рассчитанное на получение прибыли) хозяйство было делом сложным, требующим больших вложений как финансового, так и интеллектуального капитала. Зато цены на землю были ниже. 

Прежде чем приступить к активным сельскохозяйственным работам, Август Герольд пытался лучше понять новые для себя условия. И здесь его поджидало несколько неожиданностей. Поразило его то, что, несмотря на более или менее выгодное положение Вытегорского уезда, здесь проживало мало помещиков. Например, по статистике в 1857 году в уезде числилось 73 имения с 4406 крепостными крестьянами (40 процентов всех помещичьих крестьян губернии) [4]. В большинстве имений помещики не проживали и за своим хозяйством не следили. Это удивило и возмутило Герольда. «Многие из здешних владельцев, не дорожа своими имениями, не только сами не живут в них постоянно, но даже есть и такие, которые в них никогда не бывали, предоставив все поместье в полное распоряжение какого-нибудь старосты из тех же крестьян, – писал Август Яковлевич на рубеже 1858-1859 годов. – Грустно смотреть на эти заброшенные своими владельцами имения! Леса гибнут: прекрасные места, на коих можно было устроить чудные поля и сенокосы, лежат впусте; болота и другие низменности, для осушки которых стоило бы затратить только каких-нибудь 50-100 рублей, – вместо огромной выгоды, которую они тогда бы могли дать, – теперь наполняют воздух своими злокачественными испарениями, способствующими развитию лихорадок и тифозных горячек» [5]. Герольд с сожалением замечает: «Оно, конечно, приятно жить с деньгами в Петербурге и Москве или в другом хорошем месте. Но для чего же быть при этом столь равнодушным, не навестить когда-нибудь своего собственного имения, дабы, по крайней мере, лично узнать и оценить его? Тем более это непростительно, что для богатых подобная поездка ничего бы не значила, а от просвещенного их взгляда имения могли бы много выиграть как в пользу владельцев, так и в общую» [6]. 

Многие помещики не проживали в своих имениях и почти не интересовались ходом дел в них. Сохранились данные о мелкопоместном дворянстве Вытегорского уезда за 1843 год. Эта группа помещиков в Олонецкой губернии составляла около 70 процентов дворян-землевладельцев. Чиновникам были известны сведения о 37 дворянах мужского пола и их семьях. При этом ничего не было известно о 55 дворянах, формально числившихся землевладельцами Вытегорского уезда [7]. Таким образом, в своих имениях проживала в лучшем случае одна треть вытегорских помещиков. 

Правда, Августу Герольду пришлось все же признать, что «жить помещику в своем имении в Олонецкой губернии в некоторых отношениях, не от него зависящих, как-то неловко или, определительнее, это сопряжено с некоторым самоотвержением с его стороны, так как по несуществованию здесь дворянских выборов помещики, проживающие в здешних своих имениях, далеко не имеют того значения, которым пользуются дворяне-владельцы в других губерниях» [8]. К моменту приезда Герольда губернское дворянское собрание было уже закрыто как «произвольно допущенное» и все выборные чиновники назначались администрацией. Поэтому общественная жизнь этой сельской провинции в 1840-х – середине 1850-х годов была тихой и чаще всего находилась на уровне контактов между соседями. 

Удивило его и отношение крестьян к работе. «Крестьяне, – писал он, – считают за стыд копать канавы; почему я и сначала, то есть 15 лет тому назад, для этой работы, по неимению охотников, несмотря на высокую цену, им объявленную, должен был нанять финляндцев, которые у меня за одно лето заработали 400 рублей. Также за большой стыд считается здешними крестьянами самим пасти свой скот, коров и овец, и для этого они ежегодно нанимают из Архангельской губернии так называемых ваганов». Сам помещик, чтобы не раздражать крестьян, нанимал пастухов для своего скота из других деревень [9]. 

Надо отдать должное Герольду: он не считал лень чертой русского национального характера. «Деревни построены неправильно, тесно, в грязи; на проселочных дорогах нет проезда и т. п. И это оттого, что сами помещики не живут и не бывают в имениях». Привыкший к прибалтийской культуре и воинской исполнительности, Август Яковлевич всю вину за поведение крепостных крестьян возлагал на нерадивых владельцев, каждый из которых по закону должен был являться для крестьян и хозяином, и судьей, и по сути семейным главой, обязанным судить, кормить, одевать и по своему усмотрению женить своих подчиненных. Иначе, как ленью, но уже со стороны помещиков, Герольд не мог объяснить создавшееся положение. «Вовсе не северный климат виноват тому, что многое здесь, в Олонецкой губернии, не растет, а главная причина – некому указать мужичкам, как это делать; помещиков мало, а прочее главное население почти все состоит из государственных крестьян» [10]. 

Рационализацию своего хозяйства помещик начал с упорядочения повинностей крестьян. С каждого из 60 тягол он брал оброка по 14 рублей серебром в год и работой, рассчитанной для его хозяйства, – по 12 конных дней и 24 пеших. За остальные работы помещик платил деньгами. Свой двухэтажный господский дом Герольд поставил в живописном месте у реки, в одной версте от почтового тракта. Ему удалось в полной мере реализовать свой профессиональный опыт инженера, проводя в течение нескольких лет мелиоративные работы. «Поля я имею возможность расположить правильно и красиво, потому что выбранной мною местности дал правильную форму параллелограмма, посреди которого проложил дорогу, имеющую по обе стороны по 6 полей» [11]. Каждое поле было окружено канавами для осушения земель, из-за чего почва стала теплее и благоприятнее для земледелия. Именно на осушение земель владелец делал главную ставку в своем хозяйстве, так как «всеобщая осушка несомненно имела бы самое благодетельное влияние и на здоровье самих жителей, и их скота потому, что тифозные горячки и лихорадки у людей и сибирская язва у скота, так часто карающие здешний народ, по моему мнению, большей частью происходят от болотных испарений». 

Землевладелец разделил севооборот в своем хозяйстве на 12 частей, начиная от пара и заканчивая посевом яровой пшеницы, ячменя и овса. Это был нетрадиционный порядок ведения дел, однако Герольд верил только собственному опыту и интуиции. Результаты его деятельности превзошли все ожидания. Например, от орловского сорта пшеницы он получил в 1858 году урожай сам-31, а от ярославской – сам-26. «Подобного урожая я еще никогда не получал ни от какого хлеба... Я полагаю, что это был особенный случай, каких не бывало и вряд ли будет, как бы в память благотворного посещения здешнего края нашим обожаемым Монархом, отчего, я замечаю, и люди как будто выросли, а губерния – наверно вырастет!» [12]. В порыве радости автор обнаружил интересную особенность менталитета русского общества того времени, особенно дворянского сословия, – сакрализацию монаршей власти, веру в святость особы государя и ее чудодейственную силу. 

Энтузиазм Герольда был заразителен. Вслед за недоверием и насмешками как со стороны крестьян, так и помещиков пришло признание авторитета Августа Яковлевича в области рационального ведения сельского хозяйства на Русском Севере. Появились даже конкуренты. Например, сосед по имению Юлий Федорович Вагнер также опубликовал в центральной прессе свои заметки, делясь опытом по ведению сельского хозяйства [13]. В некоторых сферах, например в скотоводстве, он даже превзошел Герольда. 

Что же поддерживало помещиков северных районов в их деятельности, требовавшей больших затрат? Одного энтузиазма здесь было мало. Помимо желания выделиться среди окружающих, особую роль в подпитывании этого энтузиазма играла деятельность Императорского вольного экономического общества, с которым сотрудничал Герольд. Как известно, эта деятельность затрагивала практически все сферы сельскохозяйственной жизни. Общество предоставляло необходимую информацию, в том числе из-за рубежа, о рациональном ведении хозяйства, публиковало статьи исследователей и наиболее отличившихся на этом поприще помещиков, помогало в техническом оснащении имений и даже занималось рассылкой семян для посева. Переоценить значение этой работы в то время было трудно. Более того, среди членов этого общества и просто интересующихся рациональным ведением хозяйства сложился своеобразный круг единомышленников, участники которого считали своим долгом оказывать помощь друг другу. Так, по записям Герольда прослеживаются его связи не только с руководством общества, но и с его членами из Ярославской, Орловской губерний, а также из Прибалтики. 

Таким образом, даже провинциальные помещики Европейского Севера России не жили замкнуто в своем кругу, ограниченном размерами их владений. Однако записки Герольда, благодаря многословию автора, подспудно осветили такие черты помещичьего хозяйства, о которых он сам предпочел бы умолчать. 

Во-первых, несмотря на энтузиазм владельца, его хозяйство при том уровне общественных отношений подошло к пику своего развития и вряд ли было способно развиваться дальше. Такой вывод можно сделать хотя бы на основе данных об использовании крестьянами довольно примитивных по тем временам орудий труда. «Уборка хлеба у меня производится серпом. Заведены у меня и курляндские короткие косы с грабельками для облегчения тяжкой этой работы; но такое улучшение, однако, в моих крестьянах не нашло никакого сочувствия, и им даже это показалось смешным, так что они упросили меня оставить им способ жатвы по-старому, – писал Герольд. – Я повесил эти косы с грабельками на стену, где и до сих пор они спокойно висят» [14]. То же самое произошло и, с плугом, к которому всегда сложно «приучить здешних людей и лошадей» после использования деревянных сох и борон. Поэтому и это орудие труда «заняло спокойное место в сарае». Автор плохо знал русский язык и не понимал, что крестьяне пассивно относятся к улучшению орудий труда прежде всего потому, что они никак в этом не заинтересованы. 

Во-вторых, поступавшая из-за рубежа информация не всегда правильно усваивалась. Например, узнав о механизированном способе производства прессованных кормов во Франции, Герольд заявил, что в его хозяйстве все делается «гораздо проще: замачивается корм в ящиках, без всяких мер и веса; одна скотница, которая погрузнее, снимает с себя сапоги, залезает в ящик и плотно утаптывает намоченный корм» [15]. Несмотря на простоту, указанный способ был менее производителен, чем французский, и явно не рассчитан на широкий рынок сбыта продукции, о качестве которой речь уже не идет. Автор записок не заметил в поступившей информации главного: использование машин в такой степени было возможно только при наличии наемной рабочей силы. В этом заключалось громадное качественное отличие западного хозяйства от русской крепостной деревни. 

Даже при крепостном праве владелец рационального хозяйства иногда испытывал недостаток в рабочей силе. Понимая малоэффективность ведения сельского хозяйства, крестьяне предпочитали заниматься другими видами деятельности, например, переходить на оброк и наниматься на ближайшие заводы и фабрики. Это вело к запустению их земельных участков. Поэтому помещики, желавшие привлечь крестьян к рациональному ведению хозяйства, должны были не только обязать их извлекать основной доход от земли, но и заняться устройством крестьянского хозяйства. Однако этот процесс имел и негативные стороны. Волевое расширение помещиком сельскохозяйственной деятельности крестьян отрывало их от ставших традиционными местных промыслов, от которых крестьяне привыкли получать больше доходов, чем от земледелия. Этих доходов хватало даже на наем рабочей силы из соседней губернии. Вмешательство же помещика подрывало устои крестьянского хозяйства и вело к его развалу. 

В записках Герольда чувствуется и другая черта мировосприятия поместного дворянина: он жестко критикует невнимание своих соседей к ведению хозяйства, энергично предлагает рационализаторские методы его ведения, обвиняет в пассивности и лени большинство соседей-помещиков. При этом крепостных крестьян Август Яковлевич упорно «выгораживает». Что это – презрение к собственному сословию или сочувствие угнетенному крестьянству? Вовсе нет. Разгадка лежит в характере Герольда: ему хотелось стать первым среди равных, показать свой более высокий интеллектуальный и культурный уровень, чем у местного дворянства. В этом секрет его мощной саморекламы. Что касается крепостных крестьян, то они просто считались людьми другого сорта, и публично критиковать их поведение было ниже достоинства дворянина. 

Вытегорский уезд, конечно, был не единственным, где получили развитие помещичьи «экономии». Вторая половина 1850-х годов – это период интенсификации сельскохозяйственной деятельности российских помещиков, время их наибольшей активности. В это время стали распространяться слухи о возможной, в связи с экономическим кризисом в стране, отмене крепостного права. Поэтому владельцы «экономии» стремились прежде всего доказать, что жить при крепостном праве можно, что оно якобы не являлось причиной отставания России. Они противоречили сами себе, ведь наем рабочего в течение сезона обходился помещику дешевле годового содержания крестьянина, и наемный труд широко использовался в помещичьих хозяйствах рационального типа. Возможно, эти владельцы со временем самостоятельно пришли бы к мысли о целесообразности отмены крепостного права. Однако здесь необходимо учитывать масштаб экономических преобразований в помещичьих деревнях: таких владельцев, как Август Герольд и Юлий Вагнер, на каждую губернию были единицы, и спасти страну от экономического кризиса они не могли. Объявленная правительством в 1858 году подготовка к отмене крепостного права заставила их перенести свое внимание с экономики на политику. 

Под давлением правительства Александра II олонецкое дворянство было вынуждено подписаться под «всеподданнейшим адресом» императору с просьбой о дозволении им, «согласно с потребностями времени, приступить к составлению по Олонецкой губернии проекта положения об улучшении и устройстве быта» помещичьих крестьян. 15 октября 1858 года соответствующий рескрипт был дан, и 2 февраля 1859 года в Лодейном Поле состоялось первое почти за два десятилетия губернское дворянское собрание, на котором был избран состав дворянского комитета по улучшению быта помещичьих крестьян [16]. В числе его членов был и Август Герольд. 

Перед дворянством встала проблема освобождения крестьян, к чему помещики не были готовы ни морально, ни экономически. Правительство это хорошо понимало и не раз говорило о большой степени ответственности членов комитета за ход будущей реформы. Однако подобрать ответственных лиц на местах было непросто. Олонецкий губернатор Александр Александрович Философов докладывал министру внутренних дел Сергею Степановичу Ланскому 7 января 1861 года, что в виде крайней меры он вынужден был «войти в сношение ... с отставным подполковником путей сообщения Герольдом. Но ... несмотря на образование г. Герольда, полученное им в институте путей сообщения и некоторую опытность в деле сельского хозяйства, приобретенную им в течение 15-летней жизни в деревне, по сведениям, переданным мне лично моим предшественником и собранным мною из других источников, г. Герольд в бытность свою членом Олонецкого дворянского комитета по крестьянскому вопросу в этом звании не проявил искреннего сочувствия к делу улучшения быта крестьян» [17]. 

Почему же известный своими более или менее прогрессивными взглядами в хозяйстве помещик так настораживал губернатора? В отличие от «приезжего» губернатора, обязанного выполнять приказы из Петербурга и вдобавок находившегося в натянутых отношениях с местным обществом, Герольду и его коллегам по комитету еще предстояло жить в неизвестных доселе условиях, и им было не все равно, какими они увидят свои имения после отмены крепостного права. 

Реальные последствия реформы 1861 года оправдали самые мрачные прогнозы помещиков. Крестьян необходимо было не просто объявить лично свободными, но и наделить землей, что в условиях Русского Севера было крайне невыгодно помещикам. Все взаимные обязательства в этой связи между помещиками и крестьянами должны были оформляться в так называемых уставных грамотах под надзором специальных лиц – мировых посредников, избираемых местными помещиками из своей среды и подотчетными в своей деятельности только Сенату. Одним из таких посредников стал Август Герольд. 

По данным Министерства внутренних дел, в ходе наделения крестьян землей олонецкие помещики потеряли около 26 процентов своих прежних земель [18]. Чтобы сохранить свои имения или хотя бы скопить капитал перед неминуемо надвигавшимся сельскохозяйственным кризисом, у владельцев было два пути. Прежде всего у помещиков была возможность наделить крестьян наименее пригодными для сельского хозяйства земельными участками. Это могли быть болота, каменистые и песчаные почвы и т. п. Себе же помещик оставлял в этом случае пашню, луг и лес, вырубка которого давала большую прибыль. Так, Август Герольд в одной из своих записок писал губернатору Юлию Константиновичу Арсеньеву в июле 1863 года: «При составлении полюбовной сделки ... владельцы оставляли своим крестьянам угодий в тех дачах, лишь сколько им необходимо было, в том числе и сенокосы, стараясь получить больше строевого леса, как капитал, растущий ежегодно огромными процентами. Угодья крестьян, рассеянные по всему пространству дач, перемешались между владельцами так, что здесь нет ни одной деревни, которая осталась бы при прежних своих угодьях. Всякая же поземельная перемена для крестьян неприятна и производит в них раздражения. Прежде крестьяне не имели права этого высказать, но зато теперь, как будто в воздаяние всего прежнего, пользуясь свободою, даже уж слишком резко высказывают это свое неудовольствие. ... Кто знает патриархальную жизнь крестьян, поймет, [что если] крестьянину переменить поле или сенокос, которыми он и предки его постоянно пользовались, хотя взамен ему дать и вдвое лучших и удобнейших угодий ... доброю волей он на это никогда не согласится, хотя и на обмен ничтожной полоски... Редко дело кончается без драки, а брани во всяком случае бывает довольно» [19]. 

Подписание уставных грамот на первых порах было главным занятием мировых посредников, в том числе и Августа Герольда. Невзирая ни на какие уступки со стороны помещиков, крестьяне не принимали и не подписывали эти документы, «опасаясь того, что как только примут грамоту, то пойдут на выкуп, а этого они боятся, потому что пока, говорят, мы под помещиком, то в случае неисправного платежа оброка помещик обождет, а когда пойдем на выкуп, то будем зависеть не от помещика, а от казны, которая неисправности платежей не потерпит» [20]. 

Прекрасно осведомленные о последствиях перестройки крестьянских хозяйств и о ходе дела на местах, мировые посредники испытывали серьезные затруднения в сборе недоимок и после подписания уставных грамот. Между тем поместное дворянство активно требовало от них погасить задолженность. По этой причине в ноябре 1865 года в губернском по крестьянским делам присутствии развернулась дискуссия о причинах неплатежеспособности крестьян и путях ее преодоления. Как можно предположить, наиболее активно высказывал свою позицию Август Герольд. По его мнению, главная причина неисправного платежа повинностей состояла в упрямстве и намеренном бездействии крестьян в ожидании каких-либо милостей со стороны правительства. Труднее было предложить путь выхода из создавшегося положения. Герольд предложил несколько вариантов этих мер, постепенно отвергая их один за другим. Первым способом мог стать отказ от выдачи крестьянам билетов на отлучку, но в этом случае из-за отсутствия на местах источников для заработка неплательщик лишался бы возможности «нажить деньги». Малоэффективным было признано и отправление крестьянскими обществами своих членов на заработки по контрактам, так как заводчики и подрядчики весьма неохотно брали «к себе в работу людей по принуждению, и притом известных лентяев, тогда как желающих с доброй воли есть достаточно». Герольд выступил и против описи и продажи крестьянского имущества. Во-первых, это доставляло много хлопот, во-вторых, местные жители очень неохотно покупали вещи своих соседей, в-третьих, это лишало крестьян возможности платить налоги в дальнейшем. К тому же из-за круговой поруки имущество описывалось не только у непосредственных неплательщиков, но и у их более зажиточных соседей [21]. Не могло принести желаемого результата и изъятие у крестьян земли, которой они и без того не очень сильно дорожили. Наиболее эффективной мерой Герольд считал отдачу крестьян на казенные работы или под арест, однако последний вел к потере рабочего времени и мало воздействовал «на нерадивого или пьяницу». 

Намеренный неплатеж вследствие пьянства и собственного нерадения был, по Герольду, безнравственной чертой крестьян, обнаруживавшейся повсюду. Сходные точки зрения высказывали и другие мировые посредники. Любопытно, что поднявшее эту дискуссию губернское присутствие просто констатировало все точки зрения, не пытаясь выявить общее в причинах недоимок, понять их источник. Дворянство смогло вслух указать на него только к концу 1860-х годов. Так, один из лучших, по мнению губернского начальства, мировых посредников – Жадько-Базилевич – констатировал в 1869 году, что «не леность и разгульная жизнь довели крестьян до такой крайности, а плохая земля и невзгоды, которые пришлось испытать». Проведя анализ объема недоимок, посредник пришел к выводу, что «прежде выкупные сделки утверждались, не разбирая того, состоятельны ли крестьяне или нет и что их привело к жалкому положению» [22]. 

. При этом никакой поддержки в лице представителей крестьянского самоуправления они не ощущали. По словам Герольда, «старосты своими должностями не дорожат по причине малого им назначенного от общества жалованья» [23]. 

Отсутствие авторитета старост на Русском Севере было отмечено едва ли не повсеместно. Например, один из членов губернского по крестьянским делам присутствия Яков Дейхман после объезда Вытегорского уезда в своем отчете губернатору писал в 1864 году, что «права и обязанности должностных лиц [сельского самоуправления. – И. С.] остаются со стороны их малоосознанными, а иногда и вовсе непонятными. Первыми они весьма часто злоупотребляли, от исполнения же последних часто уклонялись. Так, в течение первых трех лет никто из волостных старшин не дослужил положенного срока. Один из них был удален за постоянно нетрезвое поведение и полнейшее небрежение к своим обязанностям, другой – за пьянство и буйство, третий – с преданием суду за растрату оброчных денег в количестве 280 руб.» [24]. 

Главной обязанностью старост тогда считалось исправное взыскание оброка, поэтому эти должности «крестьяне принимают на себя крайне неохотно, считают эту службу тяжелым бременем и всеми мерами стараются избежать ее». Немудрено, что авторитет старост и мировых посредников среди крестьян был невысок. Так, один из крестьян в пылу спора однажды заявил старосте: «Ты, Берников, свинья, и Герольд свинья, и недолго будете у нас начальниками – нараз сменим». Другой после разговора с мировым посредником даже смог похвастаться: «Как я не вызывал Героля на драку, но он-таки не смел меня ударить» [25]. Таков был колорит того времени. 

Другой путь накопления капитала помещиками состоял в жесточайшей эксплуатации крестьян в течение двух лет после выхода Манифеста 1861 года. Именно такой срок давался правительством на составление уставных грамот. В этот период помещики все еще сохраняли за собой вотчинную власть, которую можно было использовать практически как угодно. Наиболее ярким примером такого отношения к крестьянам было поведение Вильгельма Фридриховича Вагнера – брата соседа Герольда. 

В июле 1861 года к мировому посреднику Августу Яковлевичу Герольду явилась дворовая девка Вильгельма Вагнера и сообщила, что помещик «вечером жестоко ее бил, за волосы рвал, ногами топал и наконец захватил за горло и стал давить» [26]. Август Герольд был в родстве с братьями Вильгельмом и Юлием Вагнерами (предположительно, жена Юлия Вагнера – Каролина Яковлевна – была сестрой Герольда), однако недолюбливал их за резкий и вздорный характер. 

Вскоре слухи о жестокостях Вагнера дошли до губернатора А. А. Философова. Началось разбирательство. От крестьян Герольд узнал, что Вильгельм Вагнер уже в течение нескольких лет не снабжал крестьян одеждой, отбирая хорошие вещи и изредка выдавая лохмотья. Даже зимой крестьяне продолжали ходить в летней одежде. Кормить крестьян помещик тоже не считал обязательным: иногда он оставлял крестьян без ужина, заставляя рано утром идти на работу. Многие из них для прокормления себя просили милостыню в соседних деревнях. В довершение всего Вагнер часто бил крестьян, особенно малолетних. Увидев валявшееся под копытами лошадей сено, помещик до крови избил поочередно двух малолетних конюхов, в исступлении применив железную скребицу. У одной из крестьянок Вагнер вырвал обе косы. 

По мнению Герольда, «Вагнер, как весьма расчетливый хозяин, хочет в эти последние два года, при наименьших расходах, извлекать из своих дворовых людей сколь возможно большую пользу; так сказать, выжать из них последний сок». Этому благоприятствовало и «уединенное положение его усадьбы, находящейся в такой отдаленности от всех его соседей, что крик и плач его людей не могут быть услышаны». Из-за отсутствия посторонних свидетелей (крестьяне в расчет не брались) Вагнер долгое время не был уличен. «А чтобы случились свидетели при том – вряд ли возможно, так как он для гарантии своей посторонним запрещает ходить по своей земле, а чрез усадьбу свою посторонних людей вовсе не пропускает и многих за то уже напугал» [27]. 

Местный священник охарактеризовал Вагнера как человека «сожженной совести». Зная «горячий и вздорный» характер своего родственника, Август Герольд не надеялся на его благоразумие. Поэтому он предложил либо взять имение под опеку, либо немедленно отпустить всех дворовых Вагнера на умеренный оброк, предварительно снабдив их одеждой и обувью. Чтобы окончательно уличить зарвавшегося помещика, Герольд вместе со становым приставом и четырьмя свидетелями учинил внезапное освидетельствование усадьбы Вагнера. Перед ними предстали нищие и голодные люди. По словам Герольда, «кушанье было действительно тощее – вода с рыжиками и хлеб. Одежда была разорванная, грязная, сквозь разорванные сарафаны сквозили грязные рубахи с разорванными подолами». Обувь была в таком же состоянии. При этом Вагнер заявил, что хорошей одежды крестьянам дать нельзя – убегут, как уже не раз делали. 

Губернское по крестьянским делам присутствие поставило перед крестьянами дилемму: либо они, в соответствии с их требованиями, получают земельный надел, но остаются при этом во временнообязанных отношениях к помещику, либо немедленно освобождаются от всех с помещиком отношений и приписываются к другим сельским обществам без их согласия. Вполне понятно, что в соседних деревнях вряд ли хотели делиться с ними землей. В октябре 1861 года крестьяне подписали уставную грамоту со своим помещиком, определившую круг обязанностей каждой стороны. Это ограничило деспотизм Вагнера, однако за свои прежние поступки он не понес никакого наказания. 

В научной литературе мировые посредники долгое время воспринимались как фигуры реакционные, целиком выполнявшие волю взрастившего их сословия. Так было далеко не всегда. Разношерстность дворянского сословия как в материальном, служебном, так и в духовном отношении постепенно приводила к его идеологической разобщенности. Однако всегда ли мировой посредник, встав на сторону крестьян, руководствовался при этом соображениями пользы для них? Пример Августа Герольда в этом не убеждает. Исполнительный и энергичный, он был хорошим тактиком, но оказался плохим стратегом. Осудив соседа-помещика один раз, он не предполагал, что через несколько месяцев эти события бумерангом отзовутся в его же собственных имениях. 

В июне 1863 года крестьяне нескольких деревень Ухотской волости – Панкратове, Сергееве, Митушкино и Никифорове – подали жалобу в Олонецкое губернское по крестьянским делам присутствие. Недовольство крестьян вызвало то, что Герольд наделил их новыми участками на неудобных для сельского хозяйства землях, а также лишил права пользования прежними пастбищами. Для разбирательства на место выехал человек, в чьем ведении находилась эта территория, – сам Герольд. Процедура поиска истины прошла быстро: виновных крестьян наказали, а инициатор жалобы, крестьянин Степан Баличев, был высечен так, что «и не было надежды на его выздоровление». Как впоследствии жаловались крестьяне, Герольд заключал их «наподобие скотов в хлевах, не давал хлеба по целым суткам, угрожая подвергнуть законному [! – И. С.] суду за беспокойства высшего начальства» [28]. Помещик пытался склонить крестьян к добровольному принятию его условий о наделении землей, обещая чуть снизить размер оброка, но они отказались. Причину этого Герольд видел в находившихся среди крестьян лжетолкователях, которые были уверены, что скоро земля и без всякого выкупа достанется крестьянам. Так как официальное сообщение имело для крестьян большое значение, Герольд просил присутствие передать им свое предложение от имени государственного учреждения. Однако присутствие признало это нравственным насилием и отказалось от давления на крестьян [29]. 

Борьба Августа Герольда с непокорными крестьянами продолжалась несколько лет. В ноябре 1864 года крестьяне обратились со всеподданнейшим прошением к монарху, жалуясь на притеснения со стороны помещика и с просьбой «приказать учинить тайное исследование из другой губернии». Своему начальству крестьяне не доверяли, так как «Ерольд имеет везде сильнейшее знакомство, и наши просьбы остаются неудовлетворенные, и даже житья нет от него» [30]. 

Отец вернувшихся крестьян, 70-летний Иван Баличев, так описывал этот «поход за правдой» в Петербург. В Царском Селе ходоки «были приняты благосклонно Августейшим Монархом, и на прочитанное прошение Августейший Монарх обещался лично и словесно детям моим нарядить военную комиссию для окончания этого дела и дал им пропуск из Царского Села до места жительства, и дабы никто их не мог обидеть» [31]. Конечно, они могли действительно дойти до царской резиденции, но вряд ли получили аудиенцию у самого императора. Это мог быть один из высокопоставленных чиновников, придворных или даже членов императорской фамилии. Вполне естественно, что губернские власти этой сказке не поверили и вернувшихся крестьян посадили под арест. Губернских властей не насторожило даже то, что вскоре последовал рескрипт заместителя министра внутренних дел олонецкому губернатору с просьбой «принять зависящие меры к скорейшему на законном основании разрешению ходатайства просителей и о последующем им объявить». Видимо, понятие законности у губернских чиновников было свое. Однако оказалось достаточно повторного ходатайства Баличева в Петербург, чтобы из Министерства внутренних дел пришел другой рескрипт, обязывавший губернатора Ю. К. Арсеньева «сообщить для доклада Его Превосходительству сведения как по обстоятельствам дела, так и о положении, в котором оное в настоящее время находится» [32]. 

Когда губернские чиновники наконец поняли, что дело может иметь серьезные последствия, они почувствовали себя в положении сильно испугавшегося медведя. Вынесение сора из избы повлекло за собой большую ответственность, и с возложенным на них делом было необходимо справиться как можно качественнее. Признавая, что крестьяне Герольда «своим буйством и упорством представляют крайне дурной пример для всего околотка», присутствие в 1866 году поручило одному из своих членов, управляющему палатой государственных имуществ действительному статскому советнику А. А. Мальте, на месте разобраться с делом. Осматривая выделенные крестьянам земли, он обнаружил лишь непроходимые болота. Составленные для подготовки уставных грамот планы владения оказались полностью фиктивными: болота были показаны как удобные земли, пахотные участки – как леса. Надел временнообязанным крестьянам был признан весьма неудовлетворительным, а находившиеся под арестом лица освобождены по настоянию Мальте [33]. Шедшему уже до ревизии на уступки Герольду не оставалось ничего другого, как предоставить крестьянам возможность самим выбирать себе наделы. Для его хозяйства, прежде славившегося своей рациональностью, это был полный крах. Может, поэтому дальнейшие сведения об Августе Яковлевиче Герольде теряются... 

* * * 

Человек может остаться в истории, по нашему мнению, при двух необходимых условиях: сохранении источников о своей деятельности и интереса к ней со стороны потомков. Август Яковлевич Герольд сделал практически все от него зависящее, чтобы потомки вспоминали о нем с уважением. Он хотел остаться в их памяти как рачительный хозяин, талантливый рационализатор, поставивший ведение своего хозяйства на научную основу. Таких, как он, на Русском Севере было очень немного. Однако история со временем расставляет все точки над «i». Базировавшееся на использовании дарового труда крепостных крестьян, его хозяйство рухнуло после отмены крепостного права. 

Анализируя документы почти полуторавековой давности, нельзя обойти вниманием восприятие отдельными людьми переломного момента российской истории XIX века, их борьбу за выживание в новых условиях. Эпохальные события, подобные отмене крепостного права с его вековыми традициями, выявляют в человеке черты, о которых он прежде мог и не подозревать. Энтузиазм и жажда хозяйственного усовершенствования мира сменяются жестокостью по отношению к окружающим людям, компромиссы с обществом соседствуют с компромиссами с совестью. Пример Августа Герольда очень показателен в этом отношении. Отставной инженер-подполковник являлся представителем той части общества, перед которой была поставлена дилемма: либо измениться в новых условиях, либо уйти с исторической сцены. В условиях Русского Севера, где помещичьих хозяйств и до отмены крепостного права было относительно немного, второй вариант оказался реальнее. К 1905 году помещики Европейского Севера России потеряли 6/7 своих прежних земель. Впоследствии этот процесс продолжался, и, например, в 1911 . году владельцы Вологодской губернии лишились более 91 процента дореформенных земель. Для поместного землевладения Севера это была катастрофа, которой не подвергался никакой другой регион. И все же интеллектуальный опыт предшествовавших поколений, разбросанный по обрывкам архивных материалов, всегда находит отзвук в делах потомков. 

Примечания:

1 Напр.: Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб., 1996. 

2 Герольд А. Я. Двенадцатипольное, плодосеменное хозяйство с удобренными посевным сенокосом и пастбищем, в полях, в губернии Олонецкой // Труды Императорского Вольного экономического общества. Т. 1. СПб., 1858. С. 200-214; Герольд А. Я. Несколько слов об Олонецкой губернии в земледельческом отношении / /ОГВ. 1859. № 4-12. 

3 ЦГА РК. Ф. 24. Оп. 3. Д. 1/1 – 2/6. 

4 Там же. Ф. 4. Оп. 15. Д. 16/2. Л. 2.  

5 Герольд А. Я. Несколько слов об Олонецкой губернии... // ОГВ. 1859. №4.  

6 Там же. 

7 ЦГА РК. Ф. 1. Оп. 46. Д. 10/283. Л. 35-49. Подсчитано автором. 

8 Герольд А. Я. Несколько слов об Олонецкой губернии... // ОГВ. 1859. 
№4. 

9 Там же. №12. 

10 Герольд А. Я. Двенадцатипольное, плодосеменное хозяйство... С. 207. 

11 Там же. С. 202.

12 Герольд А. Я. Несколько слов об Олонецкой губернии... // ОГВ. 1859. №8.

13 Вагнер Ю. Ф. Описание устраиваемого имения в Олонецкой губернии // Экономические записки. 1858. № Ъ. 

14 Герольд А. Я. Двенадцатипольное, плодосеменное хозяйство... С. 208.

15 Там же. С. 211.

16 Подробнее о его деятельности см.: Филиппов Р. В. Реформа 1861 г. в Олонецкой губернии. Петрозаводск, 1961. С. 66-79. 

17 ЦГА РК. Ф. 24. Оп. 1. Д. 1/2. Л. 31-32.

18 РГИА. Ф. 1151.1896. Оп. XII. Д. 1-а. Л. 453-454. Подсчитано автором. 

19 ЦГА РК. Ф. 24. Оп. 1. Д. 9/219. Л. 1-1 об. 8. 

20 Там же. Оп. 3. Д. 2/6. Л. 312 об. 

21 Там же. Д. 1/5. Л. 230-233. 

22 Там же. Д. 2/8. Л. 453 об. 

23 Там же. Д. 1/5. Л. 230 об. 

24 Там же. Ф. 1. Оп. 22. Д. 2/6. Л. 109 об. 

25 Там же. Ф. 24. Оп. 1. Д. 9/219. Л. 57,14. 

26 Там же. Оп. 3. Д. 1/1. Л. 122 и др. 

27 Там же. Л. 123 об. – 125. 

28 Там же. Оп.1. Д. 9/219. Л. 66-67. 

29 Там же. Oп. 3. Д. 1/4. Л. 114-116.

30 Там же. Оп. 1. Д. 9/219. Л. 67. 

31 Там же. Л. 82 об. 

32 Там же. Л. 85 об. – 86.

33 Там же. Оп. 3. Д. 2/6. Л. 153, 216а – 220 об.