А.Греч. Музыка в русской усадьбе

// Русская усадьба. – Вып.4. – М., 1998
  

Наравне с прочими искусствами музыка также процветала в русской усадьбе. Крепостные оркестры, часто руководимые заезжими иностранцами, доморощенные композиторы из дворовых людей, иногда пользовавшиеся заслуженной известностью, любительская инструментальная и вокальная музыка, особенно развившаяся в первой половине XIX века, когда нередко встречаются помещики-композиторы или артисты, – вот из чего складывается понятие музыки в русской усадьбе.

Лирика старых парков, благоуханные цветы сирени и жимолости, необъятные пространства полей, белокаменные дома – разве не звучат они в творениях русских композиторов XIX века? А народные песни, вечерами разносящиеся по этому родному и знакомому ландшафту, разве не вошли они в русский романс?

В усадебной музыке мы как-то различаем две эпохи – первая это XVIII век с его широким размахом, сказавшемся в крепостных оркестрах, в громадных хорах певчих, в роговой музыке, с пристрастием ко всему иностранному и XIX столетие с развитием дилетантизма, любительства, музыкой камерного характера лиричной и глубоко национальной.

Оркестр в XVIII веке – необходимая составная часть крепостного театра и тем самым неотъемлемая принадлежность каждой большой русской усадьбы. Но было бы ошибочно думать, что именно такой служебной ролью уже тогда довольствовались помещики. Особо богатые, особо просвещенные вельможи умели наслаждаться чистой музыкой, в своих загородных домах они устраивали настоящие концерты – так было это, например, у гр. Н. П. Шереметева, построившего у себя в Останкине «концертный зал». Но, быть может, самой интересной отраслью музыкального искусства XVIII века была знаменитая роговая музыка, это русское изобретение, возможное лишь во времена крепостного права. Оно впервые налажено было немцем Марешом [1] у оберегермейстера Сем. Кир. Нарышкина. Принцип роговой музыки был в том, что каждый из музыкантов выдумывал одну определенную ноту; из сочетания этих тонов складывались аккорды, разыгрывались всевозможные пьесы. Конечно, роль исполнителей была здесь убийственно скучной. Зато эффект получался чудесный, особенно над водой, в летние вечера, когда иллюминованные лодки с нарядной толпой гостей скользили по прудам или реке.

Вот что рассказывает о роговой музыке Нарышкина гр. В. Соллогуб. «Летом Дмитрий Львович жил на Крестовском и нас иногда возили к нему как к дедушке и моему крестному отцу. За столом служили целые толпы раззолоченных арапов, блестящих егерей и разных официантов. В саду его играла знаменитая роговая музыка, оркестр звучности очаровательной, но мыслимый только при крепостном праве. Он состоял из 40 медных инструментов разных объемов. Каждый инструмент издавал только один звук. Сорок звуков разнородных по трехоктавной лестнице с полутонами как [?] фортепианных клавиш допускали модуляции во всех тонах и духовые как бы воздушные гармонии. Такая живая шарманка с ее эоловыми дуновениями внушала восторг. Но какова же была участь музыканта, имевшего по расчету свистеть в неизменную дырку неизменную нотку. Рассказывают, что два члена этого диковинного оркестра попали в полицию. На вопрос, кто они такие, один отвечал «Я нарышкинский Мис»; другой отвечал: «Я нарышкинский Фас» (Б. Вр., стр. 42) [2].

Эта роговая музыка была усовершенствована впоследствии композитором Сарто [3], приехавшим по приглашению кн. Потемкина в Россию.

Роговая музыка, понятно, производила очень сильное впечатление на заезжих иностранцев. Путешествовавший по России в начале XIX века шотландец R. Her Porter, описывая оркестр кн. Голицына, состоявший из 40 человек, сравнивает эффект, им вызываемый, с впечатлением, получаемым от игры огромного органа, с той только разницей, что здесь получалось слияние звуков, вызывавшее в целом некоторую монотонность. Он же пишет, что подобная игра только тогда могла всецело захватить слушателей, когда музыканты оставались невидимыми.

Празднества с роговой музыкой бывали перед дачами гр. Строганова, уже упоминавшегося Дм. Льв. Нарышкина под Петербургом, в подмосковных – у кн. М. М. Голицына в Влахернском-Кузьминках, у гр. П. Б. Шереметева в Кускове, в 20-х годах у кн. Ю. Влад. Долгорукова в Петровском-Разумовском. Репертуар ее состоял из пьес Гайдна, Моцарта, [слово зачеркнуто] Рашо, Плейна [?] и многих других.
Иностранная музыка, иностранные оперы и балеты господствовали в то время. Впрочем, иногда разыгрывались и русские, специально сочиненные вещи.

«Je ne pouvais juger que la musique et les ballets, – писан гр. Сегюр о празднике, данном П. Б. Шереметевым в Кускове в честь Екатерины И, – I'une m'etonna par son harmonieuse melodic, les autres par l'elegante richesses des costumes, la grace des danseuses et la legerte des danseurs. Ce qui me parut presque inconcevable, c'est que le poets [?] et le musicien, auters de 1'opera, l'architecte qui l'avait decoree les acteurs les aclrices de la piece, figurants et les figurantes des ballets ainsi que les musieiens des ballets, ainsi les musieiens (de I'orehestre) [слово в скобках в оригинале зачеркнуто], etaitnt tous des serfs du comts Sheremetioff» [4].

Но среди музыкантов в крепостных оркестрах были не только крепостные – мы находим, например, у Шереметева, немца габоиста, музыканта Мейера, Фициуса [?], друга гр. Николая Петровича, учителя музыки итальянца Gcafarelli. Особенное значение имел в шереметевском оркестре П. Калмыков – как бы уполномоченный по музыкальной части, покупавший инструменты и занимавший одну из первых ролей исполнителей.

Сохранившиеся документы позволяют нам набросать приблизительный репертуар разыгрывавшихся опер. «Люсиль», «Миранта» (?), «Опыт дружбы», «Три откупщика», «Дезертиры», «Притворная любовница», «Роза и Кола», «Колония», «Две невесты», «Трубочист», «Философы», «Венецианская ярмарка», «Севильский цирульник», «Кусковский перевощик», – все это было переложено на русские слова, как, например, «Кусковский перевощик». Прибавим сюда еще увертюру Генрикатр [?] и многочисленные балеты, среди которых особенно известны «Самнитские браки», разыгранные в 1786 году в Кускове в присутствии Екатерины II.

Имя одного из шереметевских композиторов было даже прославлено – это Дегтярев, писавший преимущественно духовную музыку; талантливый человек, он так и не освободился от крепостной зависимости и спился. В шереметевском оркестре Дегтярев был капельмейстером. На той же должности состоял выше упоминавшийся Петр Калмыков.

Подобный широкий размах в музыкальном деле был у большинства екатерининских вельмож. Во многих усадьбах содержались свои оркестры, многие помещичьи дома имели в своих залах нарочно устроенные для музыки хоры. Их находим мы в Архангельском Юсуповых, в Нескучном Орлова, в Кузьминках Голицыных, в Ляличах Завадовского и во многих других местах.

В Кузьминках же помимо этого для оркестра трубачей построено было на берегу прекрасное здание, так называемый «Конный двор». В Надеждине у кн. А. Б. Куракина, подобно тому, как в Останкине, был особый музыкальный зал. Тим комнатам придавалась соответствующая отделка, проявлявшаяся в орнаментальных мотивах, сочетающихся с музыкальными инструментами. В Останкине мы находим даже стулья со спинками в виде лир наподобие тех, которые украшают музыкальную комнату Фонтенебло.

У гр. Владимира Григорьевича Орлова в Отраде музыка играла во время стола, а по субботам вечером давались инструментальные и вокальные концерты.

В Полотняных Заводах в конце XVIII века у Афанасия Николаевича Гончарова был, по словам Бутенева, «венгерец капельмейстер, заведовавший оркестром от 30 до 40 музыкантов на духовых и струнных инструментах, в том числе оркестр роговой музыки, введенный в моду Потемкиным, где каждый музыкант играл лишь одну ноту».

До последнего времени в доме Полотняного Завода сохранялась группа сделанных из воска музыкантов, одетых в разноцветные камзолы; за клавикордами сидит жена Афанасия Николаевича – Надежда Платоновна рожд [енная] Мусин-Пушкина. Роговая музыка Гончаровых употреблялась и на охоте, чтобы пугать зверей. Роговой оркестр был еще в Марфине у светл [ейшего] кн. Салтыкова. Здесь часто устраивали любительские спектакли, где среди прочих участников пел [Н. М.] Карамзин. По случаю одного из торжественных дней – 23–24 июня здесь играли оперу Пазиелло «La donna jadrona» [«Служанка-госпожа»], французский водевиль «Два охотника» и русский «Мельник», музыка к которому была написана композитором Фоминым.

Впоследствии подобные любительские спектакли особенно правились: они устраивались, например, в Марьине Строгановых, – там принимали участие гр. Ф. Толстой, будущий президент Академии Художеств, композитор Глинка и Фирс (С. Г.) Голицын, разыгрывавшие сцены из «Севильского цирульника».
У кн. П. М. Волконского в Суханове также был оркестр крепостной музыки и свой, оставшийся безымянным композитор, написавший оперу «Микена» [?] на слова Хераскова. Оркестр князя Волконского приглашался в торжественные дни в соседнее Остафьево кн. II. А. Вяземского.

Все описанные нами музыкальные затеи относятся преимущественно к XVIII веку, ко времени расцвета усадеб богатых и знатных вельмож екатерининского века. Все эти развлечения были преимущественно показными, приурочивались ко дням торжественных праздников. Для обихода же существовали клавесины, клавикорды и особенно излюблены были органы. Такой заводной орган XVII в. до сих пор сохранился в Кускове; он играет множество пьес, нанесенных на специальные деревянные валики тонкими металлическими штифтиками [?].

Подобно органу очень употребительны были и часы с музыкой; иногда и здесь бывали приспособления для довольно значительного числа пьес.

Такого рода часы, также екатерининского времени, находим, например, в Отраде Орловых-Давыдовых.

Александровское время – эпоха расцвета культурной дворянской жизни, эпоха расцвета усадебного быта среднего дворянства. На смену показной роскоши появляется скромность и простота. Камерная музыка постепенно вытесняет из усадьбы оркестровую. Помещики-любители играют на клавикордах, виолончели, скрипке, арфе и т. д.

Фортепиано – необходимая принадлежность каждой усадьбы. Почти всюду находим мы старые инструменты или, как их тогда называли, «флюгели» [5], преимущественно Виртци Штейна, обычно красного дерева; реже попадаются клавесины, иногда любопытные пиано-форте переходного типа, например, треугольный рояль в Дубровицах Голицыных.

В XIX веке еще долго продолжается увлечение иностранцами, особенно итальянской музыкой; известно, что горячей ее поклонник и энтузиаст, московский почтдиректор А. Я. Булгаков разыгрывал на слух целые оперы, особенно в часы досуга, живя в своей подмосковной Горбове или будучи в гостях у многочисленных друзей своих, в частности у кн. Вяземского в Остафьеве. Здесь вообще процветала любительская музыка.

По случаю бракосочетания сестры поэта Екатерины Андреевны Вяземской с кн. Щербатовым на слова князя Петра Андреевича сочинял музыку А. А. Плещеев, известный масонский деятель, автор многих романсов и опер, очень мало печатавшийся и потому теперь почти забытый. До сих пор сохранился в Остафьеве старый клавесин палисандрового дерева, перевозившийся обычно на зиму в Москву. На нем играла княгиня Вера Феодоровна, жена поэта. К сожалению, в библиотеке усадьбы не удалось отыскать нот. Мы знаем, однако, что здесь были полонезы известного О. А. Козловского, мы знаем, что княгиня Вера Феодоровна следила за музыкальной жизнью в России и за границей; для нее присылал А. И. Тургенев клавиры нашумевшей оперы Вебера «Freischutze» («Вольный стрелок»). Конечно, в репертуар усадебной музыки входили романсы Мих. Юрьев. Виельгорского, писавшего их на слова кн. Вяземского («Давным давно»), вещи К. А. Кавоса, романсы Верстовского, Варламова, Гурилева, рапсодии Глинки; излюблены были также концерты и квартеты Петри Роде [6], оперы Моцарта, несколько позднее романтические вещи Шопена.

Очень принято было также в начале столетия писать ко всяким торжественным дням мазурки, вальсы, марши, экосезы, кадрили, писать музыку для куплетов. Особенно распространены были в усадебной музыке вальсы Ланга [?] и мазурки Козловского. Многое же сочинялось любителями-дилетантами и дошло до нас в рукописях и списках. Впрочем, в первой половине XIX века в виду такой распространенности и дороговизны нот очень многое переписывалось от руки. Обычно ноты приплетали к «Дамскому Журналу» и «Мнемозине», откуда часть попадала во все эти альбомы, сборники и тетради, еще кое-где сохранившиеся в русских усадьбах.

Любопытные нотные записи находим в остафьевских альбомах – неизданный фрагмент Листа, agitato (взволнованно – ит.), собственноручно им переписанный, Калон [?] Тальберга [7], небольшую пьесу Мейсрберга, все вещи до сих пор не опубликованные, писанные в Бадене в 1845 году.

Великосветские любительницы исполняли в усадьбах особо любимые, особо модные вещи. «Любила я...», «Давным давно» гр. Виельгорского, «Черная шаль» Верстовского на слова Пушкина, «Велизарий» [?] Мерзлякова, «Соловей» Алябьева, романсы Глинки, – вот наиболее излюбленные пьесы, исполнявшиеся в русских усадьбах.

Известными исполнительницами вокальной музыки были гр. Екат. Петр. Риччи р[ожденная] Лукина, Федосия Ивановна Бартенева, обе ученицы известного Мускетти [?], Екат. Аполл. Рахманова, княж. Агриппина Трубецкая, жившая в Раменском, Анна Сергеевна Шереметева, получившая музыкальное образование у жившей в Михайловском семьи [фамилия нрзб.]. Сестра последней Елисавста Сергеевна была замужем за известным пианистом и композитором бароном Дёлером [8]; его портреты, бумаги и рукописи сохранялись в уже упоминавшемся здесь имении Михайловское. Рояль же барона Дёлера приобретен в Остафьевский музей. 

Музыкальные вечера постоянно устраивались у Виельгорских в Луизине, у гр. Е. П. Строгановой в Братцеве, где бывали все знаменитости московского музыкального мира, в том числе и знаменитый Фильд, у Вяземских в Остафьеве, в Суханове у Волконских, на Полотняных Заводах, где особенно отличался прекрасной игрой на фортепьяно Николай Афанасьевич Гончаров.

Мемуары и письма оставили нам многие имена композиторов, дилетантов и виртуозов среди русских помещиков XIX в. К ним принадлежал особенно Б. С. Шереметев владелец Волочанова Волок[оламского] уезда, написавший Pocrovskoe valse, Польку Волочаново, марш Волоколамской дружины, ряд романсов, из которых особой известностью пользовался «Я вас любил» на слова Пушкина. Все это игралось и распевалось у Шереметевых в Покровском, Волочанове и Михайловском.

Начало XIX века совпало с изобретением гитары – этого инструмента par exellence (фр. – преимущественно); гитара стала преимущественно уделом холостяков; прекрасный образ такого помещика любителя, несомненно, списанный с натуры, оставил нам Толстой в «Войне и мире» в лице дядюшки.

Увлечение цыганскими песнями также не прошло мимо русской усадьбы; этот род вокальной музыки был особенно излюблен во второй трети XIX века. Цыгане бывали в Отраде Орловых-Давыдовых, цыганское пение процветало в семье Толстых. Любопытным вещественным памятником является здесь роспись плафона в зале остафьевского дома, где среди прочих фигур находим известный цыганский хор Молчанова.

В настоящем беглом очерке лишь перечислены случайные имена, лишь названы наиболее любимые вещи. Музыка, наравне с прочими искусствами, процветала в усадебной жизни, она была необходимой принадлежностью, составной частью своеобразной русской культуры, испытавшей все периоды развития и замершей в конце девятнадцатого века.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Впервые публикуемый здесь очерк А. И. Греча (1809–1938) «Музыка в русской усадьбе» интересен в нескольких планах. Во-первых, как продолжение посмертной (после «Венка усадьбам») публикации наследия второго председателя Общества изучения русской усадьбы (ОИРУ); что свидетельство того, что впереди нас могут ждать новые открытия работ 1920-х годов. Во-вторых, как показатель шпроты усадебной проблематики в те далекие годы. И, наконец, он интересен потому, что несет и сегодня, по прошествии более полувека со времени написания, свежие мысли, малоизвестные факты.

Рукопись А. Н. Греча представляет собой подготовленный к публикации текст, но не окончательно, в ней есть авторская правка, но нет оформленных сносок на источники. А. Н. Греч явно намеревался продолжить тему о музыке в усадьбе и на последней, 12-ой странице рукописи набросал нечто вроде плана, в соответствии с которым, очевидно, хотел осветить следующий период, назвав имена (и соответствующие усадьбы) М. И. Глинки, П. И. Чайковского, С. И. Танеева, Н. А. Римского-Корсакова. Тем не менее, предлагаемый нашему вниманию очерк является вполне законченным и потому подписанным А. И. Гречем.

К сожалению, очерк не датирован автором. Нет сведений об этом и у В. М. Рудченко, в собрании которого хранится рукопись. По-видимому, она испытала немало па своем веку: ведь в 1930 г. А. Н. Греч был арестован, отбывал срок на Соловках, затем, после кратковременного пребывания на свободе (но вне Москвы) вновь арестован и расстрелян.

Таким образом, рукопись можно атрибутировать по времени только исходя из ее содержания. Внимательное прочтение текста позволяет нам «зацепиться» за упоминание музея-усадьбы в Остафьеве как действующего. Известно, что этот музей был окончательно закрыт в 1930 г., но уже в 1927 г. отстранили от руководства в нем П. С. Шереметева, который являлся также членом ОИРУ. Полагаем, что спокойный тон А. Н. Греча свидетельствует о все еще благополучном существовании музея. В таком случае мы можем датировать написание очерка не позднее, чем 1927 годом и не ранее июня 1923 г., ибо на первом вечере усадебной музыки, проведенном ОИРУ в Москве 8 июня 1923 г. в театре «Синяя птица» А. Н. Греч выступил с докладом о музыке в усадьбе (благодарю за последнее уточнение Г. Д. Злочевского, нашедшего упоминание о вечере в журнале «Среди коллекционеров», 1923, июнь, с. 63).

Почерк А. Н. Греча весьма своеобразен, и нет уверенности, что во всех случаях он нами правильно понят (об этом говорят пометы «нрзб», т. е. «неразборчиво», и знаки вопроса). Переводы иностранных слов и русское звучание имен зарубежных композиторов и певцов даны прямо в тексте. Мы сочли необходимым также лишь частично прокомментировать текст, оставляя главное специалистам-музыковедам. Все идущее от публикатора дано в квадратных скобках.

Благодарим В. М. Рудченко, предоставившего рукопись А. Н. Греча для публикации в данном выпуске «Русской усадьбы».

Публикация Л. В. Ивановой

Примечания:

1 Мареш Ян Антонин (1719–1794) – чешский композитор и валторнист. С 1748 г. жил в Петербурге, играл в оркестре АН. Бестужева-Рюмина, затем служил при Дворе. Создатель русского рогового оркестра, с 1751 г. руководил оркестром С. С. Нарышкина

2 Источник мемуаров В. Соллогуба не обнаружен

3 Сарто – правильно: Сарти Джузеппе (1729–1802) – итальянский композитор и дирижер, с 1784 г. работал в России, будучи приглашенным на должность придворного капельмейстера. С 1786 г. возглавил капеллу Г. А. Потемкина, по его заказу написал ораторию на русский текст «Господи, воззвах к тебе». В Петербурге был поставлен ряд опер Сарти

4 Перевод с французского (сделан Н. Н. Дуровой): «Я мог судить только о музыке и балетах, – писал гр. Сегюр о празднике, данном П. Б. Шереметевым в Кускове в честь Екатерины II, – первая меня удивила своей гармоничной мелодией, вторые элегантным богатством костюмов, грацией танцовщиц и легкостью танцоров. Мне показалось почти непостижимым то, что поэт и композитор, авторы оперы, гример, который сам убирал актеров и актрис в этой пьесе, кордебалет так же, как и музыканты (оркестра), все были из крепостных графа Шереметева»

5 Флюгель – клавишно-струнный инструмент, имеющий крыловидную форму. В XVII в. так называли клавесин и его разновидности, в XVIII в. это название перешло к некоторым разновидностям фортепьяно

6 Роде: Жан Пьер Жозеф (1774–1830) – французский скрипач, композитор, педагог. В 1803–1808 гг. концертировал в России, с 1804 г. был придворным солистом в Петербурге, давал уроки, выступал и в Москве

7 Тальберг Зигимунд (1812–1871) – австрийский пианист, с 1838 г. концертировал в России

8 Дёлер Теодор (1814–1856) – австрийский пианист и композитор. В 1865 г. приехал в Россию, выступал в Москве и Петербурге, занимался композицией. Женился па Елизавете Сергеевне Шереметевой и по распоряжению Николая I прекратил концертную деятельность в России