Н.П. Николев
     
      Послание к князю
      Николаю Михайловичу Голицыну

     
      Из Горок, где весной и летом
      Предмет я вижу за предметом
      Ко утешенью моему,
      Где всей природой веселюся,
      По всем красам ея делюся,
      Зрю пищу сердцу и уму;
      Здесь холю цветники мне милы,
      Искусством прибавляю силы
      Сокам составленной земли,
      И одностебельны цветочки
      Преобращаются в кусточки,
      На коих кудри расцвели;
      Там кустари мои цветные
      Сажаю в клумбы я густые,
      Калину, бузину, синель;
      А тамо ручейки сребристы
      В проводы пропускаю чисты,
      Творю из них и глубь и мель.
      Или подрезав мшисты кочки,
      Исторгнув с репеями терн,
      Очистя, укатая дерн,
      Являю бархатны лужочки.
      Или излучиной веду
      Мои Китайские дорожки,
      По коим в буерак иду,
      Не замарав хозяйской ножки.
      Или средь сосен и елей,
      Где громко свищит соловей,
      Несусь дорогою прямою
      К пустыньке, хижинке, к покою;
      И миру поклонясь всему,
      Или – не кланяясь ему,
      Там всех Зоилов презирая,
      Вкушаю плод сердечна рая!
      Из Горок – из отрады сей.
      Пишу к тебе, сосед любезной,
      Но, ах! не в час веселых дней,
      В часы природы мрачной, слезной,
      В которые и Горки мне
      Казались бы как край постылой,
      Когда б сосед мой доброй, милой,
      Голицын не был в их стране;
      Когда б была Везема дале!
      Пишу из Горок, но уж где
      Природа предо мной в печале
      И мертвы образа везде!
      Не токмо нет прекрасной розы,
      Ниже одной зеленой лозы,
      На коей был бы цвет живой;
      И там, где взор прельщался мой
      На каждом шаге всем, что видел,
      Там тот же взор, предметы все,
      Как не причастные красе,
      Презрел – а я возненавидел!
      Наставь, Голицын! дай урок,
      Чем в Горках мне теперь заняться,
      Где птицы и скоты томятся,
      Где щекотанья лишь сорок;
      Где нужды прихотлива мира
      Велят мне осень проживать;
      Где часто с грусти плачет лира,
      А скука мне велит зевать,
      Иль в сладком сне позабывать
      Определения все рока,
      Где ветр от севера, востока,
      Пустя теперь свой рев и свист,
      С такой свирепостью бунтует,
      Что в уши мне сквозь окны дует
      И под руками движет лист,
      На коем Музам я внимая,
      Не ждав бессмертного венца,
      Пишу стихами воспевая
      Из моего к тебе сельца.
      Наставь, наставь, сосед безмездный,
      Почтенья моего предмет!
      Ты стал уже на путь надежный,
      Пройдя чрез опыт много лет;
      Ты мира дела и безделья,
      Заботу, скуку и веселья
      По пальцам все пересчитал,
      Довольно книжек прочитал,
      Довольно видел ты и слышел,
      А в Бригадиры не шутя,
      Не кланяяся и не льстя,
      А службою своею вышел;
      Тебя и Фридерик Второй,
      Хоть цепкие имел он длани,
      Не испугал, любезной мой,
      Во время семилетней брани!
      Как в младости еще своей
      Там Панин, Чернышев, Румянцев,
      Из неприступных батарей,
      Чрез рвы, валы, с редутов, шанцов
      Гоняли Прусских кубарей;
      Ты знаешь, горячи ли пушки
      У братии наших Русаков;
      Из богатырской сей игрушки
      И сам бивал ты Прусаков;
      Как доброе и злое мира
      Ты взвесил на весах ума,
      Узнал богатова и сира,
      И ябеда кому кума,
      Судей кривых, сужденье криво,
      Когда им ничего не дашь,
      Как пули, ядры и палашь
      Давно в глазах твоих не диво.
      А после мнения сего,
      И кое о тебе имею,
      Уж ли не скажешь ничего
      Соседу ты не лиходею
      Из тайн знанья своего?
      Уж ли хозяйственной науки,
      К которой опытом ты шел,
      С которой ты не знаешь скуки,
      И много выгоды нашел,
      Не уделишь своей приязней
      Соседу, мучимому казней,
      От праздности в осенний день?
      Уже шатаюся как стень –
      Уже не движится ступень!
      А ежели куда и ступит,
      Так взор – так взор себя потупит,
      Чтоб на природу не глядеть!
      И льзя ль ее спокойно зреть?
      Она бледней дебелой лени,
      Печальней горестной любви;
      Нет краски уж в ее крови,
      Все замерло – все в смертной тени!
      Красы лазури без лучей,
      Уж нет блестящих тех очей,
      Которые всю землю грея,
      Живили корень, стебелек,
      Которыми нарциз, лилея,
      Граветачка и василек
      Весной и летом оживлялись,
      А мы их видя любовались!
      Мелькнут – и тотчас нет уж их,
      Среди полудня без сиянья,
      Един туман для глаз моих,
      А для стесненнова дыханья
      Едина влага, сырость, хлад,
      И слух, и зренье без отрад;
      Здесь проливает реки слезны,
      Там ветрами колеблет бездны,
      То вой, то стон, то шум, то рев,
      Везде печаль ее иль гнев;
      Зрю страх, иль смерть на каждом роде,
      Зрю цепь – и на самой свободе!
      Едва зима открыла дверь
      Плаксивая Сатурна дщерь,
      Едва сердитой, седобровой,
      Любовник осени суровой,
      Плодов, покушать захотел,
      Без зову в Горки налетел.
      Любовь-природа – охладела!
      Краса-природа подурнела!
      Хоть зрю прелестницу мою,
      Но уж ее не узнаю –
      Как зверя лютова боюся,
      Бегу в избушку – хоронюся!
      Иль храбрость духа возвратя –
      Борюсь с Бореем за стеною –
      Иль томной-томной вздох пустя,
      Берусь за лиру, лады строю,
      И так к Голицыну пишу,
      И так соседу повторяю,
      Я в осень дни мои теряю,
      И скукою теперь дышу.
      Наставь меня, сосед любезной!
      Наставь науке той полезной,
      Которой в осень и зимой,
      Заняв заботной разум свой,
      Без скуки дни свои проводишь,
      Забаву с пользою находишь
      В различны года времяна.
      Здесь разбираешь семяна,
      Заводишь клевер многоплодной
      Иль накопляешь свой природной,
      Что Руской дятлиной зовет,
      И дома не купя найдет;
      Там землю для весны готовишь,
      Все выдумки для пользы ловишь;
      То рода новаго брана,
      К смягченью пашни создана,
      Испытанна, определенна,
      В употребленье введенна;
      То севоральник, иль самсев,
      То некое полей гладило,
      Удобство всех вещей прозрев;
      Хозяйство всем тебя снабдило:
      И ты земли не погубя
      Затеями хозяев модных,
      Держась подчас примет народных,
      Зришь торжествующим себя
      В хозяйственных своих работах,
      В полезных отчеству заботах.
      Хоть во сто раз пшеница, рожь
      В твоих полях и не родится,
      Голицын, презирая ложь,
      Приплодом вправду богатится.
      Но я, хваля твои труды,
      Последовать им не умею,
      Хотя стараюсь, хоть радею,
      Самдруг – вот все мои плоды!
      Но ах! вотще меня наставить
      Прошу хозяйство я твое,
      Не лучше ль прежде мне исправить
      Слепое зрение мое?
      Или не к Музам ли под крышу? –
      Всего умней сей голос слышу,
      Голицына ответ такой:
      «Без глаз хозяйство сонна греза;
      Без глаз не будешь с долей Креза,
      Прости ж, сосед – твой труд не мой».
     
      Текст: Николев. Т. 5. С. 120-132.
      Адресат: Николай Михайлович Голицын (1727-1786), владелец усадьбы Большие Вяземы, был тайным советником, а в 1773-1782 гг. обер-гофмаршалом Высочайшего двора. Усадьба Большие Вяземы, бывшая вотчина Бориса Годунова, в 1694 г. была пожалована Петром Iсвоему дядьке князю Б.А. Голицыну и до 1917 г. находилась во владениях этого рода. При князе Николае Михайловиче здесь был построен двухэтажный каменный дом в стиле французского классицизма с двумя флигелями. Перед господским домом был разбит регулярный липовый парк, другой парк устроен на противоположном конце пруда.
     
      ...тебя и Фридерик Второй... – Н.М. Голицын принимал участие в Семилетней войне 1756-63 гг., в которой Россия вместе с Францией, Швецией и Испанией выступала на стороне Австрии, воевавшей с Пруссией. Фридрих II Гогенцоллерн (1712-1786), прусский король с 1740 г., считался талантливым полководцем и просвещенным монархом.
      ...там Панин, Чернышев, Румянцов... – Петр Иванович Панин(1721-1789), младший брат видного государственного деятеля и дипломата Никиты Ивановича Панина, принимал участие в Семилетней войне, а также в русско-турецкой войне 1768-1774 гг., дослужился до звания генерал-аншефа. Граф Захар Григорьевич Чернышов (1722-1784)участвовал в Семилетней войне в чине генерал-фельдмаршала. Граф Петр Александрович Румянцев (1725-1796) – блестящий полководец екатерининской эпохи.