A.M. Бакунин
     
      Другу моему Николаю Александровичу
     
      Вблизи ручья пустырь в печали
      Лежал бесплодно пустырем;
      Цветы его не оттеняли,
      И белоус порос на нем,
      Доколь ручей струей живою
      Его к добру не растворил –
      Пустырь покрылся муравою
      И первый цвет произрастил.
      Как в сельской он расцвел свободе,
      Таков к тебе и провожден,
      Прими его, ты друг природе,
      А он природою рожден.
     
      Ручей
     
      Давно ли здесь по тундре мшистой
      Тропинка к гибели влекла,
      Висела над струей нечистой
      Студеная густая мгла?
      Земные недра поглощали
      Дерзнувшего в нее войти,
      И люты звери расхищали
      Погрязшего в своем пути.
      Где не было следов живущих,
      Был образ смерти начертан,
      Там песни соловьев поющих
      Плясать нуждают поселян
      На мураве густой, цветущей
      И Лелю можно послужить.
      Но что за шум воды текущей?
      Ручей ли здесь? Не может быть!
      То не ручей, то Лель могущий,
      Что образ свой в водах сокрыл,
      И гений жизни в ней текущий
      Долину мертву оживил.
      Две девы на брегу дернистом
      В ручье любуются собой,
      В кристалле познакомясь чистом
      С невинною своей красой.
      Невинности черты святые
      Сугубу прелесть им дают,
      Колебля кудри завитые,
      В восторге радостном поют:
      «Теки, ручей, краса природы,
      И к счастью путь нам укажи,
      Умножь твои прозрачны воды
      В угодность нашей госпожи.
      Ты мог бы шумным водометом
      Струею воздух рассекать
      И, радужным играя светом,
      Дождем блестящим упадать,
      Ты мог бы гордою рекою
      Обширнейший прославить брег
      И, пышность предпочтя покою,
      Направить к морю быстрый бег;
      Но пышность тщетну презираешь,
      Для ней ты скуп своей водой
      И берега те оживляешь,
      Где резвится любовь с тобой.
      Стремленьем бурным и напрасным
      Ты не гремишь, как водопад,
      Что зрелищем своим ужасным
      Прохожего тревожит взгляд;
      Как дружбы глас, твое журчанье
      К тебе издалека влечет;
      Отъемлет труд, целит страданье
      И в душу сок и силы льет.
      Ты на гранит не променяешь
      Твоих зеленых берегов,
      Где ты, рождая, удвояешь
      Прекрасный вид живых цветов;
      Как вихри возмутить ни тщатся
      Твой чистый и спокойный взгляд,
      К тебе опустятся, смирятся
      И на струях твоих скользят.
      Но если, зноем изнуренны,
      Бегут стада, ты их зовешь,
      Журчишь и воды возмущенны
      Охотно пользе предаешь.
      Во дни печальные премены
      Не сократит зима твой ход,
      Окостенелы ее члены
      Растают в недре твоих вод.
      Теки, ручей, краса природы,
      И к счастью путь нам укажи,
      Умножь твои прозрачны воды
      В угодность нашей госпожи.
     
      Болото в Черенчицах было прежде непроходимое – оно высушено – в доме М(арии) А(лексеевны) жили тогда Лизанька и Дашинька (прим. автора).
     
      Текст: Написано в 1797 г. Русская литература. Век XVIII. Том 1, Лирика. М., 1990. С. 532-534. Это стихотворение входило в рукописный сборник, подаренный автором Н.А. Львову в 1799 г. (ОР ИРЛИ. Ф. 16.Оп. 2. Ед. хр. 1. Л. 9).
      Автор: Александр Михайлович Бакунин (1768-1854) происходил из состоятельной дворянской семьи. В 1781 г. назначен актуариусом Коллегии иностранных дел и отправлен в Турин; служил и одновременно учился на философском факультете Падуанского университета.В 1790 г. вышел в отставку и вернулся в Петербург, но вскоре расстроенное имение заставило его поселиться в Прямухино и заняться хозяйством. Н.А. Львов был дальним родственником A.M. Бакунина и его соседом по имениям в Новоторжском уезде.
      Мария Алексеевна – М.А. Львова (1755-1807), жена Н.А. Львова.
      Лизанька и Дашинька – дворовые девушки Львовых, славившиеся исполнением русских плясок.