И.М. Долгорукий
     
      Весна
     
      Весны настали дни блаженны!
      Уж в рощах соловьи поют;
      Огнем Природы оживленны,
      Повсюду птички гнезда вьют.
      Луч солнца льдины проникает,
      Водам свободу вновь дает;
      Струя с струей в реках играет
      И в челноках пловцов несет.
     
      Врата столичны затворились:
      Все скачут жить по деревням;
      С театром, с балами простились,
      Обман наскучил их очам,
      Природа всякого искусства,
      Художных рук ценней стократ:
      В полях все нежит наши чувства,
      В Москве все маска и наряд.
     
      В беседе дружеской, приятной
      Помещик жизнь начнет вести,
      Коварства чужд души развратной,
      Он будет в радостях цвести.
      И там он всякой день познает,
      Что щастья нет без простоты,
      Что все, чем город ублажает,
      Ничто, как вздор и суеты.
     
      Блажен, кто может устраниться
      И у кого есть уголок,
      В которой придет сохраниться,
      Столицу бросив на часок!
      Мое село, мое именье
      В саду песчаном и пустом,
      Но где любви есть услажденье,
      Не нужен там и царской дом.
     
      Я здесь в осьмидесятом лете2
      [ Т.е. в лето 1780. – Прим. автора.]
      Младова кедра посадил:
      На нем, чтоб он мне был в примете,
      Я вензель милой нарубил.
      Мой кедр растет и зеленеет,
      И уже ныне в летний день,
      Когда нас солнце с лишком греет,
      Он мне дарит прохладну тень.
     
      Расти, мой кедр, и возвышайся,
      Коснись главою облаков,
      И твердым корнем расширяйся,
      Готовь мне к старости покров!
      Доколе жив, приду вседневно
      К тебе вздыханьями почтить
      Я имя той, кого душевно
      Любил и буду вех любить.
     
      Еще вчера, при блеске лунном
      Сам-друг с печалью здесь сидел,
      И на органе пятиструнном
      Играл, как лес вокруг шумел.
      Звук струн по ветру раздавался,
      А я беседовал с луной;
      К ней быстрым взором устремлялся,
      Делился с ней моей тоской.
     
      За что, скажи, за что, Зефира,
      Престала другом быть моим,
      Давно ль ей был милее мира,
      До гроба чая быть таким?
      Уж ли она измену знает?
      Уж ли, ни с кем не быв равна,
      Другим женам уподобляет
      Ее неверность лишь одна?
     
      Не страстен тот, кто уверяет
      В любви лишь клятвою одной,
      Котору вспыльчивость раждает,
      Волнуя в юности покой.
      Любовь не клятвы громким словом
      В сердцах чувствительных растет;
      Но нежным вздохом, томным взором,
      Она в них действует, живет.
     
      Нет пользы хитры выраженья
      С трудом стараться находить;
      Чтоб сердца страстны возмущенья
      Своей любезной изъявить.
      Люблю тебя, сказав Зефире,
      Я все, что чувствовал, вещал.
      Когда бы зрел ее в порфире,
      Я право то ж бы ей сказал.
     
      Хотя, как прочие, с богами
      Тебя, Зефира, не сравню;
      Но верь, что сердцем и устами
      Тебе, мой друг, не изменю.
      Играть любовию не смею
      Пред тем, кого я не люблю:
      Сей дар Небес я чтить умею,
      Во зло я не употреблю.
     
      Но тщетно я к тебе взываю,
      Луна, нещастных друг прямой!
      Зефиры тем не возвращаю,
      Зефиры нет нигде со мной.
      Померкни, бледное светило!
      На век затмися для меня.
      Что может быть мне в свете мило,
      Когда Зефира не моя?
     
      Она меня позабывает,
      Со мной здесь рядом не сидит,
      Уж голос мой ее пужает,
      И жертвы сердца не ценит.
      А я, любя ее всех боле,
      Приду и завтра тосковать,
      Отрадой чтя в моей злой доле
      Дражайший вензель лобызать.
     
      Текст: Долгоруков. С. 140-144.
      Усадьба: Небольшое имение Никольское всего в 40 душ было куплено отцом поэта для заведения винокуренного завода (см.: Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни. Пг., 1916).
      Автор здесь не выдерживает чистоту жанра: заслуживший своей
      влюбчивостью прозвище «Сердечкин», он всю последнюю часть стихотворения, поместившись под посаженным своими руками кедром, сокрушается о разлюбившей Зефире.