Когда ружейною стеной
Севастопольский наш герой
Тотлебен Плевну окружал,
А славный «белый генерал»
С зеленых гор редуты брал,
У вновь отбитого поста
Утра последняя звезда
Своим бледнеющим лучом
Еще мерцала над пятном
Чьего-то трупа... От бойниц
Слеталась стая серных птиц,
И крови темная струя
Из ран текла... Приклад ружья,
Грудь, голова, кусок руки...
Он весь изрублен на куски!..
Узнали кто: он не служил,
Он добровольцем просто был,
С отрядом всюду шел в рядах,
Не ведал, что такое страх,
Угрюм, но всем давно знаком...
Где только в вихре боевом
Носился «белый генерал»,
Он от него не отставал...
И вот теперь в ночном бою
Сложил он голову свою!..
Труп обступили, всё нашли,
Сложили вместе, как могли...
Священник начал отпевать...
«Прости, товарищ!» Целовать
Все наклонились мертвеца...
В чертах остывшего лица
Один покой изображен,
Как будто в думу погружен
Заснул он тихо, навсегда,
Или до Страшного Суда...
В могилу надо опускать...
«Постойте! Надо обыскать
Его одежду... Нет ли с ним
Бумаг, казны? Его родным.
Все отослать и написать,
Что здесь героем умер он,
По христиански погребен...»
Как раз в кармане сюртука
Листы... «Тут все его рука,
Денщик заметил полковой,
Я знаю руку... Он домой
Нам письма всем любил писать».
Раскрыли... Начали читать...
Вот что поведали листы:

II

«О, жизнь моя, мои мечты,
Вы мне пророчили всегда,
Что детской сердца чистоты
Я не утрачу никогда... И что ж?
В сомненья погружен,
Потоком общим увлечен,
Я ум и сердце развратил,
Добру не верил, не любил,
Напрасных много пролил слез,
А пользы в жизни не принес...
Я рос в кругу моих сестер
И братьев... Помню с давних пор
Наш дом в деревне, светлый зал,
Цветы по окнам, ряд зеркал,
Рояль... Там с самого утра
Сидит за гаммами сестра,
А в классной нам мадам Лёкок
Дает обычный свой урок...
С балкона спуск в широкий сад,
Где летним днем толпы ребят
Сбегутся к нам... Со всех концов
Несутся сотни голосов,
В тенистой зелени звучат,
Как пение птиц... Кругом меня
Веселье, игры, беготня...
Но вот заря с закатом дня
Багрянец яркий разольет
На небесах... И настает
Покоя час... И тихих дум
Полна душа... И смолкнет шум
Тревог, которых жизнь полна...
Я помню: комната одна
Есть в доме... Облик двух икон
Лампадой ярко освещен...
Придешь вечернею порой,
Там в креслах мать моя сидит...
Простившись ласково со мной,
Молитву мне читать велит,
Своею нежною рукой
Меня потом благословит;
И под святым ее крестом
Так тихо станет все кругом...
О, безмятежные года,
Вас не забудешь никогда!

III

Они прошли. Мы подросли,
Нас всех учиться повезли.
В среде нас чуждой в первый раз
Так дико было все для нас...
Но, помню, скоро я привык
К той обстановке...Говор, крик
И шум урокам не мешал,
Я, как и все, учиться стал.
И курс мой шел из года в год,
Как и у прочих он идет...
Но вот пришла пора идей
Кипучих юношеских дней;
И в старших классах мир иной
Стал раскрываться предо мной.
В кругу товарищей моих
С одними знался я, других
Не замечал. Всегда они
За делом проводили дни,
Шумели мало, в разговор
Вступали редко; общий хор
Всех наших бойких крикунов
Их презирал, как простаков...
У нас обычай был такой,
Вернее модою назвать:
Чтоб место видное занять
Во мнении нашем, – общий строй
Всей жизни надо разбирать
Смелей и резче, толковать
Про беспорядки, все бранить,
Во всем ошибки находить,
Язвить насмешками, считать
Наш курс ученья ерундой,
Потешной, жалкой... И такой
Насмешник гордо сознавал,
Что он, как должно, либерал...
Я верил жалким крикунам,
К которым, кажется, и сам
Принадлежал... Они вздыхать,
Глумиться, спорить и кричать
Не уставали никогда...
Вот дай им дело, тут беда:
Один лишь только разговор
У них о деле; сущий вздор
Выходит, и дельцы бегут
И в оправдание свернут
Всю неудачу на других...
Все виноваты, кроме них...
Читал я проповеди их.
В пустой журнальной болтовне,
Где обличения одне,
Где все подряд осуждено,
Где место видное дано
Одним лишь язвам и грехам,
Где прав один – писатель сам...
Хоть с жизнью был я незнаком,
Но, в чтении, каждый новый том
Больные нервы раздражал,
День ото дня ожесточал
Против людей, неправды их,
Против товарищей моих...
Я желчен стал, нетерпелив,
Сосредоточен, молчалив...
Писал на тему на одну,
Что вот «душой я отдохну,
Когда гнетущую среду
Совсем покину, в лес уйду».
В чем гнет? Я этого не знал,
Но безотчетно доверял
Всем обличениям газет,
Считал, что правды в людях нет,
Везде обман, везде беда
И не поправить никогда...

IV

Кипучей юности года,
Как сон тревожный, пронеслись...
Мечты заветные сбылись
Я кончил курс... Свободен я,
Меня поздравили друзья.
И вот... мытарства начались:
Писать я пробовал, служить,
Хотел главой повсюду быть,
Но был рабом своих забот;
Менял места из года в год...
И всюду я подозревал
Интриги, козни и подлог,
Всех ненавидел, презирал...
За что? Я объяснить не мог.
Но зло мне в сердце залегло,
И мысль о нем всосалась в кровь,
Я видел только это зло;
Смотрел на самую любовь,
Как на известных нерв игру;
Не верил правде, ни добру...
Я видел сам, что я не прав:
Строптивый ум, брюзгливый нрав.
Чего искал – не находил,
Я от тоски с ума сходил...
О, сколько раз я был готов
Освободиться от оков
Моих идей и полюбить
Весь мир, чтоб новой жизнью жить!
А время шло и шло вперед:
Мне двадцать пятый минул год,
Но жить, как старец, я устал...
Отца и мать я потерял...
Что делать мне? Кто даст совет?
Неужли я рожден на свет
Ни для себя, ни для других,
Чтоб весь свой век в мечтах одних
Хандрить до гробовой доски,
Или повеситься с тоски?

V

Неподалеку жил сосед
С большим семейством, домосед,
Старик, добряк, простой на вид...
Зайдешь, бывало, пригласит
К обеду... Мало говорит
И зло не скажет ни о ком...
Мне никогда со стариком
Не доводилось толковать...
«Не стоит», – думал. Но потом
Ему подробно рассказать
Про все невзгоды я решил...
Пришел к нему: «Скажите мне,
Где счастье в нашей стороне?
Вот я в пяти местах служил,
Нигде я счастья не нашел...
Я много видел, говорил,
Читал, писал... К тому пришел,
Что данных нету никаких
Для счастья!»
«Счастье в Вас самих»,
Он отвечал. «У Вас в груди!
Что в людях надо Вам найти,
То и найдете! Вы добра
Хотите всем, так надо жить
Со всеми в мире, всех любить
Душой, не острием пера...
Вот Вы – писатель... Что ж, искать
Одних уродств, и с них писать
Картины зол, недугов, бед?
Светлей глядите Вы на свет...
Ведь цель – добро!
И нужно нас Добром увлечь!
Трудней для Вас,
Быть может, краски подобрать?
Но силой слова увлекать
Не демон должен, херувим...
Сумейте ж нас вести за ним!»
И долго мы со стариком
Вели беседу. И во всем
Он мне старался доказать,
Что сам не прав я был кругом...
Я попросил совет подать:
«Куда идти и что начать?»
«Совет нехитрый я подам», – 
Сказал он. «Тут я не судья...
А, впрочем, каждая статья
В любой газете скажет Вам
К каким идут теперь делам!
Да! На войну! Болгар спасать.
Понятно... Прежде, чем строчить,
В строю бы годик послужить!»
Тут начал я протестовать,
Что в мире жить и воевать,
Любить людей и убивать
Нельзя же вместе... Но старик
Мне возразил, что я привык
Играть словами; дал понять,
Чтоб я поглубже в дело вник...
«Хоть год за годом жизнь идет
С прогрессом общим все вперед,
Но не достиг еще прогресс,
Чтобы с лица земли исчез
Кровавый гений – дух войны,
Чтоб споры были решены
Без битв и крови, чтоб закон
Один повсюду был введен...
Пройдут века, и жизни строй
Науки гений мировой
Улучшит нам со всех сторон;
Но кто ж бесстрастно будет ждать
Века? Войны мы не хотим,
Но мусульманам притеснять
Мы православных не дадим!»
Совет был мудр. И невзначай
Я переехал за Дунай...

VI

Когда под Плевной первый раз
Борьба с Османом началась,
Неравен был ужасный бой,
И Плевна нам на отдалась...
В тот день кровавый, роковой
С передовым своим полком
Мы смело лезли напролом...
И с нашей ротой, впереди,
Наш командир, с свинцом в груди,
С своей оторванной рукой
И шашкой, кровью облитой,
Еще на вражеский редут
Рвался, как лев... Картечью тут
Нас всех засыпало... И вмиг
Я вижу: головой поник
Мой командир, как неживой...
Последний стон его глухой
Мне никогда не позабыть:
Как он хотел перекрестить
Свою разорванную грудь,
Как силы не было вздохнуть
Остатком легких, и стеня
Припал к земле... А у меня,
Как будто, руку кто схватил...
Куском гранаты ранен был
В плечо... И сам не понимал
Куда я шел, зачем стонал...
В глазах темнело... Я упал,
Упал и слышал тот же бой,
И тот же визг над головой
Ста тысяч пуль... С минуту я
Еще искал вблизи ружья,
Хотел подняться, вновь идти,
Чтоб грудью честь свою спасти,
Но медлил я, без сил лежал,
Как будто, кто меня сковал...
А, между тем, кругом меня
Свинцовый дождь и блеск огня,
В дыму и мраке боевом,
Паденья, крики, стон и гром...
Вся битва в общий гул слилась...
А кровь по капле все лилась
Из-под плеча... Мой слабый крик
Не слышен был... Тут я постиг,
Как смерть близка... И этот бой,
Судьба и жизнь, весь мир земной
Казались шуткою пустой...
Когда струится в жилах кровь,
Святая к Родине любовь
Ключом кипучим бьет в груди,
Мы смело рвемся впереди,
Готовы пламенем гореть,
Но все разбить и одолеть!
Когда ж страданье даст понять,
Что час подходит умирать,
Что сил бороться больше нет,
Стремленья, чувства – все замрет,
Как будто этот белый свет
В воспоминанье перейдет...
Уж если жить не суждено,
Что там кругом, – нам все равно!

VII

Но бой кончался... Визг свинца
Стихал... Темнело все кругом...
Живого не было лица...
Казалось, непробудным сном
Все в поле спит со всех сторон...
Лишь иногда чуть слышный стон
Легонько ветром донесет,
Вдали огонь едва мелькнет
И гаснет... Тишь и темнота...
Лежал я долго с грудой тел...
Напрасно знаменьем креста
Я осенить себя хотел,
Никак не слушалась рука...
Глухая ночь. Невольный страх.
И вдруг какой-то свет слегка
Со всех сторон на небесах
Стал выступать... То облака
Летят, насквозь озарены
Жемчужным отблеском луны...
То массы звезд, что вдаль бегут,
Мерцают, искрятся и льют
Лучей таинственных поток...
И так прозрачен и глубок,
Так полон света и чудес
Кругом раскрылся свод небес,
Что от восторга начал я
Молиться... Яркая струя
От светлых масс оторвалась
И тихо кверху понеслась...
Картину дивную кругом
В движении строгом и немом
Увидел я... В орбиты глаз
Вся мысль, душа перенеслась....
И понял я, что форм таких
Свет никогда не принимал...
В тенях сияющих, живых
Солдат убитых я узнал!
Вот мой товарищ! Рядом с ним
Я шел, когда навылет грудь
Ему пробило, и одним
Тревожным взглядом он свой путь
Земной окончил... Офицер,
Что в ранах весь рвался вперед
С отважной ротой гренадер,
Не знал, что первый упадет
При дружном натиске колонн...
А эта тень? Ведь это он,
Он сам, бесстрашный командир,
Его кресты, его мундир...
«Остановись!» Но возглас мой
Бесследно замер... Мир иной
Вокруг теней... И очи их
Ясней ночных небесных звезд,
Страстей не ведая земных,
Устремлены на яркий крест,
Что весь сиял в лучах, в огне
Там, в беспредельной вышине....
И вереницею немой
За тенью тень передо мной
Вздымалась вверх... Издалека
Крылатых духов облака
Неслись к кресту... Их дивный рой,
Сверкая радугой живой,
Казалось, тени увлекал,
И светозарною звездой
Над каждой рея головой,
Короной дивною венчал...
И лик в венце, как херувим,
Сиял блаженством неземным...
Переливаясь серебром,
Их крылья сыпали дождем
Алмазных искр... Взор слабый мой
Налюбоваться той игрой
И переливами огней
Не в силах был... И вспомнил я,
Что тут же, около меня,
Лежат останки тех теней,
Ряды кровавых жалких тел...
Кругом я робко посмотрел,
Но взор мой, блеском утомлен,
Напрасно ждал со всех сторон
Увидеть трупы... На земле
Исчезло все в ужасной мгле...
Не свет небесного огня,
А мрак один кругом меня...

VIII

Я головой к земле припал
И горько, горько зарыдал...
Я понял, как чиста, светла
Душа товарищей моих,
И как полна грехов и зла,
Пороков черных и худых
Моя душа... Кто будет знать,
Как тяжко было умирать
Десяткам тысяч... Между тем,
Десятки тысяч смерть несли,
Как долг, в крови, в огне, в пыли...
Бедняк, неведомый никем,
Он свято верил, твердо знал,
Что он за ближних умирал...
Там, далеко, его семья...
Он в общем деле поглощен,
Как в море мелкая струя;
Сам по себе, ничтожен он,
Но дело, дело! Для него,
Пришел он голову сложить,
Оно велико! Смерть его
Должна для ближних путь открыть,
Плодом побед спокойно жить...
И он готов: себя забыть
И жизнь безропотно отдать,
В бою без страха умирать,
Без торжества и без похвал, – 
Вот чувств высокий идеал!
А я... Как мало понимал
Величье сердца у того,
Кто превосходства своего
Не ставил гордо напоказ...
За что людей я презирал?
За что я сам себя терзал
И осуждал, клеймил не раз
Все то, что чище, выше нас?
Зачем к другим я был так строг?
Что сделал сам? Кому помог?

IX

Пришел ли кто на помощь мне
В ту ночь? Не помню... Наяву
Все видел я, или во сне?
Не знаю... Но, пока живу,
То из рассказа моего
Я не забуду ничего...
Наверно утром кто-нибудь
Меня нашел... Больную грудь
Перевязал ли, или нет,
Но сдал исправно в лазарет...
Возились долго там со мной...
В десятых числах сентября
Еще лежал я там больной
В постели, вдруг перед собой
Я вижу... самого царя!...
Хотел привстать, что было сил,
Но он движением руки
Мою попытку отклонил...
Глубокой скорби и тоски
Был полон взор его простой...
Склонясь с участьем надо мной,
Он тихо что-то мне сказал...
Я был растроган... Речи той
Не разобрал... Но увидал
Слезу в очах... И этот взгляд,
Казалось, был давно знаком...
Я вспомнил детство, темный сад,
И светлый зал, и старый дом,
Былое счастье детских дней
И очи матери моей.

X

Прошла болезнь... Свободе рад,
Я полк нашел и свой отряд...
Мне каждый тут и друг, и брат
От генерала до солдат...
Здоров я, молод, полон сил...
Вопрос о жизни, о судьбе
Бесповоротно я решил:
В воображаемой борьбе
Со мнимым злом я жизнь свою
Провел... И вот теперь в бою
Ту жизнь безропотно отдам
На искупление грехам,
Ошибкам юности пустой...
О, если б мог я жизнью той
Купить победу хоть в одном
Неважном деле со врагом!
Твои молитвы, мать моя,
Уроки, ласки помню я...
Твое влиянье с детских лет
Неизгладимый в сердце след
Запечатлело... Но по нем
Идти я в жизни не сумел,
А в своевольном и пустом
Чаду сомнений все хотел
Тот идеал святой найти,
Что сам носил в своей груди...
А сколько здесь передо мной
Людей с великою душой
И стой сердечной простотой,
Что заповедовал Христос...
И у царя, в его очах
Я видел след сердечных слез...
Слова любви в его устах...
Он не справлялся – кем я был,
Он всех прощал, он всех любил...
А Скобелев? Товарищ мой
Гарталов? Подвиг боевой,
Что я не в силах описать,
Да где же всех пересчитать!
Хотя б из них за кем-нибудь
Окончить с честью жизни путь
В удачной вылазке ночной!
Себя отдать за край родной
В тот миг как счастлив был бы я!
Прощай, далекая семья,
Прощай, прекрасный белый свет,
Мои товарищи, друзья!...
Один оставлю вам завет:
Когда кого-нибудь из вас
Кто оскорбит, – в тревожный час
Сдержи порыв твоей души
И жажду мщенья заглуши...
Один к добру бесстрастный путь
Открыт нам Богом... Кротко грудь
Святым крестом перекрести
И все забудь, и все прости!»
 
1878 г.