Возведение Вишерского целлюлозно-бумажного комбината было закончено 30 октября 1931 года – через несколько дней ему исполнится 75 лет. Удивительным образом на это же число приходится День репрессированных. Поэтому сегодня мы вспомним о том, что предприятие строили не большевики, не чекист Берзин и даже не советский народ – его возводили «враги народа», зэки. Среди них был один из самых великих писателей XX века – Варлам Тихонович Шаламов, которому в 2007 году исполнится 100 лет со дня рождения. Сегодня мы вспомним историю его жизни, которая стала доказательством того, что ад «Божественной комедии» Данте Алигьери существует, а вход в него в первой половине прошлого века находился на берегу Вишеры, у подножья горы Полюд.

Он валил лес на Вишере, добывал уголь и забивался в золотых забоях прииска «Партизан» в Магадане, болел тифом, цингой и алиментарной дистрофией. Он был лагерным фельдшером и стал писателем с мировым именем. Это он вынес приговор XX веку: «Бывают времена, когда приличный человек должен сидеть в тюрьме».

«19 февраля 1929 года я был арестован. Этот день и считаю началом своей общественной жизни – первым жизненным испытаниям в жестких условиях», – такими словами начал Варлам Шаламов свой антироман «Вишера». Сначала была знаменитая Бутырская тюрьма. Потом три года концентрационных лагерей особого назначения, которые он получил «как социально опасный элемент». «Высшая власть рассматривала меня как уголовника. Эта чекистская поэзия коснулась не одного меня». Арестован он был за дело: за печатание и распространение завещания Ленина – «Письма к съезду» – в подпольной университетской типографии. Концом железнодорожного пути был город Соликамск. Этап завели в сводчатый подвал городской милиции, которая находилась в бывшей церкви. Сто человек задыхались в переполненном помещении. «Люди проталкивались к двери, к тяжелой двери с глазком, чтобы подышать. За дверью стоял конвойный и время от времени тыкал в глазок наугад штыком... Начались обмороки, стоны».

Потом был пятидневный переход – сто с лишним километров в 4 отделение Соловецких лагерей особого назначения, что находились на берегу речки Вижаиха, впадавшей в Вишеру ниже горы Полюд. Однажды в дороге конвой начал избивать заключенного по фамилии Заяц. «Это не советская власть. Что вы делаете?» – заступился за него Шаламов. Ночью его вывели их избы, в которой ночевал этап, заставили раздеться донага и под винтовкой держали на снегу босого.

Этап построили у бараков так называемого сангородка, который находился на левом берегу Вижаихи. На правый берег шел деревянный мост с опорами из бревен. За ним начинался другой мир. «Огромная площадь лагеря «зона», как ее называли в будущие годы, была окружена проволокой с караульными вышками, с тремя или четырьмя воротами, откуда выходили на работу арестанты... Лагерь блестел чистотой».

Да что чистота! Даже кормили в те времена сносно: восемьсот граммов хлеба, суп с мясом или рыбой, каши и винегреты. Голода не было, особо тяжких работ – тоже. Это Шаламов отмечает особо. Чтобы подчеркнуть: Вишера – это вход в ад. Это только вход: чистота, оранжерея, вольная одежда... А дальше будет Воркута, Колыма и другие круги ада. В 1929 году здесь не было голода и расстрелов. Даже слова «зэк» еще не существовало. Зато в лагере была гостиница – Дом свиданий. «Ударница могла назвать своим мужем любого заключенного. И получить свидание в Доме свиданий». Даже такое было в самом начале! И еще не то было. На свидание к своему муж в Вишеру приехала красивая женщина по имени Галина Игнатьевна. Тут она познакомилась с Шаламовым, между ними вспыхивает любовь, она уходит от мужа, возвращается в Москву.

Через год после прибытия Шаламова арестанты начали строительство «Вишхимза» – целлюлозно-бумажного комбината. Сначала Шаламов работал на лесоповале, потом как грамотный Человек был назначен табельщиком. Слева от дороги стояли бараки Мужского отделения лагеря, за ним возвышалась так называемая «милицейская горка», где сегодня высокие сосны, справа – бараки Женского отделения, за ними – кузница, за которой позднее начались Первые расстрелы. Когда уже после войны там копали карьер, на свет появились человеческие кости – в одежде и обуви. До сих пор сохранился больничный барак лагеря. Несколько лет назад в огне пожара исчезло двухэтажное здание управления лагеря со шпилем наверху. В апреле 1929 года в лагере находилось две тысячи человек, а к январю 1930 года здесь уже было шестьсот тысяч! Целый город. Сегодняшнее население Красновишерска меньше в три-четыре раза. Этап шел за этапом. Казаки, раскулаченные, петербургские аристократы, просто уголовники.

Командовал лагерем и строительством Эдуард Берзин – бывший командир латышской дивизии, чекист, известный по делу Локкарта. В 1937 году он был расстрелян в Москве как «японский шпион». Эдуард Петрович, похоже, был человеком, который никогда не улыбался, который пролил немало крови, но все же отличался от своих большевистских соратников. В очерке «Берзин» так описывает вишерские порядки при нем: «Все заключенные должны были работать каждый по своей специальности, а если специальности нет – лагерь дает ее – и не только краткосрочными курсами, а основательной учебой. Было открыто множество мастерских, больших и малых, и каждый заключенный мог требовать и рассчитывать, что будет делать свою работу. Для художников были созданы мастерские, где занимались не копированием «Ивана Грозного» или «Мишек в лесу», а работали пейзажи и портреты по всем правилам. Картины увозили в Москву и там продавали. Заработок заключенных (в Березниках) был выше заработков вольнонаемных рабочих... Березинская идея была раздавлена в болотах Москанала...».

Удивительные люди сидели в вишерском лагере. За рекой Вишерой располагались оранжереи, созданные арестантом Шан-Гиреем, татарским князем из свиты Николая Второго. В Первую мировую был начальником штаба царской «Дикой дивизии», а потом командовал корпусом в Красной армии. Здесь он работал агрономом сельхоза. Арестант Петр Иванович Исшин был ректором Свердловского партийного института. В лагере Варлам Тихонович постоянно встречался с начальником производства из заключенных с Андреем Дмитриевичем Руденко, бывшим жандармским полковником, отцом будущего генерального прокурора СССР – того самого, что был обвинителем на Нюрнбергском процессе.

С осени 1929 года Шаламов возглавил рабочую силу на строительстве Березникхимстроя – стал небольшим начальником. В то время Березники были всего лишь «командировкой» Вишерского лагеря. Когда вернулся на Вишеру, работал в администрации лагеря, тогда это еще было принято – назначать на официальные должности заключенных. Закончился трехлетний срок Шаламова – его «цветочки», как в оранжерее Шан-Гирея. Да и начальники еще были такие, что симпатию вызывали. Вот как описывает это Варлам Тихонович: «Говорил Иван Гаврилович Филиппов, начальник управления Вышерских лагерей.

– Значит, хочешь уехать. Прощай, желаю удачи. Берзин хотел взять тебя на Колыму.

– Я, товарищ начальник, на Колыму – только с конвоем.

– Не шути плохую шутку, – сказал Филиппов.

Через шесть лет я был привезен с конвоем на Колыму и прожил там семнадцать лет».

Кратким был перерыв, как первый срок. В январе 1937-го Шаламов снова арестован и приговорен к пяти годам лагерей – «за контрреволюционную троцкистскую деятельность». В 1942 году, когда закончился срок, он получил еще десять лет за то, что назвал нобелевского лауреата Бунина русским классиком.

В 1951 году он освободился из лагеря, но уехать в Москву не мог. Последней и самой сильной его любовью стала Ирина Сиротинская, которая однажды пришла к нему как сотрудница отдела комплектования Центрального государственного архива литературы и Искусства.

Именно в письме к ней Шаламов объяснил, почему «Вишера» антироман: «Читатель XX столетия не хочет читать выдуманные Истории, у него нет времени на бесконечные выдуманные судьбы... Мне Кажется, что человек двадцатого столетия, человек, проживший войны, Революции, пожары Хиросимы, атомную бомбу, предательство, самое главное, венчающее все – позор Колымы и печей Освенцима, человек – а ведь у каждого родственник погиб либо на войне, либо в лагере, – человек, проживший научно-техническую революцию, – просто не может не подойти иначе к вопросам искусства, чем раньше. Бог умер. Почему же искусство должно жить? Искусство умерло тоже, и никакие силы в мире не воскресят толстовский роман. Художественный крах «Доктора Живаго» – то крах жанра. Жанр просто умер». И, тем не менее, Шаламова нельзя назвать диссидентом или политическим писателем, хотя он писал о преступности сталинского режима. Он не хотел служить ни КГБ, ни ЦРУ. Он выходил за пределы тоталитарных границ, поскольку говорил о самой природе человека. Вспомним, как завершается его рассказ «Ягоды»:

«Баночка Рыбакова наполнялась слишком медленно, ягоды становились все реже и реже, и незаметно для себя, работая и собирая ягоды, мы придвинулись к границам зоны – вешки повисли над нашей головой.

– Смотри-ка, – сказал я Рыбакову, – вернемся.

А впереди были кочки с ягодами шиповника, и голубики, и брусники... Рыбаков показал на банку, еще не полную, и на спускающееся к горизонту солнце и медленно стал подходить к очарованным ягодам. Сухо щелкнул выстрел, и Рыбаков упал между кочек лицом вниз...

Баночка Рыбакова откатилась далеко, я успел подобрать ее и спрятать в карман. Может быть, мне дадут хлеба за эти ягоды – я ведь знал, для кого их собирал Рыбаков. Серошапка спокойно построил наш небольшой отряд, пересчитал, скомандовал и повел нас домой. Концом винтовки он задел мое плечо, и я повернулся.

– Тебя хотел, – сказал Серошапка, – да ведь не сунулся, сволочь!..»

Разве Сталин заставил конвоира убить заключенного? Молодая исследовательница из Австрии Елена Михайлик была настолько поражена прозой Шаламова, что мрачно произнесла: «Рассказ “Ягоды” написал человек, сражавшийся при Армагеддоне и знающий, что мертвые не восстали». Ирина Сиротинская, сравнивая судьбу и творчество двух бывших лагерников, говорила, что Солженицын воевал с советской властью, а Шаламов – с мировым злом, что Солженицын – стратег, а Шаламов – великий писатель. Действительно, Солженицын писал о первом круге ада, а Шаламов – о девятом. Может быть, поэтому в Италии, на родине «Божественной комедии», его называют Данте XX века. Хотя внешне он был мало похож на своего предшественника. Вот как современники описывают Варлама Тихоновича: высок, длиннорук, с круглой головой и неправильными чертами скуловатого лица, изрезанного глубокими складками-бороздами. И на этом лице – яркие синие глаза. Литературный критик Олег Михаилов вспоминает свое впечатление от Шаламова: «Кисти рук у него сильные – кисти, прикипевшие к тачке, хотя сами руки все время странно двигались, вращались в плечевых суставах. Ему были выбиты эти суставы при допросах, так же, как повредили вестибулярный аппарат: всякий раз, садясь, особенно если стул или кресло были низкими, он терял ощущение пространства и не сразу в нем мог найти себя». Ирина Сиротинская дает ему удивительно объективную характеристику:

«Поэт, чувствующий подспудные силы, движущие миром, тайные связи явлений и вещей, душой прикасающийся к нитям судеб.

Умница с удивительной памятью. Все ему интересно – литература, живопись, театр, физика, биология, история, математика.

Книгочей. Исследователь. Честолюбец – цепкий, стремящийся укрепиться в жизни, вырваться к славе, бессмертию. Эгоцентрик.

Жалкий, злой калека, непоправимо раздавленная душа. “Главный итог жизни – это не благо. Кожа моя обновилась вся – душа не обновилась...”.

Маленький беззащитный мальчик, жаждущий тепла, забот, сердечного участия.

“Я хотел бы, чтобы ты была моей матерью”.

Беспредельно самоотверженный, беспредельно преданный Рыцарь. Настоящий мужчина».

В 60-х выходят его поэтические сборники «Огниво», «Шелест листьев», «Дорога и судьба», «Московские облака». Но рассказы поэта никто не печатает. В 70-х закончены повести «Четвертая Вологда», «Вишера» и «Федор Раскольников». Варлам Тихонович работал до конца. Но они не публикуются. В 1980 году в США опубликован небольшой сборник его рассказов, о котором американский критик Солсбери написал так: «Даже если бы эта небольшая подборка оказалась всем, под чем Шаламов поставил свою подпись, то и тогда этого было бы достаточно, чтобы его имя осталось в памяти людей… Эти рассказы – пригоршня алмазов».

Варлам Тихонович умер 17 января 1982 года в психоневрологическом отделении дома инвалидов. И только после смерти, в 1987 году, появились первые публикации его жесткой прозы: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артисты лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы».

Сегодня в Вологде действует мемориальный дом-музей писателя. Каждый год на его родине проводятся Шаламовские чтения, выпускаются «шаламовские сборники», в Вологодском драматическом театре идет спектакль по мотивам «Колымских рассказов». Вышли два собрания сочинений Шаламова. Он издается во многих странах мира. А что в Пермском крае, где великий писатель строил два города? В Пермском крае – тишина. В Красновишерске, говорят, на весь город имеется один экземпляр антиромана, зачитанный до дыр. Недавно стало известно, что клуб деловых женщин города собирается издать книгу. А почему бы не поставить ему памятник – например, там, где стояли бараки четвертого отделения Соловецких лагерей, на въезде в город? Помните, как Шаламова, раздетого, держали на снегу во время этапа на Вишеру? Именно этот эпизод стал сюжетной основой памятника «На снегу», созданного Рудольфом Веденеевым. В 2005 году другая работа Веденеева – бронзовый портрет Шаламова, экспонировалась на выставке, посвященной 60-летию Победы, проходившей в Центральном Доме художников на Крымском валу в Москве. Но перед этим был такой момент. В выставкоме, проводившем отбор работ, автора спросили: «А при чем тут Шаламов?». «Он мыл золото на Победу!», – ответил Рудольф Борисович. Аргумент сочли значимым. После этого Вологодский музей Варлама Шаламова обратился к автору с просьбой о продаже произведения.

Конечно, нам надо гордиться не ГУЛАГом – не четвертым отделением Соловецких лагерей особого назначения, известным в народе как Вишерский лагерь. Нам надо гордиться людьми, которые прошли земной ад – и не только не потеряли честь, а приобрели имена, зазвучавшие на весь мир.

«У ВХОДА В АД» НА ВИШЕРЕ ВСТРЕТЯТ ШАЛАМОВА 

В номере нашей газеты за 27 октября была опубликована статья «У входа в ад», посвященная жизни и творчеству Варлама Шаламова. Писатель, автор антиромана «Вишера», был заключенным Вишерлага и принимал участие в строительстве Красновишерска и Березников. А 30 октября в День репрессированных, в Красновишерске состоялась традиционная встреча детей, родственников репрессированных. Они обратились с письмом в Земское собрание района, депутатам городской думы, главам города и района. В нем сформулированы пожелания людей, которые сами выросли в ссылке или рядом с лагерной зоной:
«18 июля 2007 года В.Т. Шаламову исполняется 100 лет со дня рождения. В связи с этим мы предлагаем отдать дань памяти писателю и безвинно пострадавшим от репрессий нашим предкам и возвести памятник в г. Красновишерске, установить мемориальную Доску, посвященную В.Т. Шаламову, назвать его именем одну из улиц. Кроме того, предлагаем объявить 2007 год – годом В.Т. Шаламова в Красновишерском районе и провести комплекс мероприятий с привлечением школ, библиотек, клубов и музея. Нельзя допустить, чтобы молодое поколение выросло Иванами, не помнящими родства. Увековечение наших предков нужно скорее им, чем нам».
Письмо подписали двадцать человек. Будем надеяться, что оно не останется без ответа. Недавно, в конце ноября, по приглашению администрации в Красновишерске побывал известный пермский скульптор Рудольф Веденеев. На большом экране Дома культуры он показал два документальных фильма о Варламе Шаламове. Одновременно прошла фотовыставка скульптурных работ Веденеева – это портрет писателя Шаламова и многофигурная скульптурная композиция «На этапе», а также мемориальная доска, открытая в 2004 году в Соликамске – на стене Свято-Троицкого монастыря, откуда уходил Шаламов этапом на Вишеру.
На встречах скульптора с общественностью города и представителями администрации обсуждались мероприятия, которые необходимо провести в юбилейном году, в том числе – издание юбилейного календаря. Таким образом, на Вишере снова встретят Шаламова – теперь не как зэка, а великого писателя. В дар местной библиотеке им. Ивана Зырянова и музею средней школы Ч для экспозиций, посвященных писателю, скульптор передал фотографии, фильмы, каталоги, материалы прессы, связанные с творчеством писателя.
Руководитель районной администрации Николай Викторович Новиков заверил, что в ближайшее время будет проведено совещание по подготовке и проведению года Шаламова в Красновишерске. О необходимости отметить столетнюю дату говорила и уполномоченный по правам человека по Пермской области Татьяна Марголина. А Пермское отделение Союза российских писателей выдвинуло идею проведения Шаламовских чтений.