Большая часть творческого наследия Варлама Шаламова («Колымские рассказы» и «Колымские тетради») связана с ГУЛАГом, где гибло все, даже природа, где человек умирал дважды: сначала «отмерзала» душа, затем разрушалось тело, и между двумя этими смертями – долгая, равнодушная всему, запредельная «нежизнь».

Что помогает человеку, чтобы в обстановке «за-человечности» найти силы для сохранения души? Ответом на этот вопрос может стать автобиографическая повесть В. Шаламова «Четвертая Вологда». Это возвращение к истокам жизни, истории семьи и рода. Тема путешествия в мир детства и юности звучит в творчестве В. Шаламова не только в «Четвертой Вологде», перекликаются с автобиографической повестью заметки в записных книжках (1954-1979), воспоминания «Моя жизнь – несколько моих жизней», некоторые стихотворения из «Колымских тетрадей», рассказ «Начало» (1967). Возможно, обращение к этой теме вызвано желанием «сказать самую последнюю правду о себе и о мире, впустить в свою прозу психологический анализ и самоанализ, в какой-то мере отказаться от внешне отстраненного, сдержанно объективированного повествовательного тона, которым не исчерпывалась стилистика прежних циклов, но в которых она была ведущей» (1; 147).

«Четвертая Вологда» – повесть-исповедь, в которой писателем предпринята попытка объяснить, как происходило его мировоззренческое определение. «Я пишу историю своей души – не более», – подчеркивает субъективность повествования Шаламов. Воскрешение прошлого, воскрешение навсегда ушедших людей и судеб – это воскрешение и постижение самого себя.

И осталось так немного
В бедной памяти моей –
Васильковые дороги
В красном солнце детских дней <...>

Это все ношу с собою 
И в любой люблю стране. 
Этим сердце успокою, 
Если горько будет мне (3; 15).

Главной целью В. Т. Шаламова становится показ развития человека как личности в пору его детства и юности.

С чего начинается «путешествие к истокам»?

«Есть три Вологды: историческая, краевая и ссыльная. Моя Вологда – четвертая.

Четвертую Вологду я пишу в шестьдесят четыре года от роду... Я пытаюсь в этой книге соединить три времени: прошлое, настоящее и будущее во имя четвертого времени – искусства. Чего в ней больше? Прошлого? Настоящего? Будущего? Кто ответит на это?» (5; 9).
Путешествие в мир «четвертой Вологды» начинается с определения себя как творческой личности: «Прозаиком я себя считаю с десяти лет, а поэтом – с сорока (5; 9). <...> Я пишу с детства. Стихи? Прозу? Затрудняюсь ответить на этот вопрос. <...> Но писание как особенность мгновенной отдачи, для которой я нашел мне принадлежащий, личный способ торможения, фиксации, – я отношу к десяти годам...» (5; 10).

Осознание себя писателем, поэтом происходит в Вологде. «Особенный климат города, и нравственный, и культурный» (5; 11), является важным фактором в духовном развитии личности будущего писателя. «Требования к личной жизни, к личному поведению были в Вологде выше, чем в любом другом русском городе» (5; 11). Эти требования определялись и составом населения, проживавшего в городе в начале XX века, и традициями, сформированными на протяжении многих веков.

«Первая Вологда – это многочисленное крестьянство подгороднее» (5; 11). Шаламов неоднократно подчеркивает в народе то лучшее, что характеризует вологодский характер: стремление к добру, открытость, честность. Однако он далек от идеализации: «В этих близких и дальних северных деревнях спокон века есть свои грешники, свои праведники, свои карьеристы и злодеи» (5; 12). Негодование у писателя вызывают отсталость, консервативность, преклонение перед властью: «Царское правительство вербовало из вологодских рекрутов самую надежную тюремную стражу» (5; 12).

«Вторая Вологда» – Вологда историческая. Особая атмосфера старины придает облику города неповторимый колорит. История для Шаламова – это прежде всего великие личности: Иван Грозный, Петр I.

Формирование личности происходит под непосредственным влиянием «третьей Вологды», Вологды освободительного движения. Шаламов связывает развитие культуры с присутствием политических ссыльных в городе. «Вологда осведомлена и о Блоке, и о Бальмонте, о Хлебникове, не говоря уж о Горьком, или о таком кумире русской провинции, как Некрасов. «Колокол» Герцена, а не только «Кто виноват?» – идет нарасхват» (5; 21).

Постепенно границы изображаемого пространства сужаются: ведущей становится тема дома. В основе композиции произведения лежит не внешняя связь эпизодов, а внутреннее единство, обусловленное показом процесса развития личности: писатель неоднократно обращается к одним и тем же событиям, не соблюдает хронологического принципа повествования. В автобиографической повести прослежен поиск путей к самосовершенствованию во взаимодействии с внешним миром. Творческий метод Шаламова в «Четвертой Вологде» можно сравнить с психологическим анализом Л. Толстого в трилогии «Детство. Отрочество. Юность»: «Душевная жизнь предстает в виде бесконечной смены состояний, над которыми не властно сознание, – текучесть человеческих переживаний, безостановочный процесс следующих друг за другом и часто противоречивых движений составляет главную сущность <...> метода при изображении душевной жизни. Сознание разлагает ее на моменты и оформляет самую последовательность» (6; 62).

От характеристики внешнего мира писатель переходит к миру семьи, исследование которого начинается с детального описания родительского дома. Шаламов внимателен к деталям и подробностям быта. Семейный уклад, традиции воспринимаются автором как нечто незыблемое, не подвергающееся сомнению: «Семья садилась за утренний завтрак <...>. Каждому выдавалась серебряная ложка; ставилось молоко – топленое и обыкновенное – и сахарный песок наполнял сахарницу – отец не признавал другого. Ни пирожных, ни конфет никогда не давалось» (5; 24).

В поле зрения Шаламова попадает и расположение комнат в казенной квартире, где прошло детство, и «коллекция редкостей, которую вывез отец с Алеутских островов» (5; 29), и «висевшая в правом углу большая, даже огромная, икона с огромным ликом Христа в терновом венце» (5; 31) (репродукция картины Рубенса). Эти детали помогают воскресить дорогие сердцу образы.

Особое место в сюжетном пространстве повести занимает образ отца. «Отцово царство» – это определение применимо ко всему миру, в котором прошло детство героя. Тихон Николаевич Шаламов – личность незаурядная, сложная, противоречивая, вызывающая неоднозначную оценку сына. Автор совмещает в своем повествовании оценку происходящих событий и с точки зрения персонажа-ребенка, и с точки зрения взрослого повествователя. Шаламова-ребенка привлекают в отце свободомыслие и активная жизненная позиция: «Отец вернулся в 1905 году, привлеченный революционными ветрами первой революции – свободой печати, веротерпимости, свободой слова, надеясь принять личное участие в русских делах» (5; 57) – речь идет о возвращении семьи с Алеутских островов в Вологду; «отец, чрезвычайно активный общественник, беспрерывно открывал то общество трезвости, то воскресные школы, то участвовал в митингах, которых тогда было очень много» (5; 60).

Тихон Николаевич представлен человеком, критически оценивающим все, что происходит с ним и вокруг него. Он последовательно реализует свои жизненные принципы, и это нередко приводит к конфликту с сыном. Неприятие у Варлама вызывает излишняя категоричность отца, например, в оценке здоровья, физических возможностей и увлечений детей: «Во всех этих играх я был последний. Ничего, кроме многолетних издевок, я не услышал от отца» (5; 67); «мое нежелание убивать, стрелять, охотиться, резать кроликов и кур, закалывать кабана – тоже привело к тяжелому конфликту» (5; 68).

Мысленно возвращаясь в детство, взрослый Шаламов оценивает влияние личности отца не только на самого себя, но и на братьев и сестер: «Старший брат мой Валерий был ничтожеством. Отец совершенно подчинил его своей воле» (5; 42). «Наташа была олицетворением справедливости на наших семейных совещаниях, превосходя в этом отношении даже мать» (5; 42). Общий вывод, к которому приходит писатель, проследив судьбы всех детей в семье: «Мы, младшие дети – Сергей, Наташа и я – мы представители маминых генов – жертвы, а не завоеватели, представители высшей свободы по сравнению с грубой отцовской силой, сказавшейся в Гале, в Валерии – старших детях» (5; 162). «У всех нас выражено и душевное, даже духовное сопротивление. Это-то сопротивление в семье мы и представляли» (5; 163).

Один из этапов «путешествия» к себе – осмысление взглядов отца. Внутреннее скрываемое несогласие с мировоззрением Тихона Николаевича повлияло на формирование нравственной позиции будущего писателя. Диктата, навязывания чужой воли, учительства Шаламов не принимает сначала в отце, а затем и в классической литературе. Варлам Шаламов уже в детские годы в душе – поэт, а не прагматик. Ему ближе по внутреннему складу мать, любившая стихи, а не отец, одинаково азартно увлекавшийся и огородничеством, и разведением коз, и охотой. «Моя оппозиция, мое сопротивление уходят корнями в самое раннее детство, когда я ворочался с огромными кубиками – игрушечной азбукой – в ногах моей матери. Я был педагогическим маминым экспериментом, единственным опытом, который провела мать для себя и по своему соображению» (5; 54). Характеризуя систему воспитания в семье, Шаламов неоднократно возвращается к понятию «эксперимент». Тихон Николаевич придерживался своей педагогической системы, суть которой сводилась к реализации в ребенке способностей, умении извлекать из жизненных ситуаций полезные уроки: «Вообще отец практиковал своеобразный педагогический прием – любого знакомить с любым искусством – хоть с эстрадой, хоть с цирком, с модерновыми стихами и Четьи-Минеями, с живописью и философией, с животноводством и огородничеством, охотой и плаваньем. Получив этот первичный толчок, сын, по мысли отца, должен откликнуться и в унисон тому току, который дан, зазвучать сам» (5; 76). Мать, Надежда Александровна, «никого не учила, никого не упрекала» (5; 161).

Судьба матери, посвятившей себя интересам отца, вызывает у Варлама Тихоновича и чувство жалости, и чувство горечи, и чувство возмущения. «Мама – способная, талантливая, энергичная, красивая, превосходящая отца именно своими духовными качествами. Мама прожила жизнь, мучаясь, и умерла, как самая обыкновенная попадья, не умея вырваться из цепей семьи и быта» (5; 56). Женщина доброй души и чуткого сердца, горячо любящая детей, она «выгородила себе жизненное пространство» (5; 160) только к моменту смерти мужа. Осознание трагизма ее судьбы приходит к писателю с годами. Страницы повести, посвященные образу страдалицы-матери, перекликаются с поэтическими признаниями Н. А. Некрасова:

И если я наполнил жизнь борьбою
За идеал добра и красоты,
И носит песнь, слагаемая мною,
Живой любви глубокие черты –
О мать моя, подвигнут я тобою!
Во мне спасла живую душу ты! (3; 259)

Через всю жизнь Шаламов пронес чувство любви и душевной близости к сестре Наташе. В рассказе о сестре писатель прежде всего акцентирует внимание на справедливости и ответственности, которые составили основу ее характера. «Наташа смело бросалась во всякие домашние сражения, обличая неправоту, фальшь и ложь» (5; 46).

Образ старшего брата Сергея овеян романтическим пафосом. Он, непререкаемый авторитет, герой, любимый сын, кумир мальчишек, показан через призму детского восприятия (в 1920 году, когда Сергей погиб, Варламу было 13 лет). В поле зрения писателя попадают те события, которые интересны подростку: плавание «на спор», ныряние за мертвецами, организация зимних катаний с горы. Дух свободы чувствуется во всех поступках Сергея. Именно его свободолюбие вызывает в душе юного Варлама Шаламова чувство уважения и восхищения.

Важную роль в становлении мировоззрения будущего писателя играют книги. Уважительное отношение к литературе культивируется в семье. Показателен в этом смысле эпизод ссоры Тихона Николаевича с дочерью Галей, которая вместе с мужем уничтожила библиотеку, принадлежавшую дяде: часть книг были сданы букинистам, часть – сожжены вместо дров. «Это потрясло отца, и он проклял дочь. Разумеется, тут дело вовсе не в продаже букинистам, не в краже, а именно в сожжении, в физическом акте дочери в таком варварском акте» (5; 75).

Шаламов читает страстно, азартно. «Год знакомства с этой библиотекой был очень ярким для меня. Дюма, Конан Дойль, Понсон дю Террайль, Густав Эмар, Майн Рид, Виктор Гюго, Капитан Марриэт – все в золотых переплетах ждали меня каждый день. Я читал и переигрывал все прочитанные романы подряд» (4; 304). Диапазон интересов – от Дюма до Канта. Увлечение литературой во многом определяет юношеские идеалы. Жажда справедливости становится чем-то вроде навязчивой идеи, определившей ценностные ориентиры Шаламова.

Поиск правды, поиск собственного места в жизни приводит к новому странствию – по жизни. Мотив дороги как пути исканий, попытки достигнуть истины звучат во второй части «Четвертой Вологды». Границы пространства раздвигаются: перед глазами писателя не только домашний мир, но и пространство родного города, и пространство за его пределами. «Мне все время было всюду тесно. Тесно было на сундуке, где я спал в детстве много лет, тесно было в школе, в родном городе. Тесно было в Москве, тесно в университете. Тесно было в одиночке Бутырской тюрьмы.

Мне все время казалось, что я чего-то не сделал – не успел, что должен был сделать» (5; 113).

Путешествие в прошлое – это не только путешествие во времени и пространстве, но и попытка выявить основные факторы, определившие «душестроение» писателя. Впечатления, полученные Варламом Шаламовым в Вологде, послужили первым толчком для расширения и углубления его интереса к жизни общества. В детские годы начинают формироваться нравственные принципы, система ценностей, которые определят эстетические взгляды писателя.

Духовный опыт, приобретенный В. Шаламовым в Вологде, стал основой дальнейшего его развития. Стойкость убеждений, стремление противостоять чужой воле помогают преодолеть ад колымских лагерей и возродиться в искусстве.

Я – северянин. Я ценю тепло. 
Я различаю, где добро и зло.
Мне нужен мир, где всюду есть дома. 
Где белым снегом вымыта зима.
Мне нужен клен с опавшею листвой 
И крыша над моею головой.
Я – северянин, зимний человек,
Я каждый день ищу себе ночлег (5; 189).

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Волкова Е. Цельность и вариативность книг-циклов // Шаламовский сборник. 1997. – Вып. № 2. – С. 130-156.

2. Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. Т. 4: Поэмы 1855-1877 гг. – Л., 1982.

3. Шаламов В. Колымские тетради. – М., 1994.

4. Шаламов В. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 4: Автобиографическая проза. – М., 2005.

5. Шаламов В. Т. Четвертая Вологда. – Вологда, 1994.

6. Эйхенбаум Б. М. О прозе. Сборник статей. – Л., 1969.