Страницы из жизни писателя

По возвращении в Москву после многолетних колымских страданий Варлам Шаламов с первых же месяцев свободной жизни с головой окунулся в творчество. Он писал рассказы, новеллы, очерки о человеке, чье существование ограничено рамками колючей проволоки. Но в литературных кругах Шаламов стал известен прежде всего как поэт-лирик.

На протяжении десятка лет один за другим выходили его поэтические сборники, в «толстых» журналах регулярно появлялись отдельные стихотворные подборки, наиболее западающие в душу почитателей стихи переписывались в так называемые самиздатовские книжечки и ходили по рукам. Стали появляться лирические циклы, объединенные впоследствии под общим названием «Колымские тетради». «Колымские» потому, что основа этих циклов заложена на Колыме – в поселках Ключ, Дусканья, Дебин, Барагон, Томтор, где Шаламов после получения фельдшерских «корочек» работал в медпунктах и больницах.

Многое из написанного автобиографично, в том числе и стихи. Внимательно вчитываясь в поэтические строчки, мы вдруг начинаем видеть перед собой самого автора, особым способом рассказывающего о своей судьбе. Видим Шаламова-ребенка, Шаламова-юношу, Шаламова-мужа, Шаламова-старика, Шаламова-жертву, Шаламова-мстителя.

«Огниво» – первый сборник стихов Варлама Шаламова, вышедший в московском издательстве «Советский писатель» в 1961 году. Открываем страницу со стихотворением «В пятнадцать лет», читаем:

Хожу, вздыхаю тяжко, 
На сердце нелегко. 
Я дергаю ромашку 
За белое ушко.

Присловья и страданья 
Неистребимый ход,
Старинного гаданья 
С ума сводящий счет.

С общипанным букетом 
Я двери отворю. 
Сейчас, сейчас об этом 
Я с ней заговорю.

И Лида сморщит брови.
Кивая на букет, 
И назовет любовью 
Мальчишеский мой бред.

Лирические строчки просты, легки, изящны. Тема знакома – первая любовь. Сюжет тоже – кто из нас не пребывал хоть однажды в ситуации неопределенности чувств? А вот кто она такая, эта Лида, героиня стихотворения, из текста не поймешь. Попробуем узнать, о ком пишет поэт. И для начала обратимся к мемуарной повести Шаламова «Четвертая Вологда», где он с полной ясностью описывает свои детские и юношеские годы.

Рассказывая об ученической поре, Шаламов неоднократно упоминает Лиду Перову, школьную подружку, с которой он разделял увлечения театром и книгами. Так, в одном из сюжетов идет речь об инсценировке в школьном драмкружке отрывка из только что дошедшей до провинциальной Вологды поэмы Н. Некрасова «Русские женщины»: «Княгиней Трубецкой была Лида Перова, бывшая гимназистка из Мариинской женской гимназии, сущая школьница женской трудовой школы, единственная старая сотрудница нашего литературного кружка. Задачей Лиды было донести до слушателей этот новый, найденный и опубликованный Чуковским некрасовский текст». Так появляется знакомое уже по стихотворению имя. По особой мягкости и теплоте, на что категоричный Варлам Тихонович был всегда скуп, можно судить, что от их дружбы осталась не просто добрая память, а след от настоящего глубокого чувства, ведь никакая другая девочка из давнего прошлого не отразилась в шаламовской лирике. Только Лида!

Первыми поисками данных о Лидии Перовой занялся давний исследователь творчества Шаламова – вологодский журналист Валерий Есипов. Удалось найти среди старожилов тех, кто еще помнил начало XX века и молодого Шаламова, и порасспросить обо всем.

Одним из таких свидетелей времени оказалась вологжанка Екатерина Николаевна Сигорская, присутствовавшая в 1989 году на съемках первого документального фильма о Шаламове. «Я узнала его в юности, когда пришлось жить в одном почти месте, – вспоминала Екатерина Николаевна. – Семья наша жила временно в кабинете отца, секретаря духовной консистории, а Варлам, он тогда по возрасту был для нас Варлаша, жил в соборном доме. Когда мы в Вологду приехали, нам сказали, что из кремля есть подземный ход в Прилуки. Нас очень занимало, где бы найти этот ход. Вот тут мы и бегали». Она так описала Шаламова-ребенка: «Худенький, астеничный, небойкий мальчик и очень гордый. Разные кругом были мальчишки, а этот – такой, который, так сказать, знает себе цену, но внутри себя». Она рассказала о детском окружении будущего писателя, в частности, о той самой Лидочке, с которой дружила, оказывается, целая ватага мальчишек – такая уж это была заводная, озорная, симпатичная девчонка, буквально «свой парень». А знала Екатерина Николаевна Лиду не только по юности, но и по годам зрелым. Дело в том, что именно Лида Перова впоследствии стала женой ее брата, художника Василия Николаевича Сигорского. Василий тоже входил в число приятелей Варлама Шаламова. Шаламов упоминает в своей повести и об этом товарище: «Шаламовская горка – это Соборная горка, но прозвище получила отнюдь не от отцовской фамилии. Она названа, прозвана и спокон века называлась в Вологде по имени моего брата Сергея. В шестидесятых годах в Москве, в беседе со мной, коренной вологжанин – художник Сигорский сказал: «А я и жил напротив Шаламовской горки». Шаламов, правда, здесь не точен относительно места рождения Сигорского. Художник – не коренной вологжанин, а приезжий, о чем мы узнаем позже. Род Сигорских, как и Шаламовых, священнический, костромских корней. Глава семьи, Николай Петрович Сигорский, в начале 1917 года был назначен епархиальными властями на должность секретаря духовной консистории в Вологде. Потому и жили ребята рядом в домах на Соборной горке – именно там располагались квартиры священнослужителей соборного причта.

Обрабатывая материалы фонда художника Василия Сигорского из научного архива Вологодской областной картинной галереи, исследователи натолкнулись на интереснейшие свидетельства жизни не только самого художника, но и его жены, Лидии Васильевны Перовой.

Два слова о том, как эти архивные материалы попали в галерею, что тоже весьма любопытно. В 1980 году в залах Вологодского областного краеведческого музея проходила персональная выставка работ Василия Сигорского, устроенная уже вдовой художника, Лидией Васильевной Перовой, специально для своих земляков при помощи заведующей отделом древнерусского и народного искусства ВОКМ Ирины Александровны Пятницкой. Тогда же основная часть творческого наследия Сигорского была передана в дар музею. С Лидией Перовой у многих вологжан завязались дружеские отношения. Приезжая по делам в Москву, и директор ВОКГ Владимир Валентинович Воропанов, и искусствовед галереи Марина Николаевна Вороно зачастую останавливались именно у Лидии Васильевны. На ее гостеприимный огонек заезжали и известный вологодский писатель Владимир Степанович Железняк со своей женой, Ниной Витальевной, художницей, и историк-исследователь, один из авторов краеведческого словаря «Вологда XII –начала XX веков» Федор Яковлевич Коновалов, и знакомая нам уже Ирина Александровна Пятницкая, и многие другие творческие личности. И всегда вечера на Беговой (улица, где жили Перова и Сигорский) отличались такой теплотой, такой сердечностью, что удивляться приходилось, откуда у далеко уже не молодой Лидии Васильевны столько сил для гостей. Эти дружеские встречи оборвала в 1988 году смерть Лидии Васильевны. После похорон домашний архив супругов остался невостребованным родственниками. Мало того, ему грозило уничтожение. Владимир Воропанов узнал об этом, немедленно приехал на знакомый адрес с мебельным фургоном, собрал все, что смог, и привез в Вологду. Рисунки, письма, открытки, документы были раскиданы по всей квартире. Владимир Валентинович буквально ползал по полу, подбирая драгоценные свидетельства жизни этих замечательных людей. Теперь семейный архив мастера приведен в порядок и изучен, а уникальные материалы помогли узнать не только о его судьбе, но и о том, как складывалась жизнь девушки, которой посвящал стихи Варлам Шаламов.

Родилась Лида Перова, как свидетельствует запись в метрической книге Николаевской Становской церкви, 1 марта 1906 года в деревне Демьяново Грязовецкого уезда Вологодской волости. Родители ее, Василий Михайлович и Мария Павловна Перовы, были крестьяне. Крестной матерью, или восприемницей, в метрике значится Анна Владимировна Красильникова, деревенская родственница довольно известного вологодского купца Красильникова. Она-то, скорее всего, и посодействовала тому, что после безвременной смерти родителей Лида попала на попечение именно в его семью. Бездетный вологодский купец и его жена всем сердцем привязались к девочке, воспитали как родную дочь, дали ей неплохое образование. Жили Красильниковы в Вологде. Дом их стоял на углу нынешних улиц Ленинградской и Октябрьской, как раз недалеко от дома Шаламовых. Лиду по переезде в город определили учиться в женскую Мариинскую гимназию, ставшую после революции 1917 года обычной трудовой школой, которую она и окончила в 1923 году. В 1924 году девушка поступает в Вологодский педагогический техникум, через два года получает диплом педагога и решает продолжить учебу, но уже в Москве.

Судьба сводит Лиду не только с Варламом Шаламовым, но, как уже упоминалось, и с другими ребятами. Так, в 1917 году состоялось знакомство с Васей Сигорским, поселившимся в тот год в Вологде, чуть ранее – с Феодосием Бочковым, ставшим вскоре Васе товарищем. В начале века оба юноши были начинающими художниками, работающими в одной команде с другими молодыми живописцами в Вологодских государственных свободных художественных мастерских. Ребята писали картины, рисовали плакаты, участвовали в выставках, оформляли театральные постановки. В 1921 году группа талантливой молодежи почти всем составом уезжает в Москву для продолжения учебы во ВХУТЕМАСе. Лида не теряет связь с друзьями, помнит о них. Товарищей детства вряд ли забыл и Варлам. Уезжая в 1924 году в Москву, он знал, что вологжане прочно и перспективно обосновались в столице, правда, о связи с земляками в этот период у Варлама Тихоновича воспоминаний нет. Знакомство Лиды и мальчишек переросло в дружбу, дружба – в любовь. Лида влюбляется... нет, не в Васю Сигорского. а в очень деятельного, подвижного, эрудированного Досю Бочкова. Мальчик, чьи подслеповатые глаза под толстенными линзами очков излучали необыкновенную доброту и нежность, подкупил хорошенькую Лидушу своей открытостью и естественностью, веселым нравом и постоянной готовностью помочь. Становится понятно, почему Лида не ответила мальчишке с ромашками взаимностью, а покачала назидательно головой – не могла юная красавица любить двоих.

Молодые люди начали встречаться еще в Вологде, а дальше была переписка и редкие приезды Бочкова на родину. В 1926 году, как только Лида заканчивает техникум, Феодосий делает ей предложение, которое, конечно же, было принято. Через год 3 июня у счастливой пары рождается дочка Наташенька. Сохранилась единственная фотография, где супруги запечатлены вместе, но и то с родственниками, и мы можем увидеть на коленях у Лидии Васильевны годовалую дочурку, очень похожую на маму в детстве.

В 1928-м Лида поступает на зоологическое отделение физико-математического факультета МГУ. В это же время в университете, только на отделении советского права, учится и Варлам Шаламов. В конце 1928 года студента Шаламова исключают из вуза: во-первых, за сокрытие социального происхождения (не сообщил при поступлении в университет, что отец – священник), во-вторых, за «аморальное поведение, несовместимое со статусом советского студента» (в его комнате за чаем собирались друзья по институту, спорили на разные темы, шумели и тем самым якобы нарушали дисциплину, мешали жизни общежития). Далее судьба Шаламова известна: арест в 1929 году, ссылка на 3 года на Северный Урал, знакомство с Галиной Игнатьевной Гудзь и следующий за ним страстный роман, досрочное освобождение в 1931 году, возвращение в Москву, женитьба, рождение дочери Леночки, журналистская работа в различных московских журналах, первая серьезная проба пера. После «Вишерлага» все выглядит неплохо, жизнь идет своим чередом, появляется перспектива успешного карьерного роста и развития писательской деятельности. В этот период Варлам Тихонович вообще мало общается с прежними знакомыми. Позиция Шаламова впоследствии выразится в протоколе допроса от 4 февраля 1937 года, отчего мы и можем сегодня судить об этом. На вопрос: «Расскажите о своих личных связях как по службе, так и вне службы» – Шаламов ответит: «Мои личные связи ограничиваются семьей, в которой я живу. Никаких знакомств не поддерживаю».

В 1932 году Лида заканчивает учебу с дипломом гидробиолога и начинает работать помощником лаборанта в Московском санитарном институте им. Ф. Ф. Эрисмана. Вскоре ее переводят в лаборанты, а затем в научные сотрудники. Там она и трудится до начала Великой Отечественной войны. Все эти годы связь с вологжанами не прерывается, время от времени они встречаются. Особенно духовно близким товарищем оказался, а может быть, и оставался, Василий Сигорский. Именно Вася всегда оказывался рядом, когда Лиде требовался сочувствующий и советующий товарищ. Что случилось в начале 30-х годов с молодой супружеской парой, куда исчезли чувства, недавно еще такие пылкие и страстные, – еще одна загадка, которую никто никогда не разгадает, но в 1934 году Лида и Феодосий расстаются. Лида осталась с Наташей, которая уже пошла в школу.

Одиночество не было Лидиным уделом. Каким-то образом наступило прозрение, и Лидия и Василий однажды открылись друг другу, а признавшись в чувствах, решили быть вместе до конца. Так потом и случится, любовь этих двух сердец не увянет до последней минуты и умрет вместе с супругами. Их «свадьба» выпала на один из тяжелейших для нашей страны дней начала Великой Отечественной войны и немецкого наступления на Москву – на 2 сентября 1941 года. Почему «свадьба» в кавычках? Да потому что ни о каком торжестве и речи быть не могло – в столице срочно готовились к эвакуации.

Лидия Васильевна и Василий Николаевич вместе с Наташей выехали в Вологду, где на Краснофлотской набережной оставались жить мама Сигорского и его сестра, Екатерина Николаевна. Но Лида поселилась не с ними, а в доме Красильниковых, в ставших некогда родными стенах ей жилось намного легче и уютнее. Родных мужа она почти каждый день навещала. Наташа пошла в школу, а Лидия Васильевна рьяно и усиленно занялась восстановлением домашнего огорода. Овощи, выращенные на красильниковском приусадебном участке, были величайшим подспорьем в страшное голодное военное время. Василий Николаевич сразу же встал на учет в Вологодский горвоенкомат, и 4 декабря был приписан к пункту МПВО г. Вологды (местная противовоздушная оборона). Устроился гравером в артель «Красный полиграфист», отвечал за многие общественные мероприятия, призванные отражать действия на фронтах. Дважды в 1943 году, в сентябре и октябре, Сигорского вызывали в Москву для командирования в освобожденные от фашистов города Брянск и Орел, где он занимался подготовкой к изданию альбомов из серии «Города и области РСФСР в Великой Отечественной войне». В ноябре этого же года его призывают на военную службу и отправляют в Горький. Василий Николаевич сначала обучается на радиста, затем на электромеханика, но с апреля 1944 года он ведет работу делопроизводителя при штабе, совмещая ее с художественной деятельностью. В период разлуки с семьей с 1943 по 1945 год от Сигорского к близким летели фронтовые треугольники. Все 78 сохранившихся писем полны тревоги, заботы, тоски, надежды и любви. Вот строчки из одного такого письма Василия к своей жене от 10 марта 1944 года: «Дорогая Лидуша! Хотел подробно написать и поблагодарить тебя за посылку. Всегда вспоминаю тебя и все, связанное с тобой. И все мне кажется таким милым и хорошим. Лидуша! Как приятно, что начинается весна, что зима уже позади. Два месяца учебы пройдут совсем незаметно, а там уж будет и лето. А летом всегда веселее, и ведь одно солнышко и тепло чего стоит!».

Лидия Васильевна с дочерью в июне 1944 года возвращаются в Москву, в свое довоенное жилье – десятиметровую комнатку без удобств в доме № 10 во 2-м Тульском переулке. Только в 1958 году Василий и Лида купят кооперативную двухкомнатную квартиру на Беговой. Именно туда потом и будут приезжать гости из Вологды и приходить вернувшийся с Колымы Варлам Шаламов.

В августе 1945-го возвращается с фронта Василий Николаевич. Семья воссоединяется, жизнь начинает налаживаться. Их любимице, умнице и красавице Наташе, исполнилось 18 лет. Это очень жизнелюбивая, любознательная, общительная девушка. После школы девушка поступает в Московский геологоразведочный институт им. С. Орджоникидзе и довольно успешно там учится. Уже готовясь к защите диплома, студентка пятого курса Наталья Феодосьевна Бочкова получает направление на производственную практику в Приморский край. 24 сентября 1950 года девушка работала в глухой тайге в двух километрах от лесного поселка Тетюхе, и на нее случайно выбрел бежавший с зоны уголовник. Девушка погибла от ножа этого недочеловека.

Трагическая гибель единственной дочери очень больно ударила по Лидии Васильевне, она тяжело пережила драму, с трудом оправилась после похорон. Василий Николаевич, всегда относившийся к Наташе как к родной, начал спасаться от тяжести горя погружением с головой в работу. Он очень много рисовал, участвовал в российских и всесоюзных выставках, ездил по стране. Лидия Васильевна стала первой помощницей в налаживании деловых контактов мужа. Боль утраты понемногу затихла, работа действительно спасла супругов.

В 1953 году с Колымы возвращается Варлам Шаламов. Не сразу, постепенно он привыкает к новой, свободной жизни, начинает восстанавливать прерванные почти двадцать лет назад связи со старыми товарищами, хотя, если судить по его дневниковым записям, смысла в этом не видит: «Я не стремлюсь поддерживать старых знакомств, ибо они не несут свежей информации». Тем не менее, некоторые знакомства возобновились, Шаламов стал общаться со старыми друзьями, кого-то навещать, с кем-то переписываться. Сигорские тоже вошли в дружеский крут Шаламова.

Шаламов довольно часто приходил в гости к землякам, показывал им свои стихи и рассказы, беседовал о жизни. А когда выходили сборники его стихов, он в первую очередь дарил их землякам. В фонде Шаламова ВОКГ хранится один из таких сборников – «Дорога и судьба». На нем дарственная надпись: «Дорогой Лиде и Василию Николаевичу с глубокой любовью и уважением. В. Шаламов. Москва. Июнь 1967».

Нет-нет, да и появляются образы Сигорского и Перовой на страницах его дневников или на листах писем. Вот, например, письмо к Ирине Павловне Сиротинской от 17 июля 1965 года: «Я виделся с художниками, что живут на Беговой, и получил в подарок лапти, и поставил их вместе с туеском, который ты привезла из Вологды». Здесь имеется в виду поездка Сиротинской в родные края Шаламова и сувениры для него, привезенные ею из Вологды. И еще одно письмо ей же от 8 июля 1968 года, где фигурируют друзья-вологжане: «Вологодские письма, на которые я не успел ответить, для меня по-особому важны. Особенно потому, что в Вологде побывала ты таким удивительным образом. Я думал, город давно забыт, и встречи со старыми знакомыми – вологодскими энтузиастами, проживающими на Беговой улице, никаких эмоций – ни подспудных, ни открытых – у меня не вызывали». И все-таки эмоции были, Шаламова взволновали воспоминания о детстве, иначе как объяснить, что он рассказал Ирине Сиротинской о Лидии Васильевне именно как о своем юношеском увлечении. Известно это из рассказа самой Лидии Перовой – она в беседе с Владимиром Воропановым упомянула один случай. Однажды в квартиру на Беговой резко позвонили. Лидия Васильевна открыла дверь и увидела незнакомую женщину. Та с ходу, даже не сказав, кто она такая и по какому поводу пришла, спросила: «Вас зовут Перова Лидия Васильевна?» – «Да, это я, – подтвердила хозяйка, – а в чем...» Договорить гостья не дала, она то ли снова спросила, то ли констатировала факт: «Так вы и есть та самая Лида Перова, первая любовь Варлама Шаламова?» Опешившая Лидия Васильевна снова не успела ничего ответить, странная гостья сразу же после сказанного повернулась и ушла. Имя ее стало известно позже – это была Ирина Сиротинская. Что привело будущую наследницу творческого архива писателя на Беговую, до сих пор неизвестно, сама Ирина Павловна предпочитает об этом визите молчать.

В 1964 году от магаданских друзей, Бориса Лесняка и Нины Савоевой, Шаламов получил необычный подарок – несколько веток стланика и сразу же решил показать этот, наравне с лиственницей, символ Колымы вологжанам. Наверное, он хотел поразить, удивить творческих людей незнакомым растением, и это ему удалось. И с каким же удовольствием в ответном письме в Магадан Шаламов пишет об этом: «Дорогой Борис, жестокий грипп не дает мне возможности поблагодарить тебя достойным образом за твой отличный подарок. Самое удивительное, что стланик оказался невиданным зверем для москвичей, саратовцев, вологжан. Нюхали, главное, говорили: «Пахнет елкой». А пахнет стланик не елкой, а хвоей в ее родовом значении, где есть сосна, и ель, и можжевельник». А веточка стланика впоследствии послужила «прототипом» ветки лиственницы в шедевре «Воскрешение лиственницы».

Нина ДЬЯКОНИЦЫНА,
Римма РОЖИНА,
научные сотрудники ВОКГ

Слово о Лидии Васильевне Перовой
Послесловие

Все те сведения, которые я сегодня собираю по крупицам, читаю между строк в официальных бумагах и документах, личных письмах, все, о чем я могу только догадываться, я могла узнать от самой Лидии Васильевны. Познакомились мы с ней летом 1980 года на выставке работ Василия Николаевича Сигорского, ее мужа, уже, к сожалению, покойного. Экспозиция размещалась в залах областного краеведческого музея. Посетителей в тот день было немного, нас никто не отвлекал, и мы разговорились. Потом я еще несколько раз приходила на выставку, и, признаюсь, не столько посмотреть замечательную графику Сигорского, сколько побеседовать с вдовой художника, этим добрым, милым и очень приветливым человеком. На закрытии выставки Лидия Васильевна сделала мне шикарный подарок – гуашь В. Сигорского «На берегу Москва-реки», работу, написанную в конце 40-х – начале 50-х годов. На листе размером 37,5 см на 55 см изображены яхты и купающиеся женщины. Рисунок буквально пронизан солнцем, кажется, что с листа излучается свет, так все сочно и ярко изображено.

С того лета мы подружились, и, приезжая в Москву, я постоянно останавливалась только у Лидии Васильевны. Да и не только я, знаю, что очень многие из вологжан гостили у Перовой на Беговой. Она притягивала к себе людей интеллигентным видом, спокойным неспешным разговором, большими добрыми глазами. А с каким интересом смотрела на собеседника, как внимательно слушала! Что говорить, было очень приятно даже просто находиться рядом с ней, а не то что беседовать за чашкой чая. Вечерами, когда я, набегавшись по выставкам и театрам, да еще, что греха таить, по продовольственным магазинам (ну, трудно было в Вологде с продуктами, очень трудно), усталая и довольная, делилась впечатлениями, она радовалась за меня, очень искренне радовалась. Мы пили чай и планировали следующий день. Вот только о себе она говорила почему-то очень мало, все меня расспрашивала. И сегодня я так сожалею, что многого не сумела узнать, о многом не расспросила, в том числе о знаменитом нашем земляке Варламе Шаламове. Но я о нем тогда толком ничего не знала. Смерть Лидии Васильевны меня, как и очень и очень многих, удручила. Мне глубоко жаль эту очень добросердечную, глубоко порядочную и милую женщину, так много сделавшую для того, чтобы в российской культуре осталось имя талантливого художника-графика Василия Сигорского. Она была музой, вдохновительницей мастера, его честным и надежным помощником, преданной и любящей женой, то есть всем тем, без чего неординарная творческая личность не может полноценно жить и работать. Светлая Вам память, Лидия Васильевна.