Скоробогачева Е.А. В.В. Верещагин. Мир. Семья. Война: Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 161 годовщине со дня рождения В.В. Верещагина и 125-летию окончания русско-турецкой кампании 1877-1878 годов. – Череповец, 2004.

РУССКИЙ СЕВЕР В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ

В.В. ВЕРЕЩАГИНА

В каком бы жанре ни работал художник-реалист, правдивая передача натуры обогащается частицей его внутреннего мира и только тогда обретает жизнь в картине. Василий Васильевич Верещагин в природе и людях искал воплощения своих дум, и когда находил нужные образы, возникало произведение – размышление о прошлом и будущем, о хаосе и покое, тьме и свете, нелепом и вечном в жизни. Он – автор щемящего, пронизанного болью полотна «Апофеоз войны» и лиричных северных пейзажей. Говоря о нем и восхищаясь характером русского человека, А. Менцель произнес: «Der kann alles!» – «Этот все может!» Василий Верещагин известен прежде всего как баталист, как создатель «Туркестанской серии», картин об Отечественной войне 1812 года, русско-турецкой войне. Он сам участвовал в войнах и погиб на войне, но за бурей сражений всегда помнил о светлом образе родной земли.

Книга И. Лазаревского названа «Художник войны – Василий Васильевич Верещагин», но есть и Верещагин – художник мира. Его искусство способно передать накал неукротимой битвы и околдованную тишину окраинных земель, овеянных холодными ветрами. Его военные картины призывают к победе над жестокостью и распрями, а северные работы провозглашают эту победу.

Северный край привлекал не одно поколение русских художников. Первые натурные пейзажи создавались там уже в XVIII веке, в начале следующего столетия к его образам обратился Л.Ф. Лагорио. Понимание Севера как сокровищницы исконной Руси с наибольшей силой было выражено в 1880 – 90 годы, когда в русской живописи вместо строгих рамок академизма и прагматизма позднего передвижничества утвердилось свободное художественное творчество, обращенное к национальным истокам. На рубеже XIX – XX веков северная земля и творения ее мастеров вдохновляли многих: В. Васнецова, Билибина, Коровина, Борисова, Нестерова, Рериха, Остроухова, создававших образы, в символическом звучании которых отражалась суть древней земли. Национальные корни художники искали именно на Севере, и не потому, что он просвещеннее юга или его искусство более совершенно, но он всегда был самобытнее средней и южной России. Замкнутость жизни на Севере не исключала заимствований: мотивы чуждых культур органично вливались в русло северного искусства, становились русскими в основе своей, подтверждая уникальную способность наших творцов, и не только северян, к перевоплощению. Каждый из художников по-своему понял жизнь и облик далекой стороны, а ее образы стали для них языком, выразившим содержание искусства. На этом языке, удивительно богатом и звучном, мастера говорили об историческом пути России, о религиозных и философских взглядах, о неповторимости родной земли и своем преклонении перед ней. Художники воспевали национальные корни: древние предания, искусство и быт северян, выражавшие исконно русские понятия о мире – Божьем творении, о Добре и Зле.

Север, его могучая былинная природа стали духовным истоком и искусства Верещагина. Он – северянин, как и братья Васнецовы, А. Борисов, Н. Рерих, А. Рылов. Северянин – не только потому, что родился здесь, но пронес образ родного края через всю жизнь. Путеводная северная нить в его творчестве не столь заметна: он не создавал былинно-сказочных образов Древней Руси, не возрождал древние орнаменты в заставках книг или деревянную архитектуру в театральных декорациях. Но те немногие северные этюды, наброски, портреты, что сохранились ныне, свидетельствуют об осмыслении художником Севера как сокровищницы Руси: нашей веры, национального искусства, всего уклада жизни.

Его детство прошло среди торжественных лесов и задумчивых рек, недалеко от Череповца, где он родился. Отец будущего художника, происходящий из русского дворянского рода, владел многими деревнями в Новгородской и Вологодской губерниях. В собственную усадьбу в деревне Пертовка на Шексне родители переехали, когда Василию было три года. Замкнутую жизнь мальчика скрашивали рассказы няни да лесные прогулки со сбором грибов и ловлей рыбы, которые были скорее не развлечением, а способом знакомства с миром, постижения Божьей гармонии. Шексна протекала у самого дома, и, возможно, именно говорливо-неугомонная река давала юному северянину первые уроки жизни. Он вспоминал о рыбной ловле: «Поставишь вершу, обложишь ее хорошо дерном, так чтобы преграда была полная...» [1. Булгаков Ф.И. «В.В. Верещагин и его произведения». – СПб.: Типография Суворина А.С., 1896. С.17.] Но вот картина безмятежных просторов сменялась иной – по Шексне шли бурлаки, привлекая внимания ребенка «своим разношерстным видом». [2. Булгаков Ф.И. «В.В. Верещагин и его произведения». – СПб.: Типография Суворина А.С., 1896. С.17.] Пройдет всего несколько лет, и Василий Верещагин станет мечтать о пути художника, а на одном из первых рисунков изобразит тройку, мчащуюся по зимней дороге, точь-в-точь как на платке няни.

Первые рисунки вызвали интерес семьи, но позднее «безумным намерением» [3. Тихомиров А.Н. «В.В. Верещагин. Жизнь и творчество». – М.–Л.: «Искусство», 1942. С.10.] назвали родители стремление сына стать художником. Несмотря на непонимание и протесты семьи, он продолжал рисовать, работал с натуры, интересовался людьми искусства. Его безграничное восхищение своими произведениями вызывал местный художник Подшивалов. Автор запрестольного образа Воскресение для деревенской церкви казался ему нереальным существом. «Если бы кто-нибудь, – писал Верещагин, – захотел меня уверить, что он живет, ест и пьет как все мы <...> то я бы ни за что этому не поверил». [4. Тихомиров А.Н. «ВВ. Верещагин. Жизнь и творчество». – М-Л.: «Искусство», 1942. С.7.]

Вопреки своим стремлениям по решению отца одиннадцатилетний Василий Верещагин становится воспитанником Александровского кадетского корпуса в Царском Селе. Рисование здесь числилось среди обязательных предметов, и не опираясь на авторитет учителя, он работал, как и ранее, в силу внутренней потребности в творчестве, учась у натуры, черпая образы и идейный смысл у жизни. Узкая тропинка к Искусству, по которой пробирался он на родных землях, переросла в жизненный путь будущего мастера. Ему предстояла карьера блестящего морского офицера, но Верещагин говорил тогда: «Ничего так не желаю, как сделаться художником». [5. Тихомиров А.Н. «ВВ. Верещагин. Жизнь и творчество». – М.-Л.: «Искусство», 1942. С.10.]

Север издавна выковывал людей сильного и независимого склада. Именно таким был Василий Верещагин. С юношеских лет он отличался твердостью характера, самостоятельно принимал решения и добивался успеха. Одним из характерных для него поступков был отказ от карьеры морского офицера после окончания Морского кадетского корпуса и поступление в Академию художеств, несмотря на несогласие семьи. Отец отказал ему в материальной поддержке. Но не боясь лишений, он смог выполнить задуманное, и всегда придерживался одного правила: все решать самому. Непокорностью нрава и требовательностью к себе отличался студент Императорской Академии Верещагин. Советы учителей, Маркова и Бейдемана, далеко не всегда совпадали с его собственным мнением, поскольку Василий Васильевич искал в искусстве не высокомерной красоты академизма, а правды жизни, к чему стремился еще в первых полудетских северных набросках. Его картон к картине «Избиение женихов Пенелопы возвратившимся Улиссом» был высоко оценен в Академии, но автор ответил на похвалу тем, что разорвал его, назвав «чепухой». [6. Тихомиров А.Н. «ВВ. Верещагин. Жизнь и творчество». – М.-Л.: «Искусство», 1942. С.12].

Зато наброски, среди которых, возможно, были и северные, он бережно хранил, сожалел об их частичной утрате. Так, отвечая на просьбу Верещагина, А.К. Гейне писал ему: «Я перерыл весь свой стол и комоды, отыскивая Ваши, глубокоуважаемый Василий Васильевич, рисованные тетради, но не отыскал ни одной. Я уверен, что Вы у меня их не оставляли...» [7. Письмо А.К. Гейнса к В.В. Верещагину от 3 января 1872 года. ОР ГТГ, №17/672. С.1.]

Ряд его ранних работ с натуры, возможно, выполненных на Севере, упоминается в книге Ф.И. Булгакова: «Портреты двух братьев» (1859г.), «Портрет няни Аннушки» (1860 г.), две зарисовки «В деревне» (1860 г.), «Портрет деревенских ребят» (1860 г.). [8. Булгаков Ф.И. «В.В. Верещагин и его произведения». СПб.: Типография Суворина А.С., 1896.]

Верещагин возвратился к образам родной земли уже зрелым и известным мастером. Наступила весна 1866 года. Позади остались путешествия в знойный Туркестан и в величественный край Кавказа. Он видел войну и ее боль, сам сражался, потрясая окружающих неукротимой отвагой и объясняя ее тем, что не чувствует страха во время опасности. С выжженного солнцем юга художник отправился в задумчивые северные земли, будто подернутые жемчужной дымкой. Несколько месяцев он провел на берегу родной Шексны в имении родителей Любец. [9. Ранее это имение принадлежало дяде художника Алексею Васильевичу Верещагину, который жил здесь.] Писал мало. Этюды и зарисовки для картины «Бурлаки», сделанные с натуры, не переросли в законченное произведение. [10. Этюды находятся в собрании ГТГ, ГРМ, Киевского музея русского искусства, Музея изобразительных искусств Туркмении.] И главным результатом поездки, возможно, было осмысление своего творчества, подведение итогов. На родной земле, вернувшись к истокам, художник будто остановился посередине пути, чтобы оглянуться на пройденное, наметить предстоящее.

Вновь и вновь Верещагин возвращался к северным образам. На окраинных просторах Руси он писал пейзажи: «Северная Двина», «Вологда», создал портреты старушки-вологжанки, мастерового. В жанре портрета художник работал нечасто. Многочисленные зарисовки типов различных народностей, привозимые им из путешествий, правильнее причислить к этнографическим, а не к портретным работам. Стасову он говорил: «Писать портрет, даже и Ваш, не буду: это и неинтересно для меня, и мучительно...» [11. Письмо В.В. Верещагина к В.В. Стасову от 23 июня (5 июля) 1876 года, из книги «Мастера искусства об искусстве». – М.: «Искусство», 1969. С.486.] И тем более показательно обращение к портретам северян – ликам самой Руси.

Через передачу правды повседневной жизни он отражал свое миропонимание, поэтику северной жизни. Север не мог «не учить» В. Верещагина, столь чутко постигающего суть окружающего мира, как «учил» он В. Васнецова, определяя содержание и образную наполненность его созданий; К. Коровина, меняя живописную манеру, тональность и настроение произведений; В. Серова, который, как и Верещагин, немного писал на Севере, но много размышлял об искусстве, что определяло строй его будущих картин. Подобно ведущим мастерам национального искусства Верещагин стремился показать подлинную Русь. Ее образ был не менее важен для него, чем картины далеких стран, и недаром цикл произведений о войне 1812 года занял заметное место в его творчестве. Северные работы отличались психологизмом и живостью манеры, чего нередко не хватало его батальным картинам. О жизни Севера говорят и очерки художника: «Из рассказов крестьянина-охотника», «Иллюстрированные автобиографии нескольких незамечательных русских людей», «По Северной Двине. По деревням, церквам», которые сопровождены его графическими картинами. Василий Васильевич говорил о себе: «Много видел и слышал, и имею сказать много». Основным героем его картин стал человек на войне, что отчасти верно и в отношении работ, посвященных Северу, где шла борьба за исконную Русь.

Объехав едва ли не весь мир, художник снова вернулся на родную сторону. Летом 1894 года, после второго путешествия в Индию, Верещагин совершил поездку на баркасе по Северной Двине. Подобно В. Васнецову, И. Грабарю и И. Билибину изучал древнюю архитектуру. С натуры написал столь убедительный, живой по манере «Портрет зырянина» (ГРМ), где при использовании сдержанной серо-коричневой гаммы остро передан психологизм и этнографические особенности, а также исполнил «Этюд колонны в церкви в Пучуге» (ГТГ) и «Внутренний вид деревянной церкви в Пучуге» (ГРМ), точно отражающие характер северного зодчества. Во время поездки с неменьшим интересом Василий Васильевич изучал и записывал древние сказания и напевы, а также местные выражения, которые нашли отражение в его литературных работах. Как сокровища национального искусства, привез он произведения северян, сопровождая их своими записями и набросками. Они были показаны в Петербурге на выставке, организованной Обществом поощрения художеств. В строгой северной столице воцарилась яркая красота народного искусства: иконы, резные и чеканные произведения, ткани, деревянная скульптура, многоцветные слюдяные наборы. Один этот факт говорит о том, насколько Верещагин ценил свои корни, искусство Русского Севера и видел в нем противоядие миру войны. Лазаревский вспоминал, что на выставку «неизменно каждый день... заходи л художник, давал различные указания и корректировал развеску». [12. Лазаревский И. «Художник войны – Василий Васильевич Верещагин» в книге Тихомирова А.Н. «В.В. Верещагин. Жизнь и творчество». – М.-Л.: «Искусство», 1942. С.87.]

Его разрозненные северные произведения нельзя считать центральными ни по идейной, ни по художественной значимости. Но они позволяют более глубоко судить о Верещагине-человеке и Верещагине-художнике, для которого образ России, возникший еще в ранние годы на Севере, был столь важен. В монографиях о Василии Верещагине значению северного края для него незаслуженно почти не уделяется внимания. Как неброский оттенок влияет порой на весь колористический строй произведения, так северные работы изменяют картину его творчества. «...В картинах моих нет лжи и фальши... Вместе они скажут, может быть, еще более и яснее, потому что направление мысли многих сходно» [13. «Мастера искусства об искусстве». – М.: «Искусство», 1969. Т.6. С.486.] – так говорил художник, истоком творчества которого был Север, а итогом – правда о России, в которой соединялись боль и надежда, смятение и спокойствие, гибель и торжество. Северные образы в его жизни, неотделимой от творчества, стали незримо присутствующим стержнем, который во многом определил цель художника: показать войну и жестокость во имя торжества мира и человечности.

Е.А. Скоробогачева

назад