Кравченко Н.И. Последние дни и смерть В. В.Верещагина : воспоминания Н.И. Кравченко. – СПб. : Тип. Э. Манасевича, [б.г.] (1904). – 14 с. – (Фонд имени В.В. Верещагина).

К Пасхе я из Мукдена собрался в Артур. Ехал довольно долго, что-то около сорока часов, и когда приехал туда, то уже там оказался поезд великого князя Бориса Владимировича, который, уезжая, я видел еще в Мукдене. Нас, очевидно, перегнали ночью. Василий Васильевич в этом поезде приехал из России, и в нем же жил, когда поезд стоял в Мукдене.

В Артуре мне сказали, что «приехал Верещагин». Потом, говорят, он часто бывал у адмирала Макарова на «Петропавловске» как старый хороший знакомый, как боевой товарищ.

В последний раз я видел Василия Васильевича 30 марта. Сидя в ресторане «Саратов», я завтракал и через стекла глядел на улицу, где стояли два извозчика и пять-шесть несчастных рикш, сидевших на корточках и терпеливо ожидавших выхода кого-нибудь; за ними высились целые горы каменного угля. Был хороший, теплый, почти летний день. Почти все ходили без пальто, некоторые даже в легких фетровых шляпах.

Штатские, офицеры, чиновники при шашках, какие-то неизвестные лица с иностранными физиономиями, все глядели в окна и не пропускали ни одной женщины без своих замечаний, характеристик или сообщения кратких справок об их прошлом. На счастье проходящих, окна были закрыты и несдержанные речи критиков к ним не долетали.

– Господа, Верещагин идет! – крикнул кто-то.

И почти моментально все глаза устремились на стройную, легкую фигуру В. В., в синей пиджачной паре, быстрыми шагами проходившую мимо. Его красивая белая борода под лучами горячего солнца отливала серебром. На голове была барашковая шапка.

Он прошел прямо к почтовому ящику; видно было, как он опустил туда большой пакет, заглянул в отверстие и потом таким же мерным, спокойным шагом пошел назад к станции.

Гибель «Петропавловска»

31 марта 1904 года, утро. Наши суда, имея впереди себя флагманское судно адмирала Макарова «Петропавловск», медленно подвигались к рейду и начали делать поворот, чтобы остановиться на месте своей обычной стоянки на внешнем рейде.

«Миноносцам войти в гавань» – прочел кто-то адмиральский сигнал, и утлые быстрые лодки одна за другой начали проскакивать в порт. Все смотрели вдаль на неприятеля и ждали выстрелов, но ничего не было. Они смирно стояли на своих местах и чего-то ожидали. Так прошла, может быть минута, две.

Вдруг прозвучал глухой, мягкий выстрел... Тотчас же, почти непосредственно за ним другой.

Что это? Залп? Около носа «Петропавловска» взвился столб белого дыма, а за ним ближе к середине судна клуб оранжево-бурого. Все невольно замерли.

– Начинается, – сказал кто-то.

Но нет, что-то не то, не то! Случилось, очевидно, нечто ужасное, непонятное. В бинокль было видно падение каких-то предметов на корабль, а на передней марсовой мачте сломался и падал флагшток.

Боже, он тонет! Да, тонет. Нос его начал быстро опускаться, и сам броненосец крениться на правый бок. Бурый дым повалил гуще, кое-где показались языки пламени. Корма приподнялась, из воды показался левый винт, который все еще продолжал вертеться. Густой дым покрыл все, и только виднелась сильно накренившаяся корма, по которой двигались какие-то точки. Когда крен дошел до 40-450, эти же точки, люди, показались на поверхности борта и свалились в воду. Огонь показался на корме, его языки облизывали борт; винт сделал несколько последних слабых поворотов, и все скрылось под водой...

Эскадра точно замерла. Ни малейшего звука, ни малейшего движения. Никто не верил своим глазам. В две минуты не стало лучшего судна с Макаровым, с его штабом, и не стало не в бою, не под вражескими снарядами, не под дымом своих выстрелов, а от какой-то непонятной неизвестной причины, которую едва ли кто-нибудь может объяснить.

Стоявший недалеко от «Петропавловска», минный крейсер «Гайдамак» спустил шлюпки.

Рассказ сигнальщика Бочкова

«Вышли мы в море. Японская крейсерская эскадра, завидя нас, повернула навстречу своей. Вдогонку дали им шестнадцать выстрелов. Ушли. Мы продолжали преследовать. Потом показались четырнадцать вымпелов, а нас девять; мы повернули назад. У японцев почти все крейсера бронированы, у нас бронирован один «Баян». Пришли мы на рейд. «Петропавловск» впереди. Я стоял на мостике боевой рубки и разбирал сигналы по сигнальной книге. Как дали последний сигнал адмирала «миноносцам войти в гавань», ход замедлили, почти стали. Вдруг корабль вздрогнул, раздался ужасный взрыв; за ним другой, третий, как будто у середины под мостиками. Я бросился к дверям рубки, откуда выходил офицер, вероятно штурман, тогда я выскочил в окно. Корабль наш кренило. На мостик увидел я адмирала, он лежал в крови ничком. Я бросился к нему, хотел поднять. Корабль точно куда-то падал; со всех сторон сыпались обломки, что-то гудело, трещало, валил дым, показался огонь. Я вскочил на поручни, меня смыло, но я успел за что-то ухватиться. Меня потянуло вниз. Помню еще падающие мачты, потом – ничего. Был у нас на корабле старичок, красивый, с белой бородой, все что-то в книжку записывал, стоя на палубе. Вероятно утонул. Добрый был».

Говорил сигнальщик, конечно, о Верещагине.

Н. Кравченко.

назад