Выставка картин и этюдов В.В. Верещагина // Русская мысль. – 1898. – №11.

«Выставка картин и этюдов В.В. Верещагина», открытая 25-го октября в залах Строгановского училища, и количественно, и качественно значительно уступает прежним выставкам этого художника. Всех картин на выставке только 8, да и из них одна – Пожар в Кремле – уже раз была выставлена. Тем не менее, новые результаты художественной работы г. Верещагина не лишены интереса и заслуживают внимания. Как художник, г. Верещагин отличается одною особенностью. Обладая виртуозною техникой и способностью уловить и перенести на полотно не только красоту сюжета, но и то душевное настроение, которое вызвал он в художнике и должен вызвать в зрителе, г. Верещагин не ограничивается случайною передачей своих художественных впечатлений от разнообразных явлений жизни. Он имеет в виду не только развивать своими картинами эстетический вкус публики, но и внедрять зрителю определенные этические чувства и даже определенное понимание целого ряд явлений современной и прошлой действительности. В силу этого его художественные произведения распадаются на несколько поэм в красках, причем к каждому циклу относится целый ряд картин однородного содержания. Так, среднеазиатский цикл заключает в себе более 100 картин; менее многочисленны картины из индийской жизни, из войны за освобождение болгар, из библейской истории; но все картины каждого цикла проникнуты одною идеей, одним настроением. Такое резко выраженное направление г. Верещагина в связи с его выдающимся художественным талантом и широкою известностью за границей создало целую критическую литературу на всех языках о его художественной деятельности, причем нередко он подвергался крайне резким нападкам за тенденциозность, преимущественно в батальных картинах и в обработке библейских сюжетов. Мы не сторонники публицистики в искусстве, но признаем за каждым художником неотъемлемое право иметь и проводить в жизнь путем художественного творчества свои религиозные, этические и исторические воззрения, но лишь под тем условием, чтоб эти идеи не искажали художественной правды и не оскорбляли эстетического чувства. С этой точки зрения военные картины г. Верещагина могут выдержать самую строгую, но беспристрастную критику, так как бедствия войны, хотя бы и неизбежной по своим причинам и справедливой по своим целям, изображены у него с могучим этическим пафосом, – без малейшего нарушения художественной правды. Перенося на полотно ужасы войны, художник сумел схватить и внутреннюю красоту беззаветного исполнения долга наряду с «красою вечной» окружающей природы, и мы считаем большою потерей для русского искусства уничтожение г. Верещагиным его картин «Окружили – преследуют», «Забытый». «Вошли». Другое дело его библейские картины; но мы не считаем удобным говорить о них в нашем журнале, так как они, к сожалению, до сих пор остаются неизвестными русской публике.

За последнее время г. Верещагин избрал предметом своей художественной деятельности грандиозную эпопею 1812 года. Этот сюжет может дать бесконечно разнообразный материал кисти художника. Война 1812 года представляет собою прежде всего редкое в истории выступление на первый план в громких событиях народной массы, ее идеальный подъем под влиянием доступного всем и каждому чувства патриотизма. Изображение этого момента сильно приподнятой исторической жизни народной массы – достойная задача искусства, но она требует колоссального таланта, способного проникнуть в душу толпы, постичь и перенести на полотно ее патриотическое одушевление, выражавшееся подчас в грубых и даже зверских формах. Г. Верещагин в своих прежних картинах – «Партизаны – дай подойти!» и «Партизаны – расстрелять!» едва намекает на эту тему. С другой стороны, поход Наполеона на Россию был первым, но решительным поражением космополитических идей XVIII века и основанного на них плана всемирной монархии при столкновении с национальным чувством и с выросшими на национальной почве нравами и учреждениями. Трезвый и холодный, ненавидевший «идеологию» и презиравший «идеологов», Наполеон обнаружил своим поведением в России более глубокое непонимание народной жизни, чем многие из презираемых им идеалов. Его поход в Россию был роковым «шагом от великого к смешному», причем комизм этого шага заключался в наивном непонимании действительности, а трагизм – в колоссальных бедствиях войны, в десятках тысяч человеческих жизней. Всемирно-исторический смысл столкновения с Россией «галлов и с ними двунадесяти язык» едва ли по своей отвлеченности доступен наглядному художественному истолкованию; но его отражение в живой действительности и в душе Наполеона – превосходный сюжет для гениального художника. Г. Верещагин в прежних картинах не раз касался этой темы. Его картины: «В Успенском соборе», «На этапе» и «Маршал Даву в Чудовом монастыре», иллюстрируют отношение человека XVIII столетия к народной вере; но на нас, по крайней мере, они в свое время не произвели сильного впечатления. Превосходно выписанный новенький иконостас Успенского собора, в котором французы поставили лошадей, а также внутренность какой-то церкви с Наполеоном около царских дверей и Даву в алтаре Чудова монастыря – все это только контрастирует факт, очень красноречивый сам по себе, но не более того, весьма многие мемуары этой эпохи, описывающие аналогичные эпизоды, производят иногда более сильное впечатление. Еще охотнее изображает Верещагин показного героя грандиозной трагикомедии – самого Бонапарта. На настоящей выставке Наполеон фигурирует на первом плане в двух картинах, из которых одна изображает его на Бородинских высотах. Г. Верещагин написал в каталоге длинный комментарий к этой картине и подвергает в нем стратегической критике диспозицию войск, а также приводит показания нескольких очевидцев, из которых следует, что Наполеон был болен в день битвы, и потому не принимал в ней обычного участия. Эти показания, а также рисунок очевидца, помещенный на заглавном листе каталога, должны убедить зрителя, что поза Наполеона, который сидит на стуле, положив одну ногу на барабан, исторически весьма правдоподобна. Очень возможно, что в день Бородинской битвы был такой момент, когда Наполеон сидел па стуле, а около него группировалась свита в блестящих, с иголочки новеньких мундирах; но и самый внимательный зритель, подготовленный к картине не одним только комментарием г. Верещагина, едва ли уловит в ней внутренний смысл великого момента, его сущность. Более сильное впечатление производит вновь выставленная в переработанном виде старая картина г. Верещагина «Пожар в Кремле». Наполеон и здесь на первом плане, и его злобно-задумчивое лицо красноречиво соответствует моменту; весьма характерны также недоумевающие лица некоторых генералов, причем комичная поза одного из них, на которого сейчас упадет горящая головня, нисколько не вредит серьезности общего впечатления.

Три другие картины из цикла 1812 г. иллюстрируют бедствия войны. К одной из них: «Наполеон в сожженной Москве» – г. Верещагин также присоединил комментарий, который заставляет сожалеть, что художник не выбрал для своей картины другого, более характерного момента. На картине представлена обгорелая улица; по ней ранним утром проезжает со свитою сам Наполеон, мелкую фигурку которого с трудом можно различить среди других всадников; на первом плане обгорелый дом и несколько обуглившихся деревьев. Картина не лишена настроения, но не производит сильного впечатления. Другая картина «Зарево Замоскворечья» с очень эффектным колоритов и с выдающимися техническими достоинствами ничем не характеризует исторического момента. Гораздо характернее последняя картина этого цикла «Ночной привал великой армии». Свирепая зимняя вьюга почти совсем занесла длинный ряд представителей великой армии; ни лиц, ни фигур совсем не видно, торчат только ружья, да с трудом можно рассмотреть треугольные шляпы и разное тряпье, которым старались прикрыться замерзающие. Даже огромной пушки, помещенной на первом плане картины, виднеется одно только колесо, и зрителю ясно, что наступающая ночь будет вечной ночью для несчастных, заброшенных историческими силами в снежные равнины чужой и ненужной для них России... Художественная эпопея войны 1812 года далеко еще не кончена г. Верещагиным, и нельзя сказать, чтобы все его картины стояли на высоте этой грандиозной задачи, но выдающийся талант художника и вся совокупность его предшествующей деятельности дают полное основание надеяться, что он в конце концов справится с трудностями задачи в обогатить русское искусство циклом исторических картин, одинаково замечательных как по сюжету, так и по исполнению.

Три больших картины на выставке изображаюсь горные пейзажи чудной красоты. Снега Гималаев воспроизведены с замечательною живостью, и художнику вполне удалось передать суровое величие вечного холода безжизненных вершин; две другие картины, изображающие Казбек и Эльбрус, названы «Спор, стихотворение» Лермонтова, и в каталоге напечатано самое стихотворение. Стихи Лермонтова очень поэтичны, и обе картины г. Верещагина замечательно красивы, но уловить внутреннюю связь между разнородными художественными произведениями чрезвычайно трудно. Правда, эффектное ярко-розовое освещение придает жизни снежным вершинам Кавказа, особенно сравнительно с мертвою красотой Гималаев; но спорить Казбек и Эльбрус г. Верещагина могут только о том, кто из них красивее.

Кроме больших картин, г. Верещагин выставил еще 23 этюда, из которых многие представляют собою вполне законченные произведения. Большая часть этих этюдов изображают Кавказ и Крым, из них нам особенно понравились «Скала под Инкерманом» (два этюда), «Входная дверь в старую церковь на Кавказе»; весьма эффектен, особенно издали, «Набросок Ялты ночью, со стороны Магарача». Очень хороши также этюды Казбека и Эльбруса, повторяющие в небольших размерах картины «Спор». Из этюдов, изображающих северную природу, превосходно передан трескучий мороз на улице какого-то городка.

М.К.

назад